(2002 — 2004 годы)
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2004
Муса Асадович Хаджаров (р. 1975) — лингвист, политолог. В настоящее время живет и работает в Измире. Расширенный вариант обзора – на сайте www.nz-online.ru.
К десятой годовщине начала первой чеченской войны конфликт в этой республике стал постоянным фоном не только для большой политики, но и для повседневной жизни в России. Он въелся в ткань российского общества тревогой за судьбу призывников, несущих службу в Чечне, кровавыми терактами и постоянным страхом перед ними, ограничениями гражданских прав и свобод, цензурой средств массовой информации и ростом расизма и ксенофобии, а также превращением ненависти и жестокости в норму жизни, причем не только в самой Чечне. Для многих жителей сопредельных России стран он стал символом нестабильности и имперских амбиций «большого соседа». Для граждан западных государств, обеспокоенных судьбой чеченцев, война стала олицетворением безвольности и цинизма собственных правительств в отношениях с российским руководством, хотя есть и меньшинство, готовое расценивать действия России в Чечне как звено Международной борьбы с (исламским) терроризмом. Для многих мусульман во всем мире (хотя в наименьшей степени — в России) чеченская война стала очередным свидетельством враждебности христианского (или атеистического) Запада к исламу. А самим жителям Чечни война принесла горе, смерть, искалеченные судьбы.
Но что вообще происходит в Чечне? Каковы причины войны и почему она продолжается? Чем является эта война — вековым противостоянием двух цивилизаций, освободительной войной против имперской оккупации или результатом «цепи ошибок и преступлений»[1], совершенных политическими лидерами России и Чечни? Являются ли все чеченские сепаратисты преступниками, бандитами и террористами? Насколько важен «исламский фактор»? Как велика поддержка борцов с российскими войсками и пророссийским руководством среди населения? Осуществляют ли российские власти «геноцид» чеченского населения или их действия реально направлены на «стабилизацию» ситуации на Северном Кавказе и предотвращение распада Российской Федерации? Как эта война трансформировала российское общество и каковы ее реальные последствия для отношений между Россией и другими странами — восточными и западными, «ближним» и «дальним» зарубежьем?
Тем, кто искренне стремится разобраться в этих вопросах, а не ограничивается раз и навсегда сформированным мнением, мало чем помогут средства массовой информации. Чрезвычайная политизированность темы, активно распространяемая всеми сторонами конфликта дезинформация и крайняя затрудненность работы журналистов — все это приводит к тому, что систематической информации о событиях в Чечне очень мало как в российских, так и в зарубежных СМИ, а в большинстве газетных и интернет-публикаций эмоции преобладают над анализом ситуации и поиском выхода. Приходится обращаться к книжным публикациям. В данном обзоре я попытаюсь оценить, какие ресурсы для осмысления двух войн в Чечне дают читателям книги, опубликованные в разных странах примерно за последние два года — с середины 2002 года[2].
Сперва стоит сказать несколько слов о географическом разбросе этих книг. Кроме России, книги о Чечне активно издаются авторами из Франции, Германии, Великобритании, США и Польши. Во всех остальных странах, где существует интерес к этой проблеме, литература о «чеченском вопросе», за отдельными исключениями, представлена переводами с русского, французского и английского. Примером может послужить сборник под редакцией двух турецких публицистов «Чечня: непризнанная страна»[3] — пестрая смесь из перепечатанных газетных и журнальных статей и текстов с сепаратистских сайтов, зачастую без указания источника. Другой пример — многочисленные переводы книжечки парижского «Комитета “Чечня”», о которой речь пойдет ниже[4].
С некоторой долей условности обсуждаемые книги можно разделить на шесть категорий:
1) обзорные работы о первой, второй или обеих чеченских войнах либо охватывающие еще более продолжительный исторический период, авторы которых стремятся дать всесторонний анализ причин и последствий войны;
2) книги, посвященные отдельным аспектам и эпизодам конфликта;
3) книги журналистов — расследования, сборники статей и так далее;
4) откровенно пропагандистские и апологетические издания;
5) мемуары и свидетельства очевидцев;
6) курьезы.
О болезненном отношении россиян к чеченской трагедии свидетельствует то, что за рассматриваемый период на русском языке опубликована лишь одна книга, способная претендовать на роль общего обзора проблемы: «Время Юга» сотрудников Центра Карнеги Алексея Малашенко и Дмитрия Тренина[5], посвященная не столько причинам чеченской войны, сколько ее последствиям для России — как социальным и внутриполитическим, так и международным. Сотрудничество специалиста по российским мусульманам с бывшим военным, экспертом по международным отношениям и внешней политике оказалось весьма плодотворным. Пожалуй, это то издание, которое следует читать тем, кто хочет в сжатой форме получить максимально точные сведения о чеченском конфликте и его последствиях по состоянию на середину 2002 года. Авторы избегают пространного изложения азов российской политической ситуации и истории чеченцев, с которого начинается большинство зарубежных книг о Чечне. Тем не менее, в этой ясно структурированной и хорошо отредактированной книге анализируются все политические аспекты конфликта, в том числе его исторические истоки, внутренняя динамика чеченской элиты, «религиозный фактор», экономическая составляющая противостояния, вопрос о российском федерализме и угрозе распада страны, а также — в чем состоит уникальность книги — состояние вооруженных сил и отношения между армией и обществом в контексте войны в Чечне. Малашенко и Тренин трезво анализируют вопрос о Чечне в рамках более общей проблемы необходимости выработать более четкую и профессиональную политику по отношению к своим южным соседям — тому самому «Югу», который упоминается в названии книги. В условиях, когда общественная дискуссия о стратегических основах внешней политики колеблется между одинаково нереалистичными крайностями полного изоляционизма и создания новой русской империи с фашизоидными чертами, подобный подход представляется весьма актуальным. Радует также, что авторы обходятся без столь модных сегодня «цивилизационных» обобщений, указывая при этом на то, что «столкновение цивилизаций» могут накликать те, кто непрестанно твердит о якобы принципиальных различиях между «цивилизациями».
В книге, безусловно, есть и слабые места. Так, в своем проницательном в общем и целом анализе причин кавказофобии авторы проявляют склонность к «натурализации» черт «кавказцев», воспроизводя расистские стереотипы вроде представления об «их презрительном отношении к русской женщине» (с. 59, выделено мной. — М.Х.). Однако в основном авторам удается сохранять нейтралитет и не поддаваться соблазну делить участников конфликта на «российскую» и «чеченскую» стороны, обращая внимание на различия внутри российских и чеченских элит, религиозных течений и общественных групп. Особую ценность книге придает попытка ее авторов анализировать все выдвинутые варианты решения, урегулирования или стабилизации конфликта, от наиболее радикальных, экстремистских и фантастических до взвешенных, которых оказывается крайне мало. В этом контексте важен и разбор расхожих исторических сравнений (с кавказскими кампаниями XIX века, войнами в Алжире и Афганистане и конфликтом в Северной Ирландии). Как справедливо отмечают Малашенко и Тренин, все они «хромают» и потому образцов решений чеченского конфликта от них ожидать не стоит.
Гораздо более спорной, чем взвешенные аналитические выкладки двух московских экспертов, многим читателям книги покажется статья Анатоля Ливена «Чечня и законы войны», перевод которой включен в книгу в качестве отдельной главы: осуждая действия российских политиков и многие из решений военного начальства, Ливен тем не менее доказывает, что недопустимо говорить о «геноциде» чеченского населения. Приводя множество примеров из международной военной практики, он показывает, что причиной зверств, совершаемых российскими военными, становится общее разложение армии и связанные с ней психологические факторы. Ливен подробно обсуждает действия российской армии в контексте jusinbello (правил ведения войны) и приходит к выводу, что, хотя военные в ходе второй чеченской кампании совершили множество преступлений против законности и нравственности, к этим преступлениям нельзя отнести такие действия, как бомбардировку Грозного после ультиматума в адрес его жителей, поскольку победа над контролировавшими его боевиками иначе была бы невозможной. Ливен отделяет эту проблему от вопроса jusadbellum (права на войну) — хотя он считает, что по международному праву попытка подавить чеченский сепаратизм военными средствами является законной (поскольку почти все иностранные государства к тому моменту считали Чечню частью России), это не равнозначно ее моральному оправданию. Не взяв во внимание недавний опыт и состояние своих сил, российское командование действовало безответственно, развязывая вторую войну (не говоря уже о первой). Проводя такие различия, Ливен балансирует на очень призрачной грани. Тем не менее его попытка заново взглянуть на проблему вины и ответственности представляется мне полезной: ведь так же, как нет надежды на мир в Чечне без переговоров с сепаратистами, невозможен он и без — по крайней мере столь же сложного — диалога российского общества с военными, которому вряд ли способствуют радикальные оценки вроде обвинения в геноциде.
В целом книга Малашенко и Тренина намечает основные темы, которые обсуждаются и другими авторами обзорных книг о чеченских войнах:
1) вопрос о том, является ли чеченский сепаратизм «вирусом», способным заразить другие регионы РФ;
2) оценка вторжения Басаева в Дагестан летом 1999 года и вопрос о вовлеченности в него (а также во взрывы того же года) российских спецслужб — центральный вопрос, от ответа на который во многом зависит и оценка оправданности самих военных действий;
3) вопрос о том, следует ли расценивать действия военного командования и простых солдат в Чечне как военные преступления — и если да, то в какой мере;
4) «исламский фактор»;
5) роль «международного сообщества», то есть правительств западноевропейских государств, США и международных организаций.
Практически отсутствует в ней только одна важная тема, центральная для многих других работ, — структура чеченского общества и роль тейпов (см. ниже).
Две наиболее серьезные англоязычные книги, вышедшие за рассматриваемый период, придают этим темам очень разное значение. «Чеченская война России» шотландской исследовательницы Трейси Джёрмен посвящена исключительно первой войне и ее истокам[6]. Работа сперва была написана как диссертация, потом, видимо, долго «лежала», а в процессе подготовки к публикации практически не перерабатывалась. В ней не учтены публикации последних лет, а о «второй чеченской» говорится лишь вкратце в заключении. Ничего принципиально нового в книге не сообщается, а изложение общего политического контекста 1980-х и ранних 1990-х порой излишне подробно, поскольку автор пытается вписать чеченский кризис в общий процесс «трансформации» России или даже ее «перехода» к своего рода демократии. Тем не менее работа Джёрмен ценна как добротный обзор литературы и высказанных различными участниками интерпретаций причин войны, а также как подробное хронологическое изложение событий в Чечне с начала перестройки. К тому же ее схематизация действий чеченских и московских политических элит (включая оппозицию Дудаеву) в преддверии войны позволяет подробно проследить ступени эскалации конфликта. Автор убедительно доказывает, что отсутствие продуманной политики Ельцина по отношению к чеченским сепаратистам привело к тому, что имеющиеся шансы на переговоры были упущены еще в 1991 году: новое российское руководство просто не понимало всей серьезности положения в Чечне и потому политические инициативы сперва предпринимались вторыми и третьими эшелонами власти. К моменту, когда в конфликт включился Ельцин, противостояние внутри Чечни было уже фактически решено в пользу Дудаева. Такой же цикл эскалации и упущенных возможностей повторился и в 1992-1994 годах, при этом политическая нестабильность и разобщенность элит как в Чечне, так и в России крайне затрудняли переговоры, поскольку ни та, ни другая сторона не имели четкого представления о том, с кем их надо вести.
Джёрмен фактически не высказывает собственного мнения о том, представлял ли чеченский сепаратизм в какой-либо момент реальную угрозу для территориальной целостности России за пределами самой Чечни. Но именно этот вопрос является определяющим для исследования профессора Корнельского университета Меттью Эванджелисты «Чеченские войны: повторит ли Россия путь Советского Союза?»[7]. Эванджелиста гораздо более ангажирован, чем Джёрмен. Его описание причин первой войны менее подробно, чем анализ британской исследовательницы, зато он обращает больше внимания на роль кремлевских «экспертов» в формировании чеченской политики ельцинской администрации и привлекает более свежую литературу, чем Джёрмен, хотя его книга вышла годом раньше. В главе о причинах второй войны он уделяет много внимания версии о причастности ФСБ к взрывам в Москве и рейду Басаева в Дагестан, опираясь при этом на известные газетные публикации и расследование Литвиненко и Фельштинского[8]. Эванджелиста использует широкий круг источников, но иногда относится к ним менее взвешенно, чем авторы уже упомянутых книг. Его работа стала первой, анализирующей обе войны в рамках единой объяснительной схемы. Но хронологический обзор событий в Чечне занимает не больше половины книги — вторая же часть посвящена вопросам российского федерализма при Путине и Ельцине, военным преступлениям российских войск в Чечне и международным реакциям на конфликт. Одним из аргументов «партии войны» всегда являлась угроза территориальной целостности России, исходящая от чеченского сепаратизма. Чтобы проверить этот тезис, Эванджелиста подробно рассматривает другие потенциально сепаратистские регионы: Дагестан, Татарстан, Башкортостан, Приморье и Сахалин. Автор приходит к выводу, что серьезной опасности «заражения» от чеченского «очага» ни в одном из этих регионов, даже в Дагестане, не было. Этот вывод служит основой для анализа путинской политики централизации, которая, по мнению автора, не решила ни одной из проблем российского федерализма, но зато привела к укреплению авторитаризма и ущемлению свобод даже этнически русских областей. Все это, в общем-то, не ново, а желание автора уместить в одной небольшой книге хронологию и анализ двух чеченских войн, обсуждение «зачисток» в Чечне, обзор проблем российского федерализма да еще и главу об отношениях между Россией и Западом местами приводит к довольно поверхностному изложению и преобладанию риторики над фактами. К тому же слишком много места занимают пространные цитаты. Наибольший интерес в его книге, пожалуй, представляет глава о военных преступлениях, в которой он занимает прямо противоположную позицию по сравнению с Ливеном. Эванджелиста гораздо более критически относится к действиям российских властей и справедливо критикует их за нежелание признать наличие массовых нарушений прав человека. Согласно его интерпретации законов войны, которые Россия должна уважать в силу ее международных обязательств, выходит, что и сами военные действия однозначно нарушали общепринятые нормы уважения к жизни гражданского населения, пусть даже имела место провокация со стороны боевиков, использовавших жителей Грозного и других населенных пунктов в качестве «живых щитов». Основные слабости книги были отмечены американским специалистом по Дагестану Робертом Брюсом Уэром в подробной рецензии под заголовком «Повторят ли исследования Юга России путь советологии?»[9]. Уэр не без оснований указывает на то, что значение чеченского конфликта не ограничивается его последствиями для российского федерализма, а страх российского руководства перед распадом страны был не единственным, а в 1999 году — и не главным фактором, приведшим к войне. Вполне реальная проблема массовых похищений и вмешательство чеченских экстремистов в дела Дагестана сыграли здесь не последнюю роль. Хотя аргументация Уэра во многом не менее тенденциозна, чем выкладки Эванджелисты, он прав, указывая на то, что многие исследователи совершенно забывают о региональном измерении конфликта.
Прежде чем перейти к разбору других, не менее ангажированных книг, рассчитанных уже на массового читателя, следует остановиться на монографии Станислава Цесельски «Россия-Чечня: два столетия конфликта»[10]. Цесельски предпринял наиболее обстоятельную на сей день попытку изложить весь ход российско-чеченских отношений с начала XIX века. Его оценка этих отношений ясна из названия книги. Тем не менее Цесельски не впадает в крайности этнических стереотипов и мифологизации чеченского сопротивления и справедливо указывает, например, на то, что слабая представленность военных преступлений чеченских боевиков отчасти является следствием их меньшей документированности по сравнению с российскими. В контексте данного обзора интерес представляют подробные и ясно структурированные главы о перестроечной и постсоветской Чечне, занимающие более трети объема книги. Благодаря взвешенному и нейтральному тону автора эта часть книги, пожалуй, из всех имеющихся на сегодняшней день текстов в наибольшей мере может претендовать на роль базового справочника или учебника по двум чеченским войнам. Ничего принципиально нового здесь нет, однако автор больше многих своих коллег использовал многочисленные интернет-источники, от прокремлевских и сепаратистских сайтов до аналитических материалов и отчетов правозащитных организаций.
Формально к разделу общих работ о чеченском вопросе приходится отнести и книгу «Вторжение в Россию», основанную на материалах, опубликованных в «Военном вестнике Юга России» с 1995 по 2002 годы[11]. Книга написана с «государственнических» позиций — причем по нынешним временам довольно умеренных, поскольку царская и советская национальная политика указывается как одна из главных причин противостояния и предпринимаются попытки не этнизировать конфликт. Тем не менее книга относится к разряду скорее пропагандистских материалов, чем серьезных попыток осмысления событий. Вина как за первую, так и за вторую войну целиком и полностью возлагается на чеченских сепаратистов. Вполне сочувственная глава о сталинских депортациях заканчивается абзацем, в котором говорится: «Кавказская война XIX века, депортация некоторых народов Северного Кавказа остались в прошлом, здесь смело можно поставить точку». В остальном книга читается как сборник «компромата» на чеченских лидеров, страшилок о чеченских детях-террористах и так далее. О степени готовности автора рассматривать преступления российских военных как серьезный фактор усугубления конфликта говорит подпись к одной из фотографий: «Проверка паспортного режима в Чечне, в просторечии именуемая “зачисткой”».
В другую сторону палку перегибает бывший гэдээровский диссидент Ханс Крех в своей книге о «второй чеченской»[12]. Этот панегирик чеченскому сопротивлению (включая Басаева как «антиколониального борца» и потенциального союзника США и ЕС) можно было бы смело отнести к курьезам, не будь здесь подробных материалов о военной стратегии и тактике российской армии и чеченских бойцов, собранных бывшим офицером Крехом по труднодоступной военной периодике разных стран.
Наконец, особый интерес из «обзорных» работ представляют небольшая коллективная монография французских ученых и правозащитников «Чечня: десять ключей к пониманию»[13] и сборник «Теневая война» под редакцией немецкого журналиста Флориана Хасселя, корреспондента газеты «FrankfurterRundschau» в Москве и Чечне[14]. Цель обеих книг, написанных с правозащитной точки зрения, — позволить растерянному западноевропейскому обывателю разобраться в запутанной и противоречивой информации, поступающей из Чечни и России. Обе в общем и целом справляются с этой задачей, хотя налицо неравномерное качество текстов. В немецком сборнике публицистические тексты англоязычных журналистов соседствуют с гораздо более информативными статьями правозащитника Александра Черкасова, главного редактора «Грозненского рабочего» Мусы Мурадова и самого составителя о разных аспектах конфликта и повседневной жизни в Чечне. Огорчают неточности, которых особенно много в разделах о СМИ (так, Йенс Зигерт утверждает, что Глеб Павловский разрабатывал альтернативу либерализму в «Русском журнале» еще в начале 1990-х, когда этого издания еще не существовало, а в списке СМИ в конце сборника сайт «Газета.ру» называется прокремлевским). Французская книга благодаря коллективной работе над текстом читается более ровно и, несмотря на краткость изложения, затрагивает более широкий круг вопросов — в частности, важную проблему связи между чеченской войной и ростом ксенофобии. Попытка ответить на основные вопросы о Чечне на ста страницах неизбежно приводит к упрощениям, и авторы иногда поддаются соблазну этнизации конфликта и монофакторного объяснения причин войны. Тем не менее их введение в чеченскую проблематику получилось гораздо более взвешенным, чем вышедший примерно в то же время сборник под редакцией французского этнолога Фредерик Лонге-Маркс «Чечня: война до последнего?»[15]. Эта компиляция крайне ангажированных этнологических и политологических текстов, вопреки названию, не объясняет азов чеченского конфликта, а посвящена в основном теме тейпов и ислама в современной Чечне, причем представлена эта тема, помимо статьи российского исламоведа Михаила Рощина, в основном интервью с чеченцами, живущими во Франции, такими, как бывший представитель Масхадова в Москве, историк Майрбек Вачагаев. «Свободный» стиль интервью приводит к одностороннему и довольно политизированному изложению. Тем не менее в пассажах о тейпах содержится много любопытных сведений о конструировании «тейповой модели» чеченского общества под влиянием фантазий о собственном обществе некоторых чеченских интеллектуалов.
Тема тейповой структуры чеченского общества подводит нас к следующей категории книг: публикациям, посвященным отдельным аспектам конфликта. «Тейповый» мотив играет важную роль в книге «Россия и Чечня: поиски выхода»[16]. Этот сборник статей является книжным вариантом дискуссии в журнале «Звезда», посвященной идеям чеченского политического деятеля Хож-Ахмеда Нухаева. Нухаев предлагает разделить Чечню на две части — равнинную, которую, как он считает, можно «утихомирить» сравнительно легко, и горную, «традиционную», которую следует изолировать от внешнего мира и где будет провозглашен некий чеченский «Традиционный Порядок» (с двух заглавных букв). Это предложение строится на представлении о различных направленностях традиционных чеченских тейпов, а также на весьма туманных рассуждениях о якобы несовместимости понятий «государства», «экономики» и так далее с традиционными кораническими устоями. Здесь не место для анализа многочисленных текстов самого Нухаева[17]. Книга представляет интерес скорее как симптом состояния сегодняшней российской интеллектуальной среды: больше всего удивляет то, что целый ряд весьма уважаемых интеллектуалов (среди которых кавказовед Сергей Арутюнов, недавно убитый этнолог и антифашист Николай Гиренко и талантливый писатель Равиль Бухараев) готовы посвящать время и умственную энергию обсуждению откровенно бредовых высказываний человека, близкого к околофашистскому неоевразийству Александра Дугина и щеголяющего своим криминальным прошлым. Не в последнюю очередь такое положение дел является печальным свидетельством неспособности либеральной общественности самой инициировать широкое обсуждение чеченской проблемы с привлечением непосредственных участников конфликта.
Немногим более ценна и другая публикация об отдельном аспекте конфликта — книга немецкого политолога Йоханнеса Рау «Дагестанский конфликт и террористические атаки в Москве в 1999 году»[18]. Недавний эмигрант из Казахстана, к сожалению, упустил возможность подробно проанализировать различные оценки событий 1999 года, что могло бы стать ключевым вкладом в осмысление всей второй чеченской войны. Вместо этого он написал крайне поверхностную публицистическую книгу. О качестве анализа свидетельствует, например, утверждение, что вторая чеченская война была развязана, чтобы предотвратить вероятную победу «Яблока» на думских и Явлинского — на президентских выборах, соответственно, в 1999 и 2000 годах. Кроме более-менее подробной хронологии взрывов 1999-2001 годов и дагестанских событий 1998-1999 годов, практически ничего в этой книге интереса не представляет.
Другое дело — издание общества «Мемориал» «Здесь живут люди. Чечня: хроника насилия»[19]. Книга является первой частью запланированного многотомника — более 500 страниц посвящены только периоду второй половины 2000 года. С привычной для этой организации дотошностью здесь собраны документальные свидетельства — письма и рассказы очевидцев, медицинские справки и так далее — «зачисток», массовых и индивидуальных убийств, похищений и «исчезновений», а также нападений на российских силовиков в Чечне за указанный период. Введение к книге содержит много подробностей о ходе военных действий 1999 и 2000 годов, которые не вошли в хронологии ни одного из упомянутых изданий. Читая аналитические труды о чеченской войне в контексте федерализма, международных отношений и так далее, стоит листать эту хронику, чтобы не дать себе абстрагироваться от страшной фактуры повседневной жизни в республике. Данный сборник, конечно, не дает ответа на вопрос о конкретных виновниках совершаемых в Чечне преступлений (было бы слишком просто возлагать всю вину на одичавших солдат, зачастую следующих негласным указаниям своего начальства), но, несомненно, стал важным шагом на пути к решению этой проблемы, без которого невозможно и какое-либо примирение, если война все же когда-нибудь закончится.
В разряд апологетики и пропаганды попадают две книги 2003 года издания — «Разговор с варваром» Павла (Пола) Хлебникова[20] и «Русский гамбит генерала Казанцева» Максима Федоренко[21]. Книга недавно убитого журналиста Хлебникова может быть названа апологетической хотя бы потому, что ее большой тираж (9200 экземпляров) и известность автора стали ключевыми факторами в удивительной «раскрутке» Нухаева в качестве исламского теоретика, представителя Чечни и возможного собеседника для российских интеллектуалов. Книга представляет собой серию комментированных бесед автора с Нухаевым. Искусственный исламский «традиционализм» Нухаева образует гремучую смесь с христианским ультраконсерватизмом и русским национализмом бело-эмигрантского разлива покойного Хлебникова. В результате скандальные и ничем не подтверждаемые рассказы о чеченской мафии, исламском фундаментализме чеченцев, изнасиловании русских девушек и так далее превращаются в «столкновение цивилизаций», обеспечивающее коммерческую выгоду «сталкивающимся» и работающее на укрепление наиболее радикальных и непримиримых идеологий как в России, так и в Чечне. Как говорится в издательской аннотации: «Книга рассчитана на массового читателя». Аналогичная «взаимовыгодная» логика действует и в случае книги Федоренко, выпущенной издательским гигантом «Олма-пресс»: генерал получает рекламу и красивую книгу о себе любимом с цветными фотографиями, а автор (начальник информационно-аналитического управления аппарата того же Казанцева) — широкое распространение собственных «геополитических» выкладок. Федоренко повезло — он успел выпустить свою книгу незадолго до ухода Казанцева с поста президентского полпреда в Южном федеральном округе. Возможно, воспоминания Казанцева, с 1996 по 2004 год имевшего непосредственное отношение к событиям в Чечне, и могли бы представлять интерес для историков. Однако, будучи профильтрованными через дежурные антиамериканские и прочие националистические штампы федоренковской прозы, цитаты из бесед с генералом лишаются даже такой ценности. Информации о собственно чеченских эпизодах деятельности Казанцева практически не остается.
В ситуации, когда авторы аналитических книг о Чечне бывают «на месте» крайне редко или никогда, необыкновенное значение приобретают свидетельства журналистов и прочих очевидцев. Но проблема с книгами военных корреспондентов — в том, что в основном они представляют собой достаточно бессвязные и несистематические повествования, что обусловлено ритмом журналистской работы. Такие книги ценны в первую очередь как попытки передать атмосферу, царящую в Чечне на разных этапах войны. Среди таких книг можно назвать «Забытую Чечню» ныне покойного Юрия Щекочихина[22], «Рабочие дни» тоже погибшей Галины Ковальской[23] и вышедшую на французском языке книгу «Чечня — позор России» Анны Политковской[24]. Ранее не публиковавшиеся военные блокноты Щекочихина интересны, в первую очередь, необычным взглядом журналиста: он уделяет очень много внимания сотрудникам силовых структур, работающим в Чечне, от чиновников МВД до бойцов ОМОНа и ФСБ. Приводимые им эпизоды из собственной практики показывают, что среди них много честных людей, старающихся сохранить человеческий облик вопреки бессмысленным приказам высокого начальства и атмосфере вседозволенности в отношении гражданского населения. К тому же заметки Щекочихина наглядно показывают, как сложно даже непосредственному наблюдателю сформировать ясное представление о происходящем и ответить на вопрос о причинах трагедии. Автор самокритично прослеживает, как на протяжении семи лет, с 1995 по 2002 год, менялось его восприятие войны; у него также хватило честности, чтобы сообщить, что некоторые из приведенных им в газетных статьях эпизодов были основаны на непроверенной информации. И, наконец, Щекочихин был не только журналистом, но и политиком, и в отношении Чечни он сочетает опыт корреспондента с опытом депутата Госдумы. В этом смысле его рассказ от первого лица показателен и как пример двойственного отношения наиболее либеральной части российской политической элиты: у него встречается как классическое разделение общества на «нас» (народ) и «их» (власть), так и чувство личной ответственности, как гражданина России, за преступления, совершенные в Чечне. Посмертный сборник Галины Ковальской «Рабочие дни» выдержан в другом жанре — в него вошли опубликованные статьи разных лет, причем непосредственно к Чечне относится чуть больше половины из них. Тексты Ковальской более аналитичны, чем щекочихинские заметки, они больше похожи на хронологию чеченской войны. Этот сборник пригодится как дополнение к работам историков, опирающихся на более поздние воспоминания и проводящих ретроспективный анализ. Французская книга Политковской для российского читателя, знакомого с ее газетными публикациями, вряд ли представляет какой-либо интерес. Ее рассказ об ужасах войны, как всегда, впечатляет и будоражит, но крайняя эмоциональность и бессвязность ее повествования превращает книгу в чистую публицистику.
Наконец, взгляд на войну глазами иностранного военного корреспондента предлагает польский журналист Войцех Ягельски в книге «Каменные башни»[25]. Это — стандартный набор «картинок» из Чечни (зикр, каменные башни, жестокие и героические борцы за свободу) плюс подробный рассказ о Масхадове и Басаеве и встречах корреспондента с ними. Публицистика, переходящая в художественную литературу.
Более интересны журналистские расследования — «Москва. Норд-Ост» польского же журналиста Анджея Заухи[26] и «Невесты Аллаха» Юлии Юзик[27]. Зауха подробно описывает события вокруг «Норд-Оста», основываясь на материалах российской и зарубежной прессы и на интервью со многими из заложников и их родственников; Юзик попыталась раздобыть максимальную информацию о террористках-смертницах, совершивших (или не успевших совершить) теракты в России до 2003 года, и силится показать, как сами они становятся жертвами пропаганды фанатиков. Обе книги, несомненно, послужат ценным материалом для будущих историков чеченского террора в России — жаль только, что оба автора указывают далеко не все источники информации, что сильно затрудняет проверку сообщаемых ими сведений.
Самыми ценными источниками для понимания реалий войны оказываются мемуары. Здесь в первую очередь следует упомянуть «Клятву» известного чеченского врача и спортсмена Хасана Баиева. Книга написана в США с помощью двух американских авторов[28]. Не совсем понятно, какова степень «редактуры» и беллетризации ими воспоминаний Баиева. В любом случае эти мемуары стали уникальным документом для понимания того, как воспринимается война образованным, не поддающимся антирусским стереотипам, но тем не менее сепаратистски настроенным чеченцем. В «Клятве» наглядно показано, как в общем-то интегрированный в советское общество молодой чеченец постепенно «обнаруживает» чеченские традиции и становится сторонником независимости. В книге также содержатся любопытные сцены из жизни московской чеченской диаспоры начала 1990-х. Но главная ценность книги, пожалуй, в описании ужасов войны глазами чеченского хирурга, сочетающего профессиональный взгляд с опытом постоянной угрозы собственной жизни со стороны как российских военных, так и чеченских боевиков.
Хорошим дополнением к такому взгляду могут послужить два сборника: собранные редакцией журнала «Звезда» свидетельства солдат, участвовавших в чеченских (и других поздне- и постсоветских) войнах, и комментированное издание сочинений чеченских школьников на исторические темы[29]. Последнее заслуживает особого внимания не только потому, что представляет травмированное и израненное восприятие своей истории подрастающим поколением чеченцев, но и потому, что содержит подробные примечания, составленные историками из «Мемориала» на основе собранной ими базы документов о событиях в Чечне как в советскую, так и в постсоветскую эпоху. Таким образом создается объемная картина исторической памяти молодых чеченцев, способная послужить основой для будущего диалога между представителями молодого поколения, разобщенными в силу распада некогда единой образовательной системы. Книга проиллюстрирована недавними фотографиями сцен из повседневной жизни в Чечне и лагерях беженцев в Ингушетии. Эти отражения «нормальной» жизни среди разрушенных домов порой не менее выразительны, чем изданные отдельным альбомом пафосные снимки военного фотографа Стенли Грина[30], на которых запечатлены некоторые из наиболее страшных сцен обеих войн.
Еще один неожиданный взгляд на (первую) чеченскую войну представляет небольшая книга воспоминаний ирано-немецкого (выросшего в России) сотрудника международного Красного Креста[31]. Его незатейливый рассказ особо ценен описанием хаоса и бюрократизма, царящих в этой (да и не только в этой) международной организации, и свидетельством полной отчужденности хорошо оплачиваемых сотрудников подобных структур от местного населения, которому они призваны помогать.
Антисобытием на мемуарном «рынке» стал выход в то ли право-, то ли леворадикальном издательстве «Ультра.Культура» воспоминаний вдовы Джохара Дудаева[32]. Алла Дудаева полностью находится в плену мифологизированных представлений о собственном муже, ставших результатом им же инициированного культа «чеченского героя». Ее рассказ о противостоянии Дудаева и внутричеченской оппозиции настолько несамостоятелен и тенденциозен, что практически не представляет никакой ценности даже как исторический документ. Интересна ее книга только как невольный социальный автопортрет типичной представительницы советской «образованщины» — восторженный нарратив пронизан трафаретными стихами Дудаевой и бесконечными проникновенными воспоминаниями о собственных литературных и художественных трудах, а также пересказами «вещих снов», размышлениями о карме и т.п.
Переходя, наконец, к откровенным курьезам, можно в качестве примера упомянуть книгу германского собкора «Московских новостей» Александра Сосновского «Чеченский синдром»[33]. Сосновский буквально на ломаном немецком языке представляет читателю солянку из этнических и религиозных стереотипов, эпизодов, связанных с различными терактами прошлых лет, и конспирологических теорий об угрозе чеченского терроризма в Германии. В эту же категорию попадает и вышедший в 2003 году американский сборник под редакцией некого Ю.В. Николаева[34], в котором собраны различные тексты середины-конца 1990-х годов (причем отчасти уже публиковавшиеся), в основном пережевывающие отдельные хорошо известные факты и мнения и сконцентрированные на возможных последствиях чеченского конфликта для американской политики. Появление подобных книг свидетельствует только об одном: чеченская тема на Западе остается настолько «горячей», что небольшие «любительские» издательства видят для себя возможность поживиться на этой теме.
Подведем итоги. Сегодня на книжном рынке ряда стран существует несколько серьезных и обстоятельных работ, освещающих чеченскую войну или отдельные ее аспекты, — причем хорошей литературы о «второй чеченской» все еще мало по сравнению с книгами о войне 1994-1996 годов. Есть и ряд хороших журналистских расследований и поучительных документальных изданий. Однако лучшие книги — далеко не всегда самые доступные для широкой читательской аудитории. Возможности таких институций, как издательство Вроцлавского университета и Московский центр Карнеги, да и «Мемориала», крайне ограничены. А наиболее активно рекламируемые и распространяемые книги, такие, как «Разговор с варваром», мемуары Аллы Дудаевой, «Вторжение в Россию» или «Русский гамбит генерала Казанцева», по качеству и информативности занимают последние места в своих категориях — все они воспроизводят примитивные и опасные стереотипы и способствуют скорее накалу страстей, чем информированию российского и других обществ и поиску выходов из лабиринта чеченской войны. Можно предположить, что это положение является одной из причин того, что война в Чечне и возможные решения столь мало обсуждаются даже интеллектуалами в России и на Западе. Общих слов и публицистики по-прежнему намного больше, чем информации и анализа. Издание базовых обзорных работ и документальных сборников большими тиражами и в доступном формате могло бы стать скромным вкладом российских и иностранных издателей в поддержание общественного внимания к чеченской трагедии. Перед лицом чеченской катастрофы трезвой оценке реальных политических возможностей трудно возобладать над эмоциями, но всем нам необходимо сделать такое усилие, если мы хотим хоть когда-нибудь остановить эту жуткую войну.