Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2004
Я хотел бы, уважаемый читатель, начать с вами разговор на тему «молодость и история» с вопроса: в какое время живут нынешние молодые люди? Ответы найдутся в результатах исследования, которое провел Левада-центр прошлым летом (опрошено 2 тысячи человек 15 лет и старше. Ответы сгруппированы по возрастам, словом «молодые» будет называться группа 15-24 лет).
Итак, сообщаю: половина «молодых» отвечают на вопрос о нынешнем времени: «это — мое время». Еще 40% говорят, что «их время еще не пришло». Важно, что это не обычные «возрастные» ожидания — вот вырасту… Нет, то время, которого они ждут, придет не с их возрастом, а с развитием страны. В самом деле, среди тех, кто их старше на поколенческие полшага (25-39 лет), говорящих «мое время еще не пришло» вполовину меньше (23%). Если бы дело было в обычном взрослении, мы бы увидели, что другая половина дождалась «своего времени». Но в этой возрастной группе таких, кто говорит: нынче «мое время», не больше, а меньше, чем среди самых молодых (47%). А тех, кто уже ничего не ждет («мое время ушло»), в этой группе 10%, и еще 20% никак не могут определиться в этом вопросе.
Вам известно, что в новых секторах экономики людей старше 40 лет, как правило, не принимают на работу. И вот среди тех, кому больше 40 лет, но еще не пора на пенсию, самый частый ответ (40%) — «мое время ушло» (лишь четверть считает нынешнее время «своим»). В старшей возрастной группе (55 и более лет), что «мое время ушло», думают практически все (80%).
Иначе говоря, у самой молодой части общества есть и удовлетворение нынешним временем и надежда на будущее — прекрасное сочетание, не правда ли?
Теперь пора спросить, а каково их отношение к прошлому, что такое для них история?
Начать можно с истории в лицах. Вот кого вспомнили респонденты 15-24 лет, отвечая на просьбу назвать «десять самых выдающихся людей всех времен и народов». (Будем полагать, что если имя названо десятью и более процентами всех, принадлежащих к данной возрастной группе, значит, это имя находится в исторической памяти этой группы.)
Оказалось, что для молодых действительно великих личностей среди всей мировой истории лишь двое. Это Пушкин (его назвали среди молодых 53%) и Петр Первый (48%). Есть трое, так сказать, «выдающихся»: Гагарина, Сталина, Ленина в этой группе назвали около 40%. Путина в этот список внесли около трети. Наполеона, Менделеева, Гитлера, Лермонтова, Ломоносова, Жукова, Суворова, Кутузова, Екатерину Вторую вспомнили от одной пятой до одной десятой молодых людей.
Впрочем, наборы имен, обретающихся в памяти разных возрастных групп, почти одинаковы. Видимо, наша молодежь просто принимает господствующую культуру и господствующую картину мира. Говорить о специфической молодежной субкультуре не приходится. Отличия — в нюансах. Приглядимся к ним.
Если сравнить списки имен, названных респондентами из разных возрастных групп, первый из этих нюансов состоит в том, что самые молодые обладают самой активной исторической памятью. Из списка в почти двадцать имен, названных представителями разных возрастных групп, около половины чаще всего назывались именно молодыми. В таблице эти имена набраны жирным шрифтом.
Имена, названные десятью и более процентами респондентов в каждой возрастной группе. Расположены по убыванию частоты упоминаний. Выделены имена, которые в этой группе назывались чаще, чем в прочих.
|
15 лет- 24 года |
25 лет-39 лет |
40 лет- 54 года |
55 лет и старше |
|
|
Пушкин |
Петр Первый |
Петр Первый |
Ленин |
1 |
|
Петр Первый |
Пушкин |
Ленин |
Сталин |
2 |
|
Гагарин |
Ленин |
Пушкин |
Петр Первый |
3 |
|
Сталин |
Гагарин |
Сталин |
Гагарин |
4 |
|
Ленин |
Сталин |
Гагарин |
Пушкин |
5 |
|
Путин |
Путин |
Жуков |
Жуков |
6 |
|
Наполеон |
Ломоносов |
Суворов |
Брежнев |
7 |
|
Менделеев |
Жуков |
Ломоносов |
Путин |
8 |
|
Гитлер |
Наполеон |
Путин |
Суворов |
9 |
|
Лермонтов |
Менделеев |
Королев |
Ломоносов |
10 |
|
Ломоносов |
Суворов |
Сахаров |
Кутузов |
11 |
|
Жуков |
ЕкатеринаВторая |
Менделеев |
|
12 |
|
Суворов |
Лермонтов |
ЕкатеринаВторая |
|
13 |
|
Кутузов |
Эйнштейн |
Гитлер |
|
14 |
|
ЕкатеринаВторая |
Гитлер |
Наполеон |
|
15 |
|
|
Королев |
Брежнев |
|
16 |
Второй по активности исторической памяти оказывается группа самых старших. Можно сказать, что именно наиболее пожилая часть наших граждан предлагает обществу помнить Ленина (№ 1 — 43% среди населения в целом) и Сталина, Жукова и Брежнева. Среди молодых это предложение воспринято так: Сталин для них важнее Ленина, хотя оба не входят, в отличие от случая со старшими, в состав главнейших имен. Жуков принят, но помещен в «нижнее» отделение памяти вместе с другими полководцами. Брежнев проигнорирован. Не принято предложение средних возрастов включить в десятку имена Эйнштейна и Сахарова.
Именно молодые люди чаще всех прочих поминали первого императора России — Петра (№ 2 по общему списку, почти те же 43%, что у Ленина). Молодые же в полтора раза чаще прочих называли Пушкина. Из исторических — для них — имен молодые чаще всех прочих поминают Гагарина. Молодые же настойчивее всех остальных возрастных групп предлагают ввести в десятку наиболее выдающихся людей всех времен и народов своего современника — Владимира Путина. (Это предложение принято всеми.)
Инициатива же с Гитлером (19% среди молодых) поддержана только в соседней по возрасту группе (25-39 лет). Но там его называли вдвое реже.
Итак, в ответах молодых названы один космонавт, два ученых, два поэта. Это пять имен, прославивших Россию по линии культуры и науки. С ними рядом — десять других образов: три военачальника и семь верховных властителей — авторитарных, самодержавных, абсолютных. Только в последнем списке взгляд российской молодежи выходит за границы собственной империи — чтобы увидеть фигуры двух агрессоров, покушавшихся эту империю завоевать (Наполеон и Гитлер). За что их запомнили — за то, что у них это почти получилось, или за то, что все-таки не вышло? Ни за то, ни за другое. Для наших молодых современников они оказались теми, с кого лепится модель властителя.
Из этих данных видно, что молодежь конструирует свой образ истории человечества прежде всего через символы своей собственной, российской культуры и российской государственности, которым придает значимость двухвековая дистанция/традиция, историческое «давно». Поддержана эта конструкция образами также историческими для них, но относящимися к более близким советским временам. Живость интереса молодых к советскому прошлому примечательна: Гагарина они поминают чаще всех, Сталина — чаще всех, кроме самых старших. Возможно, это реакция молодых на адресовавшееся сперва только старшим возрастам заигрывание с советской символикой. Но теперь всю нацию отсылает к советcкому опыту путинский дискурс. Соответственно, в этот советизированный исторический контекст помещается молодыми и образ Путина.
Но начинается ли для них с Путина некая «их» Россия?
Отвечая на вопрос, «с какой даты, эпохи, события начинается история нашей страны», все участники опроса реже всего выбирали события, которые произошли на памяти ныне живущих, в том числе — молодых людей. Из них вообще никто не счел, что принятие Декларации о суверенитете Российской Федерации 1990 года начинает историю страны. Менее троих из сотни молодых согласились, что история нынешней России началась с распада СССР и создания суверенной РФ. Ясно, что не с Ельцина для них начинается родина. Но, как оказалось, и не с его преемника. Реже всех остальных возрастных групп молодые люди говорили, что история страны началась с избрания Владимира Путина президентом.
Но дело не в персоне нынешнего президента, к которому эти молодые люди отнеслись, как мы видели, со всем уважением. Дело в том, что их историческое сознание ищет «начала» не здесь, а в глубинах времен. Ими отвергнуты практически все исторические вехи как меты «начал»: «Октябрьская революция», «царствование Петра», «создание Московского царства» и «образование русских княжеств» признаны в этом качестве лишь 2-7% молодых людей. Чуть более 10% сочли началом истории страны «крещение Руси» и около 20% — «Киевскую Русь». А массовым среди молодых (около 40%, в прочих возрастных группах везде несколько менее 40%) оказался ответ, выводящий историю страны за рамки истории вообще, — «с незапамятных времен, испокон веков».
При желании здесь можно найти повод для размышлений о мифологизированности народного исторического сознания и прочем. Я-то понимаю этот ответ в том смысле, что российская история наперед древнее любой другой истории и потому у России есть особые исторические права по отношению ко всем другим странам и народам.
Молодые люди, как и прочие россияне, подавляющим большинством (73%) высказались за то, что «нужно знать всю историческую правду, даже самую тяжелую, чтобы не повторять ошибок и неудач прошлых времен». И вот ответы на (открытый, без подсказов) вопрос о том, «какое время в истории нашей страны считать самым страшным». Полученные ответы образуют около 20 позиций. Если взять реакции молодых людей, то выделяются 8%, назвавших чеченскую войну. (То же и в средневозрастных группах, а среди старших — только 3%.) Далее обратим, читатель, внимание на ответы про «татаро-монгольское иго». Здесь молодые (6%), безусловно, лидируют, в прочих группах его поминают не более 2%. Интересно, что именно среди молодых, которые, как показывают другие исследования, оказались наиболее благодатной средой для новых этнических антагонизмов, явилась потребность оживить воспоминания о старых, об «иге».
Остальные ответы молодых людей не имели частоты выше трех из ста. За исключением одного ответа: «самым страшным временем в истории нашей страны» была названа Великая Отечественная война. Это так для 41% молодых людей. Выше эта доля только среди тех, кто по возрасту мог сам видеть это время (55 лет и старше — 48%).
Сразу скажу, что в симметричном вопросе о «самом радующем, положительном событии или времени в истории страны» ответ о победе в Великой Отечественной войне, по мнению и молодых и средневозрастных респондентов, высится таким же одиноким пиком (29%) среди прочих событий и исторических моментов.
Что еще хоть как-то радует молодых? «Нынешнее время, правление Путина» назвали 5%, почти столько же — времена Петра Первого. Полет Гагарина вспоминали реже остальных возрастных групп (4%), но отмену крепостного права (3%) — чаще. Важно, что самым частым — чаще ответа о победе — было заявление молодых людей «затрудняюсь ответить» (32% при 24% в среднем по выборке).
Впрочем, все эти детали не могут заслонить главного факта: наиболее важным историческим событием является война и победа как двуединство.
Специалисты Левада-центра, в первую очередь сам Юрий Левада, уделили много внимания роли войны и победы для конституирования нынешнего общественного состояния. К этому хочу добавить: война оказалась сильной, фактически — единственной национальной травмой, но, коль скоро речь идет о нынешних поколениях — травмой пережитой и превращенной победой в конструктивный социальный фактор. Ничто так не объединяет нынешних россиян и ничто так не привязывает молодых людей к отечественной истории, как это двуединое событие.
Среди собранных ответов есть два других, которые могли бы свидетельствовать о травмах. Один касается «распада/развала СССР».
Хочу для справки сообщить, что в описываемом исследовании далее по ходу интервью респондентам задавали вопрос о «самых значительных для нашей страны событиях ХХ века». В отличие от только что обсуждавшегося «открытого» вопроса без подсказов, этот был «закрытым» — респондентам предлагали заранее подготовленный исследователями список этих событий. Вот тогда, в такой ситуации, респонденты называли именно распад СССР третьим по важности событием после победы в войне и полета Гагарина. Так отвечали 47-48% людей старше 40 лет и 34% тех, кто моложе 25. Но при самостоятельном припоминании «самого страшного» даже старшие респонденты, еще недавно не упускавшие случая вспомнить о «развале великой страны», говорили об этом лишь в одном случае из двадцати. А молодые — в одном из пятидесяти. Можно констатировать — эта травма как травма в массовом сознании не существует, хотя остались воспоминания о ее существовании.
Национальной травмой, по мнению, с которым вы, конечно, сталкивались, следует считать репрессии сталинского времени. Действительно, значимость этого негативного опыта для современной российской истории трудно переоценить. В снятии табу на информацию о репрессиях реализовалась прежде всего политика гласности, открывшая далее возможность для отключения фактора страха в политической жизни. Благодаря этому стали возможны многочисленные, в том числе кадровые и организационные, перемены в системе власти. Состоялась перестройка как включение в массовых масштабах альтернативных прежним вариантов социального действия и так далее. Не забудем, что аппарат госбезопасности был на определенный период переориентирован со своих традиционных функций на поиски невинно репрессированных и подготовку их реабилитации. Мы знаем, читатель, — и имеем свежие тому подтверждения, — какую существенную роль играет этот аппарат во всем функционировании нашей общественной системы. Раз так, то мы должны будем признать конструктивно-важным этот период реабилитации как попыток институционального преодоления национального несчастья.
Но нынче не девяностые годы. И если статуя Дзержинского не вернулась на свое место, то органы безопасности вернулись к своим традиционным занятиям. Интересно отметить, что из их кругов нередко говорится сейчас о чем-то типа травмы, пережитой в 1990-е и исцеляемой лишь теперь усилиями нынешней власти.
На Лубянской площади остался с тех времен Соловецкий камень. Но как немногочисленны демонстрации вокруг него, так немногочисленны ответы о том, что «самым страшным в истории нашей страны» было время репрессий, «1937 год». Менее 5% людей 25-39 лет упомянули о них в своих ответах, в старших возрастах — чуть более 3%. А в молодой группе — меньше 3%. В вопросе о «самых радующих моментах истории» симметричный теме репрессий ответ «смерть Сталина» дали полтора процента лиц 40-54 лет, менее полпроцента в старшей группе. Среди тех, кто моложе 40, об этом не вспомнил вообще никто. Среди молодых, добавлю, никто не вспомнил и «оттепель» 1960-х (в остальных группах в целом едва более 1%). Вам известно, что значения менее 3% уже не всегда статистически достоверны.
Словом, и сталинские репрессии как историческое событие сегодня не имеют статуса национальной травмы. Если она и была, то ее излечили. В списке самых радующих событий и периодов нашей истории, составленном ответами молодых, с огромным отрывом от ответа «победа», но все-таки вторым по счету идет ответ «нынешнее время/правление Путина». Приходилось говорить в объяснение высоты и устойчивости так называемого рейтинга Путина, что это — лекарство, которое себе прописала Россия для залечивания травм, нанесенных массовому сознанию периодом Горбачева-Ельцина. Видим, что лекарство действует. В том числе — на молодых.