Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2005
Юрий Валерьевич Латов (р. 1965) — доцент Академии народного хозяйства имени Г.В. Плеханова, научный сотрудник Академии управления МВД России.
Юрий Латов
Книги Егора Гайдара и Евгения Ясина
как зеркало российского либерализма
Новая эпоха — старые тревоги: Экономическая политика
Евгений Ясин
М.: Новое издательство, 2004. — 456 с. — 3000 экз.
Новая эпоха — старые тревоги: Политическая экономия
Евгений Ясин
М.: Новое издательство, 2004. — 320 с. — 3000 экз.
Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории
Егор Гайдар
М.: Дело, 2005. — 656 с. — 6000 экз.
Перемена точки зрения на либерализм
Приближается 15-летний юбилей начала либеральных реформ — срок достаточно долгий. Сменилась целая эпоха. Сменились проблемы, люди, идеи. Давно потеряли актуальность жаркие споры о том, как приватизировать государственную собственность, как бороться с гиперинфляцией и бартером. Немыслимы были раньше и публичные протесты в защиту «притесняемого» правительством олигарха.
Ушли из активной политической жизни те, кто начинал либеральные реформы. И Егор Гайдар, и Евгений Ясин вернулись из большой политики в родную экономическую науку. Гайдар, исполнявший некогда обязанности председателя правительства РФ, сейчас — директор Института экономики переходного периода (ИЭПП). Ясин, бывший министр экономики, стал научным руководителем Государственного университета — Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ).
Отстаиваемые Егором Гайдаром и Евгением Ясиным либерально-демократические идеи пережили взлет в начале 1990-х. Затем они резко потеряли популярность — потеряли до такой степени, что при «позднем» Ельцине слова «демократ» и «либерал» стали в повседневных разговорах едва ли не ругательством. В наши дни на либералов перестали смотреть как на спасительных мессий или злокозненных демонов, они стали привычной частью российской политической и экономической культуры.
Самое интересное в том, как изменились сами либеральные идеи.
Уже в конце 1990-х годов стало ясно, что хотя либеральные реформы дают положительные результаты, но ожидания оправдались далеко не в полной мере. Когда в 1980-е начинались жаркие дискуссии о стратегии развития нашей страны, речь шла о сохранении «великой державы». Сейчас, как пишет в одной из своих книг Евгений Ясин, вопрос стоит о том, насколько Россия будет лет через десять отставать от Португалии. Оказывается, в наилучшем случае наш среднедушевой ВВП будет ниже португальского на 15-20%, в худшем же он составит лишь 40-45% от уровня этой «среднеслабой» европейской страны (Е. Ясин. С. 308-316). Этого ли мы хотели 15-20 лет назад?
Разрыв между ожиданиями и реальностью часто ведет к тому, что вместо ответа на вопрос: «Что делать?» — начинают искать: «Кто виноват?» Радикальные реформы проводились либеральными реформаторами под лозунгами либеральных идей, и именно их стали настойчиво звать к покаянию, которое ожидалось, но не последовало.
Может показаться, что наши либералы — твердолобые упрямцы. Однако знакомство с новыми книгами Ясина и Гайдара показывает, что российский либерализм все же меняется. И изменение это заключается в том, что взгляды наших либералов переживают сдвиг от неоклассики к институционализму.
Философия неоклассиков восходит ко временам Адама — Адама Смита, создавшего в конце XVIII века первую целостную экономическую теорию. Именно от него идет представление о том, что лучший путь развития общества — это его саморазвитие. Поскольку люди одинаково рациональны, то, избавленные от вредной внешней опеки, они придут к «естественному» рыночному порядку, основанному на добровольном обмене. Именно эта идеология laissez-faire («предоставьте людям делать свои дела, предоставьте делам идти своим ходом») доминировала в декларациях российских либералов конца 1980-х — начала 1990-х годов.
Воззрения институционалистов со времен Торстейна Веблена основаны на представлениях о серьезных различиях мотивов поведения людей разных исторических эпох и цивилизаций. По их мнению, хозяйственная жизнь управляется теми правилами, которые мы выбираем, сознательно или бессознательно. Ключевое здесь понятие «институты» — это и есть, согласно цитируемому Гайдаром хрестоматийному определению Дугласа Норта, «правила игры в обществе, или, более формально, формы созданных людьми ограничений, которые формируют взаимодействие индивидуумов» (Е. Гайдар. С. 77). Эти правила отнюдь не одинаковы всегда и везде. Самое главное — в спонтанном режиме могут сформироваться правила, далекие от оптимальных.
Наши либералы начинали с призывов отказаться от государственного планирования в пользу рынка, который, подразумевалось, все быстро организует наилучшим образом. Теперь они ратуют за структурные и институциональные реформы, которые, по их же собственному признанию, идут медленно и не обещают быстрых изменений. Оказывается, «естественное» стремление к экономической и политической свободе в России не так уж и естественно. Переиначивая известные ленинские слова, можно говорить о решительной перемене точки зрения на либерализм и на перспективы развития России по пути либерализма.
Россия в контексте институциональной экономической истории
Егор Гайдар начинал писать свою книгу, по его словам, в начале августа 1991 года. Долгий срок написания пошел новой книге как на пользу, так и во вред. С одной стороны, в книгу вошло очень много фактической информации — десятки статистических таблиц и графиков, ссылки на сотни работ зарубежных и российских ученых. С другой стороны, получившийся текст местами напоминает собрание конспектов и выписок, которые при редактировании было жалко сокращать. Попробуем выделить основные концептуальные идеи автора о том, как формировались институты, стимулирующие экономический рост, и что мешает их развитию в нашей стране.
Прежде всего, Гайдар указывает на ту теорию развития общества, в рамках которой он предлагает анализировать место России в мире. Особой оригинальности здесь нет — это модифицированная в институциональном ключе марксистская теория общественных формаций. В «Долгом времени» Гайдар признает, что «представления о фундаментальной роли экономического развития, развития производительных сил в трансформации общественной жизни по существу верны» (с. 124). Аргументацию же ультралибералов типа Карла Поппера и Фридриха фон Хайека, вообще отрицающих законы истории, автор «Долгого времени» трактует как носящую «не научный, а скорее идеологический характер» (с. 69).
Заглавие новой книги Гайдара может несколько дезориентировать искушенного читателя. Ведь «долгое время» — это одно из ключевых понятий концепции Фернана Броделя, который обозначал этим термином социальное время, в ходе которого меняются географические и материальные структуры. Однако книга Гайдара написана, если пользоваться марксистской терминологией, об изменении не столько «производительных сил», сколько «производственных отношений». Пожалуй, замысел книги более точно передавался бы названием вроде «Институциональная теория экономических систем».
Таким образом, в истолковании закономерностей развития общества Гайдар предстает скорее последователем Маркса, чем его противником. Другое дело, что Гайдар апеллирует не к догматизированной, а к неортодоксальной версии теории формаций — той, где наряду с линейным прогрессом (когда формации выстраиваются «в затылок» друг другу) допускается и параллельное развитие экономических систем.
Общая схема развития общества выглядит в изложении Егора Гайдара следующим образом. После неолитической революции развитие идет по двум магистральным путям: один — это «традиционное аграрное общество» (которое сам Маркс часто называл «азиатским способом производства»), другой — «античная цивилизация». Если в традиционном аграрном обществе доминировало централизованное перераспределение, то в античном обществе глубоко развиваются торговые отношения. Эпоха западноевропейского феодализма стала временем почти полного вытеснения свободной торговли централизованным перераспределением. Почти, но не полного. Основные институты античности (торговля, косвенное налогообложение, демократические сообщества налогоплательщиков, высокая грамотность), по мнению Егора Гайдара, сохранились в средневековых торговых городах, и именно от них пошел капитализм Нового времени.
Что касается нашей страны, то до начала XIII века Россия шла в общем потоке западноевропейского развития. Однако православное христианство и, особенно, монгольское завоевание привели к расхождению траекторий. Россия «к XV-XVI векам превращается в традиционное централизованное аграрное государство со всеми характерными для него чертами — всевластием правителя, бесправием подданных, отсутствием институтов народного представительства, слабостью гарантий частной собственности, отсутствием независимых городов и местного самоуправления» (с. 270). В XVIII-XIX века российская элита попыталась вернуться на «западный путь», но коммунистический режим привел к усугублению привычек «традиционного аграрного общества». Лишь в 1992 году удалось снова взять курс на развитие институтов рынка и демократии. В результате «сегодня Россия […] является страной рыночной экономики» (с. 413), хотя и не самой передовой.
Следует пожалеть, что некоторые ключевые концептуальные положения у Егора Гайдара остались не очень ясными. Скажем, автор, уделив основное внимание формированию капитализма, не уточнил, в какой степени современную социально-экономическую систему развитых стран можно считать капиталистической. В результате финальный раздел его книги, «Ключевые проблемы постиндустриального мира», кажется наименее концептуальным. Неясно, как автор трактует этот постиндустриальный мир. Как сервисный, по Дэниелу Беллу? Как информационный, по Мануэлю Кастельсу? Или как постэкономический, по Владиславу Иноземцеву? Эта теоретическая неопределенность превращает финальный раздел в набор очерков о некоторых важных проблемах современности (приросте населения, государственной нагрузке на экономику, системах социальной защиты, образования и здравоохранения, комплектовании армии и так далее), которые интересны сами по себе, но не образуют целостной системы.
Новым словом в большой науке книгу Егора Гайдара, конечно, не назовешь. Антитеза «свободное западное общество — восточный деспотизм» звучала и у Милюкова, и у Виттфогеля, и у Пайпса. Можно вспомнить даже строки Александра Блока о «стреле татарской длинной воли», которая сформировала «наш путь».
Книга Гайдара важна как зеркало современного российского либерализма, осознающего (наконец-то!), насколько тяжелый воз ему предстоит тянуть. «Если социализм представляет собой крупнейшую аномалию в современном мировом социально-экономическом процессе, — пишет он, — то можно предположить, что время, необходимое для полноценного возврата на основную траекторию социально-экономического развития, должно быть соизмеримо с продолжительностью аномалии социалистического периода» (с. 379). Не будем спорить, был ли наш социализм аномалией или все же определенной закономерностью догоняющего развития. Лучше попробуем логически продолжить мысль Гайдара и вспомним, что расхождение траекторий развития экономических институтов России и Запада длилось, по его же собственному мнению, не 70 лет, а почти 7 столетий. В таком случае «полноценный возврат», может быть, вообще невозможен?
Россия в контексте современной экономической культурологии и политической экономии
Дилогия Евгения Ясина «Новая эпоха — старые тревоги» написана в заметно ином ключе, чем «Долгое время» Егора Гайдара. Если Гайдар представил читателям целостную книгу, то Ясин — собрание своих работ, написанных после 1998 года по разным поводам и для различных целей. Самое главное, у Ясина более четко обозначена проблема сознательного выбора институтов. Не случайно в самих заглавиях его книг звучат термины «экономическая политика» и «политическая экономия» (которая здесь явно является синонимом publicchoice, то есть речь идет об экономическом анализе развития политических институтов).
Евгений Ясин выделяет два пути модернизации — модернизация снизу и модернизация сверху (Новая эпоха — старые тревоги: экономическая политика. С. 66-69). Сама по себе эта идея совсем не новая: еще в советские времена Натан Эйдельман писал о российских «революциях сверху». Новое в другом — в подчеркивании опасности верхушечной модернизации, когда власть мобилизует граждан и указывает путь, по которому им остается покорно идти (а лучше — с энтузиазмом бежать). «Ситуация сложилась таким образом, — указывает Ясин, — что здесь и сейчас, в России начала XXI века, успешную модернизацию можно осуществить только снизу» (с. 69). Иначе говоря, «модернизацию должен осуществлять бизнес, а не бюрократия» (с. 137).
Однако государство вовсе не должно самоустраняться. Более того, для успеха реформ необходимо его укрепление. Но это должно проявляться не в мелочном контроле, а в конструировании таких институтов, которые позволили бы раскрыться позитивному потенциалу конкурентных отношений. Это — выравнивание условий конкуренции для разных отраслей и предприятий, защита прав собственности, упрощение процедур регистрации и отчетности фирм, стимулирование создания крупных банков и так далее.
Главная проблема современной российской экономики, как указывал Евгений Ясин еще в 2000 году, — это кризис доверия. В подготовленном пять лет назад докладе «Экономическая стратегия на первое десятилетие XXI века» для повышения доверия в российской экономике он предлагал осуществить еще до 2003 года следующие основные мероприятия — сбалансировать бюджет, урегулировать внешний долг, добиться успеха в борьбе с коррупцией. С бюджетом и внешним долгом справиться в основном удалось, с коррупцией — в основном нет. Оказалось, что проблему доверия решить много сложнее.
Дело «ЮКОСа» показало, что теперь предпринимателям приходится бояться не столько внезапных скачков инфляции, сколько «внезапных» скачков чувства «справедливости» у власть имущих. В результате, как пишет Евгений Ясин, укрепляется «российско-византийская традиция распоряжения властью, в которой произвол начальства выше закона» (Новая эпоха — старые тревоги: политическая экономия. С. 21).
Среди докладов Евгения Ясина наибольший интерес вызывает написанный им в 2003 году текст «Модернизация экономики и система ценностей». Именно здесь, пожалуй, либеральный экономист коснулся самых корней проблемы. Впрочем, и в этой области многое было сказано ранее. Вспомним Пушкина — новая власть побеждает, когда она сильна не «польскою подмогой», а «мнением народным». Каково же оно, народное мнение современных россиян?
О традиционных ценностях российской цивилизации Ясин отзывается довольно критично: «…ценности традиционной русской культуры […] непродуктивны применительно к современным условиям. Они отражают отношения и институты архаичного общества с иерархической структурой господства и власти, с аграрно-феодальной экономикой…» (Новая эпоха — старые тревоги: экономическая политика. С. 367). Правда, умонастроения россиян меняются — не столько в связи с «переучиванием» людей старших возрастов, сколько в связи со сменой поколений. Но и изменения ценностей молодых дают лишь умеренные основания для либеральных радостей. С одной стороны, налицо «резкое повышение энергетического потенциала молодых», которые ценят предприимчивость и изобретательность не ниже, чем их сверстники в Западной Европе. С другой стороны, постсоветская молодежь больше ценит иерархию, но меньше — равноправие (с. 378). В результате доверие достигается в неформальных сетях, игнорирующих требования закона.
Поэтому немудрено, что призывы Ясина решать дело Ходорковского строго по закону не находят теплого отклика у большинства россиян. Ведь либеральный экономист сам пишет, что действия ныне опальных бизнесменов осуществлялись «на грани закона», что «эти люди заслуживают морального осуждения», ведь «нравы бизнеса эпохи первоначального накопления были крутыми». Да и вообще «все предприниматели действовали примерно так же» (Новая эпоха — старые тревоги: политическая экономия. С. 20, 21). Но раз «сегодня крупный капитал — это единственная сила, способная на сопротивление» бюрократическому государству (с. 283), то либерал будет защищать несимпатичных ему олигархов. Увы, большинство россиян склонны в конфликте между государственными бюрократами и заслуживающими «морального осуждения» предпринимателями молчаливо поддерживать первых. Привычное зло предпочтительнее непривычного?
Дав более точное, чем Гайдар, определение того, какие именно институты нам сейчас нужны в первую очередь, Ясин сходится с ним в довольно пасмурном взгляде на ближайшие перспективы. На вопрос, «что нужно», он отвечает так: «…нужно время, которого как всегда нет» (Новая эпоха — старые тревоги: экономическая политика. С. 393). «…Нужно, чтобы ценности менялись в нужном направлении». Для либерала, однако, естественно, что «не может быть никаких указов, законов или программ по перестройке системы ценностей» (с. 391). А раз так, то придется долго ждать, пока большинство россиян мало-помалу сами научатся ценить экономическую и политическую свободу.
Этот обзор хочется завершить, вернувшись к вопросу о покаянии либералов. Судя по книге Гайдара, он не чувствует какой-либо вины в негативных событиях последних 15 лет, Ясин же чувствует. Еще в 1999 году он опубликовал статью «Мое покаяние», где перечислил ошибки либералов: не надо было принимать вторую модель приватизации (ту, которая распределяла большинство акций между членами трудового коллектива)[1], не следовало растягивать финансовую стабилизацию, не нужно было часто идти на компромиссы с властью, следовало больше обращаться к народу, не следовало строить пирамиду ГКО (Новая эпоха — старые тревоги: политическая экономия. С. 80). Одним словом, по его мнению, либералы совершали ошибки там и тогда, где и когда отступали от своих же либеральных принципов. Позиция, достойная уважения и понимания, даже если не разделяешь либеральную идеологию.
Но у наших либералов есть еще одно заблуждение, в котором они могут «повиниться», не отрекаясь от своих идеалов.
Либералы России только сейчас осознают, насколько глубоки корни той системы, с которой они сражаются. Сами они по инерции продолжают говорить о «коммунистической ловушке». Однако коммунистическая ли она? Ведь и Гайдар, и Ясин признают, что истоки «российско-византийской» (или «российско-татарской»?) традиции лежат куда глубже ХХ века. Вот в этом-то и заключается их главная «вина» — в претензии на выражение интересов большинства россиян, в то время как либеральные ценности разделяет меньшинство, в изначальном непонимании, что бороться придется с институциональным наследием не десятилетий, а столетий.
Впрочем, не общая ли это «вина» всех революционеров и реформаторов?
[1] О различных моделях перераспределения собственности в конце 1980-х — 1990-х годах см. также: Волков В. По ту сторону судебной системы, или Почему законы работаю не так, как должны // Неприкосновенный запас. 2005. № 4(42). С. 43. — Примеч. ред.