Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2004
Михаил Юрьевич Прозуменщиков (р. 1958) — историк, заместитель директора Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ). Автор книги «Большой спорт и большая политика» (М.: РОССПЭН, 2004).
Во все времена обществу нужны были герои: люди, которыми можно гордиться и восхищаться, с которых надо брать пример. ХХ век в когорту героев добавил новых представителей — героев спорта. Свои подвиги они совершали во славу своих стран на глазах тысяч (а с появлением телевидения — миллионов) зрителей. Они самоотверженно боролись с сильными противниками, сражались с метрами, секундами, килограммами. И побеждали! Их любили и боготворили, они становились национальными героями.
Под контролем Старой площади и Лубянки
В Советском Союзе также были свои спортивные «звезды». Да и как могло быть иначе в «стране мечтателей, стране героев». Правда, специфика советских спортивных «звезд» 1920-1930-х годов заключалась в том, что они были героями только внутрисоюзного масштаба, ибо в то время спортсмены страны Советов выступали в основном «дома», перед собственной рабоче-крестьянской аудиторией. До Второй мировой войны СССР не входил в международные «буржуазные» спортивные организации, не участвовал в проводимых ими турнирах и состязаниях. Рабочие олимпиады и прочие соревнования, организованные по классовому признаку, не могли ни выявить истинное физическое состояние советских спортсменов (что, в частности, подтвердила серия проигрышей лучших советских футбольных клубов в поединках с приехавшей в СССР в 1930-е годы командой испанских басков), ни сделать их знаменитыми за пределами Советского Союза. У советских спортивных «звезд» тех лет была и другая особенность, присущая только гражданам СССР: всенародная любовь, рекорды и даже государственные награды не являлись гарантией того, что сегодняшний герой не мог завтра, в одночасье, стать «врагом народа». Немало талантливых спортсменов в годы сталинизма подверглось политическим репрессиям, было расстреляно, оказалось в лагерях и ссылках.
После Второй мировой войны советский спорт стал постепенно выходить на мировую арену, отечественные «звезды» засверкали на международных состязаниях. В этой ситуации, по мнению политических лидеров Советского Союза, тем, кто должен был символизировать советский спорт в глазах всего мира, следовало уделять повышенное внимание. От многократных рекордсменов и чемпионов мира требовались не только новые победы, но и соответствие официальному стереотипу «гармонично развитого, идейно убежденного, простого и скромного советского спортсмена». Соответствовать же удавалось не всем и не во всем. Несмотря на то что на Западе советских спортсменов нередко называли «автоматами» или «роботами», в действительности они были обычными живыми людьми. И могли не только приносить своей стране славу и награды, но и доставлять немало хлопот власть предержащим: далеко не всегда спортивный талант сочетался с высокими моральными принципами строителя светлого будущего, а тем более с требовавшейся идеологической грамотностью и правильным пониманием политики партии.
Помочь «героям спорта» соответствовать этому стереотипу должны были всевозможные контролирующие и проверяющие органы, которые и в постсталинский период продолжали пристально следить за лучшими атлетами страны. За спортсменами был установлен многоступенчатый и всеохватывающий контроль, в котором принимали участие собственно спортивные руководители, партийное, комсомольское, профсоюзное начальство, добровольные информаторы, а в случае выступления за границей — советские представительства в этих странах. На вершине этой проверяющей пирамиды располагался всесильный КГБ, который не только неустанно осуществлял наблюдение, но и аккуратно обо всем информировал высшую партийную инстанцию.
Такая «опека» имела для спортсменов как положительные, так и отрицательные последствия. С одной стороны, наиболее именитые спортивные «звезды» могли напрямую обращаться в высокие партийные и государственные организации вплоть до ЦК КПСС с какой-либо просьбой или заявлением. В большинстве случаев эти пожелания (будь то новая квартира в Москве, приобретение хорошего автомобиля или внеочередная поездка за границу) удовлетворялись. «Звезды» имели немалые привилегии и льготы; они получали солидное, по советским меркам, материальное вознаграждение; регулярно, особенно в годы правления Леонида Брежнева, удостаивались высоких государственных наград. Спортивным «звездам» первой величины, как правило, сходили с рук и отдельные правонарушения.
В то же время выдающиеся спортсмены постоянно находились в жесткой зависимости от тех, кому в Советском Союзе принадлежала вся полнота власти. Их жизнь высвечивалась рентгеновскими лучами, исходившими с разных сторон; о сказанных ими словах или поступках мгновенно становилось известно советским партийным лидерам, от прихоти которых нередко зависела судьба спортивного таланта. Кроме того, в СССР время от времени разворачивались санкционированные сверху шумные кампании по борьбе с проявлениями в советском спорте «звездной болезни». Проку от таких мероприятий было мало — гораздо больше изводилось бумаги под отчеты о планах мероприятий по искоренению этой самой «звездной болезни». Но человек, ставший, даже случайно, объектом такой кампании, нередко платил за это своей дальнейшей спортивной карьерой.
Под партийным «увеличительным стеклом» мог оказаться любой спортсмен, но естественно, что особым вниманием пользовались наиболее известные личности. Причем кремлевским лидерам иногда приходилось вникать в суть столь мелких и настолько личных подробностей жизни отдельных представителей советского спорта, что невольно возникает недоумение по поводу того, что подобные вопросы рассматривались и решались на высшем государственном уровне. Очевидно, что в большинстве случаев партийное руководство страны было бы и радо избавить себя от знакомства с некоторыми деталями жизни спортсменов, но его к этому вынуждали нижестоящие инстанции, боявшиеся брать на себя ответственность в решении тех или иных вопросов.
Лидеры страны, таким образом, становились невольными заложниками ими же созданной системы. А потому им приходилось вникать в различные «специфические» подробности — будь то решение «женской проблемы» в легкой атлетике, возникшей в 1960-е годы в результате запрета некоторым советским спортсменкам участвовать в международных состязаниях из-за «серьезных отклонений в половой области»; или знакомство с ходом расследования обстоятельств гибели известных спортсменов (олимпийского чемпиона по боксу Валерия Попенченко, чемпионки мира по бегу на коньках Инги Ворониной (Артамоновой)).
Несложно понять, что чем более неординарным, самобытным был тот или иной спортсмен, тем сложнее ему было укладываться в прокрустово ложе всевозможных запретов и ограничений, царивших в советском обществе, и, соответственно, тем чаще мелькала его фамилия на страницах партийных документов. В частности, одним из таких людей был прославленный хоккейный тренер Анатолий Тарасов. В ЦК КПСС регулярно знакомились с информацией (или, точнее сказать, с доносами) на Тарасова: то он излишне резко высказался о проблемах советского спорта; то, недовольный решением судьи, впервые в истории советского хоккея увел свою команду с поля, не желая продолжать игру. В 1971 году, на чемпионате мира в Швейцарии, Анатолий Тарасов не только отказал в интервью некоторым советским газетам, запретив и хоккеистам общаться с журналистами, но и позволил себе ряд грубых высказываний в адрес отдельных средств массовой информации. Особенно были обижены корреспонденты «Правды» и «Известий», привыкшие, что одна принадлежность к этим газетам служит стопроцентной гарантией уважительного к ним отношения.
Наконец, уже после того, как он перестал быть тренером сборной, в ЦК КПСС поступил «сигнал» от посла СССР в Швеции Михаила Даниловича Яковлева об издании там книги Анатолия Тарасова «Хоккей — моя жизнь». Посол сообщил, что тренер не только издал книгу за границей без разрешения соответствующих инстанций (в те годы это было большим преступлением!), но и получил за нее гонорар в шведской валюте. Проведенное расследование показало, что все это было не более чем досужим вымыслом ретивого дипломата. Книга была написана без ведома Тарасова шведским журналистом В. Перссоном и составлена из изданных Тарасовым в СССР брошюр о хоккее и отдельных его интервью. Никакого гонорара он также не получал. Тем не менее все это на протяжении нескольких месяцев отравляло жизнь тренеру, которому в довершение всего еще и «строго указали» на то, что он «не всегда серьезно и ответственно подходил к установлению знакомств с некоторыми иностранными журналистами, порой допускал излишнюю доверчивость в беседах с ними, что явилось поводом для использования его имени в буржуазной печати».
Лучшая награда — поездка за границу
Упоминание о необходимости проявлять повышенную бдительность при контактах с представителями западных стран было излюбленной темой советского руководства. Контроль за советскими спортсменами и тренерами многократно увеличивался, когда в дело вступал международный фактор. Конечно, спортсмен и дома должен был держать себя в определенных рамках, так как с него брали пример другие советские люди, прежде всего молодежь, и этот пример обязательно должен был быть положительным. Но ответственность невероятно возрастала, когда представитель советского спорта оказывался за границей. В СССР должны были быть уверены, что тот, кто представляет страну за рубежом, обязан всем своим поведением и образом жизни символизировать самый передовой общественный строй. Соответственно и требования, предъявлявшиеся к выезжающим за границу, были очень высокими.
Говоря о «высокой чести», которую оказывали спортсменам, давая разрешение на выезд за границу, партийные чиновники были, в сущности, не так уж далеки от истины. Синдром общества за «железным занавесом», психология людей, лишенных возможности свободно передвигаться за пределами своей страны, сформировали у подавляющего большинства советских граждан отношение к заграничным поездкам как к действительно большой награде. К этому добавлялись и сугубо меркантильные соображения: советская промышленность, уверенно лидировавшая в производстве стали и чугуна, продолжала держать своих граждан на крайне скудном пайке товаров массового потребления. Поэтому из-за границы спортсмены возвращались не только с кубками и медалями, но и с импортным ширпотребом, что было вполне естественно для людей, всю жизнь видевших убогий ассортимент советских магазинов. Ради этого можно было помучиться, собирая многочисленные справки и рекомендации, требовавшиеся для оформления разрешения на поездку за рубеж, и демонстрируя на различных выездных комиссиях свое знание международной политической жизни и последних миролюбивых инициатив советского государства.
Для человека, живущего в начале XXI века, может показаться абсолютно бессмысленным все то обилие справок, характеристик, рекомендаций и прочих бумаг, которые пришлось собирать в 1959 году молодому мастеру по шахматам из Куйбышева Льву Полугаевскому для того, чтобы принять участие в международном турнире в социалистической Чехословакии. В огромной кипе документов, оказавшейся в конце концов в архиве ЦК КПСС, можно найти характеристики за подписью директора, председателей парткома и завкома завода «КАТЭК», на котором работал инженер Полугаевский; характеристики, подписанные секретарями комсомольской организации завода и Сталинского райкома ВЛКСМ города Куйбышева; несколько рекомендаций коммунистов завода с многолетним партийным стажем и многое другое. Впечатление такое, что 25-летнего инженера отправляли не в братскую страну сыграть несколько партий в шахматы на международном турнире, а, как минимум, с секретным заданием в глубокий вражеский тыл. Тем более, что все упомянутые документы, помимо фраз об успехах Льва Полугаевского в производственной деятельности, содержали обязательные в то время формулировки о его моральной устойчивости, идеологической выдержанности и преданности делу Коммунистической партии Советского Союза.
Пример с Полугаевским был далеко не единичным. С годами требования видоизменялись, в чем-то упрощались, в чем-то ужесточались, но своеобразный ритуал сбора характеристик и рекомендаций оставался неизменным. И в то же время его эффективность оставалась все годы достаточно невысокой. Человек мог собрать огромное количество бумаг, подтверждающих его благонадежность, а потом совершить за границей тот или иной проступок. Если подобные бумаги и имели какое-то практическое значение, то только в плане психологического воздействия и создания системы круговой поруки: за человека поручалось такое большое количество людей, что это, с одной стороны, делало его ответственным перед ними, а с другой — все рекомендовавшие, в свою очередь, несли ответственность за отправляемого в дальние страны.
Разрешение на выезд за границу тому или иному спортсмену, нередко зависевшее не только от спортивного руководства, но и от мнения «компетентных органов», партийных комитетов и т.п., являлось мощным средством воздействия на атлетов в руках тех, кто монополизировал право решать в стране все и за всех. Достаточно было одному из секретарей ЦК КПСС выразить сомнение в целесообразности поездки за границу того или иного спортсмена, и всё — вопрос можно было считать закрытым, а все собранные справки и характеристики превращались в кипу ненужной макулатуры. Всемирно известные спортсмены должны были покорно ждать решения своей судьбы, которая могла зависеть от элементарного каприза кого-либо из партийной элиты. Руководители любой страны сочли бы за честь, если бы их соотечественника пригласили для вручения кубка как лучшему спортсмену года (Валерий Брумель, Польша, 1962 год) или для участия в матче всех «звезд», посвященном 100-летию футбола (Лев Яшин, Англия, 1963 год). В СССР же эти и аналогичные им вопросы решались долго, нудно, с участием армии чиновников, с составлением неизменных справок относительно людей, которые уже давно являлись гордостью советского и мирового спорта.
Чиновничье всевластие распространялось не только на спортсменов. Не менее сложно приходилось и их наставникам, и даже спортивным комментаторам. В ЦК почему-то долго оставался в подвешенном состоянии вопрос о направлении на Олимпиаду-1960 в Рим комментатора Николая Озерова, а советский тренер В.В. Устименко, тренировавший в эти же годы египетских гимнастов, и вовсе оказался на распутье: в Москве никак не могли определить, должен ли он сразу из Египта ехать с командой в Италию или обязан сначала вернуться в СССР, где будут решать его дальнейшую судьбу. В последний момент на уровне ЦК КПСС рассматривалось и разрешение на выезд в Венгрию осенью 1955 года главного спортивного комментатора страны Вадима Синявского. Постановление Президиума ЦК КПСС (!) о направлении футбольной сборной СССР в Будапешт для проведения товарищеского матча с венграми было принято еще в мае, но в нем говорилось о спортсменах, тренерах и врачах, а о комментаторе — ни слова. Вот и решали партийные чиновники все это время нелегкую задачу, как скорректировать уже принятое на самом высоком уровне постановление.
Победа или…В годы советской власти жителей страны Советов постоянно приучали к мысли, что вся их жизнь — это борьба. Для терминологии тех лет были характерны такие выражения, как «трудовой фронт», «битва за урожай», «победные реляции» и тому подобное. Все они чем-то смахивали на сводки с полей сражений, и спорт не только не выбивался из общего правила, но и, наоборот, был наиболее ярким символом этой борьбы.
С выходом на международную арену цена побед возросла многократно. Это были уже не просто спортивные победы, а успехи на полях спортивных сражений, в ходе которых отечественные мастера подтверждали силу советского спорта и правильность пути, по которому шла вся страна. Неудачи же рассматривались не только как просчеты в спортивной подготовке, но, прежде всего, как недостаток идейно-политической сознательности спортсменов, представлявших великую страну, отсутствие у них морально-волевых качеств.
Высокопоставленные политики из Кремля упорно не хотели осознавать простую истину, что спортивные достижения далеко не всегда поддаются планированию, а сам спорт хорош именно тем, что заранее предсказать чью-либо победу бывает весьма непросто. От советских спортсменов неизменно требовали побед, невзирая даже на такие «мелочи», как то, что противник может быть просто объективно на данный момент сильнее. При этом, если поражение следовало не просто от «буржуазной команды», а от представителей той страны, с которой у Москвы были весьма натянутые отношения (или не было вообще никаких), последствия таких неудач могли быть для спортсменов и тренеров очень печальными.
Хрестоматийным примером такого вмешательства политики в спорт стала история с футбольной командой Центрального дома Советской армии имени Фрунзе (ЦДСА), на полтора года прекратившей свое существование после олимпийского турнира 1952 года, когда впервые созданная на базе ЦДСА сборная СССР уступила в равной борьбе одной из сильнейших команд Европы тех лет — сборной Югославии. На беду советских спортсменов, им в соперники досталась страна, с которой в тот момент Иосиф Сталин разорвал все отношения: на рубеже 1940 — 1950-х годов даже к президентам США в СССР относились лучше, чем к югославским руководителям, которых официально называли не иначе как «кровавой фашистской кликой Тито-Ранковича». И нужно же было такому случиться, что именно югославским «ревизионистам» проиграла советская футбольная команда, подготовка которой к Олимпиаде в течение нескольких месяцев проходила под личным контролем самого Лаврентия Берии!
Однако выход СССР в послевоенный период на широкую международную арену создавал определенные неудобства для советских лидеров, привыкших к молчаливому послушанию собственных граждан. О «пропаже» целой футбольной команды заговорили во всем мире, появились версии о том, что футболисты подверглись репрессиям, были сосланы в лагеря. Москве вовсе не хотелось создавать себе новые проблемы из-за каких-то спортсменов. На высшем уровне было принято решение довести до мировой общественности информацию о том, что армейские футболисты живы-здоровы и с ними ничего не случилось. С этой целью по поручению ЦК КПСС в срочном порядке подготовили статью за подписью спортивного комментатора Вадима Синявского, который являлся не только популярнейшей фигурой среди болельщиков в Советском Союзе, но и был хорошо известен за границей, особенно после знаменитого визита московского «Динамо» в Англию осенью 1945 года.
Статья была написана в виде рассказа о посещении Синявским капитана сборной СССР Всеволода Боброва. В ходе повествования автором неоднократно упоминались фамилии бывших футболистов ЦДСА и то, чем они занимаются в данный момент: кто-то тоже пришел в гости к Боброву, кто-то в эти минуты играл за хоккейную команду ВВС и тому подобное. Главный вывод, который должны были сделать на Западе, прочитав эту статью: все футболисты на свободе, никто не репрессирован и не сослан в Сибирь. При этом нельзя было гарантировать, что спустя какое-то время, когда все уже подзабыли бы про эту историю, в СССР не был бы организован очередной судебный процесс над «врагами народа» в лице спортсменов. Через три месяца, однако, вопрос потерял свою актуальность: Сталин умер, и уже в 1954 году ЦДСА внезапно, так же как и пропал, вновь появился в высшей лиге.
Смерть Сталина не слишком изменила подход советских вождей к выступлениям своих спортсменов на международных состязаниях. От них и их тренеров по-прежнему требовались победы или, в крайнем случае, призовые места. Разумеется, никто не издавал приказов с подобными требованиями, их доводили до сведения «защищающих спортивную честь Родины» неофициально, но от этого спортсменам и их наставникам было не легче. Вместе с тем, несмотря на неофициальность, архивные материалы все же сохранили отдельные документированные свидетельства подобного давления.
Одно из них оставил в 1953 году член Президиума ЦК КПСС Георгий Маленков. Накладывая визу на записку отделов ЦК с просьбой о разрешении советским спортсменам участвовать во Втором международном шахматном турнире студентов в Бельгии, один из ведущих руководителей партии и государства сделал следующее примечание: «Состав советской делегации на студенческий шахматный турнир должен быть подобран из числа студентов с таким расчетом, чтобы обеспечить в турнире первые места за советскими шахматистами». Нетрудно представить себе, какой психологический прессинг испытывали в подобных условиях не только сами спортсмены, но и их тренеры, и спортивные руководители, с которых при любом другом исходе состязаний могли спросить по всей строгости за «неправильный подбор».
Это во многом порождало элементарную боязнь Спорткомитета принимать участие в тех состязаниях, где успех был отнюдь не гарантирован. Политическая «оттепель» середины 1950-х годов в этом плане не очень активно распространялась на спорт. Призыв бороться с последствиями культа личности не помешал советским руководителям перед зимними Олимпийскими играми 1956 года дать указание спортсменам в типично сталинском стиле: «Обеспечить завоевание на Олимпиаде первых общекомандных мест». Соответственно, уже накануне отъезда советских спортсменов на Игры в Кортина д’Ампеццо серьезной критике в ЦК КПСС подвергся Спорткомитет за то, что «без достаточных обоснований включил в состав делегации спортивные команды по фигурному катанию, двоеборью и прыжкам с трамплина, которые по своей спортивно-технической подготовке не в состоянии не только завоевать первые командные места, как этого требует постановление ЦК КПСС от 16 февраля 1955 года, но и вообще призовые места». После такой критики многие спортсмены, уже готовившиеся поехать в Италию, были вынуждены распаковывать чемоданы.
Особенно непросто приходилось спортивному ведомству страны, когда необходимость участия советских спортсменов в международных состязаниях диктовалась политической целесообразностью, а гарантировать в них успех Спорткомитет не мог. И тогда опасение возможного проигрыша часто брало верх над искушением получить политические дивиденды, причем такая осторожная позиция одобрялась и партийным аппаратом. Уж как хотелось советскому руководству в русле начавшегося при Хрущеве общего улучшения взаимоотношений с Югославией откликнуться на приглашение Белграда прислать в апреле 1955 года команду советских шахматистов. Но ведущие гроссмейстеры СССР в это время готовились к матчу с США, а посылать в Югославию менее опытных шахматистов в Москве откровенно боялись — вдруг проиграют! Эти колебания продолжались несколько дней, в течение которых между Спорткомитетом и ЦК КПСС шла активная переписка. Возобладала осторожность: предложение югославов было с большим сожалением и соответствующими извинениями и благодарностями отклонено.
Боязнь поражений сковывала действия чиновников даже тогда, когда речь шла об обычных товарищеских соревнованиях, проходивших в русле установления более тесных контактов отдельных областей и республик СССР с местными спортивными организациями социалистических стран. Вопросы, которые, в сущности, могли бы оперативно решаться на региональном уровне, тщательно изучались и рассматривались в ЦК КПСС, и лишь после этого по ним принималось решение. Именно так отнеслись к предложению румынской федерации мотокросса прислать в 1962 году на соревнования в Румынию команду молдавских мотоциклистов. Несмотря на то что в самой Молдавии поддержали это предложение, в Москве молдавских товарищей «поправили». Сразу два отдела ЦК КПСС — административных органов и по связям с коммунистическими и рабочими партиями — решительно заявили, что в Молдавии нет сильных мотоциклистов, а потому и ехать в Румынию не стоит.
Больше, чем молдаванам, повезло белорусам. Первоначально и перед ними «зажгли красный свет» после получения в 1954 году предложения из Польши прислать для проведения товарищеских соревнований один из спортивных коллективов Белорусской ССР. Лидер коммунистов Белоруссии Николай Патоличев и председатель Спорткомитета Николай Романов от греха подальше в один голос заявили, что никого направлять в Польшу не нужно, «так как ни по одному из видов спорта белорусские спортсмены не смогут добиться победы».
Однако незадолго до этого, 20 июля 1954 года, Президиум ЦК КПСС утвердил мероприятия по улучшению польско-советского культурного сотрудничества, где предусматривался в том числе обмен спортивными делегациями Польши с Украиной и Белоруссией. Поэтому ответ Патоличева и Романова ЦК КПСС никак не удовлетворил, и тем пришлось срочно искать конкурентоспособную белорусскую команду. Поиски были удачными: в Москву сообщили, что «обнаружили» команду белорусских шахматистов, «которые могут успешно соревноваться с командой польских шахматистов».
В немалой степени нагнетанию давления на спортсменов и тренеров с требованиями обязательных побед на международных состязаниях способствовали принимавшиеся время от времени различные постановления ЦК КПСС по вопросам спортивной жизни. Призванные улучшить положение дел в отечественном спорте, они содержали целые комплексы мероприятий, осуществление которых должно было, по мысли авторов этих текстов, поднять уровень спортивных результатов представителей советской страны. Решения партии и правительства в СССР было принято не обсуждать, а внимательно изучать, принимать как руководство к действию и неукоснительно выполнять. Таким образом, любая неудача на международной арене могла быть расценена как факт невыполнения или игнорирования решений партии с малоприятными для советских участников состязаний последствиями. Уверенности спортсменам и тренерам такая постановка вопроса, конечно же, не добавляла.
Когда победителей судят
Нередко было и так, что блестящие выступления советских спортсменов на международной арене влекли за собой завышенные оценки или неверные представления руководства страны о силе советского спорта. Если команда или спортсмен побеждали в состязаниях, то после этого любой другой результат (даже второе место!) расценивался как неудачное выступление. И тогда начинались «оргвыводы», критика (часто совершенно незаслуженная) спортсменов, снятие с должностей тренеров и тому подобное. Стоило хоккеистам, блестяще дебютировавшим в 1954 году на чемпионате мира, на следующий год уступить канадцам и стать лишь(!) серебряными призерами, как их выступление было тут же признано неудовлетворительным, а ведущих игроков обвинили в «отсутствии должного упорства и самоотверженности в игре». Еще хуже пришлось баскетболистам и волейболистам, которые в том же 1955 году на чемпионатах Европы также не смогли сохранить свои чемпионские звания. Сразу по окончании этих чемпионатов в ЦК КПСС поступила записка секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Шелепина, подвергшего сокрушительной критике всех, кто имел отношение к выступлениям советских команд, — спортсменов, тренеров, руководителей Спорткомитета. И хотя, по мнению автора записки, основная причина проигрыша советских спортсменов заключалась «в неудовлетворительном руководстве этими видами спорта Комитетом по физкультуре и спорту и его Управлением спортивных игр», пострадали, как всегда, тренеры, которых отправили в отставку.
При оценке выступлений советских спортсменов на международной арене часто в расчет не брались ни объективные факторы, ни то, что некоторые феноменальные показатели не то что превзойти — повторить вряд ли когда-нибудь удастся. Конечно, теоретически было можно улучшить результат советских гимнастов на чемпионате мира в Италии в 1954 году (24 из 27 золотых медалей в личном и командном первенстве, не считая серебряных и бронзовых) или советских участниц чемпионата мира по скоростному бегу на коньках в Швеции в том же году (из 15 медалей 14 оказались у спортсменок из СССР), но практически…
Со своей стороны, руководители делегаций советских спортсменов, выезжавших за пределы родины, как правило, считали необходимым подстраховаться, сообщая в ЦК о результатах выступлений своих подопечных. Даже в тех случаях, когда результаты были более чем успешными, место для критики всегда оставалось. В отчете об уже упоминавшемся блестящем выступлении советских гимнастов в Италии в 1954 году руководитель делегации Георгий Михайлович Рогульский тем не менее счел возможным написать, что отечественные спортсмены выступили ниже своих возможностей, не было достигнуто должной мобильности и целеустремленности, существовала известная самоуспокоенность и так далее.
Еще дальше пошел другой руководитель делегации, Ф. Никитин, сопровождавший волейбольную команду «Спартак» (Киев) в Индию. Спартаковцы в сорокаградусную жару за короткий отрезок времени провели 15 матчей, из которых 13 выиграли и лишь два проиграли. Результат отличный, но не стопроцентный. А, по мнению Никитина, это уже плохо, так как надо выигрывать все и вся. И вот уже в ЦК летит депеша, в которой он призывает «тщательно разобраться» с коллективом о причинах его «неудачных выступлений» и сделать необходимые выводы для дальнейшей подготовки советских команд, выезжающих за границу.
Специфическая особенность системы партийного контроля состояла в том, что пристальное внимание власть предержащих к спортивным достижениям своих соотечественников часто дифференцировалось в зависимости от социальной значимости конкретного вида спорта. После того как на зимней Олимпиаде 1956 года Евгения Сидорова завоевала бронзовую медаль в горнолыжном спорте, советские горнолыжницы в последующие десятилетия и близко не приближались к пьедесталу почета, а лучшим их достижением стало шестое место Н. Андреевой в 1980 году. Тем не менее к неудачам в этом виде спорта в СССР относились более чем спокойно. Зато стоило хоккеистам два года подряд (в 1976 и 1977 годах) не стать чемпионами мира, как на свет тут же появилось решение Секретариата ЦК КПСС, в котором достаточно резко говорилось о плохих результатах выступлений советских спортсменов в отдельных видах спорта, и прежде всего… в хоккее!
Испанская трагедия
Самый серьезный рецидив «сталинизма» в спорте произошел тогда, когда его меньше всего могли ожидать. Сборная СССР по футболу в 1964 году пробилась в финальную часть второго чемпионата Европы, игры которой должны были состояться в Испании. 11 июня ЦК КПСС принял постановление об организации прямых телетрансляций на СССР полуфинальной и финальной встреч из Барселоны и Мадрида. Миллионы советских болельщиков впервые получили возможность на экранах своих, тогда еще маленьких, черно-белых телевизоров наблюдать за поединками лучших европейских команд. Однако то, что для болельщиков стало приятным сюрпризом, для спортсменов и тренеров оказалось поистине роковым решением. Уверенно выиграв полуфинальную встречу у датчан, советская команда в упорной борьбе, на последних минутах уступила в финале сильной команде хозяев поля, став, таким образом, вице-чемпионом Европы. Любую другую команду, добившуюся такого результата, встретили бы дома с почестями. Но в дело вновь вмешалась большая политика: как и 12 лет назад, советская сборная опять проиграла «не тому» сопернику. Между режимом диктатора Франсиско Франко, захватившего власть в Испании в результате военного мятежа, поддержанного фашистскими Германией и Италией, еще в 1939 году, и коммунистическими вождями СССР сохранялась вполне естественная взаимная враждебность. В тех редких случаях, когда соперники сходились на спортивных полях (а такое было нечасто еще и потому, что обе страны по возможности старались бойкотировать подобные встречи), спорт окрашивался в яркие политические цвета: состязание шло не с командой и даже не со страной, а с фашистами (или, наоборот, с коммунистами), которым ни в коем случае нельзя было проиграть.
Проигрыш же испанцам усугубило родное телевидение. Специалисты с Шаболовки еще не были достаточно искушенными в деле прямой трансляции спортивных передач из-за границы и не всегда успевали вовремя поставить заставку, чтобы советские зрители, якобы «по техническим причинам», не смогли увидеть то, что им не полагалось смотреть с точки зрения политики. В результате весь СССР не только наблюдал за радостью испанских болельщиков, но и лицезрел довольного генерала Франко, аплодирующего в ложе для почетных гостей своим футболистам. По свидетельству очевидцев, этот факт больше всего разозлил Никиту Хрущева. Информация о гневе советского руководителя мгновенно распространилась по коридорам власти.
Чтобы отвести от себя «верховный гнев», Спорткомитет со всей силой обрушился на спортсменов и тренеров. Выступление сборной было подвергнуто жесткой критике, тренеры отстранены от руководства командой, в спортивном ведомстве заявили о необходимости «пересмотра состава» и «подготовки новой команды». Обо всех принятых мерах срочно отрапортовали в ЦК КПСС.
Возникла, правда, одна неувязка. Резкая критика игроков и тренеров вступала в столь явные противоречия с хорошей игрой, показанной сборной, и общим результатом ее выступления, что это бросалось в глаза любому непредвзятому наблюдателю. Выход, однако, нашли. Записка в ЦК КПСС была озаглавлена «О неудовлетворительном выступлении сборных команд по футболу в состязаниях на Кубок Европы и отборочных играх Олимпийского турнира». Тем самым, в одну кучу были свалены результаты выступлений как первой, так и олимпийской команды, которая, действительно, сыграла в 1964 году крайне неудачно. И хотя в записке больше говорилось о проигрыше олимпийцев, заголовок документа, его тон, отдельные комментарии создавали у читателя, незнакомого с подлинным положением дел, ощущение крупного провала обеих сборных.
Правда, при изучении данного вопроса на заседании Секретариата ЦК КПСС были сделаны более правильные акценты: критике подверглись только выступления олимпийской сборной и сами руководители Спорткомитета. Но, в отличие от тренеров и футболистов, никто из них не был отстранен от должности, да и сама критика носила закрытый характер. Гриф секретности на документах гарантировал им неразглашение неприятных, но в значительной степени справедливых обвинений. Чего нельзя было сказать о главном тренере первой сборной Константине Бескове, получившем за свой труд шипы вместо роз. А ведь Бесков не только принес своей стране серебряные награды европейского первенства: спустя два года обновленная, но фактически им же созданная сборная на чемпионате мира в Англии сумела в первый и последний раз в истории советского футбола попасть в четверку лучших команд планеты!
На рубеже 1960-1970-х годов требование обязательных успехов в международных состязаниях стало, может быть, не столь открытым, но оно сохранялось и продолжало оказывать существенное воздействие на спортсменов. Вместе с тем, в высших партийных органах стал явственно намечаться переход от скоропалительных выводов и оценок выступлений советских спортсменов к их детальному анализу. Постепенно из документов стали исчезать обычные ранее упреки в адрес конкретных спортсменов или тренеров, не говоря уже о фигурировавших в прошлые годы обвинениях в отсутствии патриотизма, недостаточной самоотдаче и самоотверженности. Таким образом, советские спортсмены хоть и медленно, но все же избавлялись от роли гладиаторов, судьба которых зависела не столько от их спортивных выступлений, сколько от прихоти партийных и спортивных функционеров, их реакции на возможные и неизбежные в любом виде спорта неудачи.