Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2003
Со всех сторон слышны слова о социальной ответственности бизнеса. Если о чем-то говорят столь дружно и при этом понимающе кивают друг другу головой, то можно быть уверенным — наша мифология обогатилась еще одним интересным мифом. Поскольку он возник на наших глазах, то у нас есть чудесная возможность и посмотреть на него еще свеженьким, и попробовать это блюдо с пылу, с жару.
С чего все начиналось? В стране появились богатые люди, они чувствовали себя чрезвычайно неуютно, потому что, как известно, мирами правит не только жалость — мирами правит еще и зависть. Естественно, что богатые люди хотели хотя бы умерить степень зависти и ненависти. Они растерянно оглядывались по сторонам в поисках тех, кто смог бы оказать влияние на толпу. Возник спрос. И тут же возникло предложение. Кто бросился вперед с протянутой рукой, утверждая, что в другой руке у него дубина общественного мнения? Кто шантажировал богатых, ссылаясь на всенародную любовь к себе? Если вы помните, прежде всего это были актеры. Так возникла благотворительность.
Следующими очнулись журналисты. Их аргументация была проста и понятна: общенародная любовь с неба не сваливается, она сваливается с экрана телевизора и отчасти с газетных страниц. Успех в бизнесе довольно слабо связан с культурологическим багажом, но успешные бизнесмены вовсе не дураки. Они быстро признали, что шантаж журналистов более обоснован, чем шантаж актеров.
А умники? Умники вообще тяжелы на подъем. Сначала они растерянно слушали, как интеллигенцией называли певичек, эстрадных куплетистов и удачливых маляров. Потом они стали медленно закипать, вбирая потоки мыслей теледив обоих полов, берущих интервью друг у друга. Возникает впечатление, что сегодня мы уже тоже созреваем до того, чтобы сформулировать свои предложения бизнесу и начать заниматься действенным шантажом. В качестве первого шага умники и создали миф о социальной ответственности бизнеса. Умники, конечно, умеют формулировать. Не актеры все-таки и не журналисты.
Однако это все цветочки. Не надо заноситься. Наш рэкет — от актера до ученого — ничто по сравнению с рэкетом так называемых «властей». Помощь бедным, другие социальные программы, строительство храмов и дворцов спорта, прокладка дорог и пуск троллейбусных линий, оснащение школ компьютерами и т.д. и т.п. — и несть этому числа. Каждое выделение бизнесом средств на социальное обустройство населения и обеспечение его культурно-спортивного досуга сопровождается ростом благосостояния радетелей о возрастании социальной ответственности бизнеса. Вот где миф работает в режиме хорошо отлаженного механизма!
Смею утверждать, что социальная ответственность бизнеса состоит в том и только в том, что он должен быть успешным. Он должен инвестировать, расширяться, создавать новые рабочие места, повышать свои доходы и вообще способствовать росту благосостояния трудящихся. Все. Хватит с него. С этим бы справлялся, и нету других забот.
Я утрирую, но не очень. И кроме того, я не так уж плохо ко всему этому отношусь. Например, наш шантаж бизнеса проходит в условиях очень жесткой конкуренции, заставляет нас трудиться. Другое дело, что, может быть, мы не по адресу обращаемся, а потому слегка передергиваем карты. Широкого спроса на нашу продукцию нет.
А есть ли широкий спрос на продукцию управленцев и всякого рода муниципальных и государственных деятелей? Желают ли нуждающиеся трудящиеся в полной мере платить за услуги своих мэров и губернаторов и, следовательно, контролировать их деятельность?
Согласно теории общественного договора мы платим своими голосами и налогами за услуги, которые нам оказывают. Естественно, что мы внимательно следим за качеством приобретаемого продукта. Мы трудящиеся, а не халявщики. Мы требуем: за наши кровные денежки, за наши голоса давайте то, что положено, а не подсовывайте тухлятину. Они же нам отвечают: за те денежки, которые вы нам платите, ничего, кроме тухлятины, не полагается. Мы чешем затылки и либо раскошеливаемся, либо забираем свои голоса.
Такое поведение нормально, но вправду ли так мы себя ведем? Не уверен. Или же, прямо скажем, уверен в обратном. Мы ведем себя как халявщики, ждущие манны небесной, и не связываем ни наши голоса, ни наши налоги с качеством оказываемых «властью» услуг.
Вот так и ведут себя бизнесмены. Никакая это не социальная ответственность бизнеса, а нормальное поведение на политическом рынке. Поведение трудящихся, а не халявщиков.
Твердят о власти богатых. Но если народ хочет править, то он и должен править. Кто ему помешает? Да никто. Теоретически понятно, что такое демократия, а практически…
Демократия должна быть как можно более домашней. Тогда она ощущается, тогда человек живет в ней, а потому и разбирается, как говорится, в этом вопросе. Демократия должна быть удобна, как разношенный башмак. Тогда она комфортна вплоть до того, что ее и не замечаешь.
Новые башмаки жмут, и если предстоит долгий пеший путь, то человек предпочтет старые. «Я еще не готов к демократии. Как-нибудь потом разношу, а пока похожу в этих потрепанных».
Экономическая демократия — рынок — подчиняется тем же правилам. Что такое монополия, лучше всего понимаешь, когда в твоем микрорайоне один продовольственный магазин, а ты пенсионер и не склонен к долгим путешествиям.
Если разговор заходит о стране, о нации и других объективированных фантомах, то невольно заряжаешься каким-то горячечным пафосом и несешь что-то весьма слабо совместимое с собственной пользой. Но если беседа касается жилищно-коммунального хозяйства, городского транспорта, школы за углом и всех других жизненно важных институтов, то — откуда берется! — все разумно, все взвешенно в твоих рассуждениях. Конечно, тыкая в безобразия, можно и на крик сорваться, но это же совсем другого рода крик, чем крик о величии Российской империи. Это конструктивный крик, как теперь любят говорить.
В конструктивности этого крика величайшая надежда — надежда на возможность демократии и рынка. Как работает этот механизм?
Например, ты возмущен обслуживанием своего дома. — А от кого оно зависит? — От людей, нанятых какой-то конторой, а они воруют. — Что делать? Первый, недемократический и нерыночный выход: пусть соответствующее начальство их снимет и наймет других. — Опять воровать будут. — Будут. — Так заберите деньги, которые транжирит «начальство», скиньтесь между собой и наймите, кого хотите. Вон сколько народу просит работу. Наши не пойдут, так пойдут украинцы, молдаване, армяне, таджики.
Так возникает демократия, рынок и политкорректность.
От самого факта выборов в Думу ничего не возникает.
Прочная демократия там, где рынок существует на низовом уровне. Язык — это настоящий фашист — как сказал Ролан Барт, а задолго до него — Роман Якобсон. Это именно язык заставляет нас считать то, что ближе всего человеку, низовым уровнем, а всякие выдуманные благоглупости — высшим уровнем.
Что такое США? Это огромная коммунальная квартира. Люди собираются и решают свои дела, как считают нужным. Какова власть американского президента? Смотря где. Внутри страны она близка к нулю. Внутри какого-нибудь графства она просто равна нулю. Во внешней политике она огромна.
— Не лезь ты в наши дела, — говорит американец своему президенту, — мы в своих делах лучше тебя разберемся. Не надо нам умного президента, а то еще полезет что-то в нашей жизни улучшать. Пусть президент защищает нас от внешних бандитов.
Американский президент сходен по функциям с русским князем довладимирской поры. Он нанят обществом для защиты от враждебной окружающей среды.
А мэр? Кто такой мэр? Допустим, построили новый дом. Надо проложить к нему канализацию, газ и так далее, сами понимаете. Иначе как жить? А на пути — сквер, посаженный старыми жильцами из старых домов. Мэр — это человек, который должен найти оптимальное решение? Нет. Прежде всего, потому, что такого решения нет. Истина, как учил нас Хабермас, результат коммуникативного действия. Мэр — это тот, кто усадит за один стол жильцов старых домов, нового дома, а также газовиков и прочих коммунальщиков. Он выложит данные по бюджету района или городка и скажет: Ребята, договаривайтесь! В первый раз не договорятся. В десятый договорятся.
У каждой страны своя история. Страна с наиболее развитым местным самоуправлением — США. Доходных источников муниципалитетов вполне хватает для выполнения их расходных обязательств. Проблемы жизнеобеспечения решаются на самом возможном низком уровне. Эффективно? Тут, собственно, к гадалке не ходи — результаты налицо. Трудный путь Германии, где воспоминания о средневековой вольности городов стерты мучительным процессом объединения земель. Страна действительно федеративная. Земли обладают большой самостоятельностью, но города внутри земель бюджетно зависимы от субъектов федерации и удручающе уравнивающей системы трансфертов. Очень тяжело дается Германии экономическая демократия. А для бурного развития политической демократии мало. В политике уже обожглись, теперь умнее стали. Унитарная Франция, где только-только поднимает голову местное самоуправление, однако социалистической вялости предостаточно. Благополучная Щвейцария, в которой местные сообщества пошли на бой с полномочиями кантонов под лозунгом «нонцентрализма». Европа принимает хартию местного самоуправления и пытается перестроиться.
Хотя Россия тоже подписала эту хартию. И выкатила «пакет Козака», направленный на то, чтобы ликвидировать те нежно-зеленые ростки местного самоуправления, которые как чудо появились на родной почве. Обидно.
Съездил Козак в США. Не понял, как они там живут, без начальства фактически. Съездил в Германию. Оно понятней. А хоть бы спросил у немцев, они-то довольны своим местным самоуправлением?
Миф — это такая штука, от которой никуда не уйдешь, разоблачая один миф, мы подставляем на его место следующий. До конца осмыслить миф не удается. Но все-таки что-то о нем сказать можно.
Возникший на наших глазах миф о социальной ответственности бизнеса прежде всего вырос на благодатной почве нашего халявного сознания и нежелания «нагружать» себя властными функциями. То есть нежелания жить в демократическом обществе. Успешные бизнесмены не могут позволить себе нашу общую безответственность, как уже отмечалось. Вот так мы и слепили себе на скорую руку олигархов. Придумали хлесткое слово журналисты. Умники быстренько прикинули, какие бы функции всучить богатым людям, чтобы они за нас поработали. А теперь мы с полным правом — и к полному удовольствию «властей» — требуем от созданного фантома социальной ответственности. То есть им — социальная ответственность, а нам — халява.
В полном соответствии с доктриной экономического империализма заявляю: похороны местного самоуправления в нашей стране — это похороны надежд на осознание нашим народом сути демократии. И второе — безразличие нашей интеллектуальной элиты к этому черному делу, равно как и ее же повышенное внимание к социальной ответственности бизнеса, заставляет с прискорбием сообщить если еще не о кончине демократии, то о впадении ее в кому.