Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2004
Гуманитариям мил свободный полет мысли. Гуманитарии не склонны признавать экономистов своими, потому что усматривают в их рассуждениях некоторую приземленность и тупость. Что правда, то правда. Но все-таки экономика — гуманитарная наука, хоть и своеобразная. Должен ведь кто-то быть туповатым и подвергать сомнению то, что окружающие признали очевидным и не стоящим особого анализа! Может быть, стоит «честно и сердито» вглядеться в банальности.
В последнее время, например, я испытываю некоторое недоумение, когда слышу о патриархальных ценностях, о патерналистском национальном менталитете моего народа. Вроде бы совсем недавно такое говорили об испанцах, об итальянцах, а теперь получается, что нет у них такого. Теперь перекинулись на народы Востока, включая сюда и нас, грешных.
Давайте все-таки разберемся с этой самой патерналистской семьей. С патерналистским обществом погодим, поскольку патерналистское общество — это все-таки метафора, а явление лучше рассматривать само по себе, а не с точки зрения метафоры. Хотя бы вначале.
Итак, семья. Каждый человек работает, что-то зарабатывает и на это худо-бедно живет. Пока что никакого патернализма. Если семья скидывается, чтобы приобрести что-то общеполезное, то это тоже еще не патернализм. Но есть в семье один человек, который заботится не только о том, чтобы зарабатывать побольше, но и о том, чтобы вся семья жила получше. Из своего дохода или каким-то другим образом он помогает остальным. Экономист это сформулирует так: в семье есть глава, максимизирующий не свой личный доход, а совокупный семейный доход. Глава даже может отказаться от роста своего дохода, если это снизит доход семьи. Например, он способен остаться в родном городе, хотя его зовут переехать на новое место с большей зарплатой, но при этом в новом городе другие домочадцы вряд ли смогут найти достойную работу.
Как же в такой семье будет вести себя эгоистичный ребенок? Для того чтобы понять это, надо вспомнить, что путь наш отнюдь не усыпан розами. Случается, что так влипнешь… мало не покажется. Если ты один на белом свете и сам отвечаешь за все, то… А вот в семье патерналистского типа тебе помогут. И размер помощи будет тем больше, чем больше совокупный семейный доход. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, если в семье принято перераспределять доходы в пользу неудачливых ее членов, то семья — это твое страховое общество, а доходы твоих братьев и сестер — это твой резерв.
В патерналистской семье все ее члены, даже эгоистичные, заботятся о росте совокупного семейного дохода. Это рационально, понятно и, может быть с некоторым опозданием для самых тупых, становится нормой поведения. Заметьте, что выбор такого поведения сделан сугубо рационально. Никакой любви, никакой преданности. А выглядит это иначе. В экономической литературе я встретил тонкое замечание, что патернализм обеспечивает «якобы любовь», экономическую компенсацию недостатка любви.
Действительно, цель патернализма — это подстраховка «своих». Странно было бы, если бы мы считали, что страховое общество, выплачивая нам деньги за угнанную машину, действует «по любви». Но все-таки какую-то благодарность к страховщикам мы чувствуем. Могли ведь и уворовать. Что случается.
Однако представим себе, что страховые компании работают как часы. Хорошие часы, я имею в виду. Кроме того, в стране налажена разветвленная система страхования на все случаи жизни. Нужен ли тогда патернализм? Ведь А.Н. Островский очень убедительно показывает нам, как невыносима бывает патерналистская семья. Но деваться-то некуда. Нет в стране надежной страховой системы. Только и надежда что на «своих». Своей кровинке с голоду подохнуть не дадут.
Даже если глава семьи ведет себя неправильно, плохо помогает, «под себя гребет» — это не предлог для отказа от патернализма. Просто надо поискать другого главу. Это в семьях происходит. От нерадивого отца забирает главенство мать или старший брат. Нередко берет на себя эти функции дядя. Даже соседка или школьная учительница может стать функциональным «главой». Еще понятней решение в случае патерналистского общества. Царя надо скинуть. Президента надо переизбирать. И все тут.
Только уверенность в противостоянии любым превратностям жизни, достигаемая самообеспечением, легкой и прозрачной системой кредитования и, наконец, системой страхования, способна если не преодолеть полностью, то снизить уровень патернализма в обществе. Уверен, что любому человеку бросается в глаза обратная зависимость между уровнем патернализма и развитием банковского и страхового дела в стране. Вот тебе и национальный менталитет!
Давайте так же тупо уставимся на вопрос о наследстве. Для чего патерналистская семья собирает наследство детям? Для того, чтобы обеспечить их защищенность от тех же самых превратностей судьбы. Собирают деньги, размещают их повыгодней, покупают или создают какой-либо бизнес. Цели и средства соответствуют друг другу. Детям приобретают запас рыбки на пропитание. Н.В. Гоголь заметил, что если этого не делать, то ребенок будет недоволен: сволочь папаша — ничего не оставил.
Однако мы ведем себя не так. Мы тратим колоссальные деньги на инвестиции в своего ребенка. Сравнительно с нашими доходами это действительно колоссальные деньги. Я вовсе не преувеличиваю. Цена ребенка в развитых странах и в так называемых интеллигентных семьях неизмеримо возросла за последнее столетье. Мы вынуждены были снизить рождаемость. Ради социализации, здоровья и тому подобного мы таскаем детей в музыкальную школу, на теннис, и вообще, куда мы их не таскаем! Чего проще, нарожать чумазых и выпустить их в поля и леса, приговаривая: Бог дал, Бог взял. Мы так не можем. Его еще и одеть надо не хуже других, чтоб не комплексовал. А образование?!
Сегодня полное наследство — это сумма оставленных денег или ценностей плюс удочка для ловли рыбы — человеческий капитал. Это уже какая-то промежуточная форма. Если средства накопления человеческого капитала — семейный доход плюс налоги — имеют патерналистскую природу, то цель такого вида наследства либеральная — обеспечить свободу выбора деятельности и оснастить оружием в борьбе за признание и успех. Можно ли и средства вывести из патерналистского поля? В какой-то степени — да. Если, например, развить систему образовательного кредита хотя бы в сфере профессионального образования.
Говорим о патернализме, а ни разу нам не пришлось вспомнить ни о национальном характере, ни о духовности, ни о культурном своеобразии. Как же так? Обидно. Но ведь не понадобилось все это, чтобы понять, почему люди выбирают патерналистскую модель поведения. А если распространить это все на общество?
Мой испанский друг говорил мне, что до их реформы соседка спрашивала соседку, когда шла в магазин: «Тебе масла купить? Или хлеба?» Теперь не спрашивают. Каждый за себя. Доходы выросли и стали очень даже разными. Люди боятся зависти. Мой испанский друг сформулировал, на мой взгляд, блестяще: «Ушла теплота нищеты».
Экономист не может легкомысленно относиться к словам человека: в этой компании мне хорошо, а в этой мне плохо. Он сразу соображает: в этой компании человек приобретает какие-то дополнительные блага, а в этой теряет. Когда мы разбирали проблему наследства, мы вынуждены были учесть вложения в человеческий капитал ребенка наряду с вложениями в природный, физический или финансовый капитал. Оказалось, что эти вложения посерьезней традиционных. Впрочем, они уже стали не менее традиционными. Точно так же, говоря о доходах человека, мы не можем забывать о благах, которые получает или теряет человек от своего социального окружения.
Мы называем это явление социальным доходом. Для того чтобы понять полный доход человека, необходимо прибавить его к денежным доходам, льготам и преференциям. Если, конечно, человек испытывает удовольствие от своего социального окружения. И, наоборот, если его гложет зависть к окружающим, то надо что-то отнимать, чтобы вычислить полный доход человека. Вот здесь-то для полноты анализа нам не грех перейти от понятия патерналистской семьи к понятию патерналистского общества.
Мне кажется, мы уже вполне готовы оценить важность различения «своих», тех, кого мы страхуем, тех, кого мы готовы поддержать, окружить «теплом нищеты», и, «чужих», кому мы завидуем и ради бедствий которых мы согласны понести издержки. Бессмысленно убеждать нас, что изгнание «азеров» из Москвы подорвет наши рынки и уменьшит наше благосостояние. Мы ведь не получаем от них социальный доход и готовы понести издержки, связанные с их изгнанием, потому что наша зависть к их благополучию уменьшится, а, значит, наш полный доход возрастет.
Классики относились к зависти по-разному. Адам Смит, истинное дитя века Просвещения, верил, что зависть не способна затормозить экономический рост. Гэри Беккер во второй половине ХХ века уже более осторожно отзывался о зависти. И действительно, на примере нашей страны мы видим, что зависть весьма серьезный фактор. Уже академики твердят об олигархах, воочию видя, к каким последствиям для свободы слова привело изгнание Гусинского, и, безусловно, понимая, что для экономического роста страны значат гонения на Ходорковского. Люди неспособны думать о будущем. Экономист скажет так: теория рационального выбора верна, а вот теория рациональных ожиданий с треском провалилась.
В чем же тогда в обществе роль главы? Он, скорее всего, ценен не материальной помощью, а именно обеспечением социального дохода. Являясь символом «своих», он обеспечивает комфортность окружения, «хорошую» компанию, то, что психологи на своем немыслимом жаргоне называют самоидентификацией. С экономической точки зрения это, конечно, трансферты, передача социального дохода всем членам нации. Отец Сергей Булгаков как-то заметил, что царь — это не голова нации-организма, а какой-то другой его орган. Во всяком случае, его наличие, как и в патерналистской семье, обеспечивает «якобы любовь», компенсацию недостатка любви путем передачи друг другу социального дохода, заключающегося в «русскости», «испанскости» или «арабскости».
В каком-то смысле патернализм является формой выражения недоверия к обществу и собственному будущему. Он обеспечивает «теплоту нищеты», страховку от неприятностей, весомую прибавку социального дохода к скудному денежному доходу и, самое главное, возможность не думать о будущем. Такое вот культурное своеобразие. С чем вас и поздравляю.
Я уже упомянул А.Н. Островского, и это не с бухты-барахты. Мне кажется, что творчество Островского заслуживает самого пристального внимания экономистов. Во-первых, он в полном соответствии с Максом Вебером, хотя и задолго до него, показывает, что эффективные капиталистические отношения появляются в маргинальной религиозной среде, когда она перестает подвергаться официальным гонениям. Именно этика наших протестантов-старообрядцев способствует созданию системы оптимального использования редких ресурсов в период, когда эта этика начинает разлагаться. Во-вторых, и это уже к теме нашей статьи, Островский показывает, как патерналистская семья становится тормозом развития экономики, как отпадает в ней нужда по мере становления капиталистических институтов. Кто-то писал с удивлением, что лучшими зрителями Островского были купцы-старообрядцы. Да чему тут удивляться? Можно подумать, что это Кабаниха в приступе мазохизма ходила на себя посмотреть. Русское купечество тех времен боролось с Кабанихой. Островский был их знаменем в борьбе за прозрачный и эффективный капитализм против патернализма, непотизма и коррупции. Ну прямо все как сейчас!