Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2002
ИСЛАМ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (законодательные акты, описания, статистика)
Составитель и автор вводной статьи, комментариев и приложений Д. Ю. Арапов
М.: ИКЦ “Академкнига”, 2001. — 367 с.
Рецензируемый сборник — одна из наиболее удачных попыток публикации цельного тематического комплекса источников по истории ислама и отношений между государством и исламом в России.
В книге в хронологическом порядке опубликовано 124 документа — законы, официальные правительственные указы, распоряжения, постановления, духовные, военные и иные уставы, образцы присяги мусульман-военнослужащих российской армии. Все документы распределены по трем разделам.
Документы первого раздела (№№ 1—111), хронологически охватывающие период с 1649 по 1905 годы, выбраны из “Полного собрания законов Российской Империи” (ПСЗ РИ). Документы второго раздела извлечены из “Свода законов Российской Империи”. Публикуемые в данном сборнике документы охватывают период с 1892 по 1914 год. В третьем разделе сборника представлены три документа, характеризующие положение мусульман в российской армии.
В специальном разделе публикуется работа С.Г. Рыбакова “Устройство и нужды управления духовными делами мусульман России”, подготовленная им в 1917 году. В качестве приложений к данному разделу включены один из спорных текстов, приписываемых муфтию Абдулвахиду Сулейманову (док. № I), обзор материального положения мусульман-чиновников и офицеров, духовных лиц и служащих духовных управлений в XIX—XX веках, статистические сведения о российских мусульманах по материалам всероссийской переписи 1897 года, биографическая справка о С.Г. Рыбакове, список его основных работ, служебные записки С.Г. Рыбакова из фонда Департамента духовных дел иностранных исповеданий Российского государственного исторического архива, литература о самом С.Г. Рыбакове. Составитель счел нужным включить в сборник также статью И. Гаспринского “Русское мусульманство”, не раз переиздававшуюся в 90-е годы прошлого века.
Книга снабжена необходимым научно-справочным аппаратом, включающим в себя словарь мусульманских терминов, библиографию, указатели имен и географических названий.
В вводной статье “Ислам в Российской империи” Д.Ю. Арапов дает краткий исторический экскурс в историю взаимоотношений между российским государством и его подданными — мусульманами.
Наиболее сложными для мусульман, как и для многих “инородцев” России, оказались вторая половина XVI и первая половина XVIII веков. Насильственная христианизация татар, подавление башкирских восстаний, предоставление льгот иноверцам, “воспринявшим святое крещение”, не привели к конфессиональному единообразию страны. Напротив, исламский фактор стал в России ощутимой реальностью, особенно в период пугачевского восстания, происходившего на фоне реализации “восточной политики”. Войны России с Османской Турцией в XVIII веке и наличие бунтующего мусульманского населения внутри страны делали небезопасным противостояние государства и ислама. Арапов совершенно справедливо отмечает, что “реализация принципа веротерпимости была стимулирована внешними событиями того времени”.
Первой попыткой урегулировать отношения между государством и исламом стал указ Синода “О терпимости всех вероисповеданий” (документ № 6), выражавший стремление Екатерины II достичь “любви, тишины и согласия” между ее подданными. Официальное признание ислама как дозволяемой, но строго контролируемой религии последовало в 1788 году, когда по именному указу Екатерины II в Уфе был учрежден орган управления делами российских мусульман — Оренбургское Магометанского закона Духовное собрание. Составитель включает в сборник целую серию именных указов 1788—1793 годов, регламентировавших статус, имущественные права и функции уфимского муфтия и выборных мулл (док. №№ 11, 12, 13, 14, 16, 17, 18). Среди них особый интерес представляет указ от 26 января 1793 года “О дозволении Магометанского закона Муфтию Мухамет-Джану Гусейнову и потомству его покупать порозжие земли у Башкирцов…”, который положил начало земельным спорам между башкирами-вотчинниками и мусульманским указным духовенством.
В XIX веке общество шаг за шагом приближалось к признанию равноправия православного и мусульманского населения, отказываясь от мелочной регламентации всех сторон повседневной жизни мусульман. За свободой отправления религиозных обрядов, внутреннего устройства жизни мусульманской общины следует право выбора фасадов при строительстве мечетей, самостоятельного распоряжения вакуфным имуществом. Мусульмане наравне с православными служат в регулярной армии, получают правительственные награды, государственные пенсии. Издается ряд указов и законопроектов, регулирующих государственно-исламские отношения, создаются специальные органы по управлению духовными делами народов России. Законы этого периода отражают картину расселения мусульман в “великоросских губерниях” и других регионах Российской империи — в Поволжье, на Урале, на Северном Кавказе и в Закавказье, в Крыму, Средней Азии, в Литовском княжестве, Санкт-Петербурге (док. №№ 8, 10, 19, 20, 26, 31, 35, 37); реальное положение мусульманской общины, внутренняя жизнь которой — от семейных отношений и нравственного воспитания вплоть до избрания мулл — регулировалась российским законодательством (док. №№ 18, 33, 39, 42, 50, 61, 89); а также процесс инкорпорации мусульманской элиты в российское служилое сословие, выработки общих классовых интересов русского и инородческого дворянства (док. №№ 12, 14, 22, 31, 38, 43, 44, 52, 67, 70, 83).
Сборник отличается тщательной, очень добросовестной подборкой документов, характеризующих жизнь мусульман в России. Вместе с тем правовой статус, гражданские права мусульман или их ограничение по религиозному признаку могли бы быть нагляднее описаны, если бы были расширены и хронология, и база источников.
Россия становится многоконфессиональным государством с середины XVI века, и уже тогда в орбиту российского законодательства входят мусульмане. Однако автор-составитель начинает отсчет отношений между государством и исламом с момента их фиксации в Соборном Уложении 1649 года. Не вполне обоснованно подборка правовых норм заканчивается Законом о веротерпимости от 17 апреля 1905 года. Действительно, с началом первой русской революции указы о веротерпимости 1905 года (их несколько) вернули в ислам тысячи насильственно крещенных. В Гос. Думу были внесены проекты законов о вероисповеданиях, здесь активно работала мусульманская фракция депутатов. Но лишь летом 1917 года Временным правительством был принят, наконец, закон о свободе совести. Этот закон гарантировал свободу совести и равенство всех исповеданий, чем кардинально отличался от указов 1905 года и более ранних. И хотя он не ставил вопроса об отделении церкви от государства, именно им логически завершается предшествующий период в развитии отношений между исламом и государством.
Логично было бы расширить и документальную базу публикации, добавить документы из “Законодательных актов переходного времени (1904—1908 гг.)”, изданных в 1909 году, и “Законодательства эпохи буржуазно-демократических революций” (девятого тома издания “Российское законодательство X—XX веков”). Это увеличило бы информационную ценность рецензируемого издания.
Айслу Юнусова
СУДЬБЫ ИСЛАМА В РОССИИ: ИСТОРИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Р.Г. Абдулатипов
М.: Мысль, 2002. — 317 с.
Просвещенный гражданин о просвещенном исламе для просвещенных сограждан — так можно коротко охарактеризовать новую книгу известного российского философа Рамазана Гаджимурадовича Абдулатипова. Сквозь всю книгу красной нитью проходит одна мысль: невежество — причина наших бед.
В последнее время издана целая серия работ по истории и современному состоянию ислама практически во всех регионах России и странах СНГ. Российский ислам буквально просканирован с юга на север и с востока на запад, исследованы история его распространения и функционирования, все его национальные и региональные особенности, присущие мусульманским общинам Татарстана, Башкортостана, Чувашии, Поволжья, Сибири, Москвы, Крыма, Кавказа, России в целом, Центральной Азии. Книга Р.Г. Абдулатипова дает убедительное по своей структуре философское осмысление исторической судьбы ислама в многонациональной и многоконфессиональной России.
Автор осознает, что сегодня, когда во всем мире стремительно нарастают исламофобия и антиисламские настроения, трудно убедить читателя в необходимости “отделить суть мировых религий от исторических обстоятельств”. Тем не менее, он последовательно проводит мысль о том, что “Бог не благословляет зло. Только добро. И добродетель — это критерий служения Богу любого человека, любой религии”. Поэтому, — считает автор, — прежде чем говорить о политическом, радикальном, экстремистском исламе, следует осмыслить духовную, философскую суть этой религии.
Философское постижение ислама — задача непростая, хотя бы потому, что требует желания постичь его. “Для меня интересен ислам как часть духовного опыта человечества, философской мысли, человеческой нравственности”, — пишет Абдулатипов. Но не пытаясь лукавить, он признается далее: “Я вырос в мусульманской советской семье, где ислам и марксизм соседствовали друг с другом. Ислам был для меня всегда не только религией. С его помощью я искал смысл жизни и истину. Он был для меня философией”. Таким образом, читателю ясны религиозно-философские ориентиры автора, и его стремление постичь ислам не вызывает вопросов.
Но захотят ли постичь ислам те, кто воспитывался в другой системе ценностей, кто имеет другие религиозные пристрастия? Здесь все зависит от гражданской позиции человека. Для Абдулатипова равнозначны нравственные ценности христианства, ислама, буддизма, так же как и ценности интернационализма или мультикультурализма. Все это — его духовная среда: среда просвещенного человека, гражданина, патриота и интернационалиста. С этих позиций он и пытается говорить об исламе.
В очень свободной, я бы сказала — неакадемической — манере автор излагает свои рассуждения о соотношении христианских (православных) и мусульманских духовных ценностей, схожих принципах социальной организации православной и мусульманской общин, роли религиозных воззрений в формировании нравственных установок у народов, исповедующих христианство и ислам. Автор подчеркивает и общность исторической судьбы народов России. Ислам в российском государстве исторически связан с судьбой русского народа и православия. “Россия одна, — пишет он, — но вера, культуры, языки могут быть разные” и при этом “… сущее и сущностное в нас объединяет нас как граждан единого социума, государства”, следовательно, всем нам “надо быть духовнее, нравственнее, веротерпимее”. “Святая Русь будет еще более святой, если к молитвам православных и других верующих присоединятся и молитвы мусульман”, — так заключает Абдулатипов четвертую главу под названием “Ислам в истории России”.
Обращаясь к современности, автор не может избежать проблемы равенства религий и народов, их исповедующих. Он справедливо отмечает, что проблемы исламской уммы России во многом порождены самими мусульманами, имея в виду раскол муфтиатов, соперничество мусульманских лидеров, этнизацию духовной жизни мусульман в национальных регионах. Одной из причин слабости сегодняшней мусульманской общины России, ее разобщенности можно назвать отделение церкви от государства, осуществленное без учета исламской традиции единства светской и религиозной жизни, что привело к проникновению в ослабленную исламскую умму различного рода сект. Зачастую власти при решении важных социальных и даже политических проблем проводят консультации с представителями только Русской православной церкви. Неравенство конфессий может дать повод для поиска государственных механизмов решения проблем исламской уммы, то есть к политизации и огосударствлению ислама. В многонациональной и многоконфессиональной России демонстрируемые властями религиозные симпатии и предпочтения могут обернуться серьезными политическими проблемами.
Сам автор отстаивает религиозный плюрализм и свободу убеждений. “Главное для меня, чтобы человек был разумный, философски рассуждающий, чтобы он был справедлив и совестлив. Пусть он будет любой религии. Пусть даже атеист”, — пишет он. Отстаивая принципы равенства религий в России, автор тем не менее сам склонен делить религии на традиционные и нетрадиционные, местные и иностранные, организованные в “религиозные общины” и “секты”. Подобный подход к религиям характерен сегодня и для многих российских религиоведов, которые игнорируют правовой (юридической) аспект проблемы, вытекающий из норм международного права и российского законодательства. Закон о свободе совести не предусматривает такого понятия, как “секта” или “нетрадиционные религиозные организации”. Подобные формулировки обычно исходят из лона православия и ислама, из уст приверженцев того или иного вероучения, и они, по сути, игнорируют право на любые другие религиозные и внерелигиозные убеждения. К сожалению, в этом вопросе автор-ученый и автор-политик уступает автору-верующему.
Большую озабоченность проявляет Рамазан Абдулатипов по поводу изменений и колебаний внешнеполитического курса России на Ближнем Востоке. Являясь председателем Российско-арабской межпарламентской группы, автор не раз посещал Египет, Иорданию, Иран, Сирию, Саудовскую Аравию, Эмираты и Кувейт. Богатый практический опыт межгосударственного общения и не менее богатая эрудиция позволяют автору взвешенно оценивать исторические итоги сотрудничества с ближневосточными странами и говорить об ошибочности односторонней ориентации на Запад.
В Заключении Рамазан Гаджимурадович признается, что при написании книги ему “трудно было отойти от пульсирующего состояния нашего общества”. Тем книга и актуальна. Живость мышления автора, оригинальность примеров и заключений подстегивает сознание читателя и заставляет его сопереживать. А сопереживание — первый шаг к просвещению и постижению ислама.
А. Ю.
ИСЛАМ В ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВОГО КАЗАХСТАНА (историко-культурологическое исследование)
Нуртазина Н.Д.
Алматы: Фараб, 2000. — 312 с.
“Бог своим провидением сделал так, что волна за волной, поколение за поколением тюрки будут приходить в мусульманский мир, чтобы не дать старым привычкам к вялости и спокойной жизни снова укрепиться среди мусульман”, — эти слова арабского историка Ибн Халдуна могут быть отправной точкой в постижении смысла “кочевого ислама”. Именно о нем идет речь в книге Назиры Даутбековны Нуртазиной.
Книга состоит из четырех глав, каждая из которых представляет собой целостный и самостоятельный историко-культурологический или историко-политический сюжет, самостоятельную исследовательскую проблему: Предпосылки исламизации, Становление тюркоисламского синтеза, Ислам в политике степных правителей (от Золотой Орды до Казахского ханства), Ислам и традиционная казахская культура.
Предпосылки исламизации тюркских народов автор рассматривает с точки зрения не только логики исторического процесса, но и эволюции сознания, “торжества Логоса над мифом”. При этом, отмечает Назира Даутбековна, исламу в Степи предшествовали монотеистические воззрения, представлявшие собой результат культурного синкретизма умеренного монотеизма тенгранцев, зороастризма, манихейства и религий Китая.
Исламизация тюрков-кочевников продолжает отмеченные в древности взаимные связи и взаимное влияние Турана и Ирана — мира кочевников-скотоводов и мира оседлых земледельцев. Центральная Азия, — пишет автор, — еще до исламизации представляла собой культурно-историческую целостность, единую социально-экономическую и духовно-культурную систему, в которой кочевая степь и обрамляющие ее с юга оседлые области были подобны частям единого живого организма. При этом автор подчеркивает: “Чистое”, независимое кочевничество — это абстракция, его никогда не было в истории.
Тем не менее, распространение ислама в Центральной Азии сопровождалось цивилизационными конфликтами, или, как пишет автор, мусульмано-китайским противостоянием. Последняя формулировка — смешение этнической и конфессиональной идентичностей — несколько выходит за рамки в целом логичного повествования.
В книге подробно анализируются составляющие синтеза доисламской и исламской культур тюркского мира. Одним из примеров этой синкретической культуры был Абунаср аль-Фараби, сочетавший в себе арабскую ученость и тюркский менталитет. Автор уделяет должное внимание вопросу влияния саманидской культуры на формирование тюркской интеллектуальной элиты средневековья — аль-Фараби, Баласагуни, Кашгари. В то же время Нуртазина справедливо отмечает, что большинство ученых недооценивают или неверно трактуют обратное влияние тюрков Казахстана на государство Саманидов, хотя бы в сфере развития воинского искусства, военной политики и политической истории.
Суфизм. Редкое исследование по проблемам ислама обходится без того, чтобы не затронуть эту весьма тонкую материю. “Я ни разу не встречал ни одного кочевника, который бы оставался равнодушным при встрече с босоногим дервишем”, — приводит высказывание А. Вамбери автор. Казахстан, — считает она, — тяготеет к суфийской версии ислама, адекватной психологии кочевника с его созерцательностью, внутренним озарением. “В характере тюрка-кочевника уже от природы много суфийского, — пишет Нуртазина. Главное, — он не привязан к земле, его странствования символизируют внутренний поиск, трансцендирование по отношению к повседневности, суфия и воина-номада объединяет ориентация на высокие идеалы”.
Один из наиболее интересных периодов истории Степи — век Чингис-хана. Исламский, уже устоявшийся, мир кочевника испытал огромное потрясение от нашествия кочевников-монголов. Осмыслить по-настоящему последствия завоеваний Чингис-хана можно, — считает автор, — только “исходя из идеи общности традиций тюрков и монголов”, а не противопоставляя их. Монголы, — добавляет она, — изменили лишь политическую систему, не затронув основных параметров этнической, в целом же сохранился общий этноним “кыпчак”, как сохранилось и этническое самосознание. “Нет оснований, — пишет Нуртазина, — преувеличивать этнокультурные и политические последствия монгольских завоеваний для Казахстана, коренных изменений в образе жизни, в языке и культуре не произошло”. Далее следует и более категоричное высказывание о том, что само понятие “монгольская эпоха” некорректно по отношению к истории Казахстана, что далеко не бесспорно.
Интересен вопрос о связи монголов с исламом, Чингис-хана — с суфиями. Изречения Чингис-хана дают основание говорить о влиянии суфизма на императора, в частности, — считает автор, — такие как “Среди мирного населения будьте смирны, как малый теленок, а во время войны кидайтесь в бой, как голодный ястреб”. Правда, подобные мысли не чужды и даосскому мировоззрению.
Большую информативную ценность представляет последняя глава рецензируемой книги “Ислам и традиционная казахская культура”. Несколько удивляет в ней полное отсутствие сносок на этнографическое исследование В. Басилова, посвященное исламу у казахов, хотя часть главы называется “Историко-этнографические, лингвистические, фольклорные сведения о казахском исламе”.
Всецело отдаваясь так называемому “цивилизационному” подходу в интерпретации исторического прошлого, автор, на мой взгляд, несколько злоупотребляет выражениями типа “доиндустриальный период” в истории Казахстана, “доиндустриальная эпоха”, когда народы “были сильны не в науках, религии, ремеслах или торговле”, а в области военного дела и политического управления. Почему бы не говорить в таких случаях о “традиционном обществе” и, кроме того, не определиться с хронологическими границами?
В целом книга Назиры Даутбековны Нуртазиной, написанная на стыке религиоведения, философии и культурологии, дает объемное представление об истории исламской цивилизации в Казахстане и сопредельных регионах Центральной Азии в эпоху средневековья.
А.Ю.
ИСЛАМ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ
Под редакцией Алексея Малашенко и Марты Брилл Олкотт.
Московский Центр Карнеги. М.: Арт-Бизнес-Центр, 2001.
Политическое развитие бывших советских государств, в первую очередь в Центральной Азии, равно как и события на Ближнем Востоке, свидетельствуют о том, что ислам не только не утратил влияния на политику, но в этом отношении уже давно вышел за рамки одной лишь веры. В этой связи едва ли можно переоценить актуальность выхода в свет указанного сборника, в который вошли аналитические статьи специалистов по исламу из России и других государств СНГ. Неудивительно и то, что в первую очередь внимание авторов статей привлекла ситуация с распространением не только ислама как религии, но его экстремистских, ваххабитских ответвлений и сект в центральноазиатском и северокавказском регионах, а также в соседних государствах “дальнего зарубежья”.
Авторы сборника наглядно показывают, что российские институты власти внимательно наблюдают за степенью влияния исламского фактора на социально-политические процессы внутри России, равно как и за воздействием на россиян мусульманской культуры. При этом пресекаются практически любые попытки возвести такого рода влияние на государственный уровень. (Достаточно в этой связи вспомнить вынесенный в судебном порядке запрет женщинам-мусульманкам Татарстана фотографироваться на новый российский паспорт в платках.) Повышенное внимание госструктур к действиям радикальных исламистов на территории нашей страны обусловлено, в том числе, и широтой распространения этой религии; сегодня ислам исповедуют на Северном Кавказе, в Башкирии, Татарстане, Удмуртии, Республике Марий Эл, Сибири, в Москве, Санкт-Петербурге и многих других регионах Российской Федерации. (Этот факт, а также факторы, влияющие на распространение ислама в России, подробно исследованы в статье Константина Полякова “Влияние внешнего фактора на радикализацию ислама в России в 90-е годы ХХ века. (На примере арабских стран)”.) Здесь же следует отметить расширяющееся влияние мусульманской правовой культуры на современное развитие России и отдельно выделить причины этого процесса (что и сделал Леонид Сюкияйнен в своей статье “Найдется ли шариату место в российской правовой системе?”). Автор справедливо подчеркивает, что этот вид культуры становится все более актуальным для нынешней России прежде всего в силу внутренней логики ислама как универсальной системы, охватывающей как религиозную, так и мирскую жизнь. В качестве одной из важнейших составляющих сегодняшнее “пробуждение” ислама предполагает обращение к шариату, строгое следование которому является для мусульманина безошибочным критерием глубины его веры. Одним из очевидных последствий подобного пробуждения стало расширение влияния ислама на Северном Кавказе, где менее, чем за десять лет открылись сотни мечетей, десятки медресе, созданы шариатские суды и отделения суфийских братств, немалая часть колхозных земель была разделена на вакфы, тысячи людей совершили хадж (это развитие анализирует Владимир Бобровников в своей статье “Ислам на постсоветском Северном Кавказе (Дагестан): мифы и реалии”).
Несомненно, что существенным импульсом к распространению ортодоксального ислама стало стремление талибов расширить сферу его влияния путем выхода за пределы Афганистана, в первую очередь в бывшие советские среднеазиатские республики, а также Пакистан, где для этого уже существовала весьма благодатная почва — ведь именно в пуштунских районах Пакистана и зародилось само движение Талибан.
Здесь следует отметить опубликованные в сборнике аналитические статьи Александра Умнова “Талибан в исламском контексте”, Санобар Шерматовой “Исламский фактор в руках политических элит” и Саиданвара Шохуморова “Афганские талибы и Пакистан: от союза к разногласиям”. В основу своей ваххабитской концепции, призванной, по мнению талибов, завоевать главенствующие позиции среди мусульман центральноазиатских государств, было положено возрождение всеохватывающей роли ислама, доминирование его ведущей традиции над ведомыми направлениями, уничтожение (или, как минимум, ослабление) культа святых, утверждение патриархальных этических норм. Вместе с тем, проведенные в этом контексте рядом авторов сборника исследования свидетельствуют, что своей цели талибы не добились, хотя некоторое усиление влияния ислама и в какой-то степени распространение его ортодоксальных форм в Центральноазиатских странах наблюдаются. Об этом пишут в своих работах Сабит Жусупов (“Ислам в Казахстане: прошлое, настоящее и будущее во взаимоотношениях государства и религии”), Уран Ботобеков (“Внедрение идей партии Хизб ат-Тахрир ал-ислами на юге Киргизии”), Бахтияр Бабаджанов (“О деятельности Хизб ат-Тахрир ал-ислами в Узбекистане”), Музаффар Олимов и Саодат Олимова (“Политический ислам в современном Таджикистане”). Однако религиозно-политические различия между странами этого региона весьма значительны. Если в Таджикистане религиозные деятели полагают, что ислам в перспективе должен и может быть встроен в существующую политическую систему, и постепенно страна эволюционным путем превратится в исламское государство, то Казахстану, например, как полагают многие эксперты, религиозный экстремизм не грозит, поскольку не только радикальные религиозные лозунги, но и просто призывы обратиться к исламу не находят широкой поддержки у населения. Кроме того, специалисты полагают, что, несмотря на активность членов Хизб ат-Тахрир ал-ислами (“Партии исламского освобождения”) в Ферганской долине, у ее ваххабитских идей нет шансов на широкое распространение среди узбекского населения. Полагаю, что данный сборник статей еще долго может служить своего рода учебным пособием как по распространению ислама в России и государствах Центральной Азии, так и по его ортодоксальным ответвлениям.
Сергей Каменев
ТАЛИБЫ (религиозно-политический портрет)
Р.Р. Сикоев
Москва: ИВ РАН 2002.
В октябре этого года издательство “Наука” опубликовало монографию сотрудника Института востоковедения РАН Руслана Сикоева “Талибы”. С полной уверенностью можно сказать, что это одна из самых значительных по глубине анализа работ, рассматривающих движение “Талибан”.
Почти восемь лет феномен этого радикального исламского движения являлся объектом пристального внимания мирового сообщества. За 1996—2001 годы талибы сумели взять под свой контроль большую часть территории Афганистана и создать здесь свой “Исламский Эмират”.
Но даже после того, как движение “Талибан” оказалось разгромлено силами антитеррористической коалиции во главе с США и их афганскими союзниками, внимание к ним не уменьшилось. Несмотря на понесенные потери, талибы и боевики “Аль—Каиды” продолжают не только вести диверсионную борьбу на территории Афганистана, но и разрабатывают террористические операции в других странах. Их лидеры делают воинственные заявления о скором возвращении к власти.
В своей работе Р.Р. Сикоеву удалось показать характер и сущность движения “Талибан”. С полной уверенностью можно сказать, что его будут изучать и дальше.
Книга Р.Р. Сикоева “Талибы” выгодно отличается тем, что основана на глубоком научном анализе первоисточников — талибской прессы и официальных документов режима талибов, в работе критически использована иностранная научная литература.
Работа состоит из двух частей, содержащих соответственно шесть и пятнадцать глав. В первой части автор знакомит читателя с социальным происхождением талибов, их религиозными взглядами и этническим самосознанием. Здесь также рассказывается о причинах возникновения движения “Талибан” и внешних факторах, способствовавших его появлению. Поскольку движение в основном было представлено пуштунами, то огромную роль в появлении и развитии движения талибов сыграл Пакистан.
Во главу угла поставлен вопрос о религии — исламе. Мировоззрение талибов нельзя понять, не разобравшись в особенностях их теологии. Движение “Талибан” возникло на религиозной основе, инициаторами его были религиозные деятели и партии. В связи с этим автор в своей монографии обозначил ряд вопросов. И одним из первых стал вопрос: “Классический или синтетический это ислам?”. Опираясь на богатейшие первоисточники на языках пушту и дари, автор пришел к выводу, что талибы были приверженцами особой, синтетической формы ислама.
Во второй части, представляющей во многом новый взгляд на проблему талибов, рассматриваются основные проблемы их внутренней и внешней политики. Большое внимание автор уделил аспектам взаимоотношений талибов с Усамой бен Ладеном и влиянию, которое последний оказал на принявших его афганцев. Автор детально проанализировал причины взлета и падения талибов и сделал важные выводы, предостерегающие международное сообщество от заигрывания с радикальными мусульманскими группировками.
Книга написана динамично, хорошим литературным языком, читается легко. Научно-публицистический стиль, избранный автором, делает книгу доступной для широкого восприятия. Удачные эпиграфы помогают читателю быстро войти в тему каждой главы. Большой интерес представляет Приложение, в котором приводятся некоторые указы руководителя талибов муллы Мухаммада Омара. При анализе движения “Талибан” автор опирается на обширную классическую литературу по истории ислама, что позволяет глубже понять суть движения и смысл религиозно-политических акций талибов.
Заметим, что работа не содержит резких категорических оценок, она больше располагает к глубокому осмыслению, желанию найти собственные оценки и выводы. Она вносит большой вклад в афганистику и исламоведение, и актуальна прежде всего потому, что движение “Талибан” и подобные радикальные течения в исламе все еще продолжают действовать и создавать угрозу миру и безопасности каждого конкретного человека.
К сожалению, в работе встречаются опечатки и незначительные ошибки. Обидно, что книга вышла столь малым тиражом (300 экземпляров). На наш взгляд, она требует повторного переиздания, с учетом происшедших после ее публикации событий, которые нисколько не опровергают основных положений и выводов работы.
Владимир Москаленко