Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2004
Оригинал статьи см. http://www.nz-online.ru/index.phtml?aid=25011263
Марина Алексеевна Кукарцева (р. 1961) - философ, заведующая кафедрой философии и психологии Московского государственного технического университета «МАМИ» (МГТУ «МАМИ»).
Осенью этого года в 36-м номере журнала «Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре» появилась рецензия на мой перевод монографии Франклина Анкерсмита «История и тропология: взлет и падение метафоры», написанная Андреем Олейниковым. Суть претензий рецензента сводится к следующему: 1) вводная статья обширна и непонятна; 2) перевод под стать данной статье; 3) стиль перевода «постмодернистский»; 4) переводчик «придумывает понятия с доселе неизвестным содержанием», которых нет у автора работы, и вообще неправильно переводит ряд «принципиальных понятий»; 5) переводчик дает перевод работ философов без ссылок на имеющиеся на русском языке переводы этих работ, следовательно, он «просто не знает об их существовании», а заодно и обо всей истории западноевропейской философии, начиная по крайней мере с Канта; 6) переводчик неправильно транслитерирует некоторые из упоминаемых в тексте имен. Вывод рецензента: перевод безнадежно испорчен, переводчик чудовищно невежественен. Изумившись прочитанному, я стала искать аргументы рецензента. И что же? Олейников упоминает три ошибочно транскрибированных имени и спорный момент перевода одного психоаналитического термина. При этом он отмечает, что и предложенный им вариант тоже «не точен». Кроме перечисленного, я больше ничего в аргументации рецензента не нахожу. Читаю еще раз - снова ничего. В этой ситуации, не вступая в пустую полемику с Андреем Олейниковым, считаю необходимым открыть ему ряд положений переводческой деятельности, а заодно и сформулировать собственный вывод о стиле написания им рецензий на переводы научных текстов.
Андрей Олейников, по его собственному признанию, имеющий некоторый переводческий опыт, не понимает(что и почему он не знает, мне не интересно),чтоперед переводчиком всегда стоят две проблемы: перевода и цитирования иноязычных терминов по отношению и к русскому языку, и к языку оригинала. Эти проблемы порождают разные концепции перевода. Первая, назовем ее условно аналоговой, при переводе терминов требует обязательного поиска их точного эквивалента в имеющейся традиции перевода философских текстов, независимо от того, в рамках каких философских доктрин она сложилась, а также обязательного цитирования ссылок на уже имеющиеся «канонические» переводы. При этом не всегда учитываются новизна и неоднозначность терминов, а также особенность восприятия и прочтения цитируемых автором переводимого труда текстов. Вторая концепция, назовем ее контекстовой, требует при переводе терминов нахождения их внутренней идентичности духу того философского направления, которому принадлежит переводимый труд, а при цитировании иноязычных источников - адекватности тому языковому контексту, в котором они прочитываются и где нередко встречаются глубокие понятийные различия систем английского (в этом случае) и русского языков. Важна и «длина контекста»[1]. Обе концепции равноправны, они вдумчиво обсуждены в отечественной литературе 1990-х годов. Достаточно отослать к превосходной статье Вадима Руднева, предпосланной переводу Нормана Малькольма «Состояние сна» (М., 1993), к статье Виталия Валентиновича Целищева, предваряющей перевод работы Ричарда Рорти «Философия и зеркало природы» (Новосибирск, 1997). Переводчик вправе выбрать ту концепцию, которую он считает наиболее адекватной для переводимого философского текста. При переводе работы профессора Анкерсмита я и мои коллеги выбрали вторую, рассудив, что текст монографии не просто развивает уже имеющиеся идеи, но изложенное в нем знание имеет самостоятельное значение, текст ставит новые проблемы и дает их оригинальные решения. Поэтому важен контекст монографии, он меняет характер обсуждаемого предмета, требует нового прочтения старых терминов и введения новых, побуждает к новым поискам и решениям - одним словом, является сильным. Поэтому мы переводили цитируемых Анкерсмитом на английском языке французских, немецких и иных авторов, стараясь передать то содержание, которое он вкладывал в приводимые цитаты, и давали ссылку на англоязычное или другое приводимое им издание. Это тем более важно, что в ряде мест Анкерсмит предлагает собственный перевод иноязычных авторов (Жорж Лардро, с. 333, Николаус Ленау, с. 370, и прочих) или подчеркивает, что цитируется именно англоязычное издание (например, работы Ролана Барта «Эффект реальности», с. 281-292). А вот во вводной статье, так не понравившейся Андрею Олейникову, я давала ссылки на переводы на русском языке, например на трактат Аристотеля «О душе» (с. 29), который Анкерсмит цитирует в своем введении (с. 102), ссылаясь на англоязычное издание; на работу Коллингвуда «Идея истории» (с. 25), которого Анкерсмит много цитирует в своей работе и где сноски даны на указанное им издание. Такой подход к переводу я и мои коллеги посчитали наиболее естественным и адекватным. Удивляет, почему этого не понял Андрей Олейников, и уж совсем странно, отчего он решил, что я не знаю о переводах на русский язык «Канта, Гегеля, Фрейда, Гадамера, Барта и др.», а заодно и о всей традиции «европейской философии двух последних столетий». Вообще, Андрей Олейников в своей рецензии формулирует множество предположений и вопросов и тут же сам на них отвечает, беседуя сам с собою. Серьезный и добросовестный рецензент укажет на «придуманные (переводчиком) понятия с доселе неизвестным содержанием» или назовет ряд неправильно переведенных «принципиальных понятий» и их «исходных значений»; объяснит, почему непонятная ему статья плоха, а «переводческий стиль дискурса “постмодернистский”», а даже если он таким и является, то что тут предосудительного? Впрочем, признаю найденные Андреем Олейниковым неточности при транслитерации трех имен иноязычных авторов, что, на мой взгляд, только доказывает ту дотошность, с которой он прочитал книгу, что, с другой стороны, странно сочетается с безосновательностью и поверхностностью его обвинений. Честно говоря, я не указываю на неточности и огрехи перевода Андреем Олейниковым книги Франклина Анкерсмита «Нарративная логика» (М., 2003) только из безграничного уважения к той огромной работе, которая была проделана ее научным редактором для того, чтобы книга вообще увидела свет.
В такой ситуации, считая дальнейшее обсуждение (например, характеристики Анкерсмита как «академического философа», чему сам профессор был бы несколько удивлен) пустой тратой времени, сформулирую свой вывод: рецензия, написанная Андреем Олейниковым, есть неосмысленное соединение бездоказательных заявлений, глупых претензий на монополию в понимании, переводе и интерпретации идей Франклина Анкерсмита и безудержного самолюбования.