Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2004
Все 1990-е годы, да и весь конец 1980-х прошли под знаком противостояния сторонников и противников «реформ». Реформы при этом могли подразумеваться самые разные, но тем не менее в них было что-то общее: они, хотя бы гипотетически, были направлены на достижение большей свободы и самостоятельности граждан страны. Поэтому в конце концов за «реформами» закрепилось название либеральных. Им соответствовали правящие элиты, пусть зачастую на практике далекие не только от либерализма в любом разумном смысле этого слова, но и от реформаторства, а также политические и общественные силы, более или менее склонные к либеральной интерпретации происходящих в стране преобразований. Конечно, «сторонники реформ» могли расходиться во мнениях о темпах, методах и последовательности их проведения, но все равно они отчетливо отличались от «противников реформ». Противниками были политические и общественные силы, убежденные, что весь вектор развития страны, начиная с Горбачева, принципиально неверен, и опиравшиеся на коммунистические или националистические идеалы или на их комбинацию. Часто они называли себя консерваторами.
В конце 1990-х, при Примакове и после него, «реформы» стали необратимыми. В том смысле, что с тех пор уже почти не слышны предложения вернуться в точку 1985 года и все сделать по-другому; речь может идти уже только об изменении направления развития с использованием каких-то иных ценностей. Все яснее становилось, что основная альтернативная сила 1990-х — просоветские реставрационные настроения — уже ни на что не годна (окончательно это прояснилось только в декабре 2003 года). А затем и сами победившие «реформы» как-то застопорились: из двух их основных целей одна, капитализм, уже стала непреложным фактом, а другая, демократия, потеряла общественное доверие. На смену основным идеям 1990-х должны были прийти другие, и их поиск немедленно начался.
В ситуации путинской авторитарной модернизации одним из естественных направлений поиска должен был стать какой-то новый консерватизм. Новый — в смысле отличия от основных реставрационных течений 1990-х, утрированно обозначаемых как «коммуно-патриотические», и в смысле приверженности идее модернизации как таковой. Новые консерваторы должны были не только сформулировать и доказать всем новизну и продуктивность своей позиции, но также отделить ее и от старого консерватизма, и от «либерализма» как от обобщенного и уже мифологизируемого образа 1990-х.
Конечно, формулированию предшествовал стихийный антилиберальный сдвиг целого ряда общественных и культурных деятелей. На примере популярнейшего публициста Максима Соколова об этом писал в «НЗ» Андрей Зорин еще в 2000 году (Зорин А. Скучная история // НЗ. 2000. № 4(12). С. 17-21).
Одним из зримых признаков поиска «нового консерватизма» стала дискуссия в журнале «Эксперт», растянувшаяся на несколько номеров 2002 года и отразившая широкий спектр мнений: от либерала Андрея Колесникова до радикального националиста Андрея Савельева. Инициатива «Эксперта», как и другие публицистические начинания, не стала плодотворной, и на смену предварительным дискуссиям пришла деятельность организованных интеллектуальных групп.
В январе 2003 года словосочетание «новый консерватизм» применялось преимущественно к двум таким группам — к редакции газеты «Консерватор» (так называемой «второй редакции») и к Серафимовскому клубу. «Консерватор» закрылся в мае того же года, а вот Серафимовский клуб существует.
Идеологические инициативы, направленные против либерализма, но не базирующиеся на коммуно-патриотическом наследии, становятся с тех пор все более частыми и заметными. Благо декабрьские выборы 2003 года подняли наверх немало решительных антилибералов. Другое дело, что с новизной идей становится все хуже: в отличие от журнала «Эксперт», большинство антилиберальных политиков, политологов и публицистов предпочитают ориентироваться на уже апробированные в 1990-х концепции и риторические обороты.
И последнее, по порядку, но не по важности — антилиберальные инициативы все более ориентированы на запросы власти, некоего «обобщенного Путина», запросы реальные или предполагаемые, стратегические или сиюминутные. [НЗ]