Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2005
Асмик Эдуардовна Новикова (р. 1976) — социолог, эксперт Центра «Демос».
«Кто такой человек в погонах? Это человек, который воспитан и будет убивать для исполнения служебного долга и во исполнение должностных обязанностей. И, тем не менее, это его профессия — защищать интересы государства где бы то ни было»[1].
Задача данной статьи — представить социологические зарисовки некоторых социальных типов рядовых сотрудников современной милиции. Информационной базой для этой работы послужил массив экспертных и глубинных интервью (63 интервью), проведенных в рамках исследовательского проекта «Произвол правоохранительных органов: практики и причины», осуществляемого Центром «Демос» при административной поддержке Московской Хельсинкской группы[2].
Корректная реконструкция социальных типов рядовых милиционеров возможна и допустима только при тщательном изучении параметров профессиональной среды, в которой эти социальные типы формируются, а также учитывая оценки общества повседневной работы правоохранительных органов. Мотивация к работе в милиции также дает материалы для интерпретации социальных портретов рядовых сотрудников милиции.
Стремясь избежать возможного заочного спора о репрезентативности выводов, следует отметить, что качественные методы социологии имеют отличные от количественных разрешительные возможности для построения выводов, которые в конечном итоге не могут претендовать на исчерпывающий характер. Последнее совершенно не означает обязательной погрешности в выводах, а указывает лишь на ту часть социальной реальности, которую удалось реконструировать с помощью исследования. Как правило, основой для опровержения таких выводов может стать лишь материал, доказывающий обратное.
Без преувеличения можно сказать, что эта статья едва ли стала бы возможной без добросовестной работы региональных партнеров проекта «Произвол правоохранительных органов: практики и причины». Проект осуществляется в 10 регионах страны, в каждом из которых региональными экспертами были проведены серии экспертных и глубинных интервью с сотрудниками правоохранительных органов[3]. Массив этих интервью стал информационной базой статьи.
Декларированная задача статьи требует от исследователя концентрации на значимых для прорисовки социальных портретов характеристиках, и это заставляет пренебрегать множеством интересных деталей с той лишь целью, чтобы социальный рисунок получился четким и внятным. Подчеркну, что речь идет именно о социальном рисунке, а не портрете «с натуры». Поэтому получившаяся типология — не описание конкретных персоналий, а реконструкция репрезентативных типов.
***
Начать нужно с описания профессиональной среды. Если попытаться выбрать наиболее подходящие и емкие слова, которые бы вмещали в себя все разнообразие профессиональной жизни в милиции, то придется остановиться на «бедности», «несамостоятельности», «маргинальности».
Действительно, первое, что становится неоспоримо ясным, когда исследователь начинает заниматься изучением современной милиции, — это дефицит всех ресурсов, которые необходимы отделам милиции для эффективной работы. Причем именно тем районным отделам, которые непосредственно работают на обеспечение приоритетов, сформулированных в вышестоящих инстанциях. Казалось бы, служба, на которую возложены первостепенные для любого государства задачи, может рассчитывать на вполне конкретный базовый минимум. «Но как задача борьбы с преступностью может реализоваться, если не хватает одного, другого, третьего. Мы, бывает, внаглую подъезжаем к заправке и просим заправить патрульную машину. Мы же это делаем не для себя… Бывает, начальство договорится с хозяином насчет бензина»[4].
Дело доходит до того, что иногда начальники отделов вынуждены «выцыганивать стол у местной школы и на собственные средства приобретать подержанный компьютер»[5]. Получается, что вместо того, чтобы сконцентрировать все усилия на прямых обязанностях, начальники отделов, а следом за ними и рядовые сотрудники озабочены обеспечением необходимой им техникой. В итоге складывается ситуация, когда бороться с преступностью приходится подручными средствами, а порой и с привлечением личных средств сотрудников правоохранительной системы.
Хозяйственная деятельность начальников районных отделов и вложения личных средств рядовых не могут и не должны компенсировать отсутствие полноценного обеспечения со стороны государства. Но пока еще только крупные региональные и территориальные управления могут рассчитывать на стабильную материально-техническую базу своей работы, а основная масса районных отделов изыскивает различные неформальные способы, вплоть до тех, которые граничат с унизительными. «Начальник на сегодня человек не независимый. Я — начальник милиции, который по роду своей деятельности вынужден общаться с руководителями различных предприятий. Кто-то из них — нормальные руководители, а кто-то — нет, а я вынужден со всеми ними общаться. С тем же Жилкомхозом, которому должен 60 тысяч. Я хожу, прошу с протянутой рукой, а мне кругом говорят, что я с мафиози поддерживаю отношения. А как мне жить? Тогда вы меня нормально профинансируйте, чтобы я ничего не просил. С одной стороны, я поставлен в рамки, что отдел должен функционировать нормально, с другой — я ничего не получаю и вынужден идти на контакт»[6].
Если начальники отделов заняты поиском спонсоров, то рядовым сотрудникам нередко приходится рассчитывать только на себя. Например, у рядовых уже обычной практикой стало скидываться на покупку мебели или техники. «Компьютера у нас не было, вот только купили, скинулись в отделе. От руководства ждать бесполезно»[7], «Вот, сегодня скинулись в отделе. Купим мебель»[8].
Возникает вопрос: могут ли обеспеченные таким образом отделы эффективно выполнять свои обязанности, например, по противодействию и профилактике преступности. Скорее всего, ответ будет отрицательный. Но у самих правоохранителей существуют разные мнения на этот счет, и некоторые сотрудники считают по-другому, не видя в дефиците ресурсов и материальной базы препятствия для своей работы. С их точки зрения, даже в такой ситуации, когда ежедневно приходится решать попросту бытовые вопросы, можно работать эффективно. Но при одном условии — зарплата должна компенсировать риски и нагрузки на работе.
Это условие сейчас не выполняется. Более того, денежная ситуация многих правоохранителей ухудшилась, так как обещанные компенсации отмененных льгот (ФЗ-122) восполнены только на бумаге, а в реальности увеличения заработной платы не произошло. Она остается небольшой, не учитывает интенсивности труда и опасного характера работы.
При минимальном наборе необходимых средств, скудном обеспечении рядовой сотрудник должен каждодневно выполнять свои обязанности, получая за это унизительно маленькую зарплату. Обязанности рядового превращаются для него в сверхзадачи, решение которых становится неотъемлемой частью повседневности. «Люди, на которых возложена задача по противодействию преступности, работают на пределе своих возможностей»[9].
Человеку свойственно сопротивляться давлению ситуации, в особенности если такое давление является постоянной величиной. И если невозможно в одночасье изменить систему, то нужно найти способы адаптации к ней. Такой способ найден и сводится к работе на показатели и отчетность в ущерб реальному противодействию преступности.
Отчетность устанавливается руководством и является центральным событием в жизни правоохранительной системы. Период сдачи отчетности на практике превращается в системообразующее событие, вокруг которого интенсифицируются все процессы. В одном из интервью сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями не без самоиронии рассказывал, что он уже который месяц пытается расследовать серьезное экономическое преступление, но всякий раз к моменту приближения отчетного периода он вынужден отвлекаться на какое-нибудь другое дело, которое позволит наверняка поставить себе зачет и обезопасит от нареканий со стороны руководства.
В частности, наиболее удобным и гарантированным способом полноценно отчитаться по экономическим преступлениям становится «отлов» водителей общественного транспорта, которые не выдают билетов пассажирам за оплаченный проезд. Каждый такой несознательный водитель обеспечивает нужную цифирь, за которой уже не виден ни реальный вклад сотрудника в дело правоохраны, ни значение выявленного преступления[10]. «Представляемая отчетность такова, что имеет мало что общего с реальной рабочей ситуацией. И все знают, что она должна быть такой, в противном случае не будет премии и так далее»[11].
На практике получается, что действующая система отчетности девальвирует работу правоохранительных органов и делает профессионализм фикцией. «Наиболее ценен тот сотрудник, который обеспечивает показатели», — таков запрос системы. Такой сотрудник может рассчитывать на постоянные прибавки к зарплате, лояльность руководства к нечистоплотности и нарушениям требований нормативных актов и так далее. Своевременно обеспечивая отчетность, сотрудник получает индульгенцию на произвол и покровительство руководства.
Профессионализм, неразрывно связанный с самостоятельностью, становится маргинальным качеством. Не всякий сотрудник системы готов мириться с таким положением, многие уходят, разумно предпочитая более размеренный график, лучшую зарплату, профессиональную самостоятельность и другой социальный статус. Поэтому подвижный штатный состав отделения — условие, при котором на протяжении последних 15 лет существуют правоохранительные органы. «Прежде всего, коллектив постоянно меняется. Работа здесь сложная, психологические нагрузки высокие. Устоявшегося коллектива сейчас нет. Состав меняется практически каждые два года»[12].
Сначала ушли профессионалы, протестовавшие против деградации системы. С уходом прежних сотрудников работников, обладающих профессиональной мотивацией, становилось все меньше, им и неоткуда взяться. Мотивация и заинтересованность в работе становятся устойчивее, если профессионализм является основным компонентом социализации внутри системы, как на стадии обучения, так и на стадии работы в отделении.
Но основная задача институциализированного обучения — воспитание дисциплинированного сотрудника, который в течение трех месяцев или полугода должен освоить фактически армейскую дисциплину. Правовые знания если и преподаются в нужном объеме, то не проверяются, и их наличие зачастую не является приоритетным при аттестации потенциальных сотрудников. Более того, обучение пока еще остается формальным. «Могу оценить систему обучения на “троечку”. Я работала в учебном центре, в рамках которого осуществлялась подготовка милиционеров рядового состава. Так вот, между человеком с улицы и милиционером, то есть лицом, облеченным властью, призванным стоять на защите наших с вами прав и интересов, стоит только три месяца обучения, половина этого времени отведена строевой и огневой подготовке. Это нелепость»[13].
В реальности складывается парадоксальная ситуация, когда люди, отвечающие за соблюдение порядка и законности, не могут уверенно назвать себя грамотными в правовом отношении[14]. Правовые знания ограничиваются субъективными представлениями о том, какой уровень этих знаний является достаточным. То есть вопрос о необходимой усвоенной правовой базе — это всегда персональная оценка своих потребностей. «Повышения квалификации? Я каждое дежурство повышаю квалификацию. Вот может, буду поступать в школу милиции… Раньше думал, что не задержусь в органах… Ну, а теперь подумываю поступать в школу милиции. И командир советует, надо, мол, учиться, ты уже три года проработал [выделено автором. — А.Н.], уже знаешь специфику работы и все такое… Все же надо разбираться в законах. Это и для самого себя полезно, правильно?»[15]
Попадая на работу в отдел милиции, рядовой компенсирует отсутствующие знания и навыки через наставничество. Наставничество остается очень живучим институтом (и из-за этого не менее архаичным), способным поддерживать определенный уровень профессионализма. Часто наставничество сводится к передаче проверенных шаблонов, которые доказали свою пригодность в деле обеспечения отчетности.
Наставничество — всегда субъективная схема обучения, воспитания и контроля, что, конечно, не является чем-то исключительно отрицательным и ненужным. Но когда оно не подкрепляется институциализированным знанием, оно не может являться основной формой подготовки рядовых сотрудников, выступающих от лица государства при контактах с гражданами. Тем более, наставничество не может быть единственным институтом социализации рядовых новобранцев. Сейчас ситуация в системе такова, что в ней работают люди, перенимающие индивидуальные навыки.
Квалифицированные выпускники профильных вузов, юристы не спешат трудоустроиться в правоохранительные органы. В основном приход в милицию вызван желанием избежать службы в армии, легкостью поступления в органы или семейной преемственностью. Таких, кто сознательно хотел работать в милиции и целенаправленно готовился к этой службе, — меньшинство. Маргинализация правоохранительной сферы является основной причиной снижения конкурентоспособности правоохранительных органов на рынке труда.
Сейчас у кадровых служб правоохранительных органов остается ничтожно мало возможностей для рекрутмента. «Не шли люди из-за низкой зарплаты. У нас под боком ЛПК[16]. Они могут устроиться туда на низкую категорию и получать большие деньги. Дело доходило до маразма, писали объявление, что в ОВД требуются сотрудники, и если человек не больной, он запросто проходил комиссию. Требуется лишь среднее образование. Под это дело попадали люди, которым далеко не место в милиции. Опять же дело в зарплате. Мы вынуждены заниматься подбором кадров, а не их отбором»[17]. Но эта схема может применяться, в крайнем случае, для большого завода, для механической, рутинной работы, не требующей ни коммуникативных навыков, ни, тем более, правовых.
Неадекватность и поверхностность обучения, девальвация профессионализма, запрос на исполнительность спровоцировали ситуацию, когда вместо хорошо подготовленных работников в органах работают подмастерья, беспрекословно подчиняющиеся руководству. Отсутствие самостоятельности приводит к гражданскому безразличию и подмене задач службы. Вместо работы на общество милиция работает на руководство и, в конечном счете, на государство в лице огромного бюрократического и коррумпированного аппарата. Рядовые становятся заложниками такой системы, и если у них и возникает желание повысить свою квалификацию, то, как правило, это делается с надеждой на повышение по службе и прибавку к зарплате[18].
Сотрудники с заниженной или вовсе отсутствующей мотивацией к работе в правоохранительных органах, по определению, не могут сформировать нового профессионального ядра в органах. Они предпочитают не задерживаться на службе. «А что жилы рвать?»[19]
Современные правоохранительные органы — это негибкая, неповоротливая и неадекватная система правоохранительной службы, основанная на строгом подчинении руководству и зависимости от него. Профессиональная корпоративность возникает в ответ на вызовы окружающей среды, враждебные и угрожающие и без того хрупкой системе. Такая корпоративность в основе своей опирается на негативную солидарность, возникающую в ответ в форме протеста. Другой тип корпоративности, который условно можно обозначить как меркантильный, проявляется в тот момент, когда возникает необходимость добыть достаточное финансирование для деятельности системы и соответственно требуется предъявить властям весомые аргументы для обоснования запрашиваемого бюджета. Говорить о позитивной солидарности не протестного и не меркантильного характера фактически не приходится.
Ярче всего это проявляется в случаях, когда рядовой сотрудник виновен в служебных правонарушениях. Замечу, что существенная часть этих правонарушений происходит не по злому умыслу, а из-за элементарной правовой безграмотности рядового. Если рядовой зарекомендовал себя как ценный сотрудник, то есть у него в порядке отчетность и приказания руководства автоматически выполняются, то система постарается такому сотруднику помочь, но чаще всего рядовому не на что рассчитывать. Правозащищенность рядовых остается на очень низком уровне.
Общество проявляет поразительную адекватность оценок правоохранительной службы. Оценки эти неудовлетворительные, но при этом граждане понимают все сложности, которые постоянно сопровождают работу милиции и приводят к неэффективности правоохраны. Вопреки (а возможно, и благодаря) такой двойственной оценке граждане готовы выдавать ей кредит доверия — для этого достаточно сообщений о, казалось бы, незначительных заслугах милиции.
Рядовые сотрудники воспринимаются как заложники коррумпированного государственного аппарата. Порой граждане склонны сочувственно относиться к рядовым, понимая, что им приходится в отсутствие ресурсов решать сверхзадачи. Но основными типами отношения со стороны общества пока еще остаются терпение и безразличие. Второе перевешивает. Безразличие, так как служба существует как инструмент государства и де-факто не содержит в себе обязательств перед обществом. Всякое взаимодействие с милицией со стороны граждан всегда вынужденное и происходит в ситуации, когда милицию невозможно заменить ничем другим. Получается, что милиция как институт не существует для общества. Скорее милиция рассматривается как репрессивный аппарат, в орбиту которого лучше не попадать.
Если гражданская мифология по отношению к милиции более или менее адекватна, то правоохранительная мифология изобилует негативными стереотипами и основана, за редкими исключениями, на недифференцированном подходе к обществу. Общество воспринимается как монолит. «Да, я глубоко уверен в том, что люди наши, по крайней мере простой обыватель, они не могут понять еще того, что можно делать. Надо учитывать специфику нашей страны. У нас то голод, то террор, людей полстраны загнали в лагеря, у людей с генами выработалось, что над ними бегают с дубинами»[20]. «Народ борзеет к ночи», а «работаем мы как на передовой» — вот примерно так выглядит ситуация из отдела милиции.
В условиях дефицита ресурсов, девальвации профессионализма и отсутствия позитивной корпоративности плохо подготовленный и уязвимый в правовом отношении рядовой воспитывается системой через институт наставничества. Он воспринимает граждан как сообщество потенциальных нарушителей и ежечасно испытывает на себе последствия маргинализации своего социального статуса. Работающих в системе сотрудников можно условно разделить на следующие основные типы:
1. Несамостоятельный подчиненный, зависимый от руководства, плохо подготовленный и уязвимый в правовом отношении. Результат – социальный девиант, отличающийся заниженной социальной мобильностью, не способный самостоятельно изменить свою личностную ситуацию. «Может перейти в другое подразделение, в ГАИ, в ОВО, участковым, оперуполномоченным, кем угодно, но в милиции они останутся. Это как трясина, в хорошем смысле. Засосет. Трудно вырваться. Кто уходит, все равно возвращается, если долго работал»[21]. Эти рядовые при устройстве на работу в органы рассчитывали на стабильность и социальные гарантии, считали, что работа в милиции — доступный и удобный способ трудоустройства.
2. Оборотистые, но полностью зависимые от руководства. Они смогли приспособить ситуацию под свои нужды и сделать ее для себя выгодной. Результат — девиант, практикующий внеинституциональные методы работы ради достижения собственной выгоды и не видящий в такой ситуации проблемы. Он рассчитывает на покровительство руководства и действует, как правило, осторожно. Эти рядовые приходят на службу, воспринимая ее изначально как удачный вариант трудоустройства, например заменяющий армию.
3. Озлобленные, также зависимые от руководства и воспринимающие общество как трофей. Их поведение, выливающееся в демонстрацию своего превосходства, является наиболее грубой формой компенсации маргинального статуса. Они чувствуют безнаказанность и считают свои властные полномочия ничем не ограниченными. Для них устройство в милицию, как правило, было одним из немногих способов трудоустройства.
4. Люди с «волчьим билетом» — сопротивленцы системе, не готовые находиться в зависимости от руководства. Они пытаются отстоять свою правоту, что если и получается, то ценой поражения. Это именно те люди, которые хотят работать в органах, но при этом изменить правила системы, а не приспособиться к ним. Результат — социальная девиация как следствие заниженной самооценки и разочарования в службе. Так или иначе, эти сотрудники вынуждены уйти из правоохранительных органов. Как правило, это люди, которые прошли через институт наставничества еще в советское время или в семье, где у них есть родственники, которые передали им профессиональные ценности, идущие вразрез с современной ситуацией в органах.
Производное от этого типа — профессионал, который знает свое дело, но не согласен с тем положением, в котором он пребывает, находясь на службе. Это люди, которые имеют четкую установку на увольнение и не хотят сопротивляться системе. Они остаются в органах до удачного момента перехода на другую работу за пределами правоохранительной системы.
Система порождает различные типы девиации, направленные на восполнение социальной роли. Рядовые при этом остаются заложниками системы и ищут способы либо приспособить ситуацию к своим интересам, либо к этой ситуации приспособиться. Заинтересованных сотрудников, способных эффективно решать профессиональные задачи, становится все меньше. Многие уходят, а оставшиеся рассчитывают на реформирование правоохранительной системы.
[1] Интервью с начальником. Республика Коми.
[2] Подробнее о проекте и его материалах можно узнать на странице проекта в Интернете: www.demos-center.ru.
[3] Проект реализуется в 10 регионах: Тверская область (Тверской «Мемориал»), Нижегородская область (Комитет против пыток, Нижегородское общество прав человека), Воронежская область («Экозащита»), Пермская область (Пермская Гражданская палата), Свердловская область (Общественное объединение «Сутяжник»), Республика Коми (Коми правозащитная комиссия «Мемориал»), Республика Адыгея (Южно-Российский независимый институт социальных исследований), Республика Татарстан (Казанский правозащитный центр), Алтайский (Общественная организация «Бастион») и Красноярский края (Общественный комитет по защите прав человека).
[4] Интервью с сотрудником патрульно-постовой службы. Тверская область.
[5] Интервью с начальником районного отдела милиции. Республика Адыгея.
[6] Интервью с начальником районного отдела. Республика Коми.
[7] Интервью с оперуполномоченным. Алтайский край.
[8] Интервью с оперуполномоченным. Республика Татарстан.
[9] Интервью с оперуполномоченным. Тверская область.
[10] Интервью с оперуполномоченным. Республика Татарстан.
[11] Интервью с недавно уволившимся из органов сотрудником ОВД. Свердловская область.
[12] Интервью с оперуполномоченным. Тверская область.
[13] Интервью с недавно уволившимся из органов сотрудником ОВД. Свердловская область.
[14] Многие опрошенные в рамках проекта «Произвол правоохранительных органов: практики и причины» заявляли о стремлении повышать правовые знания, ссылаясь на пробелы, которые мешают в работе.
[15] Интервью с сотрудником патрульно-постовой службы. Тверская область.
[16] Лесопромышленный комплекс.
[17] Интервью с начальником. Республика Коми
[18] Интервью с сотрудником патрульно-постовой службы. Нижний Новгород.
[19] Интервью с сотрудником патрульно-постовой службы. Тверская область.
[20] Интервью с начальником. Республика Коми.
[21] Интервью с оперуполномоченным. Алтайский край.