Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2005
Alain Blum (р. 1958) — демограф, историк. Silvia Serrano (р. 1964) — политолог.
Госпожа Каррер д’Анкос, бессменный секретарь Французской Академии, заявила российским СМИ, что события, происшедшие во французских пригородах, стали следствием якобы широко распространенной среди живущих во Франции африканских семей полигамии, а также иммиграции африканцев, попадающих прямо из своих родных деревень во французские города. Французское же телевидение, мол, слишком политкорректно, чтобы об этом говорить («У нас есть законы, которые мог бы придумать Сталин», — заявила она)…
Госпожа Каррер д’Анкос знает историю Российской империи и Советского Союза (она посвятила ей множество книг), но она, очевидно, ничего не знает ни о французских пригородах, ни об истории иммиграции. Стоит ли упоминать, насколько это тревожно, учитывая занимаемую ею должность? Можно предположить, что она никогда не видела в лицо тех, о ком говорит. Ей следовало бы, наверное, говорить только о том, в чем она сведуща, иначе — как сейчас — мы имеем дело с заявлениями, не имеющими ничего общего с действительностью и к тому же окрашенными в расистские тона.
Напомним несколько фактов:
— Беспорядки начались после смерти двух подростков, убитых током в трансформаторной будке, где они, скорее всего, скрывались от полицейской проверки. Ситуацию усугубили необдуманные и провокационные заявления министра внутренних дел, который назвал молодежь «швалью» и «хулиганами» и тем самым оскорбил все население пригородов.
— Подавляющее большинство молодежи, живущей в пригородах, — не иммигранты, а французы. Они родились во Франции и были воспитаны в рамках французской системы образования, в школах, в которых им многократно говорили, что они живут на родине прав человека и являются ее полноценными гражданами. Однако по причине своего происхождения они испытывают разного рода дискриминацию, будь то при трудоустройстве или в повседневной жизни: сколько раз эти молодые люди подвергались проверкам просто из-за своего цвета кожи? Неудивительно, что, устав от этих проверок, они иногда пытаются избежать их. Элен Каррер д’Анкос считает, что их проблемы связаны с трудностями адаптации; но не является ли причиной этих проблем скорее расизм, проявляемый, в том числе, некоторыми государственными чиновниками и высокопоставленными лицами, о чем свидетельствуют и ее высказывания?
— Многоженство во Франции крайне мало развито — по всей стране полигамных семей, быть может, несколько тысяч — и ни в коей мере не может объяснить так называемый распад семейных ценностей.
— Напротив, разочарование молодежи объясняется тем, что она обречена жить в брошенных на произвол судьбы пригородах, в условиях безработицы, отсутствия перспектив и испытывая противоречия между чувством французской идентичности и трудностью добиться признания своих гражданских прав.
— То, что произошло в последние недели, — это мятеж, вписывающийся во французскую традицию выражения недовольства через насилие. В 1789, 1848, 1870 и 1968 годах народ таким образом добивался права участвовать в политической жизни, из которой его ранее исключали. 2005 год следует вписать в эту историю (госпожа Каррер д’Анкос, видимо, забыла, что она историк?). Молодежь из пригородов никогда не имела возможности выступать в СМИ и выражать свою неудовлетворенность, никогда еще о ней столько не говорили — не только обсуждая насилие, но и задаваясь вопросами о происходящем, о том, что означает это социальное движение, и о политических мерах, которые необходимо принять в связи с ним. Речь не об одобрении насильственных действий, жертвами которых чаще всего становились сами жители пригородов. Речь о том, чтобы вписать их в историю социальных движений.
— Это движение может быть интерпретировано как требование признания, как социальное и политическое, а не «общинное» притязание, как призыв к государству выполнять свои функции. Беспорядки последних недель — всего лишь самая заметная часть общего движения протеста, принимающего также и многие другие формы. Не является ли это продолжением французской политической и социальной традиции? Не служит ли это доказательством того, что эти молодые люди — французы, что они вписываются в традиции французского социального движения и требуют, чтобы к ним применялись основные социальные и политические принципы республики? Недавние иммигранты, как правило, не обращаются к государству, они пребывают между миром, к которому они еще не принадлежат, и миром, к которому они уже не принадлежат. Молодежь из пригородов, напротив, уже не мечется: она просто требует решения тех проблем, с которыми сталкивается, — и этого не поняла госпожа Каррер д’Анкос. Будем надеяться, что французский политический класс не окажется столь же слепым, невежественным и полным презрения.
— Французская пресса находится под гнетом политкорректности? Некоторые законы не лучше сталинских? Госпожа Каррер д’Анкосс, несомненно, имеет в виду антирасистское законодательство или уголовное наказание за отрицание Холокоста? Неужели эти законы отменяют свободу слова? Конечно, нет. Здесь повторяется старый припев: за неимением аргументов говорят, что когда пресса соблюдает сдержанный тон и предоставляет слово всем сторонам, не сбиваясь на карикатурность, то она подчиняется диктату политкорректности. Это поверхностный аргумент: выходит, что внимание к деталям, отказ от выражений со зловещими коннотациями — свидетельство самоцензуры! Напротив, следует радоваться тому, в какой мере многие французские СМИ во время этих событий придерживались сбалансированной позиции, пытаясь понять, прежде чем осуждать. Следует ли на это жаловаться? Напротив, здесь мы имеем образец настоящей свободы печати, общественной дискуссии, не сводящейся к нелепым и невежественным заявлениям.
Авторизованный перевод с французского М.Г.