Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2005
Следуя сложившейся традиции, «НЗ» посвящает первую тематическую подборку статей в новом году осмыслению острой для России проблемы. На этот раз речь идет о том, как и почему левые в разных странах поддаются соблазну националистических или ксенофобских идей — от антисемитизма и исламофобии до великодержавного мессианизма. Выбор данной темы обусловлен вовсе не желанием дискредитировать левые движения, огульно обвиняя их в шовинизме и предательстве ими же провозглашаемых принципов равноправия и интернационализма. Напротив, редакция считает, что обращение к этому вопросу может стать определенным вкладом в необходимый, как нам кажется, диалог между левыми и либералами, начатый в двух предыдущих номерах журнала. Такой диалог невозможен без готовности к самокритике. Так, в российском контексте либералам не помешает заново обдумать свое порой чересчур самодовольное отношение ко многим из экономических и политических реформ 1990-х годов. Левые же вряд ли могут рассчитывать на серьезное отношение к себе, коль скоро они не готовы рассматривать высокую популярность националистических идей в собственных рядах как серьезную проблему. Именно поэтому редакция пригласила к сотрудничеству авторов, которые сами придерживаются левых убеждений того или иного толка.
«Нейтральных», неполитизированных и неангажированных оценок левого лагеря не существует ни в России, ни в других странах. Наши авторы свидетельствуют о повсеместной раздробленности левых движений на множество больших и мелких фракций — анархистов и марксистов, оппозиционных и правительственных левых и т.д. Взгляд «изнутри» способен дать наиболее объемную картину того, что в той или иной стране понимается под «левыми» и как они выстраивают свое отношение к патриотизму, национализму и ксенофобии. Но такой взгляд неизбежно вызовет и самую острую критику со стороны других левых. Поэтому в данном случае особое значение приобретает стандартная оговорка, что взгляды авторов не обязательно совпадают со взглядами редакции. Но именно эта полемическая заостренность дает надежду на то, что дискуссия продолжится и в ее ходе если и не родится истина, то по крайней мере вскроется все разнообразие существующих взглядов на затронутую тему. [НЗ]
Ute Weinmann (р. 1968) — политолог и журналистка, специалист по российской макрополитике и национальным отношениям и миграционной политике в России. Публикуется преимущественно в немецкоязычной политической прессе.
Влад Тупикин (р. 1965) — политический активист, а также политический и рок-журналист, специалист по российским неавторитарным левым, радикальным экологическим движениям и контркультуре. Публикуется преимущественно в русскоязычном самиздате и в Интернете.
На первый взгляд, левое движение в России велико и разнообразно: трудно найти номер газеты «Газета» или журнала «Власть», где бы не упоминались Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ), депутатская фракция «Родина» или их лидеры, господа Зюганов и Рогозин. В рамках информационного поля (правда, уже, в основном, интернетовского — но это беда не персонажей, а самого информационного поля, обильно выпалываемого государством) находятся Виктор Анпилов и Илья Пономарев, а также образования, к которым они имеют отношение, — «Трудовая Россия» и Союз коммунистической молодежи (СКМ). Что-то слышно про Молодежный левый фронт, «Авангард красной молодежи», про Российскую партию коммунистов (РПК), Российскую коммунистическую рабочую партию (РКРП) и т.д. и т.п.
Но дело в том, что все эти и подобные им образования причисляются к левому спектру скорее по традиции, заложенной «большой» прессой в начале 1990-х годов (сразу после краха Советского Союза). Пресса же, в свою очередь, следовала самоназваниям организаций, а не их сути, а также тому, что именно эти организации были противницами проводившихся в России неолиберальных реформ. Определение той или иной организации как левой проходило скорее по аналогии: кто во всем мире является главным противником неолиберальной (современной капиталистической) политики? Конечно, левые. Ну, так значит, и наши противуправительственные возмущенцы — тоже левые. (Напомним, в конце 1980-х пресса в массовом порядке причисляла к левым… сторонников либерально-капиталистической трансформации советского общества и введения крупной частной собственности и свободного рынка, то есть, по сути, правых либералов.) Для политического анализа, для ориентации в политическом пространстве необходимо пользоваться более строгими критериями.
Левыми мы считаем (не претендуя на полноту данного определения) тех, кто разделяет в целом антикапиталистические взгляды и выступает, как минимум, за обобществление (что не равносильно национализации!) крупной частной собственности и признание социально-экономических прав (на жилье, на питание, на охрану здоровья, на отдых, на пособия по болезни, старости, немощности и т.п., а также на свободу занятий), считая их столь же важными и общеобязательными, как и свобода слова, печати, собраний, объединений и т.п., антиавторитаризм (что означает всеобщую выборность снизу вверх не только депутатов парламентов, но и всех общественно значимых должностных лиц, включая участковых милиционеров и директоров рынков, а также федерализм и даже конфедерализм общественного устройства) и интернационализм (недопустим не только национализм, но и какой бы то ни было государственный патриотизм). Если кому-то это определение покажется анархическим, то мы с радостью с этим согласимся и напомним, что первоначально и марксизм (в версии товарищей Маркса и Энгельса, а не господ Ленина и Сталина) был достаточно анархичен. Основатели марксизма, говоря о диктатуре пролетариата, имели в виду переходную послереволюционную форму правления, прямо предшествующую полной отмене государства: социализм представлялся им безгосударственным общественным устройством.
На наш взгляд, почти никаких левых в России сегодня нет. Во всяком случае, мы не можем отнести к левым ни КПРФ, ни сталиноидные организации и группы типа «Трудовой России» и «Авангарда красной молодежи», хотя именно им, в основном, и уделено наше внимание в этой статье.
Здесь надо объясниться. Этот текст посвящен тем партиям, организациям и неформальным объединениям, которые принято называть левыми в больших российских СМИ, исходя из исторического контекста их становления (тут российские журналисты исходят из сомнительного тезиса «раз назвался коммунистом — значит, априори левый») и их самопозиционирования (самоназвания, красные флаги, марксистско-ленинские торжественные заклинания, серпасто-молоткастая мишура атрибутики etc.). Кроме того, здесь рассматриваются и такие течения, которые открыто пропагандируют слияние традиционно левых и правых идей. Самым ярким представителем этих течений является так называемый национал-большевизм (обнаруживаемый как внутри Национал-большевистской партии, так и вне ее). Он, с одной стороны, не вписывается в часто применяемую политологами и активистами схему левых и правых сил, а с другой стороны, несомненно, оказывает заметное влияние на деформацию скорее социально ориентированных ценностей в условно левой среде в сторону более явно националистического содержания.
Выбирая предмет обсуждения, мы, следовательно, руководствуемся не столько собственным пониманием левизны, сильно расходящимся с общепринятыми в России представлениями, сколько традициями, навязанными партийной пропагандой доминирующих «красных» движений и большими СМИ.
Так называемые российские левые в большинстве своем опираются в основном на советское наследие. Левизна для них — это смесь советского государственного патриотизма (вплоть до имперскости), ксенофобии (жидоедство и ненависть к кавказцам — не единственные, но самые яркие примеры) и оппортунизма по отношению к современному капиталистическому государству (они не требуют часто не только отмены государства, им не нужно и обобществления крупной частной собственности[1]). Про антиавторитаризм мы даже и не говорим — внутренние структуры большинства «коммунистических» организаций глубоко авторитарны, методы, предлагаемые ими для преобразования общества, порою сверхавторитарны, наконец, постоянные расколы в стане «левых» говорят о реализации в этой среде чисто вождистских принципов организации — когда вожди не могут сговориться друг с другом, количество «пролетарских авангардов» удваивается, утраивается и так далее.
Из советского прошлого происходит не только идеологическое обоснование возможного «лево-правого» объединения (советский госпатриотизм), но и первые его организационные попытки.
Еще во время перестройки, как только стали создаваться многочисленные партии и организации самой различной окраски, было положено начало объеднинению в политические блоки коммунистических и националистических, вплоть до откровенно «коричневых» сил. Яркими примерами такого объединения были совместная конференция «Памяти» (от «коричневых») и «Единства»* (от «красных») в начале 1990 года, проходившая также при участии ряда профсоюзных и комсомольских лидеров, и, год спустя, совещание патриотических движений под эгидой ЦК КПСС[2]. Начатое еще в СССР было продолжено и в добившейся наконец-то независимости Российской Федерации. Так, в феврале-марте 1992 года был создан парламентский блок национал-патриотической ориентации «Российское единство», а чуть позже, в октябре того же года, сформировался Фронт национального спасения[3] под лозунгом «Справедливость, Народность, Государственность, Патриотизм», которому была отведена роль объединенной лево-правой оппозиции. В нем был представлен широкий спектр «левопатриотических» организаций и партий, таких, как РКРП, РПК, Социалистическая партия трудящихся (СПТ), «Трудовая Россия» и другие. Будущий вождь КПРФ Геннадий Зюганов одним из первых подписал тогда учредительный документ Фронта. Несмотря на то что ФНС как долгоиграющий проект лево-правой оппозиции не состоялся, так как в 1993 году его покинули многие коммунисты, а вслед за ними и часть правых сил, вектор дальнейшего идеологического развития самых видных игроков на так называемом левом фланге уже не претерпевал качественных изменений.
Позднее организационные усилия по объединению левых и правых предпринимались как вокруг «солидной» КПРФ (пример — Народно-патриотический союз России, использовавшийся компартией для завоевания голосов националистически настроенных избирателей на думских и президентских выборах), так и на уровне маргинальных радикальных организаций (пример — Фронт трудового народа, созданный на основе анпиловской «Трудовой России», лимоновской НБП и тереховского «Союза офицеров» для участия в думских выборах 1999 года, но развалившийся задолго до них).
Независимо от прочности и долговечности подобных объединений постоянным было одно: тянуло друг к другу именно националистов и коммунистов (необходимо постоянно оговаривать в скобках: так называемых коммунистов, самозваных коммунистов, псевдокоммунистов, ибо мы рассматриваем коммунизм как общемировой феномен, ведущий свою историю с середины XIX века, и в рамки этого феномена 99 процентов нынешних российских коммунистов не вписываются никак). Понять корни этого взаимного притяжения нетрудно. Для этого достаточно проследить, какие метаморфозы проделало понятие коммунизма в СССР. Правивший в Советском Союзе режим, как известно, именовал себя коммунистическим. При этом СССР представлял собой империалистическое государство с агрессивной внешней и тоталитарно-антидемократической внутренней политикой. Уже с середины 1940-х годов официальная идеология интернационализма отошла в СССР на второй план, уступив место великодержавному советскому госпатриотизму, за которым явственно проступали слегка припудренные черты русского национализма. Вскоре после окончания Второй мировой войны на службу режиму СССР был поставлен и традиционный жупел еще реакционно-монархической пропаганды — антисемитизм. На внешней арене СССР был достойным продолжателем агрессивной политики российского империализма: почти полностью восстановив границы дореволюционной империи, Советский Союз пошел дальше, установив почти во всей Восточной Европе (за исключением Югославии и Греции, но пытались и там) полуколониальные просоветские режимы, при первой необходимости поддерживаемые прямым военным вмешательством СССР.
Понимая коммунизм именно в этом контексте (как идеологию империалистического разбойничьего государства) и являясь приверженцем именно такого коммунизма, легко прийти к мысли о союзе с откровенными националистами практически в любом их изводе (от пещерных монархистов и язычников-жидоедов до «левых фашистов» в стиле НБП). Хорошо объяснимо и ответное стремление националистов к союзу с псевдокрасными. И дело тут не только в заслугах СССР и лично господина Сталина перед русской имперской идеей, но еще и в стремлени поживиться за счет советской ностальгии, ставшей в последние годы не только достоянием вымирающего по чисто возрастным причинам электората КПРФ, но и модным трэндом среди молодежи (маечки с аббревиатурой «Си-Си-Си-Пи» и тому подобное).
В ходе такого многолетнего взаимовыгодного сотрудничества так называемые левые приобрели (либо проявили еще со времен СССР присущие им) черты, позволяющие уверенно охарактеризовать их как национал-патриотов, использующих псевдолевую риторику.
Тут следует упомянуть о том, что «левые» действуют и развиваются не вопреки сложившемуся в стране политическому контексту (идея великой державы, патриотизм и даже национализм как хороший тон и тому подобное), не противостоя ему, не пытаясь его сломать, а в соответствии с ним. В этом, впрочем, они не одиноки — в сторону великодержавности и национализма продвигаются не только псевдолевые, но и почти все остальные политические силы (пресловутая идея либеральной империи и тому подобное). Есть у псевдолевых и свой собственный, особый «перекидной мост» к национализму — это популярная идея поддержки «национально-освободительных» движений, борющихся с американским империализмом и компрадорской буржуазией. Отсюда переход к поддержке национально ориентированной буржуазии и далее — «альтернативной великодержавности» — уже вполне очевиден.
Проиллюстрировать особенности российских «левых» удобнее, рассматривая их в рамках четырех глав: «КПРФ», «Мелкие сталиноиды», «Кремлевские псевдолевые конструкты», «НБП и национал-большевизм». Причины появления в рамках статьи о «левых» последней главы частично объясняются кавычками, в которые мы берем здесь левых, а частично будут объяснены ниже.
КПРФ
КПРФ была создана в феврале 1993 года, то есть в тот момент, когда вышеупомянутый Фронт национального спасения претерпевал существенный кризис, лишившись немалой части радикального актива. Немного позднее и умеренные патриотические участники Фронта начали постепенно оттуда уходить. Именно из этого контингента политических деятелей, вступивших впоследствии в КПРФ, и сформировался основной партийный аппарат, установив, таким образом, с самого начала национал-патриотический курс, продолжающийся до сего дня.
В своей книге «Держава» Геннадий Зюганов, попытавшись дать анализ сложившейся в России к тому моменту социально-экономической ситуациии, нарисовал основные черты дальнейшей политической линии, как они ему виделись: «…главное противоречие переживаемого исторического момента — это противоречие между антисоциальными, антигосударственными силами, опирающимися на компрадорский капитал и проводящими политику разрушения России, и государственно-патриотическими силами, союз которых только еще оформляется»[4].
Далеко отошедший от маркcистского начала коммунистической идеологии Зюганов описывает новый синтез «красного» и «белого» содержания: «Воссоединив “красный” идеал социальной справедливости, являющийся в своем роде земной ипостасью “небесной” истины, гласящей, что “пред Богом все равны”, и “белый” идеал национально осмысленной государственности, воспринимаемый как форма существования многовековых народных святынь, Россия обретет, наконец, вожделенное общественное, межсословное, межклассовое согласие и державную мощь…»[5] На этом фоне не вызывает никакого удивления тот факт, что доминирующая в риторике лидера КПРФ национал-державная логика находит свое отражение и в действиях партии. И если поначалу взгляды Зюганова можно было считать лишь одной из версий партийной идеологии, то к 1999 году «коммунистический» лидер и его окружение вполне преуспели в подавлении внутрипартийной оппозиции. Консервативное мракобесие «папаши Зю» стало линией КПРФ[6].
В ходе предвыборной кампании КПРФ в 2003 году партия делала ставку на националистические и явно антисемитские лозунги. Особенно ее волновал так называемый «русский вопрос». В интервью радикальной православно-националистической газете «Русь Православная» лидер партии Геннадий Зюганов излагал свою позицию следующим образом: «Сегодня уже мало кого обманывают патриотические лозунги правящего режима. Все очевиднее антирусская, антиславянская направленность нынешнего курса. Русский народ, славянство, другие коренные народы, которые исторически составляют основу тысячелетней государственности России, оказались самыми обездоленными и униженными. Последствия русофобской политики власти ужасны. Население коренных русских областей вымирает в 2-3 раза быстрее, чем в среднем по стране. Русских практически не осталось в высших эшелонах власти. Они изгнаны из сфер управления, финансов, средств массовой информации». И далее: «…Наш народ не слепой. Он не может не видеть того, что сионизация государственной власти стала одной из причин нынешнего катастрофического состояния страны, массового обнищания и вымирания ее населения. Он не может закрывать глаза на агрессивную роль сионистского капитала в развале экономики России и расхищении ее общенародного достояния»[7].
По нашему мнению, говорить после этого о какой бы то ни было левизне КПРФ просто неуместно.
Мелкие сталиноиды
Радикальные сталинистские партии-секты попытались занять «свято место», образовавшееся после официального запрета КПСС в августе 1991 года. В какой-то степени им это удалось. Хотя более умеренная и «приличная» публика разбрелась по организациям типа Социалистической партии трудящихся (СПТ) — упомянем, например, красного диссидента Роя Медведева, — радикальная сталинистская РКРП и сформированное ею движение «Трудовая Россия» были до создания в начале 1993 года КПРФ наиболее крупными оппозиционными организациями в России. Как использовала эти полтора года форы РКРП? С кем сотрудничала, под какими знаменами? Как отмечает коммунист-интернационалист Марлен Инсаров: «РКРП вступает в возникающие один за другим мертворожденные “фронты”, блоки и коалиции с монархистами и белогвардейцами»[8]. После воссоздания большой коммунистической партии в лице КПРФ, занятия ею национал-патриотической ниши и перехода в нее большинства рядовых членов РКРП[9] у радикальных сталинистов (представленных не только анпиловско-тюлькинской РКРП, но следующих в одном с нею кильватере и потому недостойных отдельного рассмотрения в рамках столь беглого обзора) появляется шанс отстирать красное знамя от коричневых пятен. Но куда там! Продолжим цитирование. «Трудовая Россия» обещает в случае победы сделать «выступающих за национальные интересы России» предпринимателей «директорами созданных ими крупных фирм»[10]. «Народная правда» возмущается притоком в Россию иммигрантов-беженцев из стран СНГ и, ради «суверенитета России», требует его жестко ограничить[11]. Националистическую линию сталинисты пронесли через все 1990-е годы. Так, перед думскими выборами 1999 года секретарь ЦК РКРП Борис Ячменев обещал, что в будущей Думе блок «Трудовой России» будет отстаивать «национальные приоритеты во всех вопросах и сферах»[12]. Многочисленные тактические союзы различных сталинистских организаций с откровенными националистами (с баркашовцами в начале 1990-х, с лимоновцами — на излете десятилетия) дополняют картину. Борьба с «сионизмом» стала настолько характерной для Виктора Анпилова[13], что все чаще заслоняет борьбу с «капиталом».
Кремлевские псевдолевые конструкты
Не является секретом, что избирательный блок «Родина» был создан усилиями Кремля перед думскими выборами 2003 года с целью отобрать голоса у КПРФ, являвшейся тогда главным оппонентом кремлевской «Единой России». Уже одна вывеска нового блока свидетельствует о его патриотической направленности, однако можно предположить, что без мощной составляющей подобного рода не удалось бы успешно отнять почти 10% голосов у партийного гиганта КПРФ. Тогдашний лидер «Родины» Сергей Глазьев считался еще не испорченным политиком, провозглашающим внедрение в российскую политику социально-рыночных элементов. Роль национал-популиста в избирательном блоке была отведена нынешнему лидеру «Родины» Дмитрию Рогозину. Но даже «спокойный» Глазьев был в 2003 году одним из подписантов обращения, в котором содержалось требование национально-пропорционального представительства в органах власти русского и других коренных народов России. Глазьев подписал его от Конгресса русских общин (КРО)[14]. Сыграв свою роль в думском разгроме КПРФ, Глазьев вынужден был покинуть «Родину» и искать себе новых союзников, а Рогозин остался, и именно он играет теперь для Кремля роль спокойной как бы левой как бы оппозиции. Твердо стоя на «национальной почве».
НБП и национал-большевизм
Мы завершаем нашу статью главкой о национал-большевиках не потому, что они последние в очереди — наоборот, мы считаем их наиболее опасным для идей интернационализма феноменом, выросшим за последние десять лет на поле пусть ошибочно, но традиционно воспринимаемом в России как левое. Все, что в идеологии других бегло описанных здесь направлений представлено как незаконченные, не вполне прописанные и проговоренные фрагменты, нашло в национал-большевизме свое полное воплощение.
Почему мы вообще рассматриваем НБП, основную в России выразительницу идей национал-большевима, партию, чьим главным лозунгом является фраза: «Россия — все, остальное — ничто!», в статье о левых в России? Трудно пройти мимо партии, взявшей на вооружение весь «левый иконостас»: Ленина, Сталина, Мао Цзэдуна, Че Гевару… Мимо партии, выбравшей себе в качестве эмблемы серп и молот. Мимо партии, активно набивавшейся в друзья и соратники практически ко всем левым, условным и безусловным, от сталинистов до анархистов.
В отличие от КПРФ, РКРП и т.д. и т.п., чей электорат и членская масса более или менее вымирают, Национал-большевистская партия с самого начала делала упор на молодежь. Яркие хулиганские лозунги, такие же акции, ставка на скандал, на эпатаж, на действие в конце концов привлекли в ряды партии людей, которых трудно было вообще заподозрить в наличии каких-либо политических убеждений. Но это для НБП только плюс: нужными взглядами партийцев «снабжают» уже внутри партии, а не перед вступлением, как следовало бы, исходя из «взрослой» логики коммунистов, сталинистов и других. Молодежь не видела ничего необычного и дикого в эклектике из обрывков коммунистических и фашистских идей, замешенных на обещании свободы от опеки родителей и сексуальной революции (вплоть до введения полигамной семьи[15]). Эта эклектика за десять лет существования НБП сама стала своего рода традицией, обросла приверженцами, пропагандистами и подобиями (псевдо)научных выкладок.
«Нацбол “правый”, — пишет Евгений Прилепин в четвертом номере «НБП-инфо», выпущенном специально к идеологической конференции НБП весной 2004 года, — потому что он наследник полуторотысячелетней русской истории, и отвечает за это наследство перед будущим, но не перед “либеральными, общечеловеческими ценностями” и не перед интернационалом. “Левизна” нацбола настолько широка, что она вмещает в себя многое “правое”, — как минимум, культ нации и силы — нацбол “левый” фашист»[16]. Ему вторит автор того же издания Марина Курасова: «Мы объединились, чтобы сражаться во имя социальной и национальной справедливости, защищать интересы русских в России и за рубежом, революционно преобразовать Россию, разрушить старый мир и построить Другую Россию. Мы готовы уничтожить власть буржуев, чиновников, этнокриминальных группировок, разгромить полицейское государство и внешних врагов в лице НАТО, США и иностранного капитала»[17]. И наконец, совсем уже откровенно: «Несомненно, что НБП пока еще тащит “левое” российское движение на себе — пока это имеет смысл на фоне социального недовольства. Однако наши главные установки — о полной смене политического класса — куда важнее любых “левых” компонент в национал-большевизме. НБП тащит на себе и “правое” движение […]»[18]
В отличие от гитлеровской НСДАП, российская НБП возникла не в рамках правого, а в рамках левого дискурса и частично остается в этих рамках и поныне. Все это стало возможным в том числе и благодаря деятельности различных замшелых сталинистов, с начала перестройки (а то и до ее начала — вспомним журнал «Молодая гвардия» позднесоветских времен) активно привносивших в левое наследие правые имперские и националистические идеи. И то, что результатами их многолетней работы воспользовалась динамично растущая и активная партия с молодежной членской базой и заведомо эклектичной и гибкой программой, гуттаперчевой настолько, насколько она должна камуфлировать голую волю к власти, воспользовалась, фактически лишив их самих исторической перспективы, — своего рода справедливое наказание для тех, кто практиковал неразборчивость в союзниках и терпимость к национализму.
Теперь же, когда НБП, одна из немногих действующих, а не только болтающих политических организаций, временно взяла на вооружение общедемократические и правозащитные лозунги, уже правозащитникам и либералам предлагается искушение, против которого, как видно, некоторые из них не готовы устоять.
Если кто-то полагает, что национал-большевики собираются вести с ним «честную игру», то он жестоко ошибается. Нацболы (самоназвание национал-большевиков) не чураются манипулирования сознанием: «…не стоит чураться этого, поскольку политическая борьба немыслима без настоящей пропаганды (излишне приводить примеры Ленина, Гитлера, Муссолини)»[19]. И далее: «Национал-большевики должны уяснить, что сказать сегодня “да”, а завтра “нет” по одному и тому же поводу лучше, чем изображать “ни да, ни нет” оба раза…»[20]
Помимо этого
Помимо этого остаются немногочисленные интернационалистические левые, объединенные в микроскопические группы, доведенные традиционными для микрополитической среды расколами иногда до 1-2 человек: догматические коммунисты, не только неспособные на объединение с кем бы то ни было, но и использующие никому, кроме специалистов, не понятную риторику; юркие троцкисты, готовые объединяться, а вернее, «энтрировать» (проникать с целью овладеть) в различные большие структуры (в какие получится) вплоть до КПРФ, но не особо помышляющие о самостоятельном политическом действии; анархисты, частично имеющие тенденцию перетекать на более жесткие коммунистические или троцкистские позиции, частично озабоченные правами животных куда более, нежели правами людей, а частично погрузившиеся в музыкально-художественные субкультуры настолько глубоко, что это привело их к почти полной деполитизации.
Но если в России еще можно услышать левую критику проникнутых национализмом «больших левых», то исходит она именно из этих кругов. И если есть в ближайшие годы у российской интернационалистической левой какая-то перспектива, то она, на наш взгляд, в соединении идей, обсуждаемых в этих микрополитических кругах, с вечно возобновляемой в каждом поколении энергией молодежи. Дело только за субъектом, вернее, за субъектами такого соединения.