Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2003
Издавать гуманитарный журнал — дело непростое. Очень трудно совместить в одном формате соответствие публикуемых материалов таким совершенно разным критериям, как научная вменяемость, актуальность и соответствие заявленной журналом позиции. Однако именно сбалансированность журнального проекта по всем трем критериям обеспечивает ему успех.
Опыт последних номеров Логоса наглядно иллюстрирует этот тезис. Он позволяет убедиться в том, что качество материалов само по себе еще не обеспечивает журналу настоящего успеха. Публикации, помещенные в этих номерах, представляют интерес каждая в отдельности, однако никакой ясной концепции ни в подборе материалов в рамках отдельных номеров, ни в политике журнала в целом не просматривается. Формально выпуски делятся на пронумерованные разделы (в № 2 их три, в № 3 — четыре), но мотивация членения не всегда ясна. В № 3 о ней можно хотя бы догадаться. Вводный раздел посвящен критике американской модели (статьи Иммануила Валлерстайна «Орел пошел на посадку» и Джеймса Гэлбрейта «Какова американская модель на самом деле?»); первый представляет социологически-критические опыты отечественных авторов о современной русской гуманитарной мысли (продолжение исследования Александра Бикбова и Станислава Гавриленко о месте социологии в постсоветской России и опыт анализа социальных корней русского постмодернизма на примере творчества Михаила Рыклина), второй — переводные материалы по философии сознания («Трансцендентность Эго» Жана-Поля Сартра, «Неэгологическая концепция сознания»Арона Гурвича, «Условия присутствия личности» Даниеля Деннетта), третий состоит из одной полемической заметки о некачественном переводе «Философии логического атомизма» Бертрана Рассела. В № 2 принципы распределения материалов по разделам более туманны. Вводного раздела нет вовсе. Первый составлен из двух статей совершенно разного характера — обширного культурологического очерка Константина Иванова по истории астрономии («История неба») и переведенной с немецкого остроумной интерпретации фривольного романа Дени Дидро «Нескромные сокровища» в контексте идей просветительского материализма («Истерический материализм Дидро» Мирана Божовича). Второй содержит перевод «Самоизложения» феноменолога Карла Штумпфа. В третьем — отклики Александра Михайловского о книге Петера Козловски «Миф о модерне» и размышления Владимира Никитаева об «Эре индивида» Алена Рено. Создается впечатление, что никакого осмысленного формата, предполагающего понятие о постоянных рубриках, у редакции «Логоса» нет, а содержание выпусков складывается спонтанно из того, что есть под рукой. В довершение всего читатель с изумлением обнаруживает, что в третьем номере, в отличие от второго, почему-то отсутствуют сведения об авторах, зато есть сведения о книгах, присланных в редакцию, отсутствующие во втором. Эти красноречивые мелочи укрепляют читателя в мысли, что в «Логосе», вопреки названию, всем правит случай.
Совершенно иначе обстоит дело в Критической массе. За свою относительно короткую историю журнал уже достаточно прочно занял место в информационном поле. При этом залогом успеха стали именно хорошо продуманная концепция и обширный контингент профессионально вменяемых авторов. Правда, тут задача отчасти упрощалась выбором жанра: журнал, состоящий главным образом из рецензий на книги, структурировать гораздо проще, чем издание, сориентированное тематически или дисциплинарно. Важным аспектом имиджа «Критической массы» стала и настойчиво подчеркиваемая включенность авторов в мировое гуманитарное сообщество (добрая их половина — русские, частично или полностью проживающие в США или европейских странах). Очень точно сбалансирована пропорция между рецензиями и аналитическими материалами, среди которых в № 3 особенно выделяются беседа Александра Долгина и Валерия Подороги о категории возвышенного и блок статей о рекламе («Произведение искуства в эпоху его тотальной потребляемости» Олега Аронсона, «Логотип на невозможном» Ольги Тимофеевой, «Локомотив «Желание» Елены Григорьевой). Справедливости ради надо сказать, что собственно критический потенциал журнала явлен в последнем выпуске в куда меньшей степени, нежели в предыдущих. Конечно, и в нем есть острополемические опусы, такие, например, как статья Веры Зверевой о соцзаказе в русских телесериалах, рецензии на романы Сергея Болмата (Владимир Шухмин) и Сергея Коровина (Александр Балакин), заметки Марии Порядиной о современном кризисе отечественной литературы для детей, дискуссия вокруг недавно изданной «Истории литературы Италии» в разделе «Антикритика» (Михаил Андреев, Юлия Иванова, Ирина Стаф, Константин Чекалов против Ларисы Степановой). Но для того, чтобы сравнить Ирвина Уэлша с Джойсом (рецензия Надежды Григорьевой) или кратко пересказать содержание книги Славоя Жижека (заметки Артема Смирнова и Гарриса Рогоняна), ни особого профессионализма, ни критического склада ума не требуется. А вот для оценки качества перевода того же Жижека они бы пригодились (особенно Артему Смирнову, который позиционирован в журнале как переводчик). Впрочем, некритическое отношение двух последних рецензентов к своему предмету легко объясняется тем обстоятельством, что данное издание финансировалось тем же фондом, что и сам журнал. Критика критикой, а рынок рынком.
В направлении, аналогичном «Критической массе», в сфере арт-критики движется Художественный журнал. Здесь мы находим не только внятную концепцию журнала в целом, но и осмысленный тематический подбор статей для каждого отдельного номера. Общий интеллектуальный кругозор «ХЖ», как и «Критической массы», во многом определен включенностью большинства его авторов в контекст европейской и американской художественной практики. Однако результаты их усилий во многом зависят от темы. Чем ближе она к конкретным практическим реалиям художественной жизни, тем публикации интереснее; чем она отвлеченнее, тем решительнее удаляются авторы в область туманных абстракций, доморощенных теорий и дилетантских обобщений. Последние два выпуска особенно показательны в этом отношении.
№ 50 целиком посвящен проблемам художественного образования, точнее, образовательных институций в сфере искусства. Нетрудно увидеть, что обсуждение этой темы непосредственно связано с поиском новых путей социализации художника в изменившемся обществе, то есть с вопросом, который затрагивает жизненные интересы самих художников. Именно поэтому материалы позволяют соприкоснуться с социальным опытом их авторов непосредственно, минуя претенциозные концепции и автоинтерпретации. Очерки о художественном образовании в США (Ольга Копёнкина), таких институциях, как Баухаус (Оксана Чепелик), Читадельарте (интервью Константина Бохорова с Микеланджело Пистолетто), блок материалов, посвященный педагогической деятельности Юрия Соболева, коротенькие заметки молодых художников об их опыте обучения за границей (Ольга Чернышева, Наталиа Мали, Елена Ковылина) представляют интерес, прежде всего, с социологической точки зрения и побуждают к размышлениям о серьезных изменениях в структуре духовного производства не только в России, но и в глобальном масштабе. Напротив, статьи с претензией на широкие культурологические обобщения («Мифология профессионального блеска» Дмитрия Голынко-Вольфсона), изобилующие вовсе не само собой разумеющимися «общими местами», диффузной терминологией (не отличающей, например, профессионализм от мастерства) и ссылками на малосодержательные абстракции, плохо кореллируют с прочими материалами и нисколько не способствуют их осмыслению.
Та же ситуация в более гротескной форме воспроизводится в № 51/52, озаглавленном «Вновь 60-е?». Здесь теоретизирование часто берет верх над конкретикой, а потому риск дилетантизма многократно возрастает. Если, к примеру, в интервью Бориса Кагарлицкого обобщения опираются на ясно артикулированные и осмысленно применяемые политологические понятия, то статья Владимира Сальникова «В 60-х в СССР», напротив, изобилует образчиками культурологического бриколажа, выдающими крайне поверхностное представление о предмете. Особенно смешно выглядит его попытка связать социалистический реализм с реализмом средневековых схоластов (по принципу: «один термин — один смысл»), свидетельствующая о крайнем невежестве автора во всем, что касается философии. Куда интереснее статьи, освещающие вполне конкретные феномены опыта шестидесятых и его осмысления в современном искусстве — шестидесятнический неоавангард («Искусство от Карибского кризиса до 11 сентября» Александра Соколова), «суровый стиль» в советском изобразительном искусстве (очерк Алексея Бобрикова), творчество Эужена Станкулеску (статья Владимира Булата «Невозможный возврат?») и др.
В отличие от всех вышеназванных журналов, относительно молодой Синий диван изначально сделал ставку не на широту тематики, а на концентрацию каждого номера вокруг довольно узкой проблемы. Тем самым он еще раз подтвердил старый принцип: чем яснее очерчена проблема, тем продуктивнее диалог. Состав третьего номера «Синего дивана», посвященного проблемам дисциплинарного самоопределения исследований визуальности (так называемых visualstudies), на первый взгляд может показаться пестрым. Здесь и интерпретации отдельных феноменов (статья Дугласа Кримпа о творчестве Энди Уорхола, эссе Олега Аронсона о брессоновских экранизациях Толстого и Достоевского, реферат Натальи Самутиной по книге Мишеля Шиона о фильме Стенли Кубрика «Космическая Одиссея 2001») и размышления об изменениях в социальном статусе художника, вызванных автономизацией эстетического (статья Сьюзен Бак-Морс «Глобальная контркультура?»), и социологическая критика дискурса рекламы («Экранизация счастья» Оксаны Тимофеевой), и критический разбор философских концепций Алена Бадью (очерк Стаса Шурипа «Случайная мобилизация») и Джанни Ваттимо («Слышать, видеть, верить…(Христианство как различие)» Дмитрия Новикова). Однако при более внимательном знакомстве с подбором статей обнаруживается четко продуманная концепция. Задача номера — проблематизировать визуальное в культуре, инициировать поиск новых инструментов его исследования. Сталкивая в одном журнальном пространстве весьма различные (как по языку, так и по способу институционализации) способы анализа зримого, «Синий диван» действительно создает новое поле для дискуссии и расширяет гуманитарный горизонт.
Напротив, пятый выпуск Отечественных записок, озаглавленный «Ислам и Россия», представляет удачную попытку сохранить настоящий профессионализм при обращении к предельно широкой теме. Впрочем, только «ОЗ», наверное, и могут позволить себе нечто подобное — не всякий даже академический журнал имеет объем, превышающий полтысячи страниц. Сказать, что номер получился интересный, — значит не сказать ничего. Историческое, политическое, эстетическое, социальное измерения ислама в российском контексте раскрываются в десятках специальных статей и переводов, перемежаемых общеобразовательными справками по темам «Основные направления и течения в исламе», «Суфизм», «Устройство и структура исламских организаций», «Мухаммад», «Исламские общественно-политические объединения в России» и т.д. Эта многослойность обеспечивает журналу читателей среди людей с разной подготовкой: для кого-то номер служит введением в проблему, а для кого-то — продолжением дискуссии на уже знакомые темы. Впрочем, едва ли среди них найдется человек достаточно компетентный, чтобы адекватно оценить все материалы. Так что и рецензенту пятого номера «ОЗ» приходится удовольствоваться сократической формулой: «Все, что я понял, прекрасно; из этого я заключаю, что остальное, чего я не понял, тоже прекрасно».
Петр Резвых
Так уж случилось, что одной из основных тем наших интеллектуальных журналов общественно-политического профиля стали США и их внешняя политика.
Свободная мысль-XXI (2003, № 12) cакцентировала внимание на трансформации общественного мнения в США по поводу приписываемого Америке имперского статуса. Дело в том, что еще совсем недавно на любые утверждения об имперском характере политики США из-за океана следовали гневные опровержения. Однако теперь страсти улеглись и «Американская империя» стала в США в последние два-три года темой не то чтобы повседневных, но вполне обыденных и вписывающихся в узкие рамки официальной политкорректности обсуждений. Причем не только на страницах академических изданий, но и в широкой печати. О том, как это произошло и что может принести миру, — в статье Эдуарда Баталова «Америка: страсти по империи». Кроме того, на страницах журнала очередная порция «гипотез о мировом порядке XXI века» в исполнении Владислава Иноземцева, обсуждение политико-правовой роли и места Международного трибунала («Суд победителей» Николая Михайлова) и много другой интересной и полезной информации.
Британский парламентарий Питер Манделсон делится на страницах очередного номера Общей тетради (2003. № 3 (26)) своими соображениями об отношениях Европы и США («Взаимозависимость Европы и США»), налегая на необходимость самого тесного сотрудничества с Вашингтоном в политической сфере. Доминик Моизи, Михаэль Мертес и Тимоти Гартон Эш предлагают откровенно обсудить три главные проблемы, стоящие перед современной Европой, — британскую, французскую и германскую. Мнение экспертов о путях создания новой дееспособной Европы 25-ти однозначно. Только «клуб трех» может сделать географически расширившуюся Европу единой. «Подобные предложения наверняка вызовут неприятие у других европейских государств, опасающихся "директории" большой европейской тройки» (с. 34). Однако если единственной альтернативой этому будет минимально возможное согласие, то проиграют, в конечном счете, все европейцы.
Главный редактор журнала «TheNationalInterest» Адам Гарфинкел делится своими сомнениями о жизнеспособности современной американской политики на Ближнем Востоке. Примечательно, но чтобы быть услышанным, ему пришлось переправить статью за океан («Тетрадь» перепечатала ее из британского журнала «Prospect»). А вся проблема в том, что Гарфинкел усомнился в правильности курса на насильственную демократизацию в Ираке и окрестностях. «Иные культуры вовсе не обязательно подвергать вестернизации, чтобы они стали демократическими […] Навязать демократию арабам прежде, чем они захотят и будут к ней готовы, означает усугубить их страх перед неудачей и усилить противостояние Западу. Патологии арабского мира — одна из ключевых проблем нашего времени. Здесь не существует быстрых решений, и, в конечном счете, инициатива должна исходить от самих арабов. Запад может помочь в этом деле; но он не в состоянии принудить к нему» (с. 44).
Кроме того, в журнале анализ «новых парадигм безопасности России» Дмитрием Трениным, весьма провокативное эссе «Россия между Европой и Америкой» Доминика Моизи, размышления Алексея Салмина о политических институтах России, выступление Полы Фишер «Лоббизм в американской политической системе» и другие не менее любопытные материалы.
Россия в глобальной политике (2003. Т. 1. № 4, октябрь-декабрь) снова радует читателей актуальными перепечатками из «ForeignAffairs». Наиболее впечатляющей стала, безусловно, статья Мадлен Олбрайт «Сотрудничать, бомбить или угрожать?». Мы тут гадаем, есть ли у США альтернативы превращению в империю и вообще каковы демократические альтернативы политике, проводимой ныне правым крылом республиканцев, находящихся у власти. Вот и ответ. «Для президента Буша события 11 сентября стали откровением. Он с изумлением сделал для себя вывод: мир изменился настолько, что серьезной угрозе отныне подвергается не только безопасность, но и само существование Соединенных Штатов. Следствием этого стало вскоре принятие рокового решения о принципиальном отходе от внешнеполитической линии, которой Вашингтон придерживался более полувека. На смену девизу "Доверимся альянсу" пришел другой: "Спасемся упреждением". Значение силового удара перевесило важность непростых дипломатических усилий, а давно сложившиеся отношения подверглись пересмотру» (с. 33). Со временем Буш-младший даже усугубил ситуацию. «Президент Буш […] уже не просто требует бороться с Аль-Каидой, а требует теперь и поддержать вторжение в арабскую страну, и одобрить доктрину упреждающего удара — и все в едином пакете» (с. 37). Таким образом, США неотвратимо стали терять союзников и в арабском мире, и в Европе. Однако все это разговоры о тактических промахах. Что же касается стратегии (включая глобальное лидерство США, стратегию демократизации региона Ближнего Востока как панацею от террористической угрозы и т.д.), то здесь впору говорить если и не о полном тождестве, то уж точно о почти абсолютном совпадении выводов и позиций демократов с курсом правящих республиканцев.
Своими представлениями об общей повестке дня для России и США делится на страницах журнала первый заместитель начальника Генштаба Вооруженных сил РФ, генерал Юрий Балуевский («Стратегическая стабильность в эпоху глобализации»). Надо признать — не слишком эти перспективы вдохновляют. Канадский специалист Томас Эксуорси предлагает прекратить стенания по поводу «имперских искушений» Америки, а больше внимания уделить строительству реально работающих многосторонних институтов. «Не исключено, что жизнеспособная и по-настоящему эффективная международная система со временем получит поддержку со стороны США. Америка действует в одностороннем порядке потому, что может, и потому, что альтернатива в виде слабых "многосторонних институтов" часто означает, что международная политика — это бесконечная дорога в никуда» (с. 71). Изменить это положение можно, в том числе и путем реформирования ООН. Нужно только найти адекватные институциональные формы и функциональные решения.
Кроме этого в журнале рекомендации Кеннета Поллока о том, как сделать Персидский залив безопасным, анализ меняющихся параметров международной финансовой системы («Международная финансовая система: конец единовластия» Ольги Буториной), обсуждение перспектив становления глобального газового рынка («Следующая цель — мировой рынок газа» Даниэля Ергина, Майкла Стоппарда; «Глобальный газовый рынок — взгляд из России» Владимира Фейгина), оценки возможных сценариев политического развития России экс-канцлером ФРГ Гельмутом Шмидтом и перспектив единой Европы президентом Польши Александром Квасьневским, а также качественная дискуссия по поводу модели взаимоотношений России с расширяющимся ЕС в разделе «Полемика» (Надежда Арбатова versus Тимофей Бордачев).
Космополис(2003. № 3 (5)) наиболее заметное место отвел теме глобальной имперской власти. Для гурманов оказалась припасена последняя глава из недавно вышедшей в США и переводимой ныне в издательстве «Алгоритм» книги Найла Фергюсона «Империя». Текст этот, «Британская империя: уроки для глобальной власти», весьма поучителен, причем сразу в нескольких отношениях. Начнем с того, что казалось совершенно немыслимым еще пару лет назад, — с пусть и не явного, не нарочитого, но отказа от политкорректности, являвшейся фирменным знаком англоязычных трудов последних десятилетий. Чего стоит хотя бы весьма сочувственное цитирование Фергюсоном Редьярда Киплинга с его воспеванием «бремени белого человека». Кроме того, Фергюсон является убежденным ревизионистом роли империй или, точнее, одной империи (Британской) в развитии современного мира и его атрибутов — демократии, свободной рыночной экономики, глобализации. Апологет просвещенного империализма видит в нем возможное лекарство едва ли не от всех социальных и политических язв современного мира. Ну и, наконец, подкупает (но при этом не убеждает) искренность, с которой автор отстаивает необходимость возложения имперской роли на современные Соединенные Штаты. Если многих в мире беспокоят имперские амбиции США, то Фергюсон на этот счет придерживается прямо противоположной точки зрения. «Эксперимент по управлению миром без Империи нельзя признать успешным. Постимпериалистическая эпоха характеризуется двумя противоположными тенденциями: экономической глобализацией и политической фрагментацией. Первая, безусловно, способствовала экономическому росту, хотя его плоды распределялись крайне неравномерно. Вторая тенденция ассоциируется с проблемами гражданской войны и политической нестабильности, которые сыграли основную роль в разорении беднейших стран мира» (с. 16). Для того чтобы избежать хаоса, стремительно меняющемуся миру нужен стержень, ему нужна новая империя. «Если говорить серьезно, то в современном мире только одна сила способна играть роль империи, и это — Соединенные Штаты Америки» (с. 21). Одним словом, необходим «империализм нового типа, приемлемый для мира, где господствуют права человека и космополитические ценности», империализм, имеющий своей целью «привнесение порядка и организованности, но основывающийся на принципе добровольного согласия» (с. 20). Американцы перехватили у Британии особую англосаксонскую роль в мировой истории и политике, «так до сих пор и не осознав, что вместе с ней они приобрели и империю» (с. 25).
Помимо империи, существенное место на страницах номера отведено обстоятельному анализу проблем миграции («Демографический туман и национальные перспективы» Дениса Драгунского; «Как формируется мигрантофобия» Эмиля Паина; «Миграция и СМИ: реальные и мнимые угрозы» Никиты Мкртчана; «Женщины и современный миграционный режим» Елены Тюрюкановой и т.д.), а также старым и новым политикам мирового развития (Михаил Ильин) и взаимосвязи терроризма и глобализации (Валентина Федорова).
Последний, по-видимому, в старом формате том ProetContra (Весна 2003. Т. 8. № 2) оказался посвящен давно анонсированной проблематике «Политики и эксперты». Ну и, кроме того, в номере много всего интересного из числа не вошедшего за последнее время в другие тематические книжки журнала. Именно с таких «хвостов» мы и начнем, поскольку один из них напрямую затрагивает магистральную американскую тему. Речь о статье директора Центра изучения Евразии, России и Восточной Европы Джорджтаунского университета Анжелы Стент «Америка и Россия: партнерство после Ирака?», которая любопытна сразу с нескольких точек зрения — она представляет американское видение проблемы, дает представление о том, как оцениваются перспективы такого партнерства из-за океана, ну и, благодаря вопросительной интонации, зафиксированной уже в названии, демонстрирует разочарование американского истеблишмента и широких академических кругов занятой Россией в ходе развития кризиса позицией. «Хотя в преддверии войны публичная критика в США была направлена прежде всего против Франции, а во вторую очередь — против Германии, было и явное разочарование позицией России» (с. 168). И «в связи с тем, что Россия была против войны и продолжала критиковать американское присутствие в Ираке, возникают серьезные вопросы о том, какого рода отношения следует восстанавливать и как обе стороны представляют себе взаимные контакты» (с. 169). Можем ли мы выйти за пределы ограниченного антитеррористической кампанией взаимодействия? Очевидно, что для этого обеим сторонам (прежде всего США) придется выйти за рамки нынешнего партнерства и заняться расширением контактов и новых направлений сотрудничества. В их числе безопасность на постсоветском пространстве, Ближний Восток, сотрудничество в энергетике и так называемые «нетрадиционные» (новые) аспекты безопасности (наркотрафик, нелегальная торговля оружием и людьми и т.д.).
Основная тема номера тем не менее — политика и экспертиза. Надо сказать, что и то, и другое обладает в России специфическим привкусом. Заседая время от времени на конференциях, где выступающие традиционно сетуют на низкий, почти что маргинальный статус социальной экспертизы у нас в стране, не раз ловил себя на мысли, что при демонстрируемом «экспертами» качестве выводов, может быть, это и к лучшему. Тем не менее комментарии специалистов позволяют несколько иначе взглянуть на место и роль эксперта в современной российской системе власти и перспективы эволюции института экспертизы у нас в стране. Статья Николая Загорского посвящена взаимоотношениям экспертного сообщества и внешнеполитического истеблишмента. Акцент в ней совершенно правомерно сделан на различии функций и, если угодно, кругозора эксперта и политика, на том обстоятельстве, что эксперты, как узкие специалисты, могут давать ответы на те или иные вопросы, сформулированные политиками. Но окончательный выбор решения, с учетом набора иных, не фиксированных в рамках экспертного анализа факторов и переменных, всегда будет оставаться за политиком. Политики и чиновники внешнеполитических ведомств лишь «должны быть заинтересованы в формировании такого механизма взаимодействия с экспертным сообществом, который позволял бы учитывать весь спектр суждений, выбрасываемых на рынок экспертных услуг, с тем чтобы максимально оптимизировать процесс отбора рациональных практических предложений и рекомендаций» (с. 17). Николай Косолапов рассматривает специфику взаимоотношений политиков и экспертов на российском политическом рынке, где сложилась своеобразная, имеющая бюрократическую природу иерархия экспертов и экспертиз. Места в этой пирамиде распределяются отнюдь не в соответствии с научными заслугами экспертов и экспертных институтов. При этом сама экспертиза выполняет «исторически навязанную ей функцию легитимации решений и структур, социальная польза и нравственная чистота которых сомнительны, но до поры до времени, видимо, неуязвимы» (с. 30). Марина Стрежнева фокусирует внимание на складывающееся положение с научной экспертизой в рамках единой Европы. Более частный аспект европейской экспертизы затронут в статье Генриха Фогеля «Консультирование германской внешней политики и отношения с Россией». В номере также присутствует анализ тенденций развития мировых «мозговых центров» (статья Эндрю Рича и Кента Уивера), интервью с практиковавшим во времена горбачевской перестройки экспертом (Виктором Кувалдиным) и значительный массив иной — любопытной и поучительной — информации.
Полис(2003. № 5) как всегда крепко скроен и так или иначе охватывает значительную часть почти неохватного спектра современной политологии. На страницах журнала отдается дань невероятно востребованной и актуальной ныне теме формирующегося мирового порядка. Об особенностях методологии анализа «нового мирового порядка» размышляет Эдуард Баталов, а Александр Вебер фокусирует внимание на превратностях концепции так называемого «устойчивого развития» (sustainabledevelopment) в современном мире. Однако «Полис» не был бы «Полисом», если бы не затрагивал на страницах номера целый реестр политологических проблем. Здесь и вопросы развития демократии в современном мире («Демократия и региональное неравенство» Виктора Сергеева; «Открывая демократию заново» Джона Стура), и беседы о сути постмодерна (в исполнении Дмитрия Пескова и с посвящением интернет-пространству), и проблемы легитимации власти в России (Дмитрий Воробьев), и Джованни Сартори с критикой «Искажения концептов в сравнительной политологии». Впечатляет и раздел «История политической мысли», где нашли прибежище труды классиков консерватизма — Армина Мёллера ван ден Брука и Рассела Кирка. Так что не все на страницах номера свежо, но зато многое проверено временем и поныне вполне актуально.
Полития (2003. № 2, лето) посвятила значительную часть номера проблемам исследования установок российских граждан на власть и повседневных практик взаимоотношений власти и народа в России. Внятный анализ проблем институциональной интеграции макропорядка и микропрактик в современной России содержится в коллективном исследовании «Власть и народ в России: повседневные практики и проблема универсализации институционального порядка». Резонно подмечено, что «реальность демократизации проверяется не только и не столько распространенностью демократических ценностей, но и эффективностью соответствующих норм для упорядочивания повседневных практик (в семье, в домохозяйстве, на производстве, в бизнесе, на государственной службе, в общественных организациях, на досуге, в образовании и т.д.)» (с. 55-56). Практический смысл ценности или нормы устанавливается только их проверкой реальностью. Показательна в этом отношении ситуация в области гендерного равенства. «В массовом сознании до сих пор сохраняется традиционное отношение к женщине не как к полноценной личности, а как к "другу человека", что свидетельствует о гендерно-правовой асимметрии» (с. 57), особенно четко проявляющейся в политической сфере (у женщин гораздо меньше шансов стать депутатом всех уровней или, тем более, президентом страны). «Рассогласование между макропорядком и микропрактиками, которое проявляется в параллелизме функционирования формальной и неформальной нормативной систем, делает проблематичной социетальную интеграцию» (с. 58). Переводя на русский язык — где тонко, там и рвется в буквальном социальном и политическом смысле. Ну а для того, чтобы понять, где именно, — читайте номер «Политии». Важно лишь отметить, что «отсутствие у граждан потребности в самоорганизации и политической самоидентификации и традиции нашей политической культуры делают возможным формирование политического порядка, основанного на иерархически выстроенных властных отношениях при сохранении формальных институтов демократии» (с. 77).
Кроме того, из материалов номера вы узнаете, кто такие «питерские» («Институционализация политико-административной элиты в Санкт-Петербурге» Александра Дука), равно как и «московские» («Экономическая составляющая властного потенциала административно-политической элиты Москвы» Светланы Конюшко), что нам ожидать от поднимающегося на наших восточных границах гиганта («Китай: возрождение национальной идеи» Виля Гельбраса) и что собой представляет национализм на Балканах («"Великая идея" и геополитическая ситуация на Балканах на рубеже XX-XXI вв.» Ольги Петруниной).
Первый номер Вестника общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии (2003. № 1 (67)), продолжающего «Мониторинг общественного мнения» «старого» ВЦИОМа, по-социологически конкретен и лаконичен. Сухие колонки цифр из данных многочисленных социологических опросов общественного мнения в руках опытных социальных исследователей и умелых интерпретаторов превращаются в изрядный массив информации о современном состоянии и перспективах развития России. Статья Юрия Левады «"Человек советский": четвертая волна» посвящена анализу изменений в восприятии «времени перемен» глазами наших соотечественников. Любопытна одна тенденция, связанная с динамикой оценок политических и гражданских свобод. «Свободы явно имеют теперь меньшее значение для всех возрастов. Одни, например свобода слова, стали привычными и малоинтересными, другие представляются скорее излишними или вредными (многопартийные выборы)» (с. 9). Борис Дубин и Лев Гудков сфокусировали свои статьи на проблемах идентичности. Дубин остановился на роли массовых коммуникаций в формировании коллективной идентичности. Он довольно подробно проанализировал времена «взлета и падения» роли российских СМИ в период перестройки и реформ 1990-х годов. Занятными представляются выводы автора относительно сегодняшней роли массовых коммуникаций в российском обществе. «Ключевым словом официального языка и риторики российских массовых коммуникаций […] стала "стабилизация". Подытоживая сказанное, можно коротко охарактеризовать ее как стабилизацию усреднения и безальтернативности; стабилизацию ценой деполитизации социума; симулятивную стабилизацию. Это крайне ненадежная стабилизация массовой пассивности без артикулированных социальных механизмов поддержания и укрепления стабильности, без ее правовых гарантий. В конечном счете на уровне общества ее, вероятно, правильнее всего интерпретировать как усталость от мобилизации, пассивную реакцию на внешние раздражители» (с. 27). Лев Гудков останавливается на проблемах идентичности и институционального насилия в нашем обществе. Одним из важных аспектов рассмотрения становится этнический партикуляризм. «Сам факт усиления партикуляризма в самоопределениях, с социологической точки зрения, более важная вещь, чем "содержание" партикуляристских реакций респондентов. Появление этой симптоматики свидетельствует об отсутствии или крайней слабости новых универсалистских институтов, которые, предположительно, должны были возникнуть в ходе социальных и политических трансформаций российского общества после краха коммунизма» (с. 39). Кроме того, в номере статьи: «"Неформальные отношения": как с ними быть?» Мириам Дезер, «Первое свободное поколение: молодежь, политика и идентичность в России, Украине и Азербайджане» Нади Дюк, статья Ирины Палиловой о насущной проблематике — «Совершеннолетние дети и родительская семья: вместе или отдельно?», и наконец, Борис Грушин, посвятивший свой опус «Медленному взлету и стремительному падению ЦИОМ ИКСИ АН СССР».
Так же как генералы всегда готовятся к «прошедшей войне», общественное мнение в своих оценках опасностей и перспектив и в своих ожиданиях ориентируется на ретроспекции, представления о том, что было в недавнем прошлом. «Между тем сегодня и, тем более, в туманном завтра подобные явления могут иметь совсем иной вид, таить в себе иные угрозы или соблазны. В принципе это возвращает исследовательское внимание к […] необходимости более глубокого анализа произошедших общественных перемен и их последствий» (с. 16).
Ну что же, подождем результатов этого анализа и мы. И непременно поделимся ими с читателями в следующих обзорах российских интеллектуальных журналов.
Акакий Самохвалов