Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2005
Wolfram Wette (р. 1940) — профессор новейшей истории Университета имени Альбрехта Людвига (город Фрайбург), почетный профессор Липецкого университета. Автор книги «Die Wehrmacht. Feindbilder, Vernichtungskrieg, Legenden» («Вермахт. Образы врага, война на уничтожение, легенды». Frankfurt а. М., 2002). Статья написана для сборника «Диктатуры: дискуссии в России и в Германии», который выйдет летом 2005 года одновременно на немецком и русском языках, и расширена по просьбе редакции «НЗ».
Более полувека у немцев был в основном позитивный образ вермахта в период национал-социализма и Второй мировой войны. В 1945 году решением держав-победительниц военная организация нацистского государства была полностью ликвидирована. Но легенда о ней осталась в сознании людей. И возникла эта легенда не случайно. В конце Второй мировой войны она родилась в среде высшего военного руководства Германии и в последующем систематически пропагандировалась. Начало положил преемник Гитлера на посту главы государства и верховного главнокомандующего вермахта гросс-адмирал Карл Дёниц, когда в последнем выпуске «Wehrmachtbericht» (доклада о состоянии вермахта) от 9 мая 1945 года заявил, что германский вермахт сражался «героически», «с честью», «изо всех сил», неся большие жертвы, всегда оставаясь верным воинской присяге, а «результаты его военных действий незабываемы»[1]. По меткому выражению, германский вермахт, конечно, проиграл Вторую мировую войну, зато добился победы после 1945 года, а именно в борьбе за представление о себе в глазах общественности — немецкой и международной.
Итак, апологеты вермахта, говоря чисто технически, очень хорошо сработали. Им удалось прочно внедрить в историческое сознание общества приукрашенный образ вермахта — «чистого», ничем не запятнавшего себя во время Второй мировой войны. За то, что у войны была «грязная», темная сторона, которую нельзя отрицать, — массовое уничтожение евреев, цыган, советских военнопленных, гражданского населения оккупированных стран — несут ответственность другие организации нацистского государства, прежде всего СС.
В содержательном плане легенда о вермахте имеет несколько аспектов. Утверждается, что
— вермахт не был послушным орудием Гитлера, его командование довольно часто возражало диктатору;
— с 1939 по 1945 год вермахт не совершал военных преступлений, то есть не нарушал систематически международные военные конвенции;
— он не принимал участия в Холокосте;
— в целом он вел обычные военные действия; если же и имели место «эксцессы», что не оспаривается, то это были исключения, как говорится, «лес рубят — щепки летят».
Авторы легенды о вермахте преследовали далеко идущие цели. Процесс расплаты с периодом нацистской диктатуры, имеющий политический, юридический и морально-нравственный аспекты, надо было канализировать. Давалось «добро» на политический и нравственный расчет с Гитлером, государственной партией НСДАП, с осужденными в Нюрнберге главными военными преступниками, с СС и гестапо. Напротив, вермахт в общественном сознании должен был оставаться таким, каким его представлял себе Дёниц.
В окружении Дёница никто не видел повода стыдиться. Наоборот, придерживались старого солдатского принципа «Лучший способ обороны — это нападение». Тот, кто критиковал столь выгодно представленный вермахт, впредь считался осквернителем и предателем. Гитлера можно было выставлять как достойную сожаления «производственную травму» германской истории. Диктатор неправомерно использовал армию, но она ни в коем случае не должна была остаться в памяти в качестве «второй колонны» нацистского государства, как однажды сам Гитлер определил роль вермахта в созданной им системе.
Уже в конце войны, в 1945 году, в форме легенды о вермахте в мир была запущена великая, но не единственная ложь о периоде национал-социализма. Она была — и в этом состоит ее историческое значение — с благодарностью воспринята и запечатлена в душах миллионов бывших солдат вермахта и членов их семей. Если учесть, что через службу в вермахте прошли почти 18 миллионов солдат и полмиллиона женщин, то можно представить себе масштаб проблемы. С крахом нацистского государства те, кто вплоть до момента самоубийства Гитлера видели и воспринимали себя частью национал-социалистической народной общности, должны были отказаться от многих ценностных и жизненных установок. Единственное, за что они могли ухватиться, чтобы сохранить преемственность, — это вновь востребованные в послевоенное время антикоммунистическая ориентация и воспоминание о вермахте, которому будто бы не в чем было себя винить.
Историческая наука в Федеративной Республике Германии сначала была не в состоянии скорректировать такое представление. Она интенсивно занималась падением Веймарской республики и захватом власти Гитлером, затем — структурой гитлеровского государства и событийной стороной Второй мировой войны. По сравнению с этими темами ведение войны вермахтом, так же как и Холокост, долгое время оставалось «белым пятном».
Оглядываясь назад, следует признать, что — если считать с окончания войны в 1945 году — прошло полвека, пока с приукрашенного образа германского вермахта не начал сходить глянец. Правда, с конца 1960-х годов систематически публиковались результаты отличавшихся критическим подходом исследований в области современной военной истории[2]. Но их замечали только профессионалы, и едва ли — широкая общественность в самой Германии, тем более — за рубежом. Настоящий прорыв произошел в 1995 году[3], когда массовому зрителю была представлена выставка гамбургского Института социальных исследований под названием «Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941-1944 годах»[4]. Эта выставка покончила с представлением о том, будто вермахт вел совершенно обычную войну. Она продемонстрировала, что высшее армейское командование уже накануне нападения на Советский Союз отдало ряд противоречивших нормам международного права приказов, что на основе этих приказов против Советского Союза велась война на уничтожение — совершались убийства военных комиссаров, военнопленных, гражданского населения и что подразделения вермахта вопреки легенде непосредственно участвовали в Холокосте. С тех пор история вермахта почти на десятилетие стала предметом острой публичной дискуссии. Через пятьдесят лет после окончания войны военное поколение не имело больше сил направлять обсуждение темы так, как раньше. Настало время переосмысления, охватившего сотни тысяч немцев, которых живо интересовали история и политика. Этому способствовало изменение политической ситуации в целом — окончание противостояния Восток — Запад и объединение Германии, а также, не в последнюю очередь, смена поколений.
Сегодня распространенное среди немецкой общественности представление о вермахте периода Второй мировой войны несет на себе печать осознания того, что на нем лежит огромная ответственность за ведение на Востоке в 1941-1944 годы противоречащей международному праву войны на уничтожение. То, что в основных чертах знали уже со времени Нюрнбергских процессов над военными преступниками, было подтверждено немецкими историками и историками других стран. Факты ужасного обращения германского вермахта с советскими военнопленными больше нельзя было оспаривать. Все еще нуждается в исследовании вопрос о масштабах участия вермахта в уничтожении евреев[5]. Между тем, молодое поколение немецких историков взялось за эту десятилетиями замалчиваемую тему[6]. При этом они отбирают и используют новые источники, позволяющие не только лучше понять региональные особенности политики уничтожения, но и глубже вникнуть в механизм истребления людей, который — как мы это сегодня понимаем — приводил в действие не один лишь приказ Гитлера, но и инициатива исполнителей.
Установлено, что высшее командование вермахта и сухопутных войск готовило войну на уничтожение на основе письменных приказов и во время войны обрабатывало солдат с помощью направленной на разжигание расовой ненависти пропаганды. Вопрос, почему генералы вермахта пошли за Гитлером по пути войны с расовой спецификой, можно считать выясненным[7]. Непосредственно в преддверии войны с Россией, 30 марта 1941 года, Гитлер выступил перед 250 генералами армии, направляемой на Восточный фронт, с основополагающей речью о характере предстоящей войны против Советского Союза. Следствием этого выступления стало сплочение военной элиты вокруг фюрера нацистского государства, который одновременно был верховным главнокомандующим вермахта. Генералы не высказались против расистски обоснованных планов завоевания и уничтожения, но проявили готовность следовать этим путем. Глубинные причины такого согласия относятся еще ко времени кануна Первой мировой войны и межвоенному периоду. Уже тогда у части немецкого общества, и особенно в военных кругах, присутствовали определенные антирусские и антисемитские настроения, которые позднее смешались с антибольшевизмом и стали существенным элементом идеологической подготовки Второй мировой войны.
Долгое время исторические исследования в Германии обходили тему антисемитизма в армии кайзеровской Германии, Веймарской республики, в годы национал-социализма. В них отрицалась преемственность существования этого образа врага, а ответственность за его неоспоримое наличие во время Второй мировой войны возлагалась на национал-социализм. Однако взаимосвязи очевидны. Речь идет о переписи еврейского населения 1916 года, о политических убийствах политиков-евреев в первые годы Веймарской республики, совершенных действующими и демобилизованными немецкими офицерами, об «арийском параграфе» союза солдат-фронтовиков «Стальной шлем» в 1920-е годы, о введении такого пункта в рейхсвере в 1934 году и о последующей политике уничтожения. В условиях господства национал-социализма антисемитизм впервые стал содержанием государственной пропаганды и в вермахте. Гитлер объединил традиционные для идеологии немецких правых образы врага с представлением о «еврейском большевизме», которое у него предполагало и традиционный антиславизм, и сделал это идеологической основой войны против России. Таким образом, становится понятно, почему в марте 1941 года Гитлер не встретил отпора со стороны немецкой военной элиты.
Кроме того, между нацистским руководством и командованием вермахта не было видимых расхождений в том, что все «большие дела» и без того могут быть решены только военной силой. Это мышление в категориях политики насилия имело в прусско-германской армии столь же давнюю традицию, как и представление о том, что международно-правовые ограничения на ведение военных действий должны уступить место так называемой военной необходимости[8], а это среди офицеров вермахта вело ко всеобщему неуважению международных военных конвенций.
Опираясь на документы, касающиеся Польши, Сербии и России, специалисты по современной и военной истории показали, как в действительности шла на Востоке война вермахта против «еврейского большевизма»[9]. Они поставили проблему принципиального отличия войны германского вермахта на Западе, в том числе в Греции, Италии и Франции, от войны на Востоке, которое заключалось в отсутствии расистски обоснованной установки на уничтожение[10].
Сегодня точнее и больше, чем несколько лет назад, известно о «маленьком человеке» в форме вермахта — о многих миллионах рядовых солдат и нижних чинов, которые участвовали в завоевательной войне, войне на уничтожение, которую Германия вела на Востоке. Многие следовали идеологическим установкам генералов против воли, но были такие, кто воевал, исходя из собственных убеждений. Последние исследования показывают, что и на этом, нижнем уровне военной иерархии имелось значительное число сторонников режима. Лишь немногим хватало мужества, в пределах возможного, проявлять свое несогласие с этой войной.
С уходом военного поколения, в начале XXI века в немецком обществе начался процесс переосмысления прежних и поиска новых ориентиров. Миф о «чистом вермахте» потускнел, и это было необратимо. В 1990-е годы и в штаб-квартире германского бундесвера на Хардтхёэ в Бонне стали больше задумываться над тем, можно ли и впредь придерживаться существовавшей до сих пор некритической в своей основе интерпретации истории вермахта или в нее необходимо внести коррективы. В материалах внутренней министерской экспертизы «Вермахт в Третьем рейхе»[11] признавалось, что в мемуарах, написанных бывшими генералами вермахта в 1950-е годы, подчеркивалось неучастие армии в преступлениях национал-социализма и что примерно до 1975 года в общественном мнении господствовал принцип разделения вермахта, воевавшего, в общем-то, в соответствии с нормами международного права, и СС как инструмента гитлеровской политики уничтожения. Правда, историческая наука уже к середине 1960-х годов отказалась различать «чистый» вермахт и «грязные» СС. Однако и в середине 1990-х годов нельзя было еще с определенностью говорить о «едином представлении» исследователей о вермахте. Но, отмечалось далее, есть все более выдвигающееся на первый план направление, которое понимает вермахт «как непосредственный инструмент национал-социалистической политики уничтожения». Корректно были перечислены новые научные выводы: вермахт играл существенную роль в уничтожении евреев; в борьбе с партизанами он осуществлял геноцид; уничтожал военнопленных; отдавал и исполнял преступные приказы, юрисдикция которых вкупе с осуждением и жестоким наказанием дезертиров подавляла Сопротивление против национал-социализма. Наконец, общий вывод гласил: «Вермахт причастен к национал-социалистической политике насилия. В ходе войны он все больше втягивался в преступления Гитлера и его режима. Масштабы участия и вовлеченности все еще ставят перед исследователями проблемы и требуют дальнейшей научной работы»[12]. Политический вывод был сформулирован так: «Интеграция вермахта в национал-социалистическое государство, его — пусть и неправомерная — инструментализация в целях преступной политики режима, а также влекущее вину и наказание участие военнослужащих на всех ступенях армейской иерархии в злодеяниях нацизма не позволяют рассматривать вермахт в качестве основания традиции бундесвера»[13].
Выступая в октябре 1996 года в Мюнхене перед командным составом бундесвера, министр обороны Фолькер Рюэ (ХДС) недвусмысленно указал: «Вермахт как организация Третьего рейха, его верхушка, подразделения и солдаты были втянуты в преступления национал-социализма. Поэтому как институт он не может быть основанием традиции…»[14] Тем самым длившаяся десятилетия дискуссия на время закончилась, насколько слова министра вообще могут этому способствовать.
Сегодня германский вермахт времен национал-социализма предстает перед нами как гигантская машина уничтожения, которая принесла всему Европейскому континенту неисчислимые беды, нимало не заботясь о гуманности и международном праве. Если опираться на ценности гражданского общества, которые постепенно, в процессе длительных преобразований утвердились в послевоенной Германии и резко контрастируют с ценностными установками прежней культуры войны[15], то сегодня лишь небольшие группы военных, которые так или иначе оказывали сопротивление войне на уничтожение, могут надеяться на уважение потомков. Уже давно, хотя и все равно с опозданием, военные, которые участвовали в заговоре 20 июля 1944 года, получили признание как люди, не принявшие диктатора и дорожившие истинными интересами страны. Такая репутация время от времени подвергается сомнению, не только из-за того, что они не были демократами, но главным образом в силу того обстоятельства, что они — до того, как проявили мужество и готовность совершить покушение, — сами были «втянуты» в войну на уничтожение. В то же время многие граждане нашей страны сегодня с уважением относятся к дезертирам вермахта, к тем, кто уклонялся от военной службы или содействовал разложению армии и подрывал ее мощь, отказываясь следовать правилам этой войны. В последнее время интерес направлен на немногих военнослужащих вермахта, которые помогали и спасали жертв[16], доказывая тем самым, что и в этом — многократно представлявшемся как тотальная организация — аппарате насилия были возможны продиктованные гражданским мужеством действия против приказов и ожиданий командиров. Легенда о «чистом вермахте» разрушена.
Перевод с немецкого Марианны Корчагиной