Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2004
Статья Виктора Воронкова лишь номинально связана со вновь конструируемой и оспариваемой границей между «качественными» и «количественными» методами, являясь очевидной попыткой спровоцировать дискуссию о лишении института опросов общественного мнения привилегированного эпистемологического и академического статуса. Вероятно, за этой попыткой можно усмотреть и более дальний умысел: поскольку знание как обоснованное истинное высказывание о положении дел в мире всегда совпадает или не совпадает с чьими-либо интересами (в силу того, что всякое положение дел бывает кому-нибудь да выгодно), речь идет не о возможности порождения нового типа «бессубъектного» знания, выражающего интересы того, что Джеффри Александер недавно остроумно назвал «отсутствующим разумом»[1], а о желании закрепить привилегированный статус подлинной социологии за так называемыми качественными исследованиями. В этой ситуации, которую автор полагает пока возможной лишь теоретически, некая условная фигура Власти будет говорить не «вот нам тут и социологи подсчитали», а «вот нам тут и социологи напонимали (проинтуичили?)».
Конечно, автор надеется, что у предпочитаемого им типа исследовательской деятельности существует «внутренняя» защита от соблазна злоупотреблений: отсутствие у власти интереса к «перспективе отдельного человека» (но ведь это зависит от того, кто этот человек?) и полезность полученных результатов исключительно для собственного профессионального сообщества (кто мог бы желать большего?). Признаюсь, я присоединилась бы к любой критике неквалифицированных и ориентированных на «злобу дня» опросов общественного мнения, порождающих ненадежные и недостоверные данные, которые Виктор Воронков хочет называть артефактами, если бы наблюдения и повествования, пределом аутентичности для которых является пока не извлеченный из «эпистемологического чулана» метод систематической интроспекции (не сглазить бы), не порождали в свою очередь столь масштабных фикций в широком и узком смыслах слова. Впрочем, постмодернистская критика социологической теории и методологии не видит в сближении этнографического отчета и художественного вымысла никакой беды, и последние два десятка лет признаваться в том, что ты кого-то «понял», столь же некорректно, как и в том, что ты кого-то «подсчитал». Именно постмодернистская критика интерпретативного эссенциализма (термин Умберто Эко) заставила прежних сторонников качественной методологии и «интерпретативного поворота» в социальных науках стать в комическую позу защитников научной объективности (с этой точки зрения интересны, в частности, последние работы Говарда Бекера, Дэвида Силвермана и других)[2]. Герменевтической наивности интерпретативного доступа к тому, что на самом деле хотел сказать или сделать другой, противостоит вовсе не «количественная методология», требующая высокой культуры децентрации и начинающаяся там, где низкозатратная «качественная» быстро заканчивается, а непредустановленная гармония между антисциентистской традицией в культуре и давлением рынка интеллектуальных услуг в сторону минимизирующих издержки фокус-групп, экспертных интервью с подходящими людьми и других инструментов создания общественного мнения.
Я не стану анализировать в кратком комментарии, что в действительности отражает противостояние «качественного — количественного» в социологической методологии, и описывать причины нынешнего закономерного смещения этого противостояния на периферию академического дискурса (в соседние гуманитарные дисциплины, а также в обширную область прикладного социального знания -от маркетинговых исследований до социальной работы и оценивания социальных программ в области здравоохранения и образования). Взамен позволю себе небольшую контрпровокацию, поводом к которой стало настойчиво упоминаемое Виктором Воронковым «удовольствие пощупать своими руками социальную реальность» (здесь трудно удержаться в рамках легкой деконструкции и отказать себе в удовольствии перейти к глубинным процедурам психоанализа). Я лишь приведу довольно длинную цитату из «Дилеммы Гермеса» Винсента Крапанзано, одного из постмодернистских критиков интерпретативной антропологии (цитату, уже использованную мною в упомянутой в последней сноске статье):
«Этнограф немного похож на Гермеса: он вестник, который, располагая [специальными] методологиями раскрытия замаскированного, латентного и бессознательного, может даже заполучить свое сообщение посредством кражи. Он представляет [presents] языки, культуры и общества во всей их непрозрачности, в их чужеземности, в их бессмысленности. Затем он, подобно магу, герменевту, подобно самому Гермесу, проясняет неясное, делает чужое знакомым и наделяет значением бессмысленное. Он декодирует сообщение. Он интерпретирует. Этнограф обычно признает условный характер своих интерпретаций… [Однако] он не признает условный, временный характер своих презентаций. Они определенны и окончательны. Этнограф не видит парадокса в том, что его “условные интерпретации” подкрепляют “окончательные презентации” (возможно, по этой причине он настаивает на возможности окончательного прочтения [“текста культуры”]). Будучи встроенной в интерпретацию, презентация этнографа ограничивает возможности реинтерпретации. Этнография замыкается сама на себя. Возможно даже, что более общие теории, создаваемые этнологом на основе этнографических презентаций, — это только отражения, искаженные повторения в другом регистре тех “условных интерпретаций”, которые поддерживали презентацию [этнографических] данных... Гермес был фаллическим божеством, божеством плодородия. Интерпретация понимается как фаллическая, агрессивно-проникающая, жестокая и насильственная, разрушительная, а также как плодородная, оплодотворяющая, плодотворная и творческая. Мы говорим, что текст и даже культура несут в себе значение [pregnantwithmeaning]. Не становятся ли значения, которые несут в себе презентации этнографа, результатом произведенного им [этнографом] интерпретативного фаллического оплодотворения?»[3]
[1] Перевод его работы «Общая теория в состоянии постпозитивизма: Эпистемологическая Дилемма и поиск присутствующего разума», выполненный мною при участии Марии Сергеевны Добряковой, опубликован в журнале «Социология: 4 М» и может быть рекомендован читателям, которым действительно интересно узнать, в чем заключается противостояние между постпозитивистской эпистемологией и неоромантическим контекстуализмом. Ключевая идея этой работы — ложный характер «дилеммы» как выбора между научной теорией и методологией и антисциентистским релятивизмом, во многом перекликается с главным тезисом нашей с покойным проф. Геннадием Семеновичем Батыгиным статьи десятилетней давности.
[2] Подробнее о постмодернистской критике интерпретативного подхода мне приходилось писать в статье: «Пределы понимания: Лингвистическая Метафора и проблема этнографической интерпретации культуры» (Аспекты социальной теории и современного общества / Под ред. А. Согомонова и С. Кухтерина. М.: Институт социологии РАН, 1999).
[3] Crapanzano V. «Hermes’ Dilemma»: The Masking of Subversion in Ethnographic Description // Hermes’ Dilemma and Hamlet’s Desire. On the Epistemology of Interpretation. Cambridge et al.: Harvard University Press, 1992. P. 43—44. (Впервыеопубликованов: Clifford J. and Marcus G. (Еds.). Writing Culture. Berkeley: University of California Press, 1986.)