Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2003
Hasan Bülent Kahraman (р.1957) преподает политологию, историю искусства и эстетику в частном университете Сабанджы (Стамбул). Автор ряда книг по социологии и политологии на турецком языке. Его статьи регулярно публикуются в стамбульском журнале «Varlık».
Проблема интеллектуала — одна из главных проблем Турции, начиная с эпохи Танзимата*. Именно тогда четко обозначилась важная мутация османских интеллектуалов, под руководством которых происходило внедрение новых понятий в турецкую интеллектуальную жизнь. Стремление коренным образом изменить господствовавшую до того времени форму мышления, внутренне следующую эпистемологии Востока, необходимость вызволить страну из тех затруднений, в которых она оказалась, послужили главной причиной возникновения данной социальной группы. Это был мучительный путь, с которым связана привычка интеллектуала ниспровергать ценности окружающего его общества и, следовательно, быть в постоянном конфликте с его фундаментальными суждениями и предпочтениями — то, что интеллектуалы постоянно считают своей обязанностью и за что они несут историческую ответственность. Нововведения в османском обществе переживались и прививались нелегко. Главной причиной трудностей являлась непреодолимая разница между естественной траекторией общественных изменений и методами, предлагаемыми интеллектуалами в качестве спасительных рецептов.
В соответствии с веками исповедовавшейся в османском обществе точкой зрения главным условием его движения к благосостоянию являлся возврат к эпохе, воспринимавшейся как ушедшая «эпоха счастья». Таким образом, движение и развитие предполагало не эволюцию, а движение назад. Тем временем предлагаемый интеллектуалами новый подход предлагал отклониться от этого направления и двигаться по совершенно иному пути, при котором развитие должно было быть обращено в будущее.
Идея прогресса, движения, направленного в будущее, породила перспективу совершенно иного восприятия. В конце XIX века, а особенно в промежуток между 1889 и 1908 годами, освоение этой концепции привело в Турции к развитию совершенно нового образа суждений. Кардинальный переворот в общественном сознании образованного класса произвел позитивизм.
Этот новый способ видения, сформировавшийся после 1908 года, коренным образом повлиял на новейшую историю Турции и предопределил мощную трансформацию страны.
Знание о позитивизме, почерпнутое османскими интеллектуалами, находившимися в эмиграции во Франции, приоткрывало для них новые горизонты. Позитивизм в том виде, который очертил Огюст Конт, отрицал все, что предусматривалось и признавалось существовавшим дотоле порядком вещей, делая условием объяснения мира знание, непосредственно относящееся к самому этому миру. Конт определял позитивизм, прежде всего, как род религии. Далее, Конт придерживался эволюционистского взгляда на мир и утверждал, что общества неизбежно развиваются и трансформируются. Такой подход переносил понимание общества с оси настоящее-прошлое на ось настоящее-будущее. Однако важнее всего было то, что Конт предоставлял интеллектуалам полномочия изменять общество без каких бы то ни было условий и оговорок. Носители позитивного знания ставились в привилегированную позицию — им предстояло изменять мир. Это был большой шаг, узаконивавший лидирующее положение интеллектуалов.
Другим важным нововведением в османском обществе был секуляризм. Позитивизм означал объяснение мира с помощью знаний о самом мире, и он был важнейшим фактором, лежащим в основе процесса секуляризации, пусть даже их взаимосвязь не очевидна. Это новое явление в обществе, бывшем религиозным в течение сотен лет, создавало в нем драматический разлом, а интеллектуал воспринимался как его главная причина. Этот разлом символизировал начало принципиального и неустранимого противостояния между интеллектуалами и социальными группами традиционного общества.
Данный подход, именуемый Турецким Просвещением, который следовало бы правильнее определять как Турецкий модернизм, стал самым важным наследством для кемалистского движения в процессе модернизации страны.
Однако и сами интеллектуалы испытали внутренний раскол в результате радикального переворота кемалистов, которые в 1908 году еще были лишь составной частью более широкого процесса. То, что было усвоено младотурками на Западе и подразумевало лишь частичные реформы и трансформации, в среде кемалистов приобрело характер якобинства.
Кемализм являлся данью якобинству, якобинской попыткой изменить историю. Фундамент, подготовленный младотурками, сыграл в данном процессе важную роль. Однако младотурки действовали в соответствии с логикой, унаследованной от «новых османов». И согласно этой логике изменение общества предполагало не полную его перестройку, а лишь перемены, необходимые для продолжения существования этого общества. В то время как традиционное общество утверждало, что «для защиты сегодняшних условий общества нужно вернуться к тем основам, что существовали в прежние времена, то есть вернуться назад», «новые османы» всего лишь призывали «обратиться к будущему». Таким образом в числителе у них были реформы, однако в знаменателе сохранялась тенденция к сохранению существующей структуры общества. Этой модели, несмотря на всю свою революционность, следовали и младотурки. Первоочередной проблемой для них было сохранение Империи.
Такое понимание вопроса было фактором, способствовавшим, несмотря ни на что, сохранению связи общества со вновь сформировавшейся в период Танзимата интеллектуальной прослойкой. Ни Намык Кемаль, ни Ахмед Митхат не собирались утверждать новый тип человека, образ которого ими создавался, на ведущую роль в деле полного ниспровержения существующего порядка. Зия Гёкальп, имевший сильное влияние сперва на младотурков, затем на кемалистов, и сегодня в определенной степени сохраняющий свое значение, отвечая на важнейшие вопросы нового общественного слоя, всегда давал ответы, предусматривавшие компромисс с обществом.
Согласно Гёкальпу, субъект, возглавляющий историческое движение вперед, не обречен на односторонность. Гёкальп оставил лозунг, о котором впоследствии вспоминали только консервативные круги. В соответствии с ним человек, живущий в Турции, формируется под действием трех факторов, в результате чего он должен становиться одновременно человеком западной цивилизации, мусульманской уммы и турецкой нации. Таким образом, Гёкальп создал модель, за которую крепко ухватились кемалисты, которым, однако, впоследствии пришлось вести антиимпериалистическую войну и которые находились с Западом в постоянно напряженных отношениях.
Гёкальп развил критику цивилизации с позиции культуры, следуя линии Шиллера — Ницше — Зиммеля. Он утверждал, что цивилизация универсальна, а культура привязана к месту. Турция должна была воспринять цивилизацию с Запада, но сама выработать собственную культуру. Такая установка отвечала на широко обсуждавшийся в среде интеллектуалов вопрос: «В какой мере и до какой степени мы должны стать Западом?». Необходимость выработки местной оригинальной культуры подтолкнула интеллектуалов к поиску «синтеза» и открыла возможность спасения прежней культуры вместо полного отчуждения от нее.
Вестернизация была для общества острым вопросом. Она была проблемой и синдромом не только для Турции, но и для всех восточных обществ, которые начиная со второй половины XIX века вступили в той или иной мере в соприкосновение с Западом. Именно вестернизация была одним из основных элементов кемалистского якобинства. Младотурки умели держать Запад на определенном расстоянии. Кемалисты же были озабочены тем, чтобы завершить проект, брошенный младотурками на полдороге. Под этим подразумевалась вестернизация всех институтов и структур данного общества. Методом, следование которому должно было дать результат в этом направлении, стала идеология жесткой модернизации, без каких-либо компромиссов по отношению к старому. Централизация, полное определение места личности в общественной системе, инженерный характер общественных изменений, то есть продуманные и планомерные действия по обрыванию связей с прошлым, были параметрами жесткой доктринерской идеологии кемалистских реформ. Таким образом, процесс модернизации и соответствующая функция интеллектуалов, поначалу определяясь стремлением отыскать и построить образ будущего общества,постепенно трансформировались в дело формирования личности.Однако, прежде чем разобраться с этим, необходимо коснуться еще одного важного измерения кемалистского якобинства, а именно роли и функции армии.
Взаимодействие интеллектуалов и армии началось раньше 1908 года. Интеллектуалы, полагавшие, что в одиночку с предопределенной им ролью не справиться, еще до 1908 года заключили прочный союз с другим общественным элементом, являвшимся носителем позитивизма: с военными. Решение об этом было принято на съезде младотурок. Начиная с этого момента и до самого последнего времени этот союз продолжал оставаться крепким; с присоединением к нему бюрократии образовался «исторический блок», определявший судьбу Турции в Новейшее время. Этот же союз заложил непоколебимый фундамент кемалистского якобинства.
Таким образом, интеллектуалы по праву могут считаться вдохновителями и главной движущей силой турецкой модернизации. Характерными чертами этой модернизации является то, что направляется она узким кругом лиц, осуществляется сверху, является централизованной и отчуждающей. Эти ее черты означают полный разрыв с заветами интеллектуалов эпохи Танзимата, которые всегда старались оставаться в мире с основными ценностями общества.
Уже много лет существует мнение, что интеллектуалы в Турции оторваны от народа, чужды ему. Это утверждение, несущее в себе большую долю истины, является основанием для спора о том, является ли интеллектуал, как принято говорить в социологической литературе, «органичным» по отношению к культуре и традиции или нет. В этой связи необходимо констатировать, что занимающие центральные позиции в Турции интеллектуалы являются культурной и социальной группой, далекой от органических классовых отношений. Несмотря на то что интеллектуалы заявляют, что действуют во имя народа, — на деле их деятельность противостоит его чаяниям.
Этот исторический факт перестал быть таковым в 1950 году, когда к власти пришла вновь созданная массовая партия (Демократическая партия), противопоставившая себя центру (представленному Республиканской народной партией), и «историческому блоку» был нанесен первый мощный удар. Возникновение очень важного для понимания Новейшей истории Турции понятия «среды» наряду с этим движением положило начало новому процессу. Это движение отстаивало приоритет «народа» над армией, интеллектуалами и бюрократией и получило власть. Сутью этого движения было отрицание исторического прогрессизма, представленного «историческим блоком», наоборот, эта новая политическая сила воплощала, в широком смысле, консерватизм и даже традиционализм.
Новое движение, вступив в противостояние с «историческим блоком», попыталось преодолеть нарастающий конфликт и вытекающую из него напряженность, отыскав для этого легальную возможность. Она заключалась в обеспечении экономического подъема, технологического развития и роста общественного благосостояния. Если бы это дало конкретные результаты, «среда» могла бы сгладить свои противоречия с центром и получить общественную поддержку. Предпринятые шаги обеспечили нужный результат, и в связи с этим в Турции возник новый тип интеллектуала — «инженер-консерватор».
При посредстве сформировавшейся к 1950 году и пришедшей к власти группы инженеров-руководителей этот тип распространился по всей Турции и стал совершенно новым явлением турецкой социальной реальности. Дело в том, что Турция за длинный период господства идеологии модернизации так и не узнала по-настоящему двух вещей: либерализма и консерватизма. Теперь она имела дело с консерватизмом в легитимной оболочке технократии. До либерализма же было все еще далеко.
Однако период этот не был долгим. В 1960 году «исторический блок», состоящий из интеллектуалов, армии и бюрократии, взял политический реванш, свергнув власть, представлявшую «среду». Идеология модернизации, преодолев сопротивление интеллектуалов-традиционалистов еще раз, снова стала руководящей. Но джин был выпущен из бутылки. С этого момента напряженность между представляющими центр интеллектуалами и «средой» постоянно обнаруживает себя. Интересный поворот же заключался в том, что влияние «среды» через некоторое время привело к внутренним расколам в самом центре. Это стало очевидным при новом перевороте, произошедшем 12 марта 1971 года.
В новый период после военного переворота 1960 года «исторический блок» еще раз признал руководящую роль интеллектуалов. Однако сами интеллектуалы в этот момент претерпевали серьезную внутреннюю трансформацию. До того дня проявлявшие себя выразителями антидемократических тенденций и, при необходимости, избегавшие поисков каких-либо законных оснований для своих действий, интеллектуалы после 1960 года под влиянием «радикализации рабочего класса», проявившейся и на Западе, переходят на демократические позиции.
Это не было мгновенным событием. В сущности, новая конституция, разработанная под руководством интеллектуалов после переворота 1960 года, опиралась на централистскую и этатистскую логику. Вместе с тем, на первых же выборах после принятия новой конституции «исторический блок» снова потерпел поражение. Выборы 1965 года, как и в 1950 году, положили конец власти интеллектуалов. В этих условиях оставался один путь, и интеллектуалы по нему пошли. Это расчет на захват власти при помощи тайных структур и военной хунты. Как на Западе, так и на Востоке были живые примеры, которые можно было принять за образец. Арабский социализм создавался под влиянием кемализма. Теперь же самая важная партия, использовавшая эту модель, партия БААС, стала для Турции ориентиром. С другой стороны, особенно в молодежных кругах, симпатии завоевывала развивавшаяся на Западе марксистско-милитаристская модель.
Этот подход достиг своего пика в группе Авджиоглу, действовавшей в 1960-х и известной под именем «Ён харекети» («Движение направления»). «Ён» представлял эклектичную позицию, в которой уживались как демократические, так и этатистские элементы. Но важнее всего была вера «Ён харекети» в то, что к власти она может прийти при посредстве военной хунты. В это же время интеллектуалы, сознательно или бессознательно, соскальзывали к марксизму. В те годы сильный марксистский ветер гулял по всему миру. Быть интеллектуалом и быть левым означало почти одно и то же. Группы, пытавшиеся агитировать в данном направлении военных, плотно сотрудничали с марксистскими группами, в том числе подпольными.
Ожидаемая революция должна была произойти 9 марта 1971 года. Однако в армии в последнюю минуту возобладали кемалистско-националистические настроения. 12 марта произошел лишь внешне антиправительственный переворот, однако на деле это было выяснение отношений внутри армейских кругов, а также между армией и интеллектуалами. Хрустальное ядро треснуло. Армия решила, что исторический союз расторгнут, интеллектуалы предали армию, отождествив себя с «чуждыми идеологиями», и опустила на них «кувалду» (такое название получил комплекс действий военных против интеллектуалов в период переворота 12 марта).
Союз более не воссоздавался. За период с 1971 по 1980 год интеллектуалы продолжали повторять заученные уроки. В течение этого периода Турция переживала внутреннюю войну. Армия считала интеллектуалов виновниками этих событий. И в итоге, совершив новый переворот, наказала их жесточайшим образом. Однако затем Турция вступила в совершенно новую эпоху.
Впрочем, определить этот период и роль интеллектуалов в нем не так легко, как в предыдущие периоды. Это было время гораздо более широкого проявления гражданских тенденций. Итоги мероприятий в русле неолиберальной экономики, предполагавших уменьшение роли государства, имели не только экономическое значение. В противоположность предыдущим десятилетиям, когда государство (армия и бюрократия) всегда старалось продемонстрировать свою эффективность, теперь его активность пошла на убыль. Однако активность утратило не только государство. Новые теории модернизации и конкретные плоды этой модернизации в обществе придавали новому периоду устойчивость. При этом лидирующая общественная роль интеллектуалов, особая роль мыслящего субъекта сошла на нет.Таким образом, сбывалось предсказание Фукo. В то время как значение интеллектуалов, сформированных согласно логике позитивизма, в Турции падало, силу набирали новые явления, характерные для позднего модерна.
Данные явления можно рассмотреть в рамках двух понятий.
Одно из них — демократизация. Демократизация — один из важнейших для Турции процессов после 1980 года. Он особенно важен, если принять во внимание специфические условия турецкого общества. Дело в том, что период истории, который мы пытались кратко обобщить, показывает, что процесс модернизации Турции не опирался ни на либерализм, ни на демократические идеи. В этих условиях в период после 1980 года шел поиск путей перехода к гражданскому обществу, обозначалось стремление отодвинуть государство на второй план, зарождалось новое понимание общественной жизни, по-новому определялись положение и функция интеллектуалов.
В этот период самый важный элемент процесса демократизации возник из совсем неожиданного источника. Этим источником был развивающийся политический ислам. Политический ислам, как подчеркивают некоторые философы, набрал силу после 1980 года и явился отражением постмодернистских тенденций. После долгих поисков и опробования различных общественных механизмов «среда» наконец нашла для себя твердую социально-экономическую опору. Одним из главных моментов, определивших силу политического ислама в Турции, явилось обладание его адептами определенным капиталом. В связи с этим международная интеграция, которую позволило свободное обращение капиталов, принесла этим кругам возможность преодолеть традиционные для них рамки.
В итоге политический ислам, становясь силой, вырабатывающей новые требования, в то же время вызвал определенную эрозию основных понятий, отстаиваемых кемалистской доктриной. Так, понятие светскости перестало быть оправданием существования интеллектуалов и обоснованным аргументом в политической дискуссии. В связи с этим основные принципы позитивистского взгляда на мир также были поколеблены. Таким образом, окрепший в этот период и принесший указанные изменения политический ислам оказался в авангарде процесса освоения турецкой общественной мыслью одного важного понятия — понятия личности.
Личность — определяющее понятие конца 1980 и особенно 1990 годов. Оно завоевало актуальность как в связи с политическим исламом, так и в связи с курдским вопросом. Многие годы продолжавшаяся борьба снова поставила на повестку дня вопрос определения демократии. Другой составляющей данного процесса было всемирное признание прав человека. Политика признания личности в этот период воспринималась в связке с проблемой прав человека и демократией. Почва для изменений в обществе по данному вопросу готовилась еще в 1970-х. А Турция в тот период испытывала кризис в отношениях между центром и «средой». В то время как центр упорствовал в своих определениях и отстаивал созданную им жесткую конструкцию, ответная реакция, пробуждавшаяся в обществе, начала выражать себя в создании своих субкультур. Противостояние в вопросе о ношении тюрбана, требование признания курдской идентичности были составляющими этого процесса.
Невозможно преуменьшить влияние интеллектуалов в этот период. Однако нельзя утверждать и то, что процессы данного периода развивались только благодаря им. Такая ситуация вытекает из исторических особенностей существования интеллектуалов в Турции. Классический интеллектуал, сформировавшейся в обществе, весьма далеком от демократического, и, более того, породивший это недемократическое общество, теперь испытывал сильнейшее влияние идей, стоявших по ту сторону идеи государства-нации. Являясь постепенно уменьшающейся группой, классические интеллектуалы с развитием упомянутых процессов, с появлением новых общественных требований и новых социологических концепций чувствовали себя все более неуютно. В противоположность им другая группа, определяемая как «мусульманская интеллигенция», выдвинула претензии на свое собственное понимание мира. В этом смысле поколение, называемое поколением Второй республики, рассматривая некоторые вопросы, возможно, несколько поверхностно и паллиативно, все же сыграло важную роль в преодолении классических модернистских построений.
Итак, в Турции возникли новые социологические концепции, а в турецком обществе проявились существенные изменения. Неспособность классической идеологии модернизации концептуально освоить эти явления очевидна. Новая эпоха создает новые механизмы, востребует новые типы личности. Значение интеллектуалов в эту эпоху не стоит преуменьшать. Однако можно говорить и о том, что во всем мире влияние интеллектуалов падает, спектр их функций сокращается. Нынешний интеллектуал — актер, исполняющий свою роль в деле преодоления антидемократических тенденций в разных мировых регионах. Однако признать за ним главную роль сегодня очень затруднительно. Весьма полезно осознать, что это естественно и даже неизбежно в период, когда на поверхность вышло такое явление, как гражданская самоорганизация, особую важность получили горизонтальные общественные связи, а вместо механизмов исполнения решений господствующее положение завоевали механизмы участия в принятии решений. Интеллектуалы в Турции находятся сегодня именно в такой ситуации. Несомненно, что они будут чувствовать себя полезными и счастливыми в той мере, в которой осознают эту реальность, и останутся невостребованными и пессимистически настроенными в той мере, в какой ее не примут.
Перевод с турецкого Леонида Бахревского