(После первого Всероссийского конкурса «Как наше слово отзовется»)
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2005
Алексей Станиславович Токарев (р. 1952) — журналист, в 1988 году — член оргкомитета по созданию общества «Мемориал», в 1989-1995 годах входил в правление «Мемориала», в настоящее время — руководитель Отдела специальных проектов Международного пресс-клуба.
Кого и с кем связывают телевидение и радио? Инструмент ли они манипулирования массовым сознанием или основа гражданской консолидации? Трибуна ли для лжецов и лицемеров, морочащих или щекочущих обывателя? Способны ли еще оказывать влияние не только на отдельных, потерявших стыд и совесть чиновников, ненасытных и бессовестных «капиталистов», но и на эволюцию государства, общества нашего? На такие «простенькие» и почти вечные вопросы отвечали мы на практике в конце минувшего года.
В октябре-декабре 2004 года Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям с помощью Международного пресс-клуба проводило первый Всероссийский конкурс журналистов электронных СМИ «Как наше слово отзовется». Определяли самых грамотных радио- и телекорреспондентов, обозревателей, ведущих, а также программы и каналы. Судили их, в отличие от известной «ТЭФИ», не коллеги по цеху, а филологи из двух институтов русского языка (Виноградова и Пушкина), а также с филфака и журфака МГУ. Никакой политики, никакой цеховой конъюнктуры. Конкурс государственный, открытый, система была избрана простейшая: сначала экспертный совет выбирает из всей региональной и центральной теле- и радиопродукции не просто наиболее правильное с точки зрения норм и правил, но и наиболее яркое, а затем жюри принимает окончательное решение.
Не буду вдаваться в вопросы отборочной технологии, хотя сам не только участвовал в организации процесса, но и входил в экспертный совет. Все же тонкая лингвистическая материя — дело профессиональное. Хочется рассказать о самых общих и самых предварительных выводах, касающихся не столько цеха, журналистики нашей, сколько широкой публики — зрителей и слушателей, а значит, остальной, все более непонятной окружающей реальности. Коммуникативная роль электронных СМИ в обстоятельствах ослабления и угасания гражданского диалога, а значит, в первую очередь, обеднения, истощения языка, русской речи нас и интересовала.
В конце октября наши эксперты начинали работу с конкурсными материалами крайне неохотно. Претензий к федеральному эфиру масса. Поскольку мы договорились, что внимание, прежде всего, обращаем на общественно значимое (или «рейтинговое»?), то смотрели и слушали информационные, информационно-аналитические и просветительские программы. А там, кажется, эфир «схлопнулся» до нескольких почти близнецов-программ, эдаких «Вревестей» и «Сеговостей». В них — предельно «объективированная», безличная информация, никакой личностной окраски, все гладко и без всяческих комментариев. Забавно, кстати, что дурную шутку с нашими информационниками сыграли западные монстры рынка. Новая борьба за «объективность» у нас начиналась под знаменем борьбы за нормы Би-би-си и Си-эн-эн. С той лишь разницей, что комментаторов в программах наших государственных или «прогосударственных» каналов практически нет, а объективированная информация по-русски — это теперь донесение общественно значимой информации в официальной интерпретации российского высшего чиновничества. Голос государственных каналов — это голос не граждан или общественных институций, а управлений по связям с общественностью, это априори односторонняя связь, однозначная интерпретация. Значит, в один ряд с каналами, имеющими миллионную аудиторию, пришлось поставить каналы, распространяющие свой сигнал в пределах одной области, города, района.
Характерно, что сами федеральные теле- и радиоканалы (кроме телеканала «Культура» и радио «Маяк») так и не решились послать материалы на наш конкурс. Дело не в скромности и самокритичности, а в искренней незаинтересованности в любых формах обратной связи. Хорошо еще, что по положению о конкурсе эксперты обладали правом самостоятельно выдвигать понравившиеся им работы или журналистов.
Из двадцати двух победителей конкурса треть — это журналисты и программы региональных каналов, местное вещание. Пришедших «самотеком» работ — от Камчатки до Петрозаводска — было много, но, увы, абсолютное большинство отличали те же общие несовершенства.
Мы искали отзыва, попыток выстраивания диалога с обществом, а находили две крайности: с одной стороны, безликая гладкость и официозная правильность государственных «клонов» главных каналов, с культивированием «вестевского» чуть истеричного бодрячества, с другой стороны, сбереженная на протяжении десятилетий сладостность местечковых, патриотичных разливов, желание казаться значительнее, национальнее, «русскее», но в стилистике былых официозных хора Пятницкого и ансамбля «Березка». Как правило, казенно-местечковая народность сопровождается с трудом сдерживаемыми рыданиями о тяжких временах и небогатых перспективах. И там, и там — то высокомерный, то самоуничижительный монолог, обращенный к недоумку-слушателю и зрителю.
Недостатки, проблемы электронных СМИ, отмеченные нашими судьями, — безликая, казенная, полная штампов речь, почти графоманская избыточность метафор, агрессия в отношении аудитории, активное влияние иноязычных образцов электронной журналистики, подавление не просто рекламой, а рекламным духом не только информационного, но и всего вещания — начинаются с этой точки. С отказа от диалога, нежелания оказаться над или под аудиторией, но не «на равной ноге».
Понятно, что пресса наша, исполнявшая в первое перестроечное десятилетие обязанности то ли рупора, то ли просто института гражданского общества, с определенных пор лишилась сразу и общественного доверия, и естественной возможности, и минимального ресурса для продолжения относительно свободной жизнедеятельности. Кто в этом виноват — назначенные властью, скупившие прессу, но не смогшие воспользоваться ее возможностями по назначению олигархи, новые капиталисты-чекисты, редакторы, то ли собственники, то ли наемные менеджеры, или сумма мелодраматических обстоятельств — это уж не наш вопрос. Она по-человечески говорить с нами почти разучилась, мы слушать ее серьезно почти отказались. Все виноваты, но суть не в том.
Интереснее понять, что же с этим дальше будет. Организуя конкурс, мы, не сговариваясь, предлагали начать не с образчиков русской речи, а с антиконкурса — типа известной «Серебряной галоши» — на звание самого безграмотного, самого косноязычного, самого убогого, примитивного… Впрочем, такой конкурс при желании у домашнего экрана может ежедневно проводить каждый слушатель и зритель. Все же выполняя государственный заказ, организаторы и реализаторы проекта старались если не найти самого грамотного и самого яркого в России теле- и радиожурналиста, теле- и радиоканал, то хотя бы указать на позитивную тенденцию и ее носителей.
Материалы конкурса, поступившие, в первую очередь, из далеких от Москвы мест, показывают, что ничего плохого в обозримом эфирном будущем нас не ждет. Вывод этот подтверждается экспертами конкурса, не очень активными, не насмотренными и наслушанными, а значит, очень чуткими зрителями и слушателями.
Если бы конкурс назывался иначе или ограничился официальным наименованием «Русский язык в электронных СМИ (За образцовое владение русским языком в профессиональной деятельности)», то, пожалуй, можно было бы заниматься только вопросами техники речи и не дискутировать о присутствии-отсутствии «речевых индивидуальностей». Но мы следовали девизу и пытались понять, чем же и как эти электронные слова отзываются (или могут отозваться).
Лет тридцать назад, пытаясь понять, что же такое на практике создаваемое с помощью телевидения пространство для диалога, я предлагал осмыслить на первый взгляд совершенно абсурдную мизансцену: кухня, папа в затрапезном, мама в халате, ребенок с ложкой, а рядом — парадный дяденька при галстуке, тетенька со взбитой прической — читают торжественные новости про… корову и погоду. Это телевизор на обеденном столе.
Разрушение ритуального пространства — театрально ли банкетного, официально-газетного — с передовой и мавзолейной трибуной поперек, спортивно-циркового — с гладиаторами на площадке и чистой публикой на трибунах — силами одного маленького телевизорчика, проникшего в мой дом, где я чего хочу, то и ворочу… Это же революция в головах, произошедшая в советских условиях абсолютной государственной монополии на информацию и способы ее потребления.
Они думали, что одни, со своими шамкающими ртами, маразмом, самодовольством, безграмотностью, что сохраняют при любых обстоятельствах доставки сигнала высоту трибуны, а они уже с нами, уже съехали к пыльному, безобразному углу… На нашей, обывательской территории. И здесь всегда — мы побеждаем, наше слово последнее. Захотим и выключим.
Революция в публике, гражданизирующемся обществе начиналась с телевидения, когда оно училось втягивать нас в диалог, да просто реагировать, откликаться на внешние раздражители. Когда оно стало учиться играть по правилам обеденного стола. От простых телетрансляций футбола и распространения болельщицкого пространства за пределы стадиона к интеллектуальным телеиграм, к живым импровизациям в эфире, затем к многосерийным телеполотнам, которые открытыми финалами отдельных глав активизировали массовую аудиторию, сопереживающую, соживущую…
Отзывается ли и как отзывается слово в публике — вот главный критерий для тех, кто судил, и, в конечном счете, для тех, кто победил в прошедшем конкурсе. Выигравшие на первом (очень надеюсь — не последнем) конкурсе — это новокузнецкий телекорреспондент, рассказывающий о сегодняшних выпускниках школы, о с трудом выволакивающейся из разрухи деревне, о поселке, постепенно заливаемом водой из-за брошенной по соседству шахты, это обозреватель екатеринбургского телеканала, рассказывающий землякам о случившемся за неделю, это архангельская журналистка, снимающая сюжет о старом капитане, одном из первооткрывателей Земли Санникова.
В длинных и коротких репликах наших номинантов, мне и всем адресованных, нет истеричного отчаяния, нет надрыва и призыва, приговора или уговора, есть попытка понять и исправить, добраться до сути происходящего, объединить свои и наши усилия. Главное, есть ожидание ответа — от нас.
В рамках конкурса проведена была и небольшая конференция, сухо называвшаяся «Актуальные проблемы русского языка в электронных СМИ». Выступали на ней как судьи — эксперты и члены жюри конкурса, так и участники, победители. Удивительная вещь: оказалось, что в российском радиоэфире существуют уже десятки программ о русском языке. (По ходу конкурса нам пришлось выделить их в специальную номинацию — чтобы не «задавили» остальных программ.) Так вот, как рассказывали авторы программ, самый активный ответ, почта, звонки, вопросы, самая активная ответная реакция именно на программы о языке. Публике нужно правильное слово, грамотное слово. Оказывается, судя по материалам конкурса, это еще и честное, правдивое слово — о нас и о нашей перспективе.