Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2005
Daniel Kulla (р. 1977) — публицист (печатается, в том числе, в газете «Jungle World»), переводчик, редактор издательства «Werner Pieper & The Grüne Kraft», автор книги «Der Phrasenprüfer. Szenen aus dem Leben von Wau Holland, Mitbegründer des Chaos Computer Clubs» («Проверщик фраз. Сцены из жизни Вауа Холланда, одного из создателей компьютерного клуба “Хаос”»), (2003). Сайт: www.systemausfall.de. Вырос в ГДР.
Развитие левого политического лагеря в воссоединенной Германии, и особенно около 100 000 леворадикалов — анархистов и коммунистов, представляется запутанным, а порой и подозрительным, не только внешним наблюдателям, но и большинству немцев. Задача этой статьи — немного рассеять мрак и выступить в защиту наиболее последовательных, но, видимо, наименее понятых попыток представителей этой среды заново позиционировать себя. В ходе дискуссий среди левых, в большинстве своем ставших маргиналами, впервые поднимаются вопросы, чрезвычайно актуальные и для сторонников других политических взглядов, например о склонности коммунистических движений ленинского толка к антисемитизму (не только в Германии) и об отношении левых к народу и нации.
Снова Германия
В 1990 году возникло наиболее значимое до сих пор немецкое леворадикальное движение, «Автономные антифашисты» («AutonomeAntifa»)[1]. Оно стало наследником очень разных течений: с одной стороны автономов ФРГ, мечтавших создать в занятых домах «свободные революционные пространства с постбуржуазными отношениями», с другой стороны — ленинских гослевых ГДР, молодые представители которых привнесли в новое движение такие классические лозунги, как: «За фашизмом стоит капитал». Толчком к их слиянию послужили как шок, вызванный распадом государственных и партийных структур ГДР, так и дезориентация западных левых, наименьшим общим знаменателем для которых являлось признание деления Германии.
Вместо того чтобы обсуждать различные варианты самоопределения левых после распада Советского Союза и всего восточного блока, они срочно стали создавать прагматические союзы для борьбы с националистическим духом времени, в полной мере следуя изречению одного из основателей Компартии Германии (КПГ) Карла Либкнехта: «Враг находится в собственной стране». Большинство населения в тот момент пребывало в состоянии национального упоения и уже практически не задумывалось о социальных альтернативах. Западногерманские консерваторы говорили о конце коммунизма. Широкие круги западных левых из-за оппортунизма, да и подлинно воодушевившись, помирились с немецкой нацией. Партия демократического социализма (ПДС), наследница-перевертыш правившей в ГДР Социалистической единой партии Германии (СЕПГ), пользуясь популистскими методами, в первую очередь старалась предотвратить полный демонтаж ГДР. В этой ситуации позицию антинациональных леворадикалов, выходящих на улицы Франкфурта-на-Майне с лозунгом «Никогда больше Германии!», попросту не понимали. Тем не менее они артикулировали опасения возникновения нового национализма на фоне недостаточной денацификации. Последующееразвитиеподтвердилооправданностьэтихопасений.
За первые три года после воссоединения не только ужасающе возрос уровень организованности неофашистских правых, но и обыкновенные западные и восточные немцы участвовали в жестоких нападениях на иностранцев, живущих в Германии или просящих там убежища, в ходе которых было убито несколько десятков человек. Молодежь, уверенная в том, что государство в лице исполнительной власти лишь неохотно противилось этим процессам, и предполагавшая (что позже подтвердилось), что существуют личные связи между некоторыми органами государственной власти и воинствующими неофашистскими «товариществами» или «военно-спортивными группами»[2], организовала антифашистское движение. Вскоре в большинстве городов Германии сформировались местные антифа-группы, слабо связанные друг с другом. Они не только устраивали демонстрации, но и открыто грозили неофашистам насилием, скандируя, например: «Верните нацистам улицу — камень за камнем!»
Насилие правых после массивного ограничения правительством права на убежище стабилизировалось на сравнительно низком уровне. Тем не менее леворадикалы не были одиноки в своем возмущении тем, что борьба с неофашистскими структурами не велась более энергично. Стратегией «Антифа» стала принципиальная критика общества при помощи темы правого радикализма. Следуя Марксу, они ставили под вопрос «немецкую идеологию», которая, вместо постулируемых либерализмом граждан-субъектов, говорит о народах и вслед за Карлом Шмитом (1888-1985) определяет демократию как единство воли народа и воли вождя.
Эта критика так и не проникла в мэйнстрим общества, отчасти в связи с криминализацией, например, гёттингенских «Автономных антифашистов» (упрямо твердивших: «Мы не пойдем на х.., пока не закончится эта х..ня!»). Напротив, Германия все больше сплачивалась под патерналистским правлением консервативного «канцлера единства» Гельмута Коля, который окружал себя бесцветными фаворитами и предпочитал «высиживать», а не решать конфликты. Основой для этого сплочения стали вытеснение прошлого (в бывших музеях памяти жертв фашизма стали говорить о жертвах «войны и деспотизма», идентифицируя ГДР с нацистской Германией) и «нормализация» особенной роли Германии — людям внушали, что отказ от участия в международных конфликтах и войнах интерпретируется за рубежом как уход от ответственности.
Это хрупкое согласие предоставляло левым широкое поле для нападок. При этом уже намечались первые трещины. Такие антинациональные авторы, как Юрген Эльзесер, обращали внимание на ту активную роль в развале Югославии, которую 1980-е годы сыграла западногерманская внешняя разведка под руководством Клауса Кинкеля, а в 1990-е — внешняя политика Германии[3]. В это же время антиимпериалисты ленинской ориентации («Antiimps») продолжали придерживаться труднодоказуемого мнения, что «социалистическую» Югославию ставят на колени «империализм США» и их «вассалы». Таким образом, пропаганда «антиимпов» стала неотличимой от сербской государственной пропаганды и к тому же приближалась к позиции таких неофашистов, как бывший левый террорист, а ныне идейный лидер Национал-демократической партии Германии (НДП) Хорст Малер. Малер, открыто ссылаясь на Ленина, отстаивал «право народов на самоопределение» против «безродного, глобализованного капитала» (называть его «еврейским» в Германии по-прежнему считается преступлением).
Первый зримый организационный раскол произошел в 1997 году. Ориентированная на Ленина часть редакции единственной определенно леворадикальной ежедневной газеты «jungeWelt» (www.jungewelt.de), которая сформировалась на основе газеты гэдээровского комсомола («Свободная немецкая молодежь»), но после воссоединения стала увлекательным органом дискуссий о политике и культуре для восточных и западных левых, вытеснила современное, западное крыло, которое с тех пор выпускает еженедельную газету «JungleWorld» (www.jungle-world.com), уважаемую за присущий ей плюрализм.
Германия ведет войну
Наметившиеся противоречия обострились в 1998 году, когда Коля не избрали на новый срок и к власти пришло правительство из социал-демократов и «зеленых», по большей части состоящее из бывших левых и леворадикалов[4]. Сперва остатки нерадикальных левых заинтересовались неким политически неопределенным проектом модернизации под знаком Новой экономики и Интернета, но они не дошли до того, чтобы осудить войну против Югославии, в которой Германия принимала активное участие, как проявление великодержавной политики. Общественность единодушно поддерживала войну, а ПДС — единственная из представленных в парламенте партий, которая ее не принимала, — оперировала старыми представлениями о зависимости германской внешней политики от США.
Этот вопрос стал первым водоразделом для левых, в особенности для леворадикалов. Министр иностранных дел Германии, бывший уличный боец Йозеф Фишер в заключенном в Рамбуйе соглашении пригрозил Югославии натовской оккупацией, а германское правительство использовало для оправдания войны дезинформацию болгарской разведки о так называемом «плане “Подкова”» сербского генерального штаба по этническим чисткам и сообщения, будто в Косово созданы концентрационные лагеря. Германские самолеты впервые после Второй мировой войны выполняли боевые полеты. «JungeWelt» при этом продолжала поддерживать образ американского господства, в то время как редакция «JungleWorld» подписала фотографию эскадры германских бомбардировщиков типа «Торнадо» словами: «Воздушная атака красно-зеленых». «Антинационалы» на демонстрациях против войны скандировали: «Пусть не будет на карте Германии больше, пусть лучше Франция протянется до Польши!»
Начиная с этого момента, каждая из фракций стала искать новых союзников. «Антинационалы», такие, как Томас фон дер Остен-Закен, приблизились к буржуазным правозащитникам, стоявшим на универсальных цивилизаторских позициях и критиковавшим Германию не столько за ее современные, капиталистические черты, сколько за дух верноподданничества и фиксацию на государстве. «Антиимпы» же примкнули к быстро разрастающемуся и распространяющемуся во все сферы общества антиглобалистскому движению, которое в лице таких организаций, как «АТТАК», выступало за амортизацию капитализма государством и в поддержку региональных культур. Флирт между разными фракциями продолжался и привел, например, к совместному выступлению автономов в составе «черного блока» на протестных демонстрациях в Генуе летом 2001 года (лозунг: «Don’tfighttheplayers, fightthegame!»). Но по основным пунктам различные версии их критики уже давно стали несовместимыми. Антинационалы хотели ускорить модернизацию, чтобы путем всестороннего обуржуазивания мира и сопутствующей этому процессу индивидуализации создать условия для «коммунистического присвоения» в марксовском смысле. Антиимпериалистическая же идеология консервировала устаревшие образы врага и тем самым волей-неволей поддерживала германские амбиции — экономическое и политическое господство в Европе и построение глобально действующей сверхдержавы, современной по форме, но по сути продолжающей ставить государственное регулирование выше индивидуального самоопределения.
Второй разрыв, который, с одной стороны, усугубил уже существующие среди левых разногласия, а с другой — расколол фракцию «антинационалов», произошел непосредственно после исламистского нападения на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке в сентябре 2001 года. «Антиимпы» были одного мнения с неофашистами из НДП, конспирологами вроде Матиаса Брёкерса («Заговоры и теории заговора: 11.9.») и общественным мнением, представляемым, например, глянцевыми новостными журналами «DerSpiegel» и «Stern»: США просто расплатились за дерзкую позу «всемирного полицейского», а исламизм — лишь одно из многих движений сопротивления против «империализма», часть антиглобалистского спектра. Правительство Германии в лице канцлера Герхарда Шрёдера сперва сохраняло видимость единства НАТО и клялось в «неограниченной солидарности с Америкой». Для «антинационалов» эта формула стала поводом уже для внутреннего раскола. Юрген Эльзесер опубликовал в журнале «konkret» (www.konkret-verlage.de/kvv/kvv.php), который под руководством Германа Л. Гремлицы еще с 1991 года занимал антинациональные позиции, интервью с Андреасом фон Бюловом, автором разоблачительной книги о разведслужбах «Именем государства», в котором говорилось о якобы скандальных «тайнах» вокруг нападения на ВТЦ. Вскоре после этого Эльзесера «ушли» из редакции. Журнал «Bahamas» (www.redaktion-bahamas.org), напротив, объявил свою позицию уже не антинациональной, а «антинемецкой»[5] и призвал к тому, чтобы встать на сторону не только США, но и Израиля в борьбе с террором, направленным против современности, и признать сохранение проекта буржуазного модерна более неотложной задачей, чем ставка на маловероятные коммунистические революции. Подавая пример многим другим, Юстус Вертмюллер похвалил правительство США за принципиальный отказ от переговоров с исламистами и решение перейти в наступление. Был образован новый термин — «исламофашизм» для обозначения, в первую очередь, иракского и сирийского режимов, возникших по образцу национал-социализма. Тем самым военные кампании американской и израильской армий провозглашались антифашистскими операциями в традиции «Дня “Д”» 1944 года.
Эта позиция имела как губительные, так и положительные последствия, причем сразу на нескольких уровнях. С одной стороны, многие «антиимпы» разоблачились как сторонники «народных освободительных войн» в арабском мире и в своих новых декларациях не оставляли сомнений в том, что они считали террор «легитимным» средством борьбы против гегемонии США. Тем самым они окончательно сошлись с такими неофашистскими активистами «поперечного фронта», как Петер Тёпфер (www.nationalanarchismus.org/adk). Последние, следуя стратегии новых правых, таких, как француз Ален де Бенуа («Восстание культур») и прежде всего русский национал-большевик Александр Дугин, которым восхищается Малер, понимают под «миром» разгром «американской империи» и своей целенаправленной подрывной деятельностью распространили внутри левых субкультур идею о «контроле сионистов над средствами массовой информации».
Далее, среди всех левых разразилась дискуссия о том, как позиционировать себя по отношению к буржуазной современности, и особенно о том, действительно ли практика собственных действий в структурах левой сцены является уже постбуржуазной и революционной или же во многом остается досовременной и антипросвещенческой. Эта дискуссия, помимо прочего, привела к распаду или полной реорганизации большей части антифа-движения. Наконец, нападки на антинемцев стали способом самоутверждения для остальных левых, которые пытались оправдать свое непроверенное мировоззрение в собственных глазах тем, что, вопреки всем фактам, обвиняли антинемцев в «поддержке существующих обстоятельств», «расизме благосостояния» (по отношению к мусульманам) и «национальной идентификации с Израилем».
В этих условиях уровень дискуссии стремительно снизился. Особенно на таких интернет-форумах, как антиглобалистский de.indymedia.orgили автономный x-berg.de, слово «антинемец» быстро превратилось в ругательство, в то время как «Bahamas» и такие антинемецкие авторы, как Герхард Шайт и Тьярк Кунстрайх, еще только набирали аргументационные обороты и продолжали обострять давно необходимую, болезненную критику верований левого движений. Матиас Кюнцель систематически демонстрировал, как национал-социалисты напрямую повлияли на арабский национализм, а позже наложили свой отпечаток и на арабский социализм. В персональном плане это произошло посредством таких пламенных сторонников нацистов, как Великий муфтий Иерусалима, который начиная с 1930-х годов руководил «сопротивлением» против еврейских поселенцев в Палестине, а позже и многочисленных нацистских идеологов и офицеров вермахта, поступивших на службу новым правительствам Египта, Сирии и Ирака. Содержательно же эти течения сближали идея добровольного подчинения сражающемуся национальному сообществу и ненависть к евреям как олицетворению современности[6].
Такие социологи, как Томас Хаури, следуя традиции Новой левой 1960-х годов, описывают не только развитие идеологий как следствие неких материальных обстоятельств, но и обратную связь между ними. Они смогли привести дополнительные аргументы в пользу антинемецкой позиции, доказав, что как немецкий национализм, так и ленинская идеология особо пригодны для создания подобных национально-общинных идеологий и что обоим исконно присущ агрессивный антисемитизм или антисионизм[7].
Германия ведет мир
В ходе международных протестов против иракской войны 2003 года раскол среди германских левых достиг временного апогея. Такие бывшие антинациональные критики, как Юрген Эльзесер, бросились на шею нерефлектирующим демонстрантам за мир, которые умаляли злодеяния баасисткого режима в Ираке и исходили из крайне наивного представления, будто США волнует лишь нефть. Редакция «Bahamas», напротив, видит в падении Саддама Хусейна первый шанс для хотя бы буржуазной демократии в арабском мире, и поэтому она открыто поддерживает интервенцию. Эта позиция заостряется тем, что канцлер Герхард Шрёдер выступает против войны и, по крайней мере для вида, выдерживает эту линию, хотя сперва она служила лишь цели выиграть выборы, опираясь на голоса восточных немцев, пацифизм которых по большей части восходит к гэдээровской неприязни к США. Антинемцы видят в подобном «пацифизме торговцев оружием» очередную демонстрацию мощи с целью показать, что и США уже давно находятся в зависимости от Европы — что, ввиду решающего значения кампании для мировой политики, эти авторы считают роковой ошибкой.
Сравнительно быстрый и бескровный ход войны подтвердил представления о ее отнюдь не геноцидальном характере. Умножающиеся же впоследствии локальные восстания оставшихся баасистов и примкнувших к ним исламистов доказали, сколь губительным стал отказ союзников Америки от участия в кампании.
В данное время позиции антинемцев не только укрепились — благодаря их ясным высказываниям на центральные политические темы с ними сблизились новые группы (например, около половины местных антифа-организаций, а также единственный общефедеральный антифа-журнал «Phase 2 — ZeitschriftgegendieRealität» («Фаза 2 — журнал против реальности», http://phase2.nadir.org). На демонстрациях почти исчезли «антисионистские» палестинские платки (новый лозунг: «Против любого антисемитизма, за анархию и коммунизм!»). Стали возможными новые союзы. Когда в 2004 году на Франкфуртской книжной ярмарке Федерация германских книготорговцев, Министерство иностранных дел и фонд правящей партии представили в качестве почетного гостя не одну страну, как принято, а целый союз государств — Арабскую лигу, только еврейские общины, Сионистская организация Франкфурта и антинемецкие антифа-группы протестовали перед главным входом против «клуба диктатур» (по выражению сирийского писателя-эмигранта Рафика Шами) и показывали на своем стенде антисемитские изображения из государственных СМИ и учебников приглашенных стран[8]. На то, что федеральный канцлер в день открытия стоит на сцене рядом с египетским отрицателем Холокоста Салмауи (отрицание Холокоста вообще-то остается в Германии преступлением), уже почти никто не обращает внимания. В свете антинемецкой критики для всех становится очевиден антисемитизм в статьях главного комментатора газеты «jungeWelt» Вернера Пиркера, так же как и безумие кампаний Антиимпериалистической координации (АИК) по сбору оружия для «иракского сопротивления».
What‘sleft?
Существование политического течения с таким обозначением, как «антинемцы», большинству наблюдателей до сих пор представляется сюрреальным. Но его содержание легко понять из вышеописанных дискуссий, и похоже, что только этому течению удается связывать классическую коммунистическую критику с современными представлениями об индивидуальности, окончательно порывая при этом с наследием марксистов-ленинистов[9]. Это явствует и из позиции антинемцев по отношению к германскому государству и немецкой истории. Одной из главных целей антифа-движения стало сопротивление против исторического ревизионизма, который получил свое выражение после воссоединения, в первую очередь в популярных медиа, но и в университетской жизни. В ходе этого процесса национал-социалистические немцы постепенно превращались из преступников в жертв, когда, например, ковровые бомбардировки английских и американских ВВС в Дрездене, значительно ускорившие наступление Красной армии, объявлялись геноцидом, бессмысленным с военной точки зрения. А послевоенное переселение немцев, особенно из наиболее пострадавших от войны стран — Польши и Чехословакии, — осуждалось как «несправедливое изгнание». Эти новые нарративы позволили исключить из переговоров о расширении Евросоюза возможные требования компенсаций: можно было говорить как жертва с жертвами. Под этим политическим расчетом кроется отказ от исторической ответственности и пересмотра специфически германского типа государственной организации. Только антинемецкая критика оказалась способной взять на мушку как нацистские корни, так и антилиберальное настоящее движения, для которого образами врага стали «бескультурная» Америка и «искусственное образование» Израиль.
Именно на примере этих двух государств становится очевидным и отказ антинемцев от исторического детерминизма. Они отбрасывают любые прогнозы о неизбежном наступлении, например, революций. «Всякая историческая необходимость заканчивается концлагерями» и «Ленинизм умер в Освенциме» — так они отвечают на классическое левое убеждение в том, что социальное развитие в любом случае направлено на прогресс. Вера в такие механические и чаще всего черно-белые идеологии, по их мнению, приводит к возникновению национальных сообществ, полных подданных-приспособленцев, в которых развитие личности сходит на нет, а любые отклонения элиминируются.
Для антинемцев образцами исторического действия становятся разнообразные «разрывы с историей», зачастую вызванные крайне сложными мотивами. Это и возникновение базовой коммунистической идеи восстания рабочего класса, которая противоречит мнимым историческим константам, и создание государства Израиль, при помощи которого евреи доказали, что они не «народ паразитов», а умеют создавать в пустыне плодородные сады, что они не обречены на роль жертв, а умеют давать сдачи; что вообще возможно самим выбрать форму организации общества. Таким образом, для антинемцев проект всеобщей эмансипации пока продвигается силами, которые не ощущают себя ни левыми, ни в каком-либо, даже самом отдаленном смысле, коммунистическими, но которые дают отпор антисовременным диктатурам в этом мире и недостаточно демократическим демократиям Европы.
Перевод с немецкого М.Г.