Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2006
Денис Викторович Драгунский (р. 1950) — главный редактор журнала мировой политики «Космополис».
Денис Драгунский
Здравствуй, дерево!
Перспективы зеленой партии
У школьников среднего возраста беззаветная любовь к природе считается признаком специфического направления ума. Недаром слово «ботаник» служит обозначением юноши образованного и интеллигентного, но далекого от животрепещущих проблем реальности (в той мере, в какой эти проблемы ощущаются ровесниками, разумеется). Наиболее же агрессивные и ортодоксальные ботаники, так сказать, ботаники-фундаменталисты, удостаиваются почетного звания «Здравствуй, дерево!».
Впрочем, говорят (Пол Розен говорит), что Фрейд в конце жизни искренне полагал — дружить лучше всего с собаками. Поскольку в собаках нет никакой амбивалентности. Любовь — так любовь. Ненависть — так ненависть. Никаких чисто человеческих штучек типа odietamo (ненавижу и люблю).
Не примите за издевку. Разговор вполне серьезный. Кажется, что экологическая партия — именно как партия с устремленной в будущее программой (а иначе какая же это партия?) — невозможна в силу парадоксальности задачи. Можно стремиться к духовной и телесной чистоте, вступив в аскетическую секту. Но нельзя надеяться на второе поколение аскетов, которые продолжат дело отцов.
Точно так же можно и нужно бороться против отдельного завода, сливающего отходы в реку, что экологи и делают. Но нельзя бороться против промышленности как таковой — чего экологи, разумеется, не делают. Кроме отдельных движений, специализирующихся одни на атомных станциях, другие на ТЭЦ, третьи — на автомобильных выхлопах. За что и навлекают на себя разные нехорошие подозрения. Но мы не об этом. Мы о безупречных борцах с антропогенными воздействиями на природную среду.
Самая распространенная позиция экологического активиста, если его припереть к стенке: «Я — за колхоз, только в другой деревне. Я не ретроград, я не призываю ходить голышом по пляжам Новой Гвинеи, я обеими руками за развитие современной промышленности. Но только не в нашем регионе с его уникальным экоценозом, с его резервуарами пресной воды, реликтовыми рощами, единственными в мире местами гнездовий лимонной мандаринки и нереста зеркального тупозуба». Позиция в самом деле безупречная. Беда лишь в том, что каждый регион по-своему уникален в смысле экоценоза. В каждом нерестится и гнездится своя, не побоюсь этого слова, эндемическая тварь. И все регионы в целом, дерзну предположить, составляют уникальный геоэкоценоз. Бабочек давить не надо. Никаких и никогда. Мы все читали Рэя Бредбери и помним, что из этого получается.
В наиболее жестком случае речь должна идти о «партии безубойного сыроядения», то есть о движении скорее религиозном. Вряд ли у такой партии-секты будет много последователей. Если же их каким-то чудом окажется очень много, то это будет штука посильнее Талибана.
В наиболее мягком случае можно говорить о «партии малых дел». Ручей засорили — очищаем. Завод дымит — в суд подаем. Плотину ставят — добиваемся, чтобы оставили проход для нерестящейся рыбы. Когда мне было лет десять, я видел в школьной хрестоматии стишок: «По земле из края в край ходит мальчик Помогай». Очень добродетельно, но немножко пресно. Впрочем, смотря для кого. Есть люди, по своему душевному складу приспособленные именно для такой работы.
Сама по себе борьба за чистый воздух и здоровую пищу очень привлекательна, но есть в ней что-то двойственное. Такая борьба в масштабе одного человека, семьи или компании друзей — вполне правомерна и вполне может быть эффективной. Как стремление отдельного человека разбогатеть честным капиталистическим путем. Каждый по отдельности может стать богатым. Но именно поэтому все вместе не могут стать даже просто обеспеченными людьми. Точно так же нельзя добиться всеобщей безвредности промышленных отходов, всеобщей натуральности злаков и овощей.
Иногда кажется, что взаимоотношения индустриального человечества с природой — это игра с нулевой суммой. Для того чтобы люди жили дольше и не болели, нужны мощные химические производства, которые загрязняют окружающую среду, отчего люди болеют и живут меньше. Естественно, выздоравливают одни, а заболевают другие — я коснусь этого вопроса чуть позже, говоря про «экологическую диктатуру». Допустим, это действительно так — в масштабе всей планеты. Допустим даже, что растрата невосполнимых ресурсов — это игра просто-таки в убыток. Но все-таки считается — и, наверное, не без оснований, — что игра человека с природой все-таки дает некоторое общее благо. Особенно в том, что касается чистой проточной воды, теплого жилища, транспорта, стабильного питания, а также родовспоможения, эпидемиологии, хирургии и прочих достижений медицины, включая антибиотики. Правда, и для станции водоочистки приходится нарушать экоценоз и губить немереное количество мелких земляных и водяных существ.
Попытка предложить радикальную альтернативу была, в частности, сделана в так называемом «Йоханнесбургском меморандуме» 2002 года[1], документе, подготовленном к всемирному саммиту по устойчивому развитию. Это замечательная книга. Своего рода катехизис левоэкологического романтизма, густо замешенного на марксизме этапа Манифеста 1848 года. Оказывается, главная причина глобальной бедности — недостаток власти, поэтому богатые страны должны поделиться с бедными не только деньгами, но и возможностями принимать глобальные политические решения. Уступить власть, другими словами. Кроме того, в качестве средств борьбы с грядущей эколого-экономической катастрофой предлагается добровольное ограничение потребления, матриархат как устроение семьи и общины, мировое правительство и экономика Солнца (вместо экономики углеводородов). Но самое главное предложение — главенство малых сообществ. Племенные, деревенские, мелкоцеховые и иные ручные и маломасштабные методы производства способны сохранить природу, скромно, но сытно и натурально накормить и одеть человечество. И невдомек авторам этого замечательного проекта, что переход к «экономике Солнца» потребует колоссальных материальных и, главное, интеллектуальных затрат. Но при этом именно высокая цена интеллектуального продукта сильнее всего возмущает радикальных экологистов. Современная «рыночная наука», по их мнению, дискриминирует «общинное знание»: африканская женщина, толкущая просо в деревянной ступе, или азиатский шаман, вызывающий духов, ничем не хуже европейского пищевого магната или врача из современной клиники. Да здравствует равенство в самоограничении! Плюс некое блаженство нищих духом. Ибо их есть царствие устойчивого развития.
Сравнение с марксизмом здесь не случайно. Как мы помним на собственном историческом опыте, призывы ко всеобщему равенству, к самоограничению во имя великой цели закончились роскошной и привольной жизнью номенклатуры посреди страны нищих людей. Победа радикальных экологистов — это победа экономенклатуры со всеми диктаторскими последствиями. Большинство будет разводить толокно родниковой водой и лечиться малиновым вареньем, меньшинство — пользоваться всеми благами современной постиндустриальной цивилизации. Утешая себя тем, что масштабы вредных воздействий на природу сильно сократились. Одна надежда — обжегшись на социальной революции, народ вряд ли клюнет на призыв к революции экологической.
Экологические движения (те самые «малые дела») насущно необходимы. Мощная экологическая партия, слава создателю, невозможна — это, повторяю, было бы опаснее самых радикальных политических проектов.
Но зеленая партия — нужна. Просто необходима.
Не строго экологическая, а именно зеленая. Ищущая и предлагающая наиболее радикальные решения проблем, которые не решаются или замалчиваются в таких парадигмах, как коммунистическая, социал-демократическая, умеренно-либеральная, центристская или правоконсервативная. В деятельности зеленой партии должна, разумеется, присутствовать тема охраны природы от безответственной эксплуатации. Но — в контексте широкого спектра леволиберальных тем. Такой партии у нас сейчас нет, и именно такая партия нам — российскому обществу — очень нужна.
Это должна быть партия, прежде всего защищающая меньшинства. Любые: этнические, религиозные, профессиональные, сексуальные, социальные, гражданские (то есть людей без паспортов и регистраций). Партия, защищающая бродячих точильщиков и поэтов-авангардистов, актеров передвижных театров и вообще всех, кто работает на «фри-лансе».
Это должна быть партия, защищающая женщин от всех форм дискриминации и насилия.
Это должна быть партия, защищающая детей от жестокого обращения со стороны родителей и воспитателей и защищающая родителей от бездумного вмешательства органов государственной опеки.
Партия, выступающая за безусловную отмену смертной казни, за замену, насколько это возможно, лишения свободы принудительными работами или денежным штрафом, высылкой под надзор или домашним арестом.
Партия, выступающая за права инвалидов, реализующая широкую программу интеграции инвалидов в нормальную социальную жизнь. Партия, действенно защищающая права душевнобольных и вообще права пациентов медицинских учреждений.
Партия, выступающая за легализацию проституции, за создание соответствующих профсоюзов и социальных служб. За легализацию легких наркотиков, что является самым действенным средством борьбы с наркоманией. За узаконивание гомосексуальных браков, за права транссексуалов. Против тайны усыновления. Партия, выступающая за право граждан фотографировать на улицах городов все, что им вздумается. Партия, защищающая право бомжей на бродяжничество, право нищих на попрошайничество, право богачей на неконтролируемую благотворительность и право всех граждан на достойную смерть.
Партия, выступающая за право животных, принадлежащих человеку и служащих ему, жить без мучений. За ликвидацию зоопарков и замену их экскурсиями в заповедники.
Собственно, это должна быть партия, защищающая природное разнообразие общества от безответственного вмешательства власти. Современное постиндустриальное общество — это тоже своего рода экосистема, «антропоценоз», там тоже есть свои уникальные угодья, гнездовья и нерестилища, которые нужно охранять не меньше, чем реки и озера.
Зеленой партии, если она сформируется, не раз скажут: «Здравствуй, дерево!» Будут смеяться, плеваться, крутить пальцем у виска. Ничего. Не впервой.