Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2004
Если и можно найти некую тему, объединяющую — весьма условно — российские общественно-политические журналы, вышедшие в конце весны — начале лета 2004 года, то эту тему следовало бы сформулировать как «состояние и перспективы развития российской политической системы в условиях послевыборной стабилизации». Наиболее отчетливо эта тема представлена во втором номере «Общей тетради», которая, в частности, публикует в сокращении статью Юрия Левады под заголовком «Свобода от выбора? Постэлекторальные размышления» (полная версия напечатана в «Вестнике общественного мнения» № 2, см. предыдущий обзор журналов). Небезынтересны также размышления депутата Государственной Думы Владимира Рыжкова об итогах парламентских и президентских выборов. Ответ автора на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, — «Поражение демократов или демократии?» — не слишком оригинален: по мнению Рыжкова, россияне остаются приверженцами базовых демократических ценностей и рынка, но в обмен на стабильность готовы простить Путину «частности». Важнее другой тезис — что победа Путина обусловлена его позицией, парадоксально сочетающей антикоммунизм и антиельцинизм. При этом, на мой взгляд, не совсем правильно утверждать, что путинская идеология базируется «на отрицании и критике предшествующих эпох» (с. 34) — как советской, так и периода реформ. Скорее, современная официальная идеология строится на отрицании именно эпохи Ельцина как времени развала и обнищания, тогда как советские времена прославляются как эпоха величия российского государства. Коммунисты при этом оказываются виноваты не только и не столько в «отдельных перегибах» (принятая в наше время манера критиковать советский строй напоминает о застенчивом и неохотном порицании «культа личности» в учебниках истории позднехрущевских и раннебрежневских времен), сколько в том, что они допустили распад великой и могучей советской державы. Таким образом, антикоммунизм и антиельцинизм Путина совсем не противоречат друг другу, точно так же, как не является парадоксом сочетание советской и имперской символики и эстетики.
Основной тезис статьи Дмитрия Тренина «Внешнеполитические вызовы второго президентства В.В. Путина» состоит в том, что российская внешняя политика сегодня стала более прагматичной, если не менее амбициозной, по сравнению с периодом 1990‑х годов. Проявилось это в первую очередь в том, что Россия поставила в качестве главной задачи укрепление своего лидирующего положения на пространстве СНГ, отложив (возможно, на время) глобальные амбиции или стремление к интеграции в структуры Европейского союза.
«Общая тетрадь» публикует также материалы семинара «Экономические конфликты в бизнесе», статьи члена Совета Федерации Сергея Васильева «Среднесрочные проблемы экономической политики» и руководителя Центра философских проблем российского реформаторства Института философии РАН Алексея Кара-Мурзы «Общелиберальная стратегия и региональный патриотизм» и другие. Отдельно отметим текст выступления Михаила Ходорковского на семинаре Московской школы политических исследований в июле 2003 года, озаглавленный «Крупный бизнес и гражданская ответственность».
«Полис» (№ 2, 3 за 2004 год) предлагает читателю несколько пространных статей «с продолжением». Оксана Гаман-Голутвина в работе «Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции» представляет некоторые результаты обширного исследования, проведенного в прошлом году Институтом социального анализа и новых технологий. Результаты исследования не внушают оптимизма: налицо как политическая и экономическая централизация страны, так и повсеместное слияние власти и бизнеса, образование монополистических конгломератов, которые «входят в состав аналогичних образований федерального уровня», образуя «“вертикально интегрированные” политико-финансовые кланы» (№ 3, с. 31). Автор особо отмечает как наиболее характерные для современной российской региональной элиты такие черты, как «преобладание узкогрупповых, ведомственных и иных партикулярных интересов и ценностей, индифферентное отношение к проблемам стратегического развития и нуждам граждан, ориентацию на “мнение начальства” и “колебания” строго в соответствии с “генеральной линией”» (там же).
В статье норвежских исследователей Стейна Ларсена и Ярля Херсвика «Крушение и восстановление демократического режима в Португалии» предпринята небезуспешная попытка применения теории игр к анализу политических процессов. Наконец, третий материал, растянувшийся на оба номера, — работа Георгия Любарского «Теория динамики сложной социальной системы». Статья написана увлекательно и читается на одном дыхании, но в итоге читатель остается в недоумении: неясно, какое отношение эти истории, словно бы сошедшие со страниц учебника микробиологии, имеют к познанию общественных процессов. Любарский анализирует общество с точки зрения специализации «страт» (то есть своего рода социально-ролевых позиций) в координатах возникновение — разрушение и в заключительной части статьи оговаривается, что «в рамках подобного понятийного аппарата нельзя проанализировать специфику определенного общества» (№ 3, с. 64). Однако для начала автору следовало бы убедить читателя в целесообразности абстрагирования от всякой социологической конкретики, которая оставляет в сфере внимания исследователя лишь совершенно умозрительный вопрос о формировании и распаде «неизвестно какого» общества как системы.
Рубрика «Интерпретации» в № 2 в основном посвящена проблемам и перспективам транзитологии. Один из признанных мэтров этой дисциплины Андрей Мельвиль начинает свои размышления «О траекториях посткоммунистических трансформаций» с признания ошибочности линейных представлений о сущности демократического перехода, которая сводится к неизбежному движению в направлении консолидированной демократии. Автор выступает за отказ от транзитологической телеологии при сохранении самого предмета исследования и предлагает отдавать предпочтение сравнительному методу в анализе различных траекторий поставторитарных трансформаций. Такая постановка вопроса, безусловно, продуктивна: что бы ни говорили критики самой концепции «демократического перехода», она существует как предмет общественного интереса и публичной дискуссии, а значит, подлежит изучению. Любой шаг к отказу от несостоятельных априорных допущений в этой области является шагом вперед для нашего понимания современной социальной реальности: в частности, введение сравнительной проблематики при отказе от транзитологической телеологии проблематизирует такие понятия, как «политическая культура», «менталитет» и тому подобные. Они слишком часто играют роль deusexmachinaв каузальных моделях транзитологов, создавая видимость объяснения наиболее острых вопросов, вроде того, почему у одних все получилось «как лучше», а у других — «как всегда». Кстати, примером недостатка рефлексии по поводу национально-культурных категорий может служить размещенная в той же рубрике статья Ирины Глебовой «Партия Власти». Аргументация автора целиком строится на метафизическом понятии Русской Власти как самодовлеющей и всеохватной движущей силы политического процесса, противостоять которой наивно и бесполезно. Нужно ли говорить, что такого рода «объяснения» служат в первую очередь оправданию разного рода корыстных «проектов», например такого, как «соединение в одних руках административных и хозяйственных функций, единства Власти и Собственности» (с. 91)?
В № 3 «Полиса» хотелось бы обратить внимание читателя на интереснейшую дискуссию в рубрике «Виртуальная мастерская», посвященную проблеме политического насилия. Отправной точкой для спора послужила статья Бориса Капустина, опубликованная в шестом номере журнала за прошлый год. Среди материалов рубрики полемическим накалом выделяется статья Вадима Межуева: он возражает против тезиса Капустина о принципиальной невозможности ненасильственной власти и доказывает, что философ (в отличие от политолога) должен видеть возможность реализации в демократическом государстве подлинной сути политики, которая состоит не в насилии, а в диалоге. Нетрудно увидеть, что Межуев исходит из презумпции автономного субъекта, обладающего внешней по отношению к обществу свободной волей, которую недемократическое общество насильственно подавляет, а демократическое, напротив, приветствует. Вопрос о том, что делать с субъектами, проявления свободной воли которых трактуются обществом как антисоциальные, решается просто — для них есть «власть закона, принятого с согласия большинства», а она уже не является насилием в собственном смысле слова: «Ведь в данном случае насилию подвергаются […] те, кто нарушает закон, ставит себя вне его, живет не по законам, а “по понятиям”, т. е. преступники» (с. 110). Таким образом, одна интерпретация свободы, утвердившаяся в данной исторической ситуации в качестве господствующей, подавляет любые альтернативы; частная политическая позиция узурпирует право говорить от имени общего — будь то «нация», «трудящиеся» или «общечеловеческие ценности». Идеалистическое по форме отрицание насилия фактически ведет к апологии тоталитаризма.
Не имея возможности даже перечислить все прочие материалы обоих выпусков, укажем читателю еще на некоторые из них. В № 2 заслуживают особого внимания статьи Наталии Печерской о метафоре как «когнитивном ресурсе социального знания» и Валерия Конышева о неореализме Кеннета Уолтса, одного из классиков теории международных отношений. Леонид Бляхер в № 3 приводит свою версию развития регионального самосознания на Дальнем Востоке России, выявляющую механизмы конфликтного симбиоза между переселенческой русскоязычной культурой и китайскими общинами.
Предметом особого внимания российских обществоведов в последнее время становятся вопросы местного самоуправления. Во втором номере «Полиса» эта тема нашла отражение в статьях Владимира Нечаева и Александра Кынева. Ей же целиком посвящен последний выпуск «Политии» (№ 4, зима 2003/04 года). В номере рассматриваются различные аспекты функционирования местного самоуправления — правовые, экономические, политические, его история, зарубежный опыт. В то же время явной лакуной остается вопрос о том, почему же все-таки местное самоуправление не слишком приживается на российской почве. Если оставить за рамками такие псевдообъяснения, как недостаток «политической воли» или, наоборот, злая воля центральных властей и — опять-таки — особенности менталитета, проблема просто обойдена молчанием. Сведения о противоречивом отношении граждан к местному самоуправлению, приводимые, в частности, в статьях Людмилы Шапиро и Михаила Бокия, а также Ирины Мерсияновой, остаются продуктом скорее простого обобщения, нежели научной рефлексии.
На страницах «Свободной мысли» (№ 5, 6 за 2004 год), как всегда, представлен широкий спектр мнений по самым различным вопросам развития России и мирового сообщества. Советую читателю не пропустить две наиболее оригинальных статьи шестого номера — «Три цвета импорта» Светланы Барсуковой и «Высшая школа на рубеже XXI века», опубликованную под псевдонимом П. Иванов. Тексты разные по предмету и интонации, но объединяет их честный разговор о проблемах современной России на основе достоверной инсайдерской информации. В первом случае, как легко догадаться, речь идет о взаимодействии таможни и импортеров, о «черных», «белых» и «серых» схемах работы последних, о попытках властей сделать импорт более легальным и о последствиях этих преобразований, выходящих далеко за пределы собственно таможенной политики. Вторая статья написана вузовским преподавателем с десятилетним стажем, который констатирует факт почти уже состоявшегося разрушения «лучшей в мире» системы высшего образования. Текст оставляет сложное впечатление: с одной стороны, очевидно, что автор в полном смысле слова прожил с российской высшей школой ее самый трудный период и что его выводы и предложения являются результатом многолетних серьезных раздумий. С другой стороны, автор этих строк, сам будучи вузовским преподавателем, свое субъективное мнение о статье сформулировал бы так: болезни системы описаны верно, но диагноз чрезмерно пессимистический и, соответственно, методы лечения предлагаются слишком жесткие. В высшей школе есть новые центры роста, которые вполне адаптировались к новой реальности. Им сегодня нужна от государства не столько поддержка, сколько обеспечение подлинной автономии. Совершенно не упоминается в статье и такой важный ресурс, как экспорт образовательных услуг — а ведь он используется сегодня в лучшем случае процентов на пять. Бюрократические препоны, а также трудности с конвертацией полученных в России дипломов отпугивают иностранных студентов гораздо больше, чем стоимость образования и риски, связанные, например, с «рядовой» преступностью. Конечно, важным фактором является рост агрессивной ксенофобии, на которую государство закрывает глаза. В этом смысле высшая школа, как и армия, является частью общества и болеет его болезнями, и П. Иванов совершенно прав, говоря о зависимости развития вузовской системы от того, какой сценарий выберет для себя Россия.
Суть статьи Александра Либмана «Между “клановым капитализмом” и “управляемой демократией”» (№ 3) раскрывается в подзаголовке «Взаимосвязь экономической и политической систем в современной России». Она также, в сущности, обращается к транзитологической проблематике и, на мой взгляд, достаточно убедительно раскрывает причины многих наших недавних неудач. С одной стороны, в России сложилась ситуация «стратегического захвата бизнеса при тактическом захвате государства»: государство, пользуясь двусмысленностью результатов приватизации с правовой и моральной точки зрения, может диктовать деловым кругам свои условия относительно стратегических направлений и моделей развития экономики, тогда как бизнес, используя «неформальные» рычаги влияния, использует государство для достижения своих сиюминутных целей. С другой стороны, в целом система функционирует скорее в режиме симбиоза, нежели конкуренции, поскольку наиболее влиятельные российские предприятия являются продуктом половинчатого характера реформ и поэтому заинтересованы в сохранении статус-кво, позволяющего использовать государство (наряду с рынком или даже вместо него) как источник получения доходов.
Как всегда, хороши публикуемые «Свободной мыслью» исторические материалы. В пятом номере это статья Андрея Зайонца, показывающая отнюдь не однозначную роль чилийской армии в эпоху диктатуры Пиночета, и Анатолия Уткина, приуроченная к юбилею высадки союзнических войск во Франции в 1944 году. В шестом номере читатель найдет материал Геннадия Бордюгова «Преступления против гражданского населения: вермахт и Красная армия», пытающийся найти объективный подход к изучению непростых страниц истории Второй мировой войны.
Во втором номере сотрудники Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Розалина Рывкина и Ольга Колесникова представляют свой проект исследования социальных неравенств в постсоветской России. Отправная точка проекта — признание необходимости «дополнить проводимые в России исследования неравенств анализом социальной рефлексии, то есть того, как общество оценивает ту объективную систему неравенств, которая сложилась в постсоветской России» (с. 84). Такая постановка вопроса действительно открывает новые горизонты: ведь любое общество неоднородно, и политическое значение неравенств состоит не столько в количественных показателях, сколько в восприятии обществом того или иного варианта распределения благ как справедливого или несправедливого.
Интересно, что результаты похожего исследования, сравнивающего данные по 25 странам, приводит сотрудник Аналитического центра Юрия Левады (бывший ВЦИОМ, ВЦИОМ-А) Людмила Хахулина в «Вестнике общественного мнения» (№ 3 за 2004 год). Вообще журнал на этот раз порадовал особенно впечатляющей подборкой статей по самым острым вопросам жизни российского общества. Автор обзора, открыв «Вестник», сразу бросился читать работу Ольги Вендиной «Могут ли в Москве возникнуть этнические кварталы?». Тема на слуху, но столь профессиональный по методу и спокойный по тону анализ проблемы, к сожалению, редкость. Важно отметить, что, согласно выводам социолога, тенденция к возникновению этнически однородных кварталов является прежде всего следствием экономического неравенства: представители наиболее отличаемых обществом этнических меньшинств, как правило, обладают более низким уровнем дохода и потому вынуждены выбирать для жительства наименее престижные районы города. Проживающие там представители большинства также в среднем имеют более низкий уровень образования и доходов, что статистически сочетается с более высоким уровнем нетерпимости к «чужим» — отсюда прогрессирующая сегрегация. Возможные негативные результаты в виде концентрации бедности и сопутствующих проблем занятости, образования и, наконец, преступности не являются следствием этнизации, а, напротив, имеют с ней общую причину — рост социального неравенства как такового и неизбежный результат в виде географической обособленности социальных слоев. Поэтому и борьба с этими проблемами не должна сводиться к полицейским мерам: «Основные усилия необходимо направлять на борьбу с бедностью, с деградацией социальной инфраструктуры и жилого фонда, что поможет сохранить или повысить статус периферийных районов и сдержать отток среднего класса. Одновременно нужны решения, устанавливающие правовой статус мигрантов в Москве в соответствии с демократическими нормами…» (с. 64).
«Вестник» продолжает публикацию серии статей Юрия Левады о «человеке советском» — очередная работа посвящена самоидентификации (пост)советского россиянина. Лариса Косова анализирует основные тенденции в общественном мнении за пятнадцать лет, прошедших с первых альтернативных выборов Съезда народных депутатов СССР. Борис Дубин исследует тенденции и итоги развития массовой религиозной культуры России в 1990‑е годы, а Любовь Борусяк обобщает итоги телевизионных интерактивных опросов. Рассматривая основные особенности российской модели рынка труда, Ростислав Капелюшников приходит к выводу, что для нее характерна «избыточная» законодательная защита занятости в сочетании с чрезмерной гибкостью трудовых отношений на практике. Работодатели не в силах обеспечить обещанные государством гарантии, да и само государство не слишком следит за соблюдением им же установленных правил, вследствие чего уровень защищенности оказывается значительно ниже не только законодательно закрепленных норм, но и фактических возможностей рынка. Автор полагает, что единственным разумным решением является сближение фактического состояния и законодательства, то есть дерегуляция рынка труда с одновременным ужесточением контроля за соблюдением сохраняющихся норм.
Журнал «Россия в глобальной политике» (№ 3 за 2004 год) стоит несколько особняком среди рецензируемых изданий, сохраняя верность международной проблематике. Центральная тема выпуска — внешняя политика Соединенных Штатов в свете существующих глобальных реалий: с одной стороны, это доминирование США в качестве единственной сверхдержавы, а с другой — сложная ситуация в Ираке, Афганистане и в целом на Ближнем и Среднем Востоке, доказывающая необходимость многостороннего подхода с опорой на Организацию Объединенных Наций. Дополнительная интрига возникает ввиду предстоящих в ноябре президентских выборов: судя по статье бывшего помощника президента Клинтона по национальной безопасности Самьюэла Бергера, которую журнал перепечатывает из «ForeignAffairs», демократы открыто выступают за отказ от одностороннего подхода к обеспечению безопасности США. Бергер критикует президента Буша за неверные средства, избранные для достижения правильных целей, и в особенности за то, что принцип «с нами или против нас» тот применяет не только к врагам Америки, но и к ее друзьям. Альтернативная программа предусматривает новые многосторонние усилия по урегулированию палестино-израильского конфликта, укрепление, при активном участии ООН, режима нераспространения, готовность к длительному участию в операциях по поддержанию мира, участие в решении других глобальных проблем — в частности, не исключается даже попытка возрождения Киотского протокола по предотвращению глобального потепления. Бергер отмечает, что победить терроризм можно только объединенными усилиями, для чего американцы должны признать значимость других проблем, таких, как нищета, бедность, деградация окружающей среды. Схожей по тону является и статья исполнительного директора Центра изучения выборов и демократии Роберта Ричи, который, впрочем, гораздо более критично оценивает предвыборную кампанию демократического кандидата в президенты Джона Керри.
Естественным поворотом темы становится обсуждение перспектив строительства новой государственности в Ираке и других регионах, испытывающих трудности с приспособлением к реальностям глобального мира. Здесь публикуются статьи известного исследователя Фрэнсиса Фукуямы, российского арабиста и дипломата Александра Аксенёнка, а также материалы ситуационного анализа перспектив урегулирования иракского кризиса, проведенного под руководством Евгения Примакова. Схожим проблемам посвящены и материалы о ситуации в Афганистане, принадлежащие перу двух журналистов — американки Кэти Гэннон и россиянина Аркадия Дубнова.
Еще одна рубрика выпуска — «Европа на перепутье», где опубликованы тексты бывшего португальского президента Мариу Суариша, бывшего министра финансов Франции Доминика Стосс-Кана, генерального директора венгерского Института финансовых исследований Ласло Лендьела и исполнительного секретаря Российского союза промышленников и предпринимателей Игоря Юргенса. Возможно, эта подборка не очень сочетается с другими материалами номера, но зато подчеркивает фундаментальную общность проблематики между «Россией в глобальной политике» и остальными журналами, включенными в данный обзор. Несмотря на различные подходы к определению демократии и к транзитологической телеологии, практически все авторы так или иначе затрагивают вопрос о возможности строительства нового демократического порядка — на национальном, региональном или глобальном уровне. Как отметил Александр Бовин в одной из последних своих статей, озаглавленной «Интеграция в свободу», формирующийся ныне многополюсный мир сложнее и потенциально опаснее, чем двухполюсная система времен холодной войны или существующий ныне, но уже уходящий в прошлое мир однополюсный. Мне кажется, что Бовин абсолютно прав, оценивая иракский кризис как исходную точку грядущего возрождения ООН: несмотря на все ее недостатки, эта организация остается единственной возможной основой возможного демократического мироустройства. Альтернативой развитию многосторонних институтов может быть только политика баланса сил, которая несет в себе слишком высокий риск новой войны. Именно надежда на укрепление институционального измерения будущего многополярного мира и позволяет говорить об интеграции России в этот мир как об «интеграции в свободу».
Вячеслав Морозов
Хотя летом интенсивность политической и публичной жизни несколько снижается, на активности гуманитарных изданий это почти не сказывается. Скорее даже наоборот: двух-трехмесячная пауза в повседневной суете дает повод рассчитывать на большее внимание со стороны читателя, обычно устало пролистывающего журналы в метро. Может быть, именно поэтому общей тенденцией в летних номерах нередко становится возвращение от общих тем к проблемам, значимым именно для данного издания и определяющим его профиль.
Особенно явно этот эффект дает о себе знать в последнем выпуске «Критической массы» (№ 2 за 2004 год). Если облик весеннего номера определяли материалы с явной или неявной политической окраской, то в летнем центральное место занимают статьи, так или иначе ориентированные на анализ экономических механизмов современной культуры. О том, что именно этот круг проблем изначально положен в основу концепции журнала, читателю с порога напоминает помещенная на второй странице обложки эмблема: большая буква «А» вписана в некое подобие мандалы, из центра которой симметрично расходятся в разные стороны восемь лучей с надписями «цена в творческих индустриях», «эффективность в культурных проектах», «экономика траты», «роль денег в культуре», «управление ликвидностью времени», «навигация личности в культуре» и так далее. Сквозные темы публикаций номера размещены именно в этой системе координат.
Первая группа материалов «Критической массы» развивает тему оценки качества культурного проекта и взаимозависимости этого качества и социального эффекта. Размышляя в обширном интервью «КМ» об условиях и ценности литературного успеха, писатель и критик Александр Гольдштейн («Словопрения об успехе нехороши») отстаивает право романиста или поэта на творческое поражение как то единственное, что возвращает литературе собственные, эстетические критерии ее оценки, «возвращает литературе — литературу». Наглядной иллюстрацией к этому тезису выглядят литературно-критические материалы номера, посвященные четырем дебютам уже состоявшихся авторов в жанре романа — «Номеру Один, или В садах других возможностей» Людмилы Петрушевской (автор рецензии Анатолий Барзак, прямо-таки вторя Гольдштейну, говорит об этической и эстетической ценности творческого поражения), «Антибарду» Александра О’Шеннона и «Биг-биту» Юрия Арабова (обоих «дебютантов» сначала обдает волной едкой иронии Владимир Шухмин, а затем снисходительно похлопывает по плечу Сергей Крюков), «Рубашке» Евгения Гришковца (Михаил Ратгауз пробует разобраться в причинах провала последних театральных проектов режиссера и писателя и объяснить обращение его к романной форме поисками новой стратегии творческого выживания после шумной, но быстротечной «моды на Гришковца»). Блестящий анализ взаимодействия эстетических и социальных составляющих в творчестве Григория Остера дает Мария Порядина («Григорий Остер: Есть о чем разговаривать»); о масштабах оценки творчества современных поэтов и логике развития современной русской поэзии дискутируют Михаил Айзенберг, Дмитрий Кузьмин и Дмитрий Александрович Пригов («В этом отношении мы все больны»).
Теоретически обобщить проблему взаимосвязи качества и успешности литературных начинаний пытается президент фонда «Прагматика культуры» Александр Долгин в программной статье «Плацебо-эффект в литературе». Мысль Долгина проста: ухудшение качества продукции на книжном рынке связано с тем, что цена на книгу определяется затратами на ее издание, но не ее содержанием. А когда все стоит одинаково, то производить эрзацы куда выгоднее, нежели шедевры. Отсюда эффект «ухудшающего отбора». Вот если бы то, что лучше, и стоило дороже, такие «индикативные» цены на книги стали бы, по убеждению Долгина, не больше не меньше как инструментом воспитания вкуса. Несмотря на эффектную упаковку и умелую аранжировку экономическими терминами, по существу идея Долгина более чем спорна: из того, что лучшее стоит дороже, не следует, что более дорогое непременно лучше, поэтому «ухудшающий отбор» возможен и при создании очень дорогих культурных брэндов (что на примере класcической музыки убедительно показал английский журналист Норман Лебрехт). Впрочем, именно приглашением к дискуссии на страницах «КМ» Долгин и завершает свою статью.
Вторая группа публикаций подхватывает темы, так или иначе заявленные в прежних выпусках: Ольга Рогинская («Возвращение дендизма») анатомирует стереотипы массовой культуры, тиражируемые модными журналами; Алексей Пензин («Индустрия ночи») вскрывает связь между капиталистической модернизацией и формированием специфической субкультуры ночной жизни; Ян Левченко («“Смерть” порно») демонстрирует многообразие функций эротического и порнографического в искусстве на примере последних фильмов Бернардо Бертолуччи, Катрин Брейа и Тинто Брасса; Елена Петровская («И вновь о статусе образа») размышляет о таинственной связи видимого и невидимого в визуальном образе.
Третью группу составляют экспертные рецензии. Привычных для регулярного читателя «Критической массы» по-настоящему острых критических материалов в летнем номере немного, но в лучших из них подкупает сочетание уважения к автору с нелицеприятной оценкой высказываемых им идей. В этом отношении особенно показательны соображения Александра Дмитриева о «Социософии революции» Игоря Смирнова и очень остроумная рецензия-пародия Романа Рудицы на книгу голландских музыковедов Луи Андриссена и Элмера Шенбергера о Стравинском «Часы Аполлона». Подавляющее большинство прочих рецензий — не столько критические материалы, сколько в меру (а иногда и не в меру) апологетические популяризации. В целом номер получился на редкость плотный, так что время, потраченное на его прочтение, можно без всяких сомнений признать, в терминологии Александра Долгина, в высшей степени ликвидным.
Иначе обстоит дело с летним выпуском «Художественного журнала» (№ 54). Тема номера обозначена формулой «Консерватизм и консерватизмы», в которой только благодаря шрифту заголовков «ХЖ», не предполагающему различия прописной и строчной буквы, удалось избежать эффекта противопоставления величественного Консерватизма множеству плюгавых консерватизмов. Впрочем, о консерватизмах во множественном числе из всех авторов номера высказался один только Дмитрий Голынко-Вольфсон («Консерватизм и искусство эмоциональной вовлеченности»), заявивший, что «никакого однополюсного консерватизма сейчас нет и в помине, существует многомерный репертуар “консерватизмов”». Остальные предпочли абстракцию «консерватизма вообще», по поводу которой каждый высказался в меру своих способностей.
Тон разговора на эту тему в «ХЖ» задает преисполненное пророческими интонациями интервью Александра Дугина «Заколдованная среда новых империй». Дугин определяет консерватизм, противопоставляя его модерну, как «ревалоризацию» всего того, что было отвергнуто Новым временем, то есть как возвращение к премодерну. В связи с этим постмодерн объявляется далеко не исчерпанным и рассматривается как преддверие глобальной консервативной революции, а затем объявляется тотальная мобилизация среди художников на создание новой мифологии. Владимир Сальников («Один разум, одна правда, одно искусство») выразил аналогичное видение проблемы в менее суггестивной и более дилетантской форме, отмеченной уже знакомыми читателю по прежним его статьям философскими благоглупостями вроде отождествления истины и морали со схоластическими универсалиями или объявления протестантизма формой номинализма. Для арт-критиков Екатерины Бобринской («Сомнительная сущность искусства») и Сергея Попова («Имперский авангард»), художников Алексея Беляева-Гинтовта («Мы. Они немы»), Андрея Филиппова («Что такое имперский стиль?») и Дмитрия Топольского («Ордер, или “Весна красоты”») тема консерватизма оказывается прочно сопряженной с темой империи и утопии. Участники «круглого стола» «Формат консерватизма: эталоны и универсалии» (Дмитрий Гутов, Мариан Жунин, Владимир Дубоссарский, Богдан Мамонов, Анатолий Осмоловский и другие) размышляют о консерватизме скорее в узкоцеховом ключе, в связи с проблемой ценности инновации в современном искусстве. Трезвый скепсис высказываний Александра Меламида («Исповедь попа-расстриги») относительно претензий искусства на ту роль, которую в традиционном обществе играла религия, оказывается в неожиданном контрасте с его же художественным проектом «Символы “Большого взрыва”», который с привлечением богатого философского инструментария толкует Михаил Ямпольский («Символ и начало»). Особняком в номере стоит подготовленная Александром Михайловским комментированная подборка высказываний Эрнста Юнгера об искусстве. Иллюстрациями к тезисам разных статей должны служить репортажи о выставках и художественных акциях, в изобили представленные в разделе хроники.
Эта бросающаяся в глаза пестрота материала при отсутствии ясной концепции относительно предмета обсуждения и сугубо номинальная привязка большинства публикаций к формулировке темы свидетельствуют о том, что «ХЖ» в очередной раз оказался жертвой опасного заблуждения химиков-любителей, полагающих, будто любое смешивание реактивов наугад уже представляет собой продуктивный эксперимент. Отчего и результат примерно такой же: разрушительного взрыва не произошло, но и созидательного синтеза тоже не получилось.
«Отечественные записки» (№ 2) и в летние месяцы остались верны традиционной для журнала установке на соединение политической актуальности, экспертной добросовестности и академической основательности. Второй номер за 2004 год «ОЗ» посвятили теме административной реформы. Конкретность предмета всегда способствует конструктивной дискуссии, но тут и сама тема располагает к деловитости. Поэтому по сравнению с предыдущим выпуском, посвященным вопросу о земле, летний получился и менее монументальным, и в большей степени ориентированным на анализ актуальных политических проблем. Исторические экскурсы и опыты сравнительной политологии явно отступают на второй план перед спокойной по тону, но оттого не менее острой по содержанию полемикой вокруг начинаний нынешних российских президента и правительства в этой области.
Интрига номера заключается в том, что в разговоре о задачах, возможных рисках и предполагаемых конкретных результатах нынешней административной реформы сталкиваются два разных видения проблемы — перспектива практического политика и перспектива аналитика-наблюдателя. В беседе «ОЗ» с Симоном Кордонским («Цели и риски»), статьях Ольги Анчишкиной («Бюрократия начинает, но… выигрывает ли?»), Татьяны Архиповой («Правительство благих намерений»), Александра Ковалева («Промежуточные результаты административной реформы»), Георгия Сатарова и Константина Головщинского («Административная реформа и противодействие коррупции»), Михаила Афанасьева («Невыносимая слабость государства») и многих других прежде всего просматривается именно зазор между этими двумя позициями, образующий главную трудность в осмыслении темы. Поэтому замечательные статьи по истории российского чиновничества «Невидимая рука Учраспреда» Сергея Земляного, «Чиновник на службе в конце XVIII- начале XIX века» Любови Писарьковой, «Полиция есть душа гражданства» Ольги Кошелевой и «Отправление внутренних дел» Ольги Эдельман, статьи Гая Питерса о трансформациях административной власти в условиях глобализации и Марины Арзаканян о реформах де Голля оказываются как бы на периферии, в роли факультативных приложений. Зато в номере нашлось место и для продолжения разговора о земельном вопросе, и для остроумной статьи Леонида Полякова «Пять парадоксов российского консерватизма», приглашающей к дискуссии вокруг самого понятия политического консерватизма (вниманию редакции и авторов «ХЖ»!). Особую прелесть придали номеру восхитительные исторические анекдоты из жизни российской бюрократии прошлого столетия, которые знакомым надо именно зачитывать, чтобы не загубить пересказом трогательно-старомодный стиль этих, в сущности, не таких уж веселых историй.
Полной противоположностью деловитой собранности «Отечественных записок» оказывается расплывчатость и беспредметность большинства материалов «Вестника Европы». Хотя на титульном листе X и XI- не номеров, но томов — с гордостью пропечатано: «Основан в Москве в 1802 г. Первый главный редактор Н.М. Карамзин. Возобновлен М.М. Стасюлевичем в 1866 г. Запрещен в 1918 г. Возобновлен в 2001 г.», но, оставив в стороне игру историческими соответствиями, читатель при ознакомлении с содержанием оных томов обнаруживает странное сочетание претенциозности, эклектики и дилетантизма. Историко-экономические очерки Егора Гайдара; русская и переводная поэзия и проза; расплывчатая публицистика на общегуманитарные темы; псевдоглубокомысленные туристские эссе в духе кармазиновского «Мерси» из «Бесов» Достоевского; рефераты сочинений европейских интеллектуалов (в частности, «Римского пути» Реми Брага и «Смерти Запада» Патрика Бьюкенена); религиозно-философские и теологические опыты разной степени компетентности, объединенные только абстрактно-экуменическим пафосом, порой (как в случае статьи Елены Твердисловой о поэзии Папы Иоанна Павла II) обнаруживающие полную беспомощность авторов в богословских вопросах, — вот лишь неполный перечень того, что собрано в «Вестниках» за 2003 и 2004 годы. Силясь понять, почему именно такой набор должен репрезентировать в глазах русского читателя Европу, вы пролистываете их вновь и вновь в полном замешательстве, не находя ответа. Впрочем, внимательный читатель кое-что начинает понимать, заметив, что фамилии членов редакционной коллегии журнала встречаются то в разделе художественной литературы (в качестве авторов), то в разделе «О книгах» (в качестве рецензируемых).
Петр Резвых