Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2002
Вроде бы не так давно, преддефолтным летом 1998, вышел первый номер “НЗ”, в котором в том числе была напечатана моя статья “Неоконченные разговоры”. В ней среди прочего шла речь о беспрецедентном с пятидесятых, если не с двадцатых, годов разрыве между поколениями, о психологической невозможности донести до современных студентов экзистенциальный опыт “семидесятника” на исходе века.
Это признание произвело удручающее впечатление на высоко ценимого мною исследователя и публициста Евгения Тоддеса. “А. Зорин “не нашелся, что ответить” студенту, полагавшему, что Бродского изучали в советских университетах, — возмутился он на страницах “НЗ” год спустя. — Но чего ж тут не найти, где подвох? [Следует обсценный фрагмент во внутренней речи внутреннего рецензента]. Кажется, наоборот, столь дремучее непонимание обязывает преподать урок. Однако носитель знания отступает и перед недорослем, и перед самим собой”. (1999, №5 (7), С. 39). Раздел статьи Е. Тоддеса, содержавший эту инвективу, выразительно назывался: “Всегда не готовы”. Наряду со мной, в капитулянтских настроениях был уличен и один из моих коллег по преподавательскому цеху, также публиковавшийся в “НЗ”.
Не возьмусь отвечать за коллегу, но думаю, что, если отбросить “обсценные фрагменты” и риторическую эмфазу, Е. Тоддес, в общем, прав. Разница между нашими позициями, однако, в том, что для него столкновение опыта советской жизни с реальностью свободы оказалось своего рода дидактическим материалом, “знанием”, упакованным для передачи, тогда как я ощущал это столкновение как проблему, причем прежде всего внутреннего характера. А быть ли “всегда готовым” или “всегда не готовым”, в конечном счете, вопрос личного выбора, отчасти детерминированного природным темпераментом.
Здесь мне вспоминается один эпизод времен моей юности, как кажется, позволяющий увидеть вопрос о “готовности” в несколько иной перспективе. Как-то в аспирантские годы, выходя из столовой Ленинской библиотеки, я увидел стоявшего в длинной очереди в библиотечный буфет Юрия Михайловича Лотмана. В ответ на мое приветствие Юрий Михайлович чуть отступил и сделал какие-то неопределенные движения обеими руками. Хорошо знакомый с семиотикой очереди, я с уверенностью истолковал его жест как приглашение занять место перед ним и приготовил ответ.
— Что нового в Москве? — совершенно неожиданно для меня спросил Лотман.
Увы, чрезмерно взволнованный предстоящим обменом репликами с великим ученым, я не успел среагировать на изменение направления разговора и ляпнул заготовленное:
— Спасибо, я уже пообедал.
— Хорошо, — понимающе кивнул Юрий Михайлович, не выказав ни малейшего удивления. — А еще что нового?
Так мне был преподан настоящий урок “готовности” к неожиданным поворотам, способности принимать вызов, свободы от преднайденных стереотипов. Усвоил ли я этот урок? В том давнем разговоре со студентом я, в отличие от Лотмана, не сумел найтись, но, по крайней мере, не стал потчевать своего собеседника пережеванными истинами. Велико ли достижение, не мне судить.
Как бы то ни было, на протяжении четырех с половиной лет “НЗ” предоставлял мне возможность в каждом номере делиться своим пониманием происходившего. Насколько это было в моих силах, я стремился сохранить свежий взгляд на события, не повторяться, не давать себе застыть в однажды избранной позе. За эти годы успели смениться век, тысячелетие, правление, многие сотрудники редакции, а главное — эпоха. Похоже, что избранный формат моего разговора с читателями журнала себя более или менее исчерпал.
Оговорюсь, что никаких внешних причин для подобного ощущения у меня нет. Просто “enough is enough”. В конце концов, каждый из нас накопил за жизнь свой запас соображений, который, сколь бы неприкосновенным он ни был, время от времени требует пополнения. Больше, как говорил любимый герой Лотмана, ничего не выжмешь из рассказа моего.