Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2002
О президентских выборах во Франции мы с друзьями-французами месяцами говорили столько, что тема приелась и я перестал следить за новостями. Даже дату забыл. Казалось, все ясно: во втором туре повязший по уши в финансовых и уголовных скандалах Жак Ширак не устоит перед сравнительно чистеньким социалистом Жоспеном. Многие не собирались голосовать вообще, другие хотели отдать свой голос за альтернативных левых кандидатов, заведомо не имеющих ни малейшего шанса. Просто чтобы плюнуть в лицо политической системе, не дающей, казалось бы, реального выбора. Ведь уже в прошлом году на референдум об ограничении президентского срока пришло так мало избирателей, что демократическое волеизъявление превратилось в фарс.
В те выходные у меня были другие заботы: 19 апреля вечером позвонила незнакомая еврейская мама и паническим голосом спросила, можно ли будет 20-го пустить ребенка в школу: в честь дня рождения Гитлера скинхеды объявили погром хуже царицынского. Успокоил ее, как мог, а сам приуныл: иностранцев убивают, евреи прячутся по домам — а реакции, казалось бы, все ждут только от власти? Суббота прошла неожиданно спокойно, но только благодаря заполонившей Москву милиции. На улице — ни одного кавказского лица.
А в воскресенье ночью, когда стали известны результаты выборов (националист Ле Пен прошел во второй тур), посыпались электронные письма — от знакомых русских парижан и от французов. Письмо “всем” (друзьям и случайным обитателям адресной книжки) пришло на смену политической листовке.
Когда эти строки выйдут из печати, второй тур будет уже позади. Его исход ясен — Ширак победит с большим перевесом. Но это уже не главное — революция во французской политической культуре произошла за эти несколько дней после первого тура. Циники стали борцами, апатичная молодежь встала на защиту демократии.
М.Г.
22 апреля
Письмо из Парижа.
Subject: Novosti iz fascistskoj Francii
Здравствуйте, друзья!
Короткое резюме того, что у нас тут творится в связи с президентскими выборами. Во-первых, хочу уточнить, что у нас шло два кандидата, относящих себя (совершенно официально) к крайне правым, а вовсе не к консерваторам, — Ле Пен и Мэгре, бывшая правая рука Ле Пена. Если сложить их голоса, то вместе они набрали больше всех остальных кандидатов, т.е. больше Ширака. Реально на этих выборах победил Национальный фронт, хоть и расколовшийся, слава богу. Третьим кандидатом была одна мадам, которая не решается отнести себя к “extreme right” в отличие от этих двух, она называет себя “консерватором”, но она абсолютно в духе Ле Пена. Главные пункты ее программы (пропечатанные) — запрещение абортов и гомосексуальных связей, “нет” эмиграции, ведущая роль церкви.
И если сложить голоса всех троих, то победили они еще и с перевесом.
Во Франции полный шок, я имею в виду у тех, “кто не”.
Вчера после оглашения результатов — полная паника, рыдания. (Я никогда не видела, чтоб на улицах из 10 человек шестеро заливались слезами. Париж — все же левый город, это не как Франция в целом — расистская вонючка.) Очень эмоциональный народ, все носовые платки исчезли из магазинов, не прошедшие кандидаты в зданиях своих партий плакали все как один, а им подвывали в камеры пришедшие их поддержать единоверцы.
Остальные плакали на улицах и перед экранами — как говорится, каждый о своем, но очень дружно. А в 11.30 вечера объявили демонстрацию “No pasara╢n”.
Пошли туда. Там уже не плакали, а пели, плясали и стучали всем и обо все — очень типичный для французов логический переход. Все же несколько сотен тысяч человек пришло, хоть и полночь. Сначала прошли весь положенный маршрут — все вперемешку, радикалы, зеленые, совершенно утершиеся соц-демы, коммуняки. (Да, потрясающая новость: компартия Франции впервые не набрала даже 5%, это французская ведь! — когда-то ведущая в Европе, оплот Коминтерна. А Жоспен, социалист и по совместительству премьер, так потрясен был результатами и тем, что Ле Пен его обошел, что со второго тура уходит со всех постов — и партийных, и государственных.)
Когда дошли до площади Республики, где был конец демонстрации, было уже около двух ночи, пошли стихийно к Елисейским полям, естественно, перекрыв собой движение по всему центру. Интереснейшая деталь — ни одного мента не было встречено за четыре часа марша через город, несмотря на то, что шли против движения, разметая немногочисленные, впрочем, машины (ночь все же) направо и налево. А по дороге там стоит статуя Жанны Д’Арк, позолоченная когда-то в 40-х нацистами, от которой отходят 1 и 9 мая традиционные шествия, 1-го — Ле Пена, а 9-го — всех остальных наци.
Левые радикалы залезли на золотую статую, отломали и стащили с нее венок, изукрасили плакатами и надписями. Пошли дальше. Дошли до площади Согласия, там все же американское посольство и еще кое-что, и стоял жиденький кордон ментов, ну просто смехотворный. И, несмотря на то что отдельными предприимчивыми участниками были разбиты окна ресторана “Максим” и вытащены запасы самого дорогущего французского шампанского (и немедленно распиты), менты так и не вмешались и никого даже не толкнули.
Только под конец пару шашек слезоточивого газа бросили, но как-то не в цель и вяло. Обычно несанкционированное шествие перегораживают сразу же.
Непонятное поведение ментов — еще одна загадка вчерашнего дня, ясно, что у них был такой приказ никого не трогать. Но может, они тоже плакали и были просто не в состоянии? Все время демонстрации участники подбадривали себя лозунгами: “Н. — как нацист, Ф. — как фашист, к черту, к черту Национальный Фронт”, “Ле Пен, сожми задницу (французское выражение, обозначающее крайнюю степень страха), мы приближаемся на страшной скорости” и “Ле Пен не пройдет, молодежь уже на улицах”, — все в рифму и очень лихо, что, правда, не вязалось с неподдельным мраком всего произошедшего и с тем, что у огромного количества участников на одежде было написано: “Сегодня мне стыдно, что я француз”, “Мне стыдно” и даже “Я плачу, плачьте и вы, Франция стала фашистской”.
Ваша А.К.
24 апреля
Письмо из Казахстана. Перевод с французского.
Subject: Pays de connards et de veaux [страна идиотов и телят]
Привет “европейцам” из СНГшной глуши!
Всю ночь на понедельник глаз не отрывала от телевизора. Вот как мне это видится из Казахстана:
a) издалека все это кажется неожиданным и непонятным. Я потеряла след Ле Пена в дебрях выборов в европарламент — и вдруг он вышел во второй тур президентских выборов. Что-то не так.
б) издалека Франция кажется идеальной страной, в которой все читали Руссо и Вольтера, поняли их и более того — поверили им. Отсюда трудность отдать себе отчет в том, что в этой стране все же на пять жителей приходится по меньшей мере один идиот, — мне уже кажется, что есть еще и такие предатели, которые выплывут только ко второму туру. Отсюда, впрочем, и удивление всех здешних: они-то думали, что мы — демократия. Да и вправду — красивый урок демократии: ведь при этом режиме ничто никогда не гарантировано навеки, надо бороться, чтобы сохранять хотя бы то немногое, чего мы уже добились. По крайней мере, так я завтра же все буду объяснять своим студентам — но, по-моему, надо было получше объяснить это французам.
в) издалека возникает ощущение беспомощности наблюдателя за заранее оркестрованной игрой — за кукольным театром, где непонятно, кто управляет марионетками. Надеюсь, что вы снова возьмете их в собственные руки.
М.Ф.
26 апреля
Письмо из Москвы. Перевод с французского
Subject: Deuil international [международный траур]
Всем привет.
После тревожной субботы в Москве — власти “отсоветовали” иностранцам выходить из дому в день рожденья Гитлера, — после субботнего дня, в который я твердила себе, что по крайней мере где-то там, далеко, у нас, никто не подвергается таким мучениям, — после этой гнилой субботы наступило отвратительное воскресенье, и теперь я уже не понимаю, где же моя страна. Возвращаться ли мне туда, и зачем — чтобы самой стать террористкой?
Некоторым я объяснила, почему я не способна голосовать за Ширака. Трое суток не сплю, мы тут выпили совершенно неразумное количество водки. Благодаря тем из вас, кто написал мне, я наверняка напялю перчатки, бронежилет и темные очки и, зажимая нос, пойду голосовать против этого одноглазого идиота, заставляя себя не писать на конверте “негодяй”. Но прошу вас — тех, кто будет во Франции во время парламентских выборов, — набросьтесь на этих недоумков, которым кажется, что у них в воскресенье есть более важные занятия, чем идти голосовать, которые из глубин своего самолюбия вещают о том, что “никто им не подходит, потому что никто на них не похож”. Скажите им, что эти люди — печальный диапазон того выбора, который нам предлагается, и что, если им это не нравится, пусть они сами предложат что-нибудь другое. А не голосовать на парламентских выборах — значит обеспечить Национальному фронту союз с голлистами, это значит, что мы сейчас проголосуем за президента, который создаст неофашистское правительство.
Всем пока. А.Ш.
28 апреля
Второе письмо из Парижа
Subject: Novosti-2
Здравствуйте, дорогие!
Продолжаю рассказ о парижских событиях.
Известно, что предвыборные кампании во Франции обычно проходят на районных рынках. Туда спешат в выходные за покупками жители города, и там их ждут пылкие речи, а иногда и колоритные перебранки между пропагандистами враждующих сторон. Плюрализм, одним словом. Фашисты не раз сталкивались на рынках с антифашистами, иногда дело кончалось и серьезными драками. Смысл таких стычек не только в физической расправе. Выдвигающиеся на выборы сторонники крайне правых идей стремятся придать себе легитимности и затушевать более соответствующий им образ нацистов со свастиками на нарукавниках. Но когда дело доходит до открытой конфронтации, то привычка берет свое: руки вскидываются в нацистском салюте, а порой (как было несколько месяцев назад) выхватывается и топор. Показать избирателям истинное лицо националистов, сорвать их предвыборные маски — уже большое дело.
Но в этом году нужный момент был все же упущен, и антифашисты, бросившиеся в первые же после выборов выходные на рынки, не встретили там своих оппонентов: задача Национального фронта теперь заключается в том, чтобы избежать каких бы то ни было эксцессов и предстать ко второму туру в белых одежках. А в рекламе недостатка и так нет! Все газеты и журналы украшены портретами Ле Пена и устрашающими и подогревающими страсти заголовками: “Шок”, “Паника” или просто “Нет!”. В телепередачах вытаскиваются на свет Божий старые пленки с Ле Пеном во всех видах — тех лет, когда на месте его отсутствующего глаза еще красовалась лихая пиратская повязка, тех, когда его партией начали осуществляться поставки вооруженных наемников в Африку, тех (уже совсем недавних), когда он счел нужным во всеуслышанье заявить, что расы делятся на полноценные и не очень, а гибель миллионов евреев — это незначительная деталь Второй мировой войны…
Приверженцам “Франции для французов” и их избраннику остается спокойно готовиться к маршу 1 мая, а пока, во избежание провокаций, просто не выходить на улицы и предоставить прессе шуметь за себя и во всеуслышание тиражировать их идеи.
Стихийные протесты антилепенистов, начавшись вечером 21 апреля, так и не прекратились, и, похоже, до 5 мая так и не прекратятся. Однако их пафос изменился. Устрашенные результатами первого тура, французы решили во что бы то ни стало сокрушить Ле Пена на втором этапе, а средство для этого осталось только одно: обеспечить Шираку убедительную победу. Независимо от Ле Пена и его популярности, необходимость эта для многих не из приятных.
Политика Ширака, очень малоэффективная, не только не удовлетворяет избирательское большинство, но и вызывает у многих полное возмущение. Громкие финансовые скандалы последних лет, связанные с его именем, позволяли некоторым предвкушать его поражение на выборах и потерю президентского иммунитета, так как это почти неминуемо привело бы его в зал суда, как минимум как свидетеля — а скорее всего, как подсудимого. Антирасистам, протестующим сейчас против Ле Пена, тоже есть что сказать по поводу Ширака. Практика узаконенных им жесточайших депортаций эмигрантов, десятки тысяч людей, оказавшихся во Франции на нелегальном положении (а соответственно — в тяжелейших социальных условиях), так же как и его знаменитое публичное высказывание о “вонючих обедах” эмигрантов, незаконно раздражающих носы истинных французов, вряд ли могли помочь ему получить голоса не поддавшегося шовинистической волне электората.
В субботу 27 апреля была объявлена общенациональная антилепеновская мобилизация. Более 200 тысяч человек вышли на улицы по всей Франции, чтобы выразить свой протест и… призвать идти голосовать. Конечно, не все демонстранты пришли с этой целью, но все же большинство плакатов призывало к выбору если не “за”, то “против”. Вспоминалась Россия 1996 года: “Голосуй, а то проиграешь!” — кричали тогда у нас. “Граждане, к урнам! Отечество в опасности!” — взывали испуганные французские демонстранты апреля 2002 года. Некоторые шли на хитрость. На их плакатах красовались резиновые перчатки, надев которые, предлагалось исполнить свой гражданский долг, а молодые “зеленые” даже раздавали прищепки для белья, чтобы заткнуть ими нос 5 мая: “Воняет, кто же спорит. Но голосовать надо!”.
Вот такая сейчас атмосфера.
Ваша А.К.
1 мая
Письмо из Бостона. Перевод с французского.
Subject: First of May
Миша, здравствуй!
Ты спрашивал, что я думаю о первом туре. Вот бостонские впечатления.
Часть французской и международной студенческой общины сегодня после обеда соберется перед французским консульством, чтобы протестовать против роста популярности крайне правых во Франции. Мы все живем в чужой стране, и чувство, которое все мы испытали в вечер выборов, — стыд перед всем остальным миром.
Большинство из нас, европейцев, приехав в Соединенные Штаты, поняли, что мы — прежде всего не французы, немцы или даже англичане, а европейцы. Глядя на американцев, начинаешь понимать, что у нас гораздо больше общего, чем разделяющего. Мы мечтаем о Европе, открытой для новых членов, в полной мере играющей роль гаранта свобод и права во всем мире, — Европе, решающейся посадить в тюрьму Милошевича, помогающей развитию бедных стран и уважающей ту окружающую среду, в которой будут жить следующие поколения.
Мечта о единстве, надежда на объединенную Европу, служащую образцом свободы и благосостояния для всего мира, — все это как-то обрушилось в связи с результатом первого тура французских выборов. Та Европа, о которой мы мечтаем, наверняка существует, ее институты строятся, но существует и другая Европа — о существовании которой мы знали, не подозревая, каковы ее размеры. 20% избирателей во второй по величине стране Западной Европы в воскресенье, 21 апреля, проголосовали за партию ненависти и обскурантизма, за национальную ограниченность. К этому надо добавить невероятный рейтинг троцкистской крайней левой, объединившей почти 10% голосов. Эта Франция боится самой себя, боится будущего, боится чужаков — словом, боится всего, что происходит за порогом ее дома.
Демонстрация перед французским консульством, которую я организую, естественно, является частью той огромной мобилизации против Ле Пена, которая проходит сейчас во Франции. Но по эту сторону Атлантического океана она приобретает еще и другой смысл — это способ показать американскому народу, что Европа не становится великой фашистской лабораторией и что нам, европейцам, стыдно за сдвиг вправо части наших сограждан. Нам стыдно, но мы не оставим наш континент, мы не отдадим его крайне правым.
2 мая
Ответ друзьям
Subject: From Moscow
Chers amis, дорогие друзья!
За последние полторы недели, с момента первого тура президентских выборов, я каждый день получаю письма, посвященные неожиданному взлету националиста Ле Пена. Каждый день по электронной почте приходят призывы бороться с фашистской угрозой, устрашающие сводки цитат из выступлений Ле Пена, отчеты из Парижа и реакции с разных концов планеты.
Для меня это событие было не меньшим шоком, чем для вас. Не потому, что я три года жил в Париже и, как и любой иностранец, чувствовал себя там как дома, — а потому, что проблема-то не французская, а общеевропейская. Российские друзья Ле Пена, непонятным образом завоевавшие здесь право именоваться “патриотами”, постоянно кричат о том, что Россия — не европейская страна. На самом деле события последних недель в очередной раз показали, что границы Европы проходят не по Уралу и не по восточному рубежу Европейского союза, а между теми, кто готов нести ответственность за будущее и защищать ближнего своего независимо от его цвета кожи и происхождения его родителей, — и теми, кто хочет возложить всю ответственность на “врагов нации” и готов передать всю власть вождю. Я отказываюсь включать в свое “мы” тех, кто сочувствует убийцам и расистам, пусть даже мы с ними родились в одной стране. И наоборот: смело говорю “мы” о нас с вами — независимо от родного языка и места проживания.
Ваши письма исполнены пафоса, непривычного для нашего циничного поколения, которое, казалось, давно разочаровалось — кто в постсоветских “реформах”, кто в отсутствии реального выбора в западноевропейских демократиях. А ведь именно этот цинизм привел к тому, что во Франции сегодня одна пятая избирателей смогла проголосовать за радикального националиста, а в столице России — прямо на улице при свете дня убивают людей за то, что у них смуглая кожа.
В эти дни самым распространенным типом анализа стало мышление по аналогии: результаты выборов в разных европейских странах — Франции, Австрии, Дании, России — сравниваются друг с другом, а при помощи термина “фашизм” ставится знак равенства между стремящимися к власти сегодняшними национал-популистами и европейскими диктатурами второй четверти XX века. Желание сравнить и сопоставить вполне понятно, но поспешные аналогии могут и помешать правильному пониманию происходящего. Совпадение во времени еще не позволяет говорить о “волнах” или общих тенденциях, и даже реального исторического родства (например, между режимом Виши и Национальным фронтом) недостаточно для отождествления двух политических явлений. Дело не в том, что сегодняшние крайне правые лучше своих предшественников, — но все же стоит разобраться в различиях, хотя бы для того, чтобы понять, как с ними бороться.
Одобряющие лепеновские ссылки на фашистское прошлое скрывают то, что идеология сегодняшних крайне правых большей частью перешла с открыто расистских на культуралистские позиции — новая правая и новые националисты говорят уже не о биологическом превосходстве белой расы, а о праве неких (вымышленных) культурных сообществ на автономное развитие. Одним словом, апартеид. Трагедия в том, что таким образом они лишь повторяют в гипертрофированной форме представление, ставшее после конца холодной войны практически господствующим, причем повсеместно, — о том, что мир состоит из неких внутренне однородных культурных блоков (сегодня эти химеры принято называть “цивилизациями”). В ситуации, когда дряхлеющей и редеющей Европе (от Тенерифе до Владивостока) не избежать притока молодых кормильцев из неевропейских стран, такая установка не может не привести к росту культурного шовинизма. Беда в том, что та самая новая Европа, которая, по замыслу ее сторонников, должна стать “примером для других”, как и любая конструкция подобного рода, зиждется на исключении всего не-“европейского”. Не было бы скандала с Ле Пеном — гитлеровское 20 апреля взяли бы как повод в очередной раз подчеркнуть принципиальную инакость России — к этому предрасполагает готовая культуралистская карта. А что уж тут говорить о странах Северной Африки, выходцы из которой (и их дети) наряду с некими туманными “глобалистами” сегодня — главная мишень Национального фронта? Педалирование инакости “других” позволяет националистам строить на этой инакости свои политические программы.
Националисты всех стран нашли формулу, которая позволяет им объединиться или по крайней мере сочувствовать друг другу. Мы должны противопоставить этому иную политическую культуру и найти новую формулу (хотя бы) европейского единства, независимого от готовых политических блоков. Может быть, шок от “фашистской весны” поможет нашему поколению преодолеть цинизм 90-х. Идите 5 мая голосовать, кто может, — но не довольствуйтесь этим.
А в Москву приезжайте, не бойтесь. Погода у нас не хуже, чем в Париже.
Ваш Миша