Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2003
Петербург. Путеводитель
Лев Лурье
М.: Афиша, 2002. — 320 с.
У Петербурга весьма унылая физиономия. От этого никуда не деться.
Пусть красивый, пусть величественный, пусть культурный и интеллигентный, но — унылый, от этого никуда не уйдешь, как никуда не уйдешь от намертво приклеившейся репутации. Так, например, принято о некой N. говорить, что она красавица, и потом, сколько бы вы ни убеждались, что у нее лодыжки толстоваты и изо рта пахнет, все равно от этой убежденности, что она красавица, не избавиться. Все же смотришь на нее как на красавицу, обращаешься с ней как с красавицей, а потом и вправду обретаешь уверенность, что да, несомненно, — красавица, а то, что лодыжки… ну кто сказал, что не бывает красавиц с толстыми лодыжками. Миф сильнее реальности.
Так вот, Петербург — унылый город. Над этим постарались все: и царица Авдотья, и Петр I, и Петр III, и оба Николая, и Кюстин, и анархисты, и Ленин, и Романов, и Гоголь, и Достоевский, и Блок, и Белый, и Мандельштам с Бродским, и даже авторы последних проектов Мариинского театра, предлагающие воздвигнуть то ангела со сломанным крылом, то кучу мусора, то кучу льда, то вообще какой-то крематорий и театром все это назвать. Небо над Петербургом висит серое, девы, как и деревья, чахловаты, во время главного туристического аттракциона, белых ночей, повышенное количество самоубийств, а зимой в этом проклятом климате вообще жить невозможно. И стоят надгробными памятниками шедевры императорской античности, а над ними парит наша петербургская муза, прекрасная, величественная и грузная Анна Ахматова, кутаясь в изъеденную молью ложноклассическую шаль, и возглашает своим чудным жирным голосом, что в мире нет людей надменней, чего-то там убоже и проще нас. Ахматовой же вторит целый хор петербургской интеллигенции, поющий с приличествующими петербургскими завываниями: ля-ля-ля, ля-ля-ля, мы убогие, мы надменные, руки прочь от нашего города, от нашей дорогой руины, со всеми вашими малыми садовыми, голденами доллзами, евроремонтами и прочей гнусной современностью, ля-ля-ля, ля-ля-ля. Оставьте нас умирать, на Васильевском острове, на Невском проспекте, на Фонтанке-реке, и вообще по всему периметру.
Какой уж тут путеводитель – об этом городе надо писать только МЕМОРИАЛ, и в этой убежденности все, пишущие про Петербург-Петроград-Ленинград-Петербург, пребывали, пребывают и будут пребывать еще неизвестно сколько времени. В этом городе, как ни в каком другом городе нашего отечества, развито культурнейшее краеведение, и очень любят местные уроженцы облизывать каждое здание, каждую сотню тысяч шагов, что прозвучало под облупленными сводами, превращая город в призрак, в Летучего Голландца. Все в нем прекрасно, только жизни нет, и наводит большинство этих достойнейших описаний скуку смертную, слипаясь в нечто единое и бесформенное, как переваренные макароны в советской столовой — еда сытная, но отягощающая и желудок, и мозг. Вектор подобной литературе задали чудесные творения начала прошлого века, уже положившие зачин рыданиям о Петербурге уходящем, они были продолжены великолепной книгой Анциферова, до сих пор остающейся лучшей книгой о geniusloci Петербурга, и выродились в то, что мы сейчас по большей части имеем. На этом фоне путеводитель Льва Лурье, выпущенный издательством «Афиша», производит впечатление черта, выскочившего из коробочки, и показывающего нос всему пресловутому хору под управлением заслуженной и орденоносной ААА, и делающий это живо, остроумно и очень умно, от чего «подлинные петербуржцы» отвыкли чуть ли не со времен Пушкина, обрыдавшись до отчаянного насморка.
На страницах этой книжки — не унылое шествование с унылым нескладным интеллигентом в нечищеных ботах и галстуке времен не то чтобы Очакова и покоренья Крыма, что было бы даже и элегантно, а тупого брежневского застоя, среди живущих прошлым и только прошлым руин, а легкая прогулка с обаятельным, веселым, и очень старающимся понравиться собеседником. Старание же понравиться в число питерских добродетелей никогда не входило и поэтому производит чуть ли не экстравагантное впечатление. Непринужденно смешивая Растрелли с роллерами, Фонтанный дом с «Водами Лагидзе», Коломну с коммуналками, башню Иванова с новорусским бытом, Лев Лурье добивается того, что у города появляется дыхание, что он начинает жить, двигаться, что история перестает быть надписями на могильных камнях, но оказывается включенной в современность, становится частью ее. Город утрачивает свою застылость, все приходит в движение, и уже не Некрополь, а нормальный город со своей нормальной городской жизнью предстает перед читателем. Петербург при этом ни в малой степени не утрачивает ни своего величия, ни своего обаяния, ни своего своеобразия, но оказывается населенным не одними призраками и мемориальными досками, а живыми и живущими людьми. Вот это да, такого я и не видал, у Гоголя только где-то что-то читал в «Невском проспекте».
Историческую часть постоянно раскрашивают упоминания о сегодняшнем дне, у всех памятников появляется вкус, цвет, звук и запах, которых им так не хватает в большинстве описаний Санкт-Петербурга. И небо перестает быть таким уж серым и девы столь уж чахлыми, и постоянные упоминания о сегодняшних громких преступлениях, в избытке украшающие путеводитель, заставляют вскричать: «Да это ж не Петербург, не умирающая Северная Венеция, это же самый настоящий Северный Неаполь, роскошный курортный город, в тоске, быть может, но и в блеске, там Невский, ночная жизнь, и удовольствия столь же разнообразны, как и цены. Ну, и Эрмитаж, конечно. Welcome, welcome!»
Во вступлении под названием «Питерский снобизм» Лев Лурье отдает должное питерской мифологии. От нее никуда не убежишь, она — объективная данность. Возьмем, например, Афины — до чего уродливый город. Бетон да туристы, туристы да бетон, а поди же ты, не денешь никуда ни Сократа, ни Фидия, ни Перикла с Аспазией, ни спор Афины с Посейдоном, все тут, и нет города мудрее, строже и величественней, чем эти самые Афины. Пусть современные афиняне весьма коротконоги и весьма суетливы, все равно прозришь в каждой девушке кору и в каждом юноше куроса, и это-то и прекрасно.
Однажды, гуляя в белые ночи с одним своим весьма изысканным лондонским знакомцем по любимому городу, облокотились мы с ним на гранит, и, обведши панораму лучшей в мире набережной своими английскими очами, знакомец заметил: «Все же как это ужасно, все эти кафешки с Хайнекеном, и переливающиеся лампочками кораблики, и шашлыки, и реклама «Аристон», весь этот bullshit…» «Это тебе, английская рожа, все это ужасно, ты здесь не живешь, а я помню, как в восемнадцать, для того чтобы выпить кофе после десяти, мы ехали в аэропорт. Так что виват bullshit, Европа должна быть на быке, а где бык, там и bullshit, и очень даже Петербург это украшает».
Аркадий Ипполитов
Накануне новой муниципальной реформы
Автономия или контроль? Реформа местной власти в городах России, 1991-2001
В. Гельман, С. Рыженков, Е. Белокурова, Н. Борисова
СПб.; М.: Летний сад, 2002. — 377 c.
В хронике российской муниципальной реформы появилась новая дата — 1 января 2005 года. С этого дня вступят в силу принятые Государственной Думой[1] федеральные законы, регулирующие общие принципы организации региональных и местных органов власти. Как это ни парадоксально, но событие, которое только еще должно произойти в будущем, уже можно считать вошедшим в историю, так как сам факт широкомасштабной законодательной реформы в этой сфере — событие более чем значимое.
Разобраться в предпосылках предстоящей реформы, понять ее задачи и цели поможет рецензируемая книга, изданная под эгидой Европейского университета в Санкт-Петербурге. Содержанием коллективного научного труда стал анализ становления политических институтов, возникших в ходе реформ местной власти. Авторы попытались создать комплексную картину развития муниципальной автономии в России, включающую в себя политические, правовые, экономические, социальные и исторические аспекты. Центральный сюжет книги — местное самоуправление в крупных городах — призван стать наиболее яркой и показательной иллюстрацией взаимодействия между федеральными, региональными и местными политическими структурами в масштабах всего государства.
В книге неоднократно подчеркивается, что важнейшей итоговой характеристикой реформы муниципальной власти явился фактический отказ федерального центра от какой-либо внятной политики в области местного самоуправления, сопряженный с передачей основных регулирующих функций на региональный уровень. Муниципалитеты были превращены в особого рода разменную политическую карту, используемую в сложных отношениях центра и регионов, что крайне отрицательно сказалось на перспективах их самостоятельного развития. На разных этапах политической истории России (развал СССР, принятие новой Конституции РФ, очередные парламентские и президентские выборы) интерес федеральной исполнительной и законодательной власти к реформе местного самоуправления был лишь косвенным, а законотворческая и управленческая деятельность в этой сфере рассматривалась через призму конкретной политической конъюнктуры.
Органы местного самоуправления рассматриваются в книге, прежде всего, как объекты политической игры в отношениях между федерацией, регионами и муниципалитетами. Именно с точки зрения неформальных правил этой игры, различных для каждого региона или крупного городского центра, авторы оценивают степень автономии местной власти и возможные перспективы ее развития. Безусловно, такой подход имеет как неоспоримые достоинства, так и существенные недостатки. Нельзя забывать, что органы местного самоуправления выполняют важные социально-экономические функции, эффективность реализации которых (а следовательно, и эффективность местной власти в целом) напрямую зависит от объема доходов, которыми располагает муниципальный бюджет. Политическая и экономическая автономия городских и сельских поселений не является самоцелью реформ, а может быть признана лишь одним из средств обеспечения надлежащего решения вопросов местного значения и полноценного выполнения обязательств перед населением. Антагонизм региональной власти и автономного местного самоуправления характерен лишь для ситуации, когда для «мирного сосуществования» просто не хватает бюджетных денег. Уповать на благоприятные последствия экономического роста — самое простое, но и, по-видимому, самое бесперспективное решение.
Приведенное авторами книги подробное описание политических конфликтов, развивающихся вокруг реформы местного самоуправления, лишний раз наводит на мысль о необходимости создания жестких федеральных гарантий, которые обеспечили бы условия для нормального функционирования муниципальных органов власти в любой, даже самой неблагоприятной, политической атмосфере в регионе. Представляется, что готовящаяся законодательная реформа[2] во многом соответствует данной задаче и именно качество правовых норм станет решающим фактором становления муниципальной власти, обладающей автономными политическими и экономическими ресурсами. По всей видимости, нельзя согласиться с тезисом Владимира Гельмана о том, что состояние федерального и регионального законодательства является не причиной, а следствием проблем местного самоуправления[3]. Даже общая логика самой книги приводит к выводу, что несовершенство законодательства обусловлено причинами, не относящимися непосредственно к муниципальной власти (в частности, речь идет о политическом противостоянии президентской администрации и Верховного Совета в 1993 году и связанном с этим процессом «суверенизации» регионов в обмен на политическую лояльность).
Оценивая выводы авторов с точки зрения предстоящей реформы, создание законодательных основ для которой в настоящее время завершается, необходимо особо выделить еще один тезис, приведенный в книге в качестве объяснения сущности муниципальной автономии. Речь идет о достижении эффективного баланса самостоятельности органов местного самоуправления и их интеграции в систему государственного управления[4]. Законодательные (институциональные) рамки осуществления самоуправления должны учитывать его двойственную сущность — одновременную принадлежность к гражданскому обществу и публичной власти. Приходится признать, что новая редакция федерального закона об общих принципах организации местного самоуправления создает условия для излишней бюрократизации муниципальных органов, defacto встраивая их в единую вертикаль исполнительной власти.
Вероятно, следует прислушаться к мнению авторов о неопределенности перспектив реформ местного самоуправления и опасности новой волны преобразований для уже сформировавшихся муниципальных автономий. Тем не менее законодательная активность федерального центра, при всех ее содержательных недостатках, свидетельствует о том, что роль местного самоуправления в государственном строительстве, пожалуй, впервые в истории России оценена по достоинству. И наиболее масштабные реформы, как и предсказано в книге, еще впереди.
Егор Дорошенко
Муниципальный менеджмент малого бизнеса и его информационное обеспечение: Учебное пособие
В.А. Трайнев, Н.Я. Бутырин
М.: Логос, 2003. — 184 с.
Название книги вводит читателя в заблуждение. Вместо учебника по управлению местным хозяйством, рассчитанного на муниципальных служащих, предлагается компиляция, состоящая из беглого обзора основных теорий менеджмента (1-я глава), анализа развития малого бизнеса в контексте реформы местного самоуправления в России (2-я глава), изложения потенциальных стратегий развития малого бизнеса (3-я глава), анализа влияния государственной политики на развитие малого бизнеса (4-я глава) и, наконец, способов информационного обеспечения малого бизнеса (5-я глава). Логическая связь между главами, к сожалению, отсутствует, и не очень понятно, зачем авторам понадобилась, например, последняя глава, посвященная архитектуре информационных баз данных, рассчитанная скорее на программистов, чем на муниципальных клерков или малых предпринимателей.
К достоинствам книги можно отнести то, что предпринимается попытка заполнить существующий в современной России вакуум в литературе по publicadministration(или государственному и муниципальному управлению в отечественной традиции), в том числе и в части местного управления. Однако попытка эта представляется крайне неудачной.
Несмотря на заявленную в названии, как всего текста, так и отдельных его частей, проблематику, а именно малого бизнеса и местного самоуправления, обе темы раскрываются в книге крайне скупо. Вместо них предлагается отрывочный пересказ различных моделей управления, стратегий развития компаний, роли менеджмента и т.п., дополненный авторскими суждениями по поводу состояния экономики и политики в современной России. Причем пересказ различных подходов к управлению предприятием никак не затрагивает специфики малого бизнеса в отличие от иных форм хозяйственной деятельности.
Роль органов местного самоуправления в судьбе малого бизнеса отображена крайне поверхностно, что досадно, учитывая, что один из соавторов является действующим муниципальным политиком — главой управы Митино г. Москвы. Вызывает также недоумение постоянное употребление термина «муниципальный» применительно к городским властям Москвы, которая (наряду с Санкт-Петербургом) формально является субъектом федерации (то есть регионом), а не муниципальным образованием. Так, в 4-й главе, формально посвященной средствам воздействия на малый бизнес на муниципальном уровне, фактически речь идет о федеральной и региональной (на примере Москвы) политике в отношении малого предпринимательства. Этот факт отображает существующее положение дел: действительно, органы местного самоуправления по ряду причин (мало денег, мало реальных полномочий, зависимость от вышестоящих уровней управления) весьма ограничены в возможностях вырабатывать и претворять в жизнь собственный политический курс, в том числе и в отношении малого бизнеса. Это замечание тем более справедливо для Москвы, где местное самоуправление практически отсутствует в условиях полного преобладания в политической жизни регионального органа исполнительной власти — столичной мэрии (кстати, еще один пример терминологической путаницы — в Санкт-Петербурге пост главы исполнительной власти субъекта федерации более корректно именуется губернаторским). Однако в этом случае авторам стоило выбирать более корректное название для своей работы.
Доминирующая модальность повествования — долженствование, однако не ясно, на чем основываются утверждения типа: «государство должно делать X, налоговая система должна быть Y, а малый бизнес должен быть Z». Из текста совершенно не ясно, что является пересказом общих мест в теории управления, что — творческой инновацией авторов, а что — их политической позицией. Восприятие текста серьезно затрудняется тем, что далеко не всегда приводятся источники тех или иных суждений, так, например, на с. 108 прямая цитата источника («В ходе нашего исследования…») не выделяется кавычками. Также удивляет селективность использованной литературы, в которой отсутствуют, в частности, издания МОНФовской серии «Библиотека муниципального служащего», в рамках которой выходило в том числе и пособие по муниципальному менеджменту.
К сожалению, книга отражает существующее положение дел в литературе, посвященной местному самоуправлению. Начиная с 1993 года, когда система местных советов была демонтирована, а им на смену пришли органы местного самоуправления, поток публикаций, посвященных различным аспектам местной власти (экономическим, финансовым, управленческим, политическим, юридическим, социологическим и пр.), возрастал лавинообразно, однако качество этих публикаций зачастую оставляло желать лучшего. По-настоящему добротных, как теоретических, так и прикладных, работ сравнительно немного.
Тем не менее очевиден политический и социальный спрос на подобного рода литературу. Провозглашенные реформа местного самоуправления (разработкой которой занимается комиссия под руководством заместителя главы президентской администрации Дм. Козака) и реформа государственной службы (за которую отвечает другой заместитель главы президентской администрации, Дм. Медведев) создают потребность в специалистах, которые должны будут стать агентами претворения в жизнь нового политического курса (декларируемого как модернизационный). Очевидно, что существующая система подготовки кадров для государственной и муниципальной службы не адекватна заявленным масштабам задач. Однако проект воспитания нового поколения административных элит с такими учебными пособиями, как рецензируемое издание, заранее обречен на неудачу.
Кирилл Федоров
Феномен городской бедности в современной России
Н.Е. Тихонова
М.: Летний сад, 2003. — 408 с.
Книга Натальи Тихоновой написана на материалах целого ряда социологических исследований, многие из которых, что очень важно, велись не один год и позволили проследить за жизнью нескольких десятков домохозяйств из крупных городов. В сочетании с данными массовых опросов такая методика может претендовать на довольно полный охват проблемы. Тихонова выделяет четыре уровня, на которых можно пребывать или на которые можно «скатиться», — среднеобеспеченность, малообеспеченность, бедность и нищета. Категория среднеобеспеченности введена здесь, как кажется, для того, чтобы у читателя не было соблазна — махнув рукой, сказать: «Все мы бедные». Среднеобеспеченные тоже вынуждены экономить — но так было всегда. Вопрос — на чем. Дальше же начинаются такие уровни экономии, которые известны, к счастью, далеко не всем. Но страшнее отсутствия еды, одежды, лекарств, средств гигиены и денег на проезд в общественном транспорте, страшнее даже голода как такового оказывается «эксклюзия» — состояние, которое по-русски можно назвать «исключенностью», как принято, или «отверженностью» — так хотелось бы автору и так, возможно, было бы правильней. Речь идет об исключенности из привычного мира. В реальности это означает, что если раньше вы, например, выписывали газеты, покупали книги, ходили в кино, ездили в отпуск, ходили в гости к друзьям и делали им подарки на день рождения, а теперь этого делать не можете, то даже если у вас есть еда, холодильник, телевизор и садовый участок, все эти формальные показатели материального благополучия не спасут вас от утраты своего круга общения, сужения сферы интересов, падения активности и, в перспективе, утраты воли к жизни. Хроническая бедность отнимает у человека эту волю, и, пробыв 5-7 лет в пограничной «серой зоне», он превращается уже в настоящего, «классического» бедного — ни на что не надеющегося, потерявшего веру в свои силы, озлобленного, никому не нужного, практически не получающего ни от кого помощи и ждущего ее только от государства, которое не торопится эту помощь оказывать.
Книга Тихоновой и написана, по большому счету, для представителей государства — это призыв разобраться в тонкостях проблемы, выработать приемы классификации бедности и немедленно начать спасать тех, кого еще можно спасти, — потому что через несколько лет уже будет поздно, начнется «воспроизводство бедности», процесс, с которым, по мнению автора, мы еще не столкнулись. Проблемы, связанные с бедностью, затрагивают сейчас до 40% населения — и даже если максимально ужесточить критерии, настоящими бедными окажутся не менее 10-12% горожан, у многих из которых еще достаточно физических и интеллектуальных сил, чтобы принести государству пользу. Хотя, разумеется, бедные — больные, многодетные, безработные, родившие ребенка без мужа, пьющие и просто пассивные, не готовые идти на непрестижную трудоемкую работу, разорившиеся предприниматели, «старые бедные» (те, кто в любой общественной ситуации входит в группу риска) и «новые бедные» (те, кто попал в эту категорию в 1990-е годы, не сумев приспособиться к резко изменившейся ситуации) — все они сами виноваты. Так всегда считали — и данное исследование показывает, что это до определенной степени правда. Тот, у кого есть цель, силы на борьбу и нерастраченные еще ресурсы социальных сетей (то есть, в первую очередь, дружеская поддержка), может, при определенном стечении обстоятельств, и не пойти ко дну. Среди рассказанных автором историй 14 бедных домохозяйств есть по крайней мере один случай, когда максимальная концентрация сил и целеустремленность помогли семье вырваться из этого болота — благодаря умному и любимому сыну. Перспектива получения детьми хорошего образования и хорошей работы — мощный стимул для бедных. Но, во-первых, не всем детям это удается, во-вторых, жизнь родителей все равно загублена, да к тому же автор приходит к печальному выводу — вырвавшиеся из бедности дети не спешат вырвать из ее лап своих родителей, наоборот, мгновенно отделяются, морально и материально, боясь, вероятно, что бедность семьи утянет их обратно.
Объективность подобных «дополнительных» выводов — вопрос спорный для самого автора, однако именно такие замечания крайне интересны. Так, например, отмечается увеличение среди молодых людей из бедных семей доли тех, кто ориентируется на патриархальную модель семьи, что неизбежно связано с растущей дискриминацией женщин, — при этом результаты исследования как раз показывают, что наличие у супругов «эгалитарной» семейной модели дает больше шансов спастись от нищеты, хотя и за счет резкого увеличения нагрузок на женщину. «Женская тема» в работе Тихоновой представлена чрезвычайно широко — иначе и быть не могло, так как в большинстве случаев выживание семьи в кризисной ситуации обеспечивается именно благодаря женщинам, забывающим про свой социальный статус, идущим на самую грязную работу и отказывающим себе во всем ради мужа и детей, а у домохозяйства, возглавляемого женщиной, в принципе больше шансов уберечься от эксклюзии. Вообще же, развитие темы эксклюзии вынуждает подходить к человеческим отношениям с большой долей цинизма — всякую связь с людьми при желании можно, оказывается, измерить в денежном выражении. Не имей сто рублей, а имей сто друзей — буквально. Недаром автор уделяет такое место «досуговой активности», расходы на которую не учитываются ни одной «потребительской корзиной», — именно здесь яснее всего виден тот замкнутый круг, невозможность разорвать который для многих означает сползание в «черную дыру» нищеты: нет денег на досуговую активность — нет друзей — нет связей — нет поддержки, работы и денег. А ведь в большинстве случаев борьба за выживание заставляет бедных первой вычеркивать из списка своих расходов именно досуговую активность. С последующей печальной перспективой.
Ксения Зорина
Зодчие и зодчество
Феликс Новиков
2-е издание — М.: Едиториал УРСС, 2003. — 480 с.
Феликс Аронович Новиков — известный московский архитектор, лауреат многих архитектурных премий, «народный архитектор СССР», инициатор проведения ежегодных российских фестивалей «Зодчество». Его творческая карьера пришлась не на самое удачное время. Как сейчас кажется, не на самое удачное и с точки зрения архитектуры. Новиков был среди архитекторов знаменитого Дворца пионеров, «Киевской» радиальной и «Краснопресненской» станций Московского метро, города Зеленограда, Московского института электронной техники и, наконец, советского представительства в Мавритании.
Теперь автор живет в США. Именно там, в журнале «Новое русское слово» в 1996 году он впервые опубликовал свои заметки об изменившейся (с архитектурной точки зрения) Москве. Постепенно он начал регулярно вести рубрику, посвященную зодчеству XX века, современной архитектуре: «О том времени, в котором мне самому доводилось заниматься зодчеством, и о том, что привносят в эту сферу творчества новые поколения мастеров» (с. 10). Впрочем, очерки Новикова публиковались не только в «НРС», но и в журнале «СловоWord», в «Королевском журнале», в московском «Знамени». Эти статьи и составили книгу.
Пожалуй, ее появление сейчас выглядит как своеобразная попытка реабилитации советской архитектуры. И хотя в книге не все про это — Новиков пишет о знаменитых архитекторах, об их творениях, об Америке и о многом другом, — кажется, что главная часть книги — именно воспоминания о советском периоде жизни автора. Впрочем, следует иметь в виду, что перед нами не первый (американский) вариант книги, а второй — московский, в который автор внес специальные коррективы. Возможно, до «американского» читателя Новиков хотел донести нечто другое.
Не случайно Новиков несколько раз повторяет, что профессии архитектора органически свойственен конформизм: «Я не знаю архитекторов-диссидентов» (с. 472). Как и любой другой архитектор, советский архитектор не мог осуществить своих идей без поддержки власти. Эти слова звучат как оправдание многим советским архитекторам. Но самого себя Новиков не считает состоявшим на службе у советской власти: «Я отношу себя к числу тех, кто верой и правдой служил самой архитектуре. На пределе своих способностей и возможностей, которыми мы располагали» (с. 473). И автор характеризует свое пребывание в советской архитектурной истории как достаточно успешное и счастливое, несмотря на многие огорчения и обиды: «Я хочу здесь рассказать о своей творческой судьбе — в чем-то персонифицированной, а в чем-то типичной. В разных ее перипетиях — в успехах и неудачах моей карьеры, в подчас драматичных, а иногда и потешных обстоятельствах, которые ей сопутствовали, — как и в самих архитектурных образах, отражены характерные черты советской жизни и ее связи с зодчеством» (c. 363), — пишет Новиков. Впрочем, рассказывает он не только о себе, но и о других советских архитекторах и об их работах.
Феликс Новиков — автор нескольких беллетризированных книг. В их числе «В поисках архитектурного образа», «Формула архитектуры», «888 сюжетов из записных книжек» и «Добрый Рочестер в штате Нью-Йорк». Одноименна последней книге вторая часть «Зодчих и зодчества». Американский городок Рочестер, вернее, один из них — всего их в Америке насчитывают около пятнадцати — заслужил внимание автора не только потому, что этот Рочестер — самый большой. И не только потому, что он называет себя «мировым центром изображений» — в нем производятся фото- и киноаппаратура, оптические приборы. И даже не потому, что в 1993 году Рочестер выиграл конкурс на звание «самого доброго города Америки». Наверное, эта часть — дань городу, ставшему вторым отечеством архитектора-эмигранта.
Последняя часть книги — воспоминания о советской жизни — отличается от остальной книги печальным тоном. Автор не ругает и не защищает советскую действительность, в которой он родился, жил и творил. Он просто замечает: «Я советский архитектор. А как же еще иначе могу я себя представить? Ведь я родился, вырос, получил архитектурное образование и более сорока лет действовал в своей профессии в Советском Союзе […]. Так или иначе, я остался советским архитектором».
Как нельзя кстати Новиков цитирует окуджавское «Моцарт отечества не выбирает». И, несмотря на вышеприведенные слова автора о том, что свою архитектурную деятельность он считает вполне успешной, в этих словах слышатся и сожаление, и грусть. Так уж вышло, что автор, как и многие талантливые люди, был вынужден творить в рамках, ограниченных вкусом и приоритетами советских лидеров. Теперь эти творения кажутся не просто устаревшими, но во многом уродливыми, превратившимися из просто архитектурных памятников в памятники власти. И как архитектор теперь несуществующего, развалившегося государства, Новиков спрашивает сам себя: «Останется ли память об архитектуре? […] Способно ли столь легко развалившееся государство оставить долгопрочные сооружения?» (с. 362).
Анна Красильщик
Муниципальная история России (от Киевской Руси до начала XX века): Учебное пособие для высшей школы
В.В. Еремян
М.: Академический проект, 2003. — 528 с.
«Перед вами учебное пособие по муниципальной истории Руси-России, посвященное становлению и развитию городского, областного и сельского самоуправления», — гласит предисловие (с. 3). Проблемам местного самоуправления и муниципального права посвящены многие учебники, однако в них рассматривается лишь современный период становления и развития российского самоуправления. «Исторический опыт в области городского, волостного и сельского самоуправления, накопленный народами России за свою многовековую историю, по-прежнему не востребован в должной мере», — жалуется автор. Именно поэтому он ставит перед собой «юридико-воспитательную задачу» (так в тексте, с. 4) помочь учащимся восполнить этот пробел и «выработать собственный взгляд на самобытность исторического пути, пройденного нашим государством в области самоуправления» (с. 4).
Автор прослеживает историю российского самоуправления начиная с древнейших времен, выявляя его отличия от самоуправления западного. Так, в отличие от муниципальной практики в Западной Европе, где городская самоуправляющаяся община самостоятельно осуществляла управление городским хозяйством, рассматривая его как совокупность интересов горожан, в России городское самоуправление было организовано исходя из потребностей не горожан, но государства. Такова же направленность петровских реформ, которые, не учитывая «исторически сложившейся практики управления» (с. 332), способствовали децентрализации управления (например, отмена приказов) за счет централизации государства. Петр «разрушил вековую традицию русского самоуправления — ликвидировал уезд» (с. 340), и его указ 1715 года (о ликвидации уездов) «вносил в деятельность местных органов больше хаоса и неразберихи, чем порядка» (с. 341). Впрочем, авторские выводы не отличаются новизной и не привносят в науку ничего нового. Пожалуй, более полезна читателям будет не оценка реформ, но изложение их сути. Это же относится и к главе, посвященной либеральным реформам середины XIX века, о которых автор пишет: «"Деспотический" инстинкт, выработанный многовековой рутиной самодержавного правления, проявил себя и во внутренней противоречивости большинства либеральных реформ 60 — 70-х годов XIX века» (с. 468). Заканчивается этот экскурс в муниципальную историю России 1917 годом. В Советах этого периода Еремян видит «наследников сословно-корпоративной традиции в истории российского самоуправления» (с. 510). Лишь в нескольких словах характеризуя советский период истории самоуправления, автор полностью игнорирует современность. И это не случайно. Ведь «самоуправление не рождается вдруг», и «его нельзя объявить в одночасье каким-то правовым актом или волевым решением» (с. 515). В периоды социально-экономических преобразований (подобно тому, который мы переживаем сейчас) особенно опасен «нигилизм в отношении традиционных порядков и исторического опыта» (с. 6). Поэтому, считает автор, вместо того чтобы, подобно Петру I, «сдирать» голландско-шведские образцы, нужно внимательнее относится к истории России. Ведь «сегодня мы живем в мире потерянных традиций, и это больно сказывается на состоянии общественного духа, усугубляет кризисные процессы в нашей стране» (с. 6). Высоким целям «оздоровления», которое должно начинаться «с восстановления разумного отношения к опыту прошлого и к мудрости предшествующих поколений» (с. 6), и «историко-правового» (с. 516) воспитания посвящено это учебное пособие.
Впрочем, «юный читатель», берущий его в руки, не может не столкнуться с некоторыми трудностями. Язык, которым изъясняется Еремян, замысловат, и для того, чтобы вникнуть в суть написанного, читателю нужно немало времени. Например, особой вдумчивости требует такая фраза: «безусловной причиной успеха большевиков по захвату власти явился тот факт, что ими была предложена тотальная иллюзия ожиданиям российского общества» (с. 512). Возможно, более понятны эти сентенции научной аудитории, у которой, как надеется автор, данное исследование найдет «должный отклик» (с. 516). Именно ей оно должно помочь «адекватным образом реагировать на всевозрастающие потребности в осмыслении российской специфики политических процессов, проходящих в пореформенной России» (с. 516).
Подобная риторика более уместна на комсомольском собрании, нежели в современном учебнике истории и права. Автор горячо взывает к читателю, упрашивая его «не стыдиться и не бояться собственной истории» (с. 516). Однако на фоне постоянно появляющихся самых разнообразных исторических и источниковедческих публикаций этот «глас вопиющего в пустыне» кажется не слишком своевременным.
Тон учебника, как и его основная идея, откровенно «русофильский»: «Мало найдется народов, способных быть в числе колыбелей мировой цивилизации, с одной стороны, и общемировым "исследовательским центром" различных социально-политических процессов, с другой» (с. 516). Видимо, как раз к числу «колыбелей» мировой цивилизации относится русский народ. Правда, остается непонятным, каким образом «народ» может быть назван «колыбелью». Опровергая сложившееся в историографии мнение о низком правовом уровне восточных славян, автор приходит к довольно абсурдному выводу о том, что «вся многовековая история становления и развития русского самоуправления убедительно показывает и является красноречивым доказательством того, что "столбовая дорога" средневековой европейской цивилизации в значительной степени "вымощена" восточными славянами или при их непосредственном либо косвенном участии» (с. 22).
Завершает автор свой труд следующей метафорой: «Нам больше необходимо смотреть внутрь себя, чем озираться по сторонам, заискивающе пытаясь приспособить к огромному российскому телу какие-то "шведско-голландские лекала" и чуждые нам образцы» (с. 516). А на последней фразе так и хочется, смахнув скупую слезу, опрокинуть рюмку, закусив традиционным русским соленым огурцом: «Россия была, есть и будет великим государством. Реформаторы приходят и уходят, а Россия остается…» (с. 516).
А.К.
Городская семья XVIII века
Семейно-правовые акты купцов и разночинцев Москвы / Составление, вводная статья и комментарии Н.В. Козловой
М.: Издательство Московского университета, 2002. — 608 с. — (Труды Исторического факультета МГУ: Вып. 23; Сер. I. Исторические источники: 4).
Эта книга уникальна, как уникален всякий сборник неизвестных документов. Уникальна, поскольку предлагает практически неизведанный исторический источник — частноправовые документы, относящиеся к семейной жизни городского населения России XVIII века. «В России в отличие от Западной Европы почти не сохранились личные архивы купеческих фамилий и в целом лиц непривилегированных сословий эпохи Средневековья и Раннего Нового времени». Так, если крепостные документы, отражающие различные области хозяйственной деятельности, давно и плодотворно используются, то семейно-правовые акты, закреплявшие семейные разделы, брачные обязательства, наследование имущества, регулировавшие отношения между супругами, родителями и детьми и запечатлевшие уклад домашней жизни, ее материальные и духовные ценности, использовались крайне редко.
Подобный пробел объясняется достаточно просто — отсутствием опубликованных материалов, само выявление и подготовка которых требует «немалых поисковых усилий». Составитель рецензируемой книги Н.В. Козлова сосредоточила свой поиск на материале московских архивов, что диктовалось, «во-первых, значимостью места московского купечества в торгово-промышленном мире России, во-вторых, хорошей сохранностью документов Московской крепостной конторы и, в-третьих, их практической неизвестностью и трудной доступностью для исследования, поскольку они "утонули" среди другого рода крепостных записей».
В книгу вошли духовные купцов, их жен и вдов (например: «Маия в 14 день раб Божий Стефан Афонасьев сын Судовщик, Таганной слободы тяглец, пишу сию духовную изусную и приказал душу свою строить и поминать церкви архидиакона Стефана дьякону Федору Васильеву да жене своей Татьяне. Двор свой приказал продать душеприкащику и жене своей»), духовные разночинцев, сговорные записи (например: «Генваря в 15 день […] вдова Ивановская жена Дуркина Аксения Мартынова зговорила дочь свою девицу Евдокею тое ж слободы за ямщика Афонасья Марковнина. А благословила ее Божиим милосердием, да приданного — платья, шупка камчатная, сорока земчюжная, чепочка серебреная, треух золотной с пухом да полдвора[…]»), раздельные и рядные записи (то есть документы, связанные с разделами имущества — в основном между наследниками).
Многие предлагаемые документы, отражающие реальные отношения городских жителей, оказываются увлекательным чтением, нередко заставляя вспомнить литературные произведения «осьмнадцатого столетия»: «Лета тысяча седмьсот двадесятого […] Михайло Никонов, дал сие отдельное писмо сыну своему среднему Митрофану Михайлову в том, что отделил я ево, сына своего, из дому своего, и благословил его святыми иконами, и дал движимых пожитков часть ево. И жить ему, сыну моему Митрофану, собо, где похочет, и торговать ему собо ж. А буде вылягут за прошлые годы по се число какие долги мои […] и то платить ему треть[…]».
Давая во «Введении» солидную источниковедческую характеристику публикуемых документов, Н.В. Козлова делает достаточно широкий вывод: «В целом частноправовые документы позволяют не только представить практику реализации семейно-брачных правовых норм, но и увидеть многообразие коллизий семейных разделов и брачных союзов, установить влияние брака и института наследства на состояние и экономическое положение семей.[…] Не менее важна содержащаяся в документах информация о правах родителей и детей на распоряжение общесемейным и личным имуществом, о реальном месте в нем приданого, о влиянии имущественных отношений на этику семейной жизни, положение членов семьи и взаимоотношений между ними».
Бесспорно, публикуемые материалы требуют самого пристального внимания совершенно различных специалистов — в том числе и изучающих орфографию XVIII века. Так, в этих документах, охватывающих временной отрезок с 1701 по 1799 год, можно проследить ряд реальных орфографических изменений: например, до середины 1720 года в ходу оставалась буквенная цифирь, хотя официальная ее замена произошла одновременно с введением гражданского шрифта в 1708 — 1710 годах.
«Семья категория историческая. В феодальную эпоху различные социальные слои населения сформировали свой тип семьи», — замечает Н.В. Козлова. Кажется, именно подобный подход может быть крайне продуктивен при освоении публикуемых в книге документов. Эти богатейшие источники по истории «городской повседневности» заставляют вслед за представителями школы «Анналов» говорить о «культурной истории социального» и вслед за ними изучать историю «изнутри». И поскольку история «сверху» неотрывно связана с историей «снизу» (условно — народной культурой), предлагаемые документы становятся уникальным ресурсом как при исследовании экономического и социального уклада городской жизни, так и при изучении широчайшего спектра проблем — от генеалогии до истории словесности.
Федор Мерзляков
Города и посады дореволюционного Поволжья
А.Н. Зорин
Казань: Издательство Казанского университета, 2001. — 704 с.
«Понятие "город" не имеет единого для "всех времен и народов" содержания». C такой фразы начинается рецензируемая монография. Представленная в ней тема не пользуется популярностью среди историков, а для «массового читателя», как кажется на первый взгляд, и вовсе не представляет никакого интереса. Характерно, что позднейшее исследование, упомянутое в списке использованной литературы, вышло в свет в конце 1980-х годов. Говорит ли это о том, что автор решил не обращать на современные издания никакого внимания? Едва ли. Это бы выглядело, по меньшей мере, странно на фоне того огромного количества источников и литературы, которое используется в книге. Дело скорее в другом: «В предлагаемой монографии основное внимание уделяется уездным городам и посадам Российской империи — категории поселений, мало исследованной в исторической и этнографической литературе […]. Разительный контраст между российскими "столицами" и "периферией" способствовал формированию пренебрежительного отношения к массе "провинциальных городов" и даже использованию их названий как символов отсталости, бескультурья, косности, невежества». Предлагая вниманию читателей исследование на практически неизведанную в российской историографии тему, А.Н. Зорин своей работой с легкостью доказывает необоснованность невнимания современных историков к ней и с завидной четкостью доносит до читателя действительно интересный материал. Именно поэтому монография будет интересна не только этнографам, историкам и краеведам, но и, как утверждают авторы аннотации, «широкому кругу читателей».
Исходя из того, что на протяжении многих веков роль городов в России была огромной, автор сперва составляет краткий исторический обзор поселений Поволжья. Так, если в основном роль отдельных городов-государств начинает ослабевать лишь к концу XV века, а последние очаги городской независимости были ликвидированы в начале XVI века (со взятием Пскова в 1510 году), то покорение Среднего Поволжья продолжалось на полвека дольше — лишь к концу 1550-х годов оно входит в состав России, пробыв длительное время «головной болью» московских князей. Еще с середины XV века взаимоотношения с Казанским ханством являлись одним из важнейших направлений внешней политики Московского государства в связи с непрекращающимися набегами татар на Москву. Отсюда очевиднанеобходимость изученияроли городов Среднего Поволжья в контексте истории России.
Книга Зорина посвящена процессу становления и развития городских поселений Среднего Поволжья, а также причинам, влиявшим на изменения в развитии этих городов и посадов. Первые два из пяти разделов посвящены городскому населению. В первой части говорится о структуре и занятиях населения в XVI-XVIII веках, во второй — в XIX- начале XX века. Автор рассматривает самые разные аспекты городской жизни: занятия и национальный состав горожан, торговлю и промышленность, формирование городского населения, нищенство и воровство в городах. Почти каждая глава книги снабжена иллюстративным материалом — в частности, фотографиями, выполненными в ходе этнографических экспедиций автором и Н.В. Зориным, а также дореволюционными планами городов и картами Среднего Поволжья. Эти изображения, как и использованные архивные материалы, публикации дореволюционной периодики, статистические данные, материалы музеев, сборники законодательных актов, составляют богатство рецензируемой книги. Кроме того, довольно часто автор прибегает к приведению примеров из художественной литературы — будь то описание речных просторов, сцены, сопровождающей наем мальчика-посудника в буфет, или игры в «бабки».
Третий раздел книги посвящен городскому плану в поселениях Среднего Поволжья. Автор отмечает, что «сама проблема регулирования планировочной структуры выходит за рамки собственно градостроительства», становясь исторической проблемой, а каждая последующая «система плана, меняясь, содержит в себе элементы предшествующих». В этом разделе автор как раз и прослеживает изменение планировки городов от XVI века к началу XX века, отмечая, что если до конца XVIII века планообразованию присуще стихийное сложение планировок, то после этого доминировало «целенаправленное формирование планов по единой градостроительной схеме».
В четвертом разделе книги говорится собственно про городские постройки. И здесь, как и в предыдущих частях, автор сперва исследует процессы, происходившие в XVI веке, с грустью отмечая, что «реконструкция ранней городской застройки вынужденно носит предположительный характер», а заканчивает началом прошлого века, говоря как об усадебных хозяйствах, так и о предпринимательских заведениях непроизводственной сферы.
В последнем разделе — «Экология, благоустройство и коммуникации» — затрагивается круг проблем от противопожарных и других охранных предприятий в XVII веке до загрязнения водных источников и борьбы с ним.
«Культурные ценности, вырабатываемые городами, имели характер межнациональных норм и воспринимались не только русскими сельчанами, но и всем сельским населением края независимо от национальной принадлежности […]. Отрицание участия города в формировании этнических традиций — то же, что и отрицание целесообразности новаций вообще» — этими словами автор заканчивает свою «энциклопедию» городов Поволжья — исследование, посвященное бесконечно интересному, но практически забытому материалу.
Тихон Анненков
Макрокосм и микрокосм Метростроя
DieMoskauerMetro. Von den ersten Plänen bis zur Großbaustelle des Stalinismus (1897-1935)
Dietmar Neutatz
BöhlauVerlag, 2001. — 678 S.
Во всей борьбе и дни и ночи,
Давая мужества пример,
Нас вел товарищ Каганович —
Наш первый друг и инженер
Григорий Костров
(поэт-метростроевец)
Официальная «премьера» Московского метрополитена состоялась 15 мая 1935 года. Урбанизиpованные недра и возведенные в подземелье мраморные станции-дворцы потрясали воображение и тотчас же стали своеобразным павильоном ВДНХ. Мало того, они стали еще и ареной наглядно успешного технического соревнования социализма с капитализмом — то есть, в сущности, тем же, чем начиная с 1960-х годов являлось освоение космоса, а по большому счету — атомное оружие и гонка вооружений.
Проекты такого идеологического накала обыкновенно требовали от страны не усилий, а сверхусилий, и строительство метро тут не составило исключения. Недаром Метрострой называли университетом социалистического труда. Даже Осип Мандельштам в воронежской ссылке, рецензируя для журнала «Подъем» сборник поэтов-метростроевцев[5], уловил между строк несостоятельность здесь труда индивидуального. «Коллективом» же был, в сущности, не персонал стройки, а вся страна, вся «социалистическая действительность, понятая как целое»[6]. Мало того, продолжал поэт, даже лирическим героем этих стихов служит не отдельный человек, а бригада[7].
В сентябре 1931 года Максим Горький обратился с призывом документировать достижения социалистического строительства периода первых пятилеток и создать общими усилиями историю фабрик и заводов. В декабре 1933 года при Метрострое была создана особая редакция «История метро». Выход ее 600-страничного тома, книги технической документации и сборника стихов и рассказов о Метрострое намечался на январь 1935 года, то есть накануне пуска метро.
Но убийство Кирова в декабре 1934 года решительно изменило отношение власти в том числе и к «Истории метро»: по указанию Кагановича, цековского куратора Метростроя, архивы были закрыты, и в результате ни одна из этих книг так и не была написана. Вместо них в 1935 году вышли два тома интервью с метростроевцами («Как мы строили метро» и «Рассказы строителей метро») и уже упомянутый сборник поэтов.
Смерть Горького в 1936 году и чистка главной редакции «Истории фабрик и заводов», в которую, понятное дело, затесалось немало врагов народа, и, наконец, ликвидация самого издательства в начале 1938 года привели к тому, что из ста намеченных книг до войны вышло только шесть. Еще несколько десятков книг вышло уже после смерти Сталина, но «Истории метро» не было ни среди тех, ни среди других[8].
Она появилась только в 2001 году в престижном издательстве «Böhlau». За выполнение горьковского завета взялся «варяг» — немецкий историк Дитмар Нойтац. Со своей задачей он блестяще справился, выдав на гора вместо намеченных Горьким и Кагановичем шестисот аж 672 страницы убористого текста (классический ударник, он «перевыполнил план» на 12%!). Не забыл он и об идеологических установках серии, сделав их, однако, не содержанием книги, а частью ее исследовательского поля.
Вместе с тем книга написана в русле классической немецкой историко-монографической традиции, подразумевающей сочетание ясной исследовательской установки с логичной структурой и мощным вспомогательным аппаратом в виде пространных сносок, регистров, приложений, перечней и аналитических обзоров архивных, библиографических, а в отдельных случаях и технических источников. Наряду с воссозданием истории Московского метро (вплоть до пуска первой очереди), автор ставит перед собой вторую сверхзадачу — проанализировать будни, ментальность и линии поведения простых людей при сталинизме, механизмы их подчинения советскому государству.
Логика же состоящего из восьми глав исследования такова. Еще с конца XIX века метро воспринималось как ключ к разрешению транспортных проблем Москвы. Начав с рассмотрения самых первых проектов, Нойтац подводит к принятому на Июньском 1931 года пленуме ЦК ВКП(б) решению о строительстве Московского метрополитена. В сентябре при Моссовете был официально создан специальный орган — Метрострой, вскорости получивший привилегированный статус «ударной стройки».
Анализируя сам ход строительства, Нойтац подчеркивает, что все принципиальные задания и решения ставились и принимались не инженерами, а партией: так, в ноябре 1931 года Каганович лично указал, какому отрезку быть первоочередным. В результате собственно строительные работы начались только в конце 1932 года. Основной же натиск пришелся на 1933 и 1934 годы, когда было выполнено соответственно, 13% и 85% всех земляных и 7% и 90% всех бетонных работ.
Отдельная глава книги Нойтаца посвящена метростроевцам как трудовому коллективу — его формированию (за счет самотека ли, вербовки или комсомольской мобилизации), его текучести, его составу, его заработкам, а также условиям труда, проживания и снабжения метростроевцев. Своего максимума — около 76 тысяч человек — число занятых на стройке достигало в мае 1934 года. Надо сказать, что, вопреки высокому статусу Метростроя, уровень механизации труда и техники безопасности на нем был крайне низок (по числу несчастных случаев на тысячу работающих он уступал только одной отрасли — угольной).
Самая большая глава в книге называется «Жизненные миры и линии поведения метростроевцев». Она посвящена анализу установок различных политико-социальных слоев в процессе метростроительства, таких, например, как комсомольцы, коммунисты, инженеры и технический персонал и представители самой массовой группы — простых беспартийных рабочих. Внутреннее состояние общества он сравнивает с войной: отсюда и такие выражения, как «трудовой фронт» или «Герой труда». От авторского внимания не ускользнули и протестные выступления рабочих Метростроя (вплоть до забастовок и единичных актов саботажа).
Все это теснейшим образом связано с социалистическими формами работы, досуга и перманентного воспитания, или, как тогда охотно говорили, «перековки». Формами «работы над собой» и выведения «нового человека» являлись кружки по ликвидации неграмотности и многие другие мероприятия для низов. За низами же во все глаза присматривали те, кого Нойтац называет «структурами за кадром», — Моссовет, Метрострой, его низовые партийные (прошедшие через горнило чистки 1933 года), комсомольские и профсоюзные организации, не говоря уже о РКК, КПК и ОГПУ/НКВД.
Заключительную, восьмую, главу своей книги Нойтац назвал так: «"Вся страна строит метро": строительство метро как символ прорыва в светлое будущее». Нельзя переоценить пропагандистского значения метро! Пуск метро означал прорыв СССР в число технически развитых стран и давал мощный импульс для новых суперпроектов государства рабочих и крестьян.
Книга, на мой взгляд, слишком резко обрывается на открытии первой очереди. Мостик, хотя бы и небольшой, в будущее этого, безусловно состоявшегося, советского суперпроекта был бы книге не во вред.
Сталинизм и советское государство выступают в книге скорее в созидательной, чем в карающей, ипостаси. В заключение Нойтац резонно отмечает: «К сталинизму относятся не только депортации, расстрелы и культ личности, но в такой же мере и инструментализация культурных и спортивных мероприятий или представление технических достижений в виде народных празднеств». Интегрирующим же началом «сталинизма» является, по Нойтацу, некий особый «почерк», с которым все это осуществлялось. Черты и особенности этого «почерка», или «стиля», отпечатались в истории Метростроя не меньше, чем в истории Большого террора.
Дитмару Нойтацу, взявшемуся за «Историю метро», пришлось, подобно самому метростроевцу, прокладывать штреки в российских архивах, поднимать на поверхность горы ненужного грунта, ставить структурный крепеж и бороться с плывунами скороспелых выводов. И я думаю, что перевод книги на русский язык стал бы хорошим подарком и сегодняшним москвичам, и сегодняшним метростроевцам к 50-летию открытия предмета их совместной гордости — Московского метро.
Павел Полян
Города России
Die Städte Russlands im Wandel. Raumstrukturelle Veränderungen am Ende des 20. Jahrhunderts: Beiträge zur Regionalen Geographie 57 (2002).
Isolde Brade (Hrsg.)
Leipzig: Selbstverlag Institut für Länderkunde Leipzig, 2002.
Том научной серии «Трудов по региональной географии» Института страноведения в Лейпциге посвящен пространственно-структурным изменениям, произошедшим в городах России в течение последних 10-15 лет. По словам одного из авторов и главного редактора тома Изольды Браде, эти изменения являются частью общественного переворота, произошедшего в Восточной Европе и не имевшего прецедентов ни по своей динамике, ни по глубине. Охватить все последствия социально-политического перелома в рамках одного тома, очевидно, невозможно, поэтому предлагаемые работы можно рассматривать как одну из первых попыток их комплексного анализа. Примечательно, что сборник не предлагает взгляда «цивилизованных народов» на «варварскую» Восточную Европу: работы написаны совместно немецкими и российскими специалистами-географами и экономистами. Важность темы, как представляется, обусловлена тем, что для европейской цивилизации город — место рождения современной демократической системы и либеральной мысли.
Сам процесс цивилизации Западной Европы был, по сути, процессом урбанизации. Эта идея подспудно присутствует в работах ученых. Например, Т. Нефедова и А. Трейвиш рассматривают урбанизацию в России с точки зрения ее особенностей, ведь городская сеть России очень молода (только шестая часть из тысячи с небольшим городов сегодняшней России была основана до Петра I, в то время как две трети из них появились после 1917 года, будучи результатом советской индустриализации). Фактически до 1930-х годов Россия (и СССР) оставалась аграрной страной. Урбанизацию в России авторы называют «догоняющей», но не относят этот процесс ни к одному известному типу: различные аспекты городской реальности России могут быть объяснены в терминах как универсальной теории, так и национальной специфики или экстремальных, кризисных обстоятельств.
Авторы сборника подчеркивают и другие особенности городского развития России. Это, конечно, исторически обусловленная высокая роль центральных органов управления, администрации всех уровней, концентрация ресурсов в столице. Однако ученые признают, что с окончанием эпохи планирования и централизованного распределения на периферии выросло значение индивидуальных решений. В то же время ослабление контроля со стороны центра привело и к усилению лоббистских групп различного уровня, сохранились и еще более укрепились связи между администрацией и хозяйственными структурами.
Большинство авторов относит начало структурных изменений городской системы в СССР к 1970-м годам, когда кризисные явления в социалистической экономике стали очевидны, а естественный прирост городского населения пошел на убыль. С конца 1980-х годов начало меняться значение городов, росла поляризация регионов — шло усиление различий между ними. В этом контексте интересны оценки, которые ученые дают сегодняшнему потенциалу развития российских городов. Разделив города — административные центры с несколькими функциями — на пять групп по количеству населения, а города без административных функций, имеющие экономическую специализацию, — по функциональным типам, ученые пришли к выводу, что наибольшие перспективы имеют центры металлургии, будучи тесно связаны с внешним рынком и имея стабильный доход от экспорта. Как ни странно, центры добычи нефти и газа оказались только на третьем месте, в том числе и из-за отсутствия полных данных по этим городам. На втором же месте по потенциалу развития находятся «наукограды» — благодаря льготам в налогообложении. Далеко не бесперспективными оказались малые города. В них, в отличие от крупных городов, страдающих от деурбанизации (в первую очередь это относится к городам, имеющим одно градообразующее предприятие), наблюдается рост населения благодаря притоку мигрантов — с Северного Кавказа, из Средней Азии; в некоторых из них усилиями местной администрации создается благоприятный инвестиционный климат, как, например, в Чудове Новгородской области, где на 18 тыс. жителей приходятся три крупных предприятия с иностранным капиталом и самый высокий уровень инвестиций на душу населения.
По всем параметрам впереди идет Москва, Петербург на втором месте. Москва, таким образом, выглядит островом: она является посредником между регионами России и развитыми странами Запада, принадлежа, скорее, мировой экономике, чем внутренней. Столица России превращается в «глобальный город» («globalcity»), что, по мнению авторов, соответствует замыслам московской администрации. По наблюдению одного из авторов, схема Москвы напоминает по своему рисунку спрута. В этом образе – фрагменте постсоветской «ментальной карты» — выражается отношение к ней россиян, ведь, согласно статистическим данным, средний доход москвича составляет 376% дохода среднего россиянина; в Москве сосредоточена самая большая в России прослойка «среднего класса»: до 20% населения (в других городах-миллионерах — только 10%).
Управленческий ресурс остается решающим фактором развития как для малых городов Центральной России, так и для городов Сибири и Дальнего Востока, утверждают авторы, хотя постепенно экономическое значение городов современной России начинает постепенно одерживать верх над административным. Несмотря на противоречивость происходящих сегодня процессов, в том числе и на свойственные советской эпохе явления социально-экономической жизни, авторы оптимистично оценивают перспективы российского города включиться в постиндустриальное общество наравне с другими европейскими странами.
МайяЛавринович
Stadt und Öffentlichkeit in Ostmitteleuropa 1900-1939.
Beiträge zur Entstehung moderner Urbanität zwischen Berlin, Charkiv, Tallinn und Triest.
Hg. v. Andreas A. Hofmann und Anna Veronika Wendland. (Forschungen zur Geschichte und Kultur des östlichen Mitteleuropa. Band 14.)
Stuttgart. Franz Steiner Verlag, 2002. — 305 S.
Очередной, четырнадцатый по счету, том серии «Исследования по истории и культуре восточной Средней Европы» посвящен публичной жизни восточноевропейских городов в период от начала ХХ века до начала Первой мировой войны. По жанру это — стандартный академический сборник, составленный на основе материалов конференции. Однако и тематически, и методологически книга явно ориентирована на то, чтобы придать вполне кабинетному и даже весьма специальному историческому исследованию актуальное звучание. Это стремление сказывается прежде всего в формулировке темы.
Немецкий термин «Öffentlichkeit», вынесенный в заглавие, объединяет в себе такие значения, как «публичность», «общественная жизнь» и «общественное мнение». Проблема публичности не случайно стала в последние десятилетия одной из дежурных тем в немецких политических и гуманитарных дискуссиях. Она находится на пересечении нескольких разнородных дискурсов. Здесь сложно взаимодействуют публицистическая либеральная риторика, фразеология бесконечных рассуждений о смысле модерна и постмодерна и язык социологического и политического анализа феномена масс-медийных технологий. Авторы сборника, каждый по-своему, пытаются раздвинуть рамки применения понятия публичности и сделать его эффективным инструментом исторического исследования.
Основная задача сборника — выявить общее и специфическое в историческом и политическом развитии восточной Средней Европы с помощью анализа публичной жизни городов региона. Вполне понятно, что востребованность такого исследовательского проекта напрямую связана с поисками нового самоопределения единой Европы. В этом отношении восточная Средняя Европа, представляющая собой поле постоянного взаимодействия множества этнических и субэтнических общностей, — идеальный предмет для рефлексии по поводу того, как возможно многонациональное и мультикультурное единство вообще. Поэтому неудивительно, что узкоспециальные исследования по истории польских, чешских, украинских, прибалтийских городов оказываются формой осмысления современного процесса европейской интеграции.
Темы составивших книгу статей весьма разнообразны, однако можно четко выделить три проблемы, в той или иной степени волнующие всех авторов. Первая — это взаимодействие публичных институтов и политической власти. Главный парадокс этого взаимодействия заключается в том, что авторитарная форма власти вовсе не обязательно приводит к сужению сферы публичности, а демократизация отнюдь не всегда означает ее расширение. Наиболее ярко этот парадокс проиллюстрирован в статьях, посвященных организации публичного городского пространства. Так, Хартмут Хойферманн в статье «Топография власти: публичное пространство в процессе изменения общественной системы в центре Берлина» демонстрирует, как в кайзеровском, национал-социалистическом и коммунистическом Берлине происходит лишь перераспределение одних и тех же функций между различными видами публичных пространств, а Гвидо Хаусманн в очерке «Местная публичная жизнь и государственная власть при царском режиме: украинский город Харьков» показывает, что степень автономии публичных институтов от политических на локальном уровне часто намного выше, чем на общегосударственном.
Вторая общая проблема сборника — возможность и формы реализации культурно-национальной автономии тех или иных этнических групп при отсутствии национальных политических институтов. В статьях Дануты Бьенковской и Марии Каминьской «Сосуществование различных национальностей в предвоенной Лодзи с точки зрения лингвистики», Аннетт Штайнфюрер «Публичность, частная жизнь и городская интеграция: Чешские воспоминания о жизни в Брюнне до 1939 года», Ханны Кожиньской-Витт «Церемониальные ландшафты. На примере Кракова в XIX и начале XX века» и других исследуются формы выражения в городской публичной жизни национального самосознания доминирующей или маргинальной этнической группы — городские шествия и праздники, местная пресса, деятельность городских союзов и общественных организаций. Примечательно, что в большинстве материалов сборника подчеркивается: механизмы гласности и публичности отнюдь не всегда способствуют диалогу, но, напротив, могут служить катализатором межэтнических конфликтов, причем этот эффект особенно силен именно на локальном уровне. Блестящей иллюстрацией этого тезиса является яркая статья Анны-Вероники Вендланд «Сосед как предатель», посвященная межнациональной коммуникации на уровне «малых публичных институтов» (соседские сообщества, кафе и кинотеатры, приемные учреждений местной администрации и так далее) в Лемберге (Львове) в период с 1914 по 1939 год.
Третья проблема, затронутая в книге, — соотношение традиции и модернизации в публичной жизни. Практически во всех статьях в явной или скрытой форме содержится полемика с расхожим мнением об общем политическом отставании восточной Средней Европы от Западной. В статьях Рюдигера Риттера «Музыка и музыкальная жизнь в Варшаве и Вильно до и после Первой мировой войны», Андреаса Фюльберта «Городское планирование как предмет публичного дискурса в столицах Балтии в период между двумя войнами», Андреаса Хофманна «Проблема имиджа антиметрополии: Лодзь 1900/1930» и других показано, что антитеза метрополия/провинция отнюдь не отражает динамику общественной модернизации. Тем самым авторы сборника дают понять, что у современного процесса европейской интеграции есть все еще недостаточно хорошо изученная предыстория.
Впрочем, следует отметить как несомненное достоинство книги отсутствие в ней безответственных широких обобщений. Каждый автор, как и положено историку, строго придерживается своего предмета. Поэтому самое интересное в статьях — не теории и не методологические построения, а факты. Они, как ни банально это звучит, зачастую говорят больше, чем любая концепция.
Петр Резвых
Europa-Handbuch
Aktualisierte Neuausgabe 2002.
Hrsg. Werner Weidenfeld.
Gütersloh: Verlag Bertelsmann Stiftung, 2002.—935 S.
Европа объединяется. Этот факт стал таким обыденным, что новая дисциплина «Европейские исследования», прежде выглядевшая экспериментальной, кажется, превращается в заботящуюся о своем реноме академическую рутину со сложившимися институтами, научными методами, теориями, дидактикой и учебными пособиями. Подготовленный совместно Центром прикладных политических исследований Мюнхенского университета, Фондом Бертельсмана и Центральным федеральным управлением политического образования ФРГ справочник, или, если перевести немецкое «Handbuch» более адекватно замыслу авторов, настольная книга «Европа» представляет одно из таких учебных пособий.
Самой сильной стороной книги и ее бесспорным достоинством являются обширная информативность и обезоруживающая фундаментальность. Авторам удалось вместить в книгу все необходимые цифры, даты, ключевые имена, события, статистические таблицы и подробные хронологические схемы, описания бесчисленных документов, решений различных органов ЕС, дать подробную библиографию (к сожалению, без перечня ресурсов Интернета), отразить структуру институтов ЕС и объяснить, как формально функционирует их сложнейший и постоянно разрастающийся механизм. Информация сгруппирована тематически ясно, и ее несложно найти по оглавлению или указателям. Благодаря всему этому для тех, кто изучает современную Европу, эта книга может действительно стать настольной.
Название книги и ее содержание фиксируют в качестве устоявшегося семантическое тождество понятий «Европа» и «Европейский союз». Как бы непривычно это ни звучало и какой бы путаницей ни выглядело, многие европейцы видят в этом единственный фундамент, на котором может сформироваться так называемая «европейская идентичность», проблематичность которой подробно анализирует в своей статье «Европа — где она?» редактор книги В. Вайденфельд. Этот открывающий сборник текст можно назвать программным. По мнению автора, диффузность европейской идентичности — не роковой недостаток ментальности континента, но судьба Европы. Не будь она сложной и противоречивой, она не была бы и столь блистательной. Европа — это и нормативная, и географическая величина. Хотя границы Европы никогда не отличались точностью демаркации, нормативный базис в перипетиях европейской истории стал более отчетливым. Поэтому единая Европа — это нормативное единство.
Другие авторы книги иллюстрируют эту мысль на примере отдельных аспектов институционализированной европейской нормативности: политической (В. Вессельс) и правовой (Г. Николайзен) систем, федерализма (Р. Бибер) и границ компетенции органов ЕС (П.-Х. Мюллер-Граф), европейских партий (Т. Янсен) и лоббистских организаций (Г.-В. Платцер), экономики (В. фон Урф, Г. Дике, О. Хилленбранд, В. Дойблер), науки и техники (Р. Штурм), экологии (Д. Рот-Берендт, Д. Деткен), образования (И. Линзенман), безопасности (Ф. Алджиери), прав беженцев (К. Гузи, Г. Арнольд), меньшинств (Р. Хофман) и эмигрантов (Ш. Ангенендт). Жаль, что в книге не нашел отражения самый важный на сегодняшний день вопрос европейской политики, а именно процесс разработки и обсуждения будущей Европейской Конституции, что, несомненно, снижает актуальность издания, смело заявленную авторами в подзаголовке.
Х. Шульце подробно рассматривает другую составляющую современной европейской идентичности — представление о национальном государстве как исторически преходящем феномене, переставшем удовлетворять потребностям европейцев. На смену Европе национальных государств идет единая «многоэтажная» Европа, где национальный уровень — это лишь один из промежуточных этажей.
Как своеобразную иллюстрацию к статье Шульце можно рассматривать второй раздел книги, озаглавленный составителями «Мир государств Европы» и состоящий из 35 кратких обзоров современного политического развития «сегодняшних и будущих членов ЕС». Среди потенциальных членов ЕС анализируются не только Турция, Албания, Босния-Герцеговина, Румыния, Болгария, но также Швейцария и Норвегия. Обойдены вниманием Исландия и малые страны Европы: Фареры, Лихтенштейн, Сан-Марино, Андорра, Монако. Россия и Украина рассматриваются в одном ряду с США, Латинской Америкой, Африкой, Индией, Китаем и Японией лишь в шестом разделе, озаглавленном «Внешние связи Европы». Невнятность внешней политики ЕС прорисовывается в этом разделе в менее оптимистическом по сравнению со вторым разделом тоне, а все неудачи Европы благовидно списываются на партнеров. Так, перспективы отношений с Россией видятся автору статьи «ЕС и Россия» Маргарете Моммзен неопределенными, причем по вине России, ставшей для Европы примером политической нестабильности и непоследовательности. Ту же мысль высказывает в своей статье и министр иностранных дел Польши В. Бартошевский. Ватикану, Белоруссии, Молдавии, Сербии и Черногории не уделяется места ни в одном из разделов. По причинам, ставшим, видимо, уже настолько привычными, что их и объяснять-то не требуется, составители книги предпочитают упорно не замечать эти государства на карте Европы. Таковы странные метаморфозы неустранимого наследия старой европейской науки геополитики.
В книге встречаются поверхностные обобщения. Так, В. Вайденфельд именует европейское Средневековье «латинским» и «христианским», забывая о язычестве, арабской Испании, византийской Италии, еврейских кварталах, а Х. Шульце называет все европейские языки индоевропейскими. Эти недостатки были бы невинными, если бы дело ограничивалось историей и языкознанием. Однако многие европейцы, возможно, еще не успели забыть, какие далеко идущие политические выводы можно сделать из ошибок в трактовке истории или в языкознании.
Будущее Европы (седьмой раздел) видится авторам книги в превращении ЕС в норму для остального мира, или, по сути, в самый ходовой европейский товар современности, подробным техническим описанием которого, не лишенным рекламного восхваления достоинств, обещающих современному обществу успеха счастье и гарантии безопасности, и служит данная настольная книга.
Михаил Хорьков
[1] На данный момент федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ» принят Государственной Думой во втором чтении. Третье чтение запланировано на осень 2003 года.
[2] Имеется в виду пакет федеральных законов, включающий в себя новую редакцию ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ», изменения и дополнения к ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов РФ», а также изменения и дополнения к Бюджетному и Налоговому кодексам.
[3] См. с. 23-24.
[4] См. с. 102-107.
[5] Стихи о метро. Сборник литкружковцев Метростроя. М.: Гослитиздат, 1935. Под названием «Стихи о метро» рецензия О. Мандельштама вышла в воронежском журнале «Подъем». 1935. № 1. С. 129-131.
[6] Мандельштам О. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М., 1994. С. 269.
[7] Тут приходят на память и мандельштамовские восторги относительно утопии «Человек-масса» Эрнста Толлера.
[8] Исследовательский «бум» испытала на себе разве что архитектурная составляющая метрополитена.