Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2002
Три последних лета я с сыновьями ездил — со вновь образовавшегося жирку — отдыхать в Турцию. Покуда дети ловили кайф, их родитель, чтобы не подохнуть с тоски, развлекался наблюдениями за отдыхающими. И соответствующими размышлениями. Отели были трехзвездочные (один считался аж “три с плюсом”), а подавляющее большинство отдыхающих — россияне. Такой расклад в сочетании с тягой к анализу и — одновременно — обобщениям спровоцировал думы о русском среднем классе. Тяга дополнительно стимулировалась сочетанием уже упомянутой тоски с изумлением: статистические данные по результатам обследования профессионального состава отдыхающих россиян, собранные мною в основном посредством наружного наблюдения и прослушивания (иногда невольного подслушивания) разговоров (иногда осведомителями выступали сыновья, которые между делом, вернее между бездельем, получали информацию по собственным каналам), свидетельствовали, что преобладающую и доминирующую часть российских граждан составляет братва и проститутки. Ниже предлагаются некоторые наблюдения и размышления о русском среднем классе (в дальнейшем РСК) — в том числе в более широком контексте, чем отдых в Турции.
Средний класс как социальная категория, определяемая материальным достатком (принятый международный критерий для определения этого самого класса), т.е. располагающаяся посередке воображаемой шкалы доходов населения, в случае РСК довольно трудно поддается корректному определению по причине некоторых свойств национального характера. Например, из-за перманентного сползания середки вниз — как “объективного” статистического показателя — в силу того, что объявляемые (в том числе и декларируемые) доходы практически всегда ниже реальных, часто намного. На это хроническое смещение работает, в числе прочих факторов, и самобытная привычка прибедняться, в силу которой очень высоко обеспеченные, по российским (и не только) меркам, люди объявляют и даже искренне считают себя людьми среднего достатка — хотя по образу жизни и стандартам потребления они куда ближе к западным богатым (на Западе скромность богатых, когда имеет место, выражается либо в реальном уровне потребления, либо, по меньшей мере, в стиле жизни — а не в прибеднении на словах). Но этих — “сползающих” в РСК сверху — на порядок (порядки?) меньше ползущих дальше вниз: люди со средним достатком весьма склонны репрезентировать себя как чуть ли не нищих. Они и правда сплошь и рядом так себя чувствуют: часто просто потому, что кто-то рядом богаче. Также и повсеместное — уже вполне сознательное — сокрытие реальных доходов с целью ухода от уплаты налогов способствует формированию не только некорректной статистики, но и “ложного” социального, в том числе и классового, самочувствия. Что уж говорить о наличии как статистического, так и ментального “сдвига” в случае хронических правонарушителей (взяточники, например) либо профессиональных: и те и другие обеспечивают себе “средний достаток” как раз постоянными преступлениями закона. Составляя значительную часть трудоспособного населения страны, они при этом не засвечены ни в каких анкетах (ну, по крайней мере тех, что попадались на глаза), либо сводках Госкомстата (или как он теперь называется). Именно поэтому, кстати, турецкие отели средней звездочности более точно, как представляется, отражают реальный “расклад сил” в РСК, чем всевозможные статистические результаты социологических обследований на базе анкетирования.
Также по причинам самобытного свойства существует и некий психо-морально-этический (отчасти даже эстетический) барьер, затрудняющий идентификацию себя с любым средним. Середина ведь у нас только называется золотой, а считается — серой. Однако я уже слишком много писал о национальном отвращении к норме (в том числе в форме “обывательства”), которая, по всем здравым понятиям, должна обитать в этой самой середке, чтобы сейчас браться за ручку той же шарманки. Отмечу лишь связь такого мирочувствования с пресловутым интеллигентским. Но если меньшинству того, что раньше называлось интеллигенцией, мешают чувствовать себя РСК сознание, подсознание и рефлексы, то большинству — армии наемных работников — еще и не позволяет находиться в таковом статусе реально низкий уровень доходов.
Если же поменять терминологию и вместо “прослойки интеллигенции” начать оперировать — в духе времени — “слоем интеллектуалов” (одновременно с терминологией существенно меняется и угол зрения, и объект разговора), то он мало того что, строго говоря, тонковат и худосочен (в отличие от жирной прослойки постсоветской квази(пост?)интеллигенции) для цивилизованной страны, — опять же в значительной своей части он вне сферы достойной оплаты труда, если только не находится на службе у масс (массмедиа, масскульта; ну, непосредственное обслуживание власти можно даже не упоминать как слишком очевидную кормушку — тем более что массмедиа теперь по большей части заняты тем же самым). Вообще, имяреку, зарабатывающему интеллектуальным и творческим трудом (почти синонимы в современной культуре), чрезвычайно трудно обеспечить свой достаток на уровне хотя бы low middle class, если он не “отдался” кому-либо. Впрочем, об отсутствии у нас институции “свободных профессий” (еще одна когорта могучей и непобедимой армии западного среднего класса) я тоже уже устал писать…
Худосочность нашего малого и среднего бизнеса в сочетании с существенной, мягко выражаясь, криминализацией (если не мафиизацией) того, что имеется, общеизвестны: потому РСК не наполнен и законопослушными собственниками, которые в цивилизованных сообществах “составляют большинство” среднего класса. В общем, есть достаточные основания говорить как о физической, так и понятийной, и о морально-психологической пустоватости и ущербности нашего среднего класса. Нет, РСК, конечно есть, но — “не тот”: хиловат, иначе (альтернативно) наполнен и вообще какой-то призрачный. Не диво, что, пребывая в этаком состоянии и самочувствии, он не проявляет ощутимого стремления осознать себя как общественную силу и заявить о себе. Такое положение дел провоцирует еще одну цепочку наблюдений и размышлений.
Общественное, социальное, культурное, политическое, историческое и т.п. значения их (нерусского) среднего класса в не меньшей степени, чем материальным достатком, определяются соответствующим срединным — центровым — положением на шкале ценностных иерархий западного мира. Обобщенно (в том числе — отдаю себе в этом отчет — огрубленно и схематично) попробую определить это положение следующим образом: если “высший” — “правящий” — класс является носителем аристократического сознания с характерным для него развитым чувством ответственности, а “низший” тяготеет к различным, в том числе и протестным формам выражения коллективного бессознательного, то средний класс — главный аккумулятор, носитель, выразитель и защитник (как стихийный, так и сознательный) приватности, индивидуализма и свободы. И вообще он там главный, поскольку, находясь, так сказать, в центре тяжести социума, он одновременно и репрезентирует его фундаментальные ценности, и — в силу своих как количественных, так и качественных параметров — является основным потребителем что материального, что интеллектуального, что культурного продукта (да еще и основным производителем последних двух продуктов). Именно он — основа и опора гражданского общества; он критерий, барометр, ориентир, по которому скрупулезно сверяют свои намерения и действия политики, ибо его достойное и комфортное существование и процветание — залог стабильности любой демократической системы правления.
А у нас что? Вот то-то и оно… Правда, центризма у нас нынче навалом, но он, как и в “добрые старые времена”, отражает национальное сознание и стиль жизни в том смысле, что отражает “генеральную линию”, причем простейшим способом: по возможности тесней прижавшись к ней, вместе с нею и колеблется — независимо от того, куда направлен вектор политической воли “руководства”. Более того, чем дальше от ценностей либерального и правового (не симулированного) существования уводит страну сей вектор, тем больше этого самого центризма. Соответственно, не власть смотрит подобострастно на наш занюханный средний класс, а он сам в большей своей части постоянно косит в ее сторону, а то и просто не сводит с нее глаз с выражением в них собачьей преданности; обреченно либо с энтузиазмом держит нос по ветру, шустрит и “суетится под клиентом”, чтобы просто выжить, не попасть под колеса “диктатуры закона”. РСК ведь прекрасно понимает (в практической сметке ему не откажешь), что под колеса нашего нового паровоза больше рискуют попасть не те, кто нарушает закон (закон нарушают все, в том числе и те, кто ведет поезд), а те, кому не нравится слово “диктатура”, поскольку именно этот контингент не нравится паровозной бригаде: братки и бляди ей опять “социально ближе”.
Что ж удивляться, что наш средний класс все больше из них и состоит: между прочим, как показало изучение РСК в турецких отелях, это весьма морально выдержанный в духе нового времени контингент. Сплошь алкает величия России (в каком роде — полагаю, не надо расшифровывать), православный, на всех нерусских смотрит свысока (в лучшем случае), а Америку так просто на дух не выносит (дело было до 11 сентября), и вообще изумительно духовный (перманентному раскрытию глубин души и духа способствовал режим “все включено” — т.е. бесплатная выпивка с утра до ночи). Все правильно, хоть плачь, хоть колотись: Путин — их президент, а Данила — их брат.
Только на первый взгляд может показаться, что сии два “б” в роли РСК — нонсенс, нечто противоестественное (или выдуманное автором статьи). На самом деле такой РСК — такой, как он есть — действительно является выразителем и носителем ключевых идей и затей, которые закладываются в фундамент постельцинской России, и в этом смысле он абсолютно естественный и “законный” обитатель здешней середины, ибо занимает то же место и выполняет ту же функцию (в смысле репрезентации фундаментальных ценностей), что средний класс в либеральных сообществах: просто наши ценности вновь самобытны (к восторгу тех, кто истово бился за самобытность в суровые годы ельцинизма), оттого самобытен “в новом вкусе” и наш средний класс. И другого среднего класса нашей власти не надо, несмотря на все разговоры и причитания, — потому как с другим придется этой самой властью делиться: вот его и нет.
Вот и не в чести приватность, индивидуализм и свобода как базовые и самодостаточные ценности — вне привязки их к “интересам государства” (“высшим интересам”). Они просто не востребованы ни властью, ни общественным сознанием. Потому мигрируют либо вытесняются на периферию внимания и интереса общества — вместе со своими носителями и выразителями. Если их иной раз и вытягивают оттуда под свет прожекторов, то, как правило, чтобы тюкать и язвить: редкие исключения представляют собой пиаровские акции с целью представить Россию Западу “с лучшей стороны”. Да о каком человеческом достоинстве, о каких либеральных, приватных и тому подобных ценностях можно серьезно говорить? Кому их защищать в условиях реального отсутствия гражданского общества, когда вся полнота всех ветвей власти в руках КГБ/ФСБ?! Робкие попытки пропаганды этих западных примочек сменились, в лучшем случае, размашистыми симуляциями по разнарядке сверху. Саше Любимову поручили создать Медиасоюз независимых СМИ. Исполнено. Шуре Тимофеевскому (и кому там еще?) поручили создать (созвать) “гражданское общество” (все это, разумеется, за хорошие деньги, спущенные сверху в комплекте с инструкциями). Задание выполнено. Ну, еще какому-нибудь алику поручат создать “цивилизованный средний класс” или что-нибудь в этом роде — какие проблемы?
Если же говорить о цивилизованном среднем классе без дураков (желающие могут поставить кавычки), то речь пойдет о весьма узком слое (может, даже корректней говорить не о слое, а о некоторых кругах). Те, кто его (их) составляют, мало того что не стесняются считать и заявлять себя представителями сего класса и являются таковыми по материальному критерию — они еще и пытаются жить так, будто они свободные (нормальные) люди в свободной (нормальной) стране: культивируют внутренне достоинство, самодостаточность и индифферентность по отношению к государству (в том числе в форме отсутствия страха перед ним). То есть на самом деле они в значительной мере симулируют реалии, в которых существуют, ибо в данной точке пространства и времени они (мы) с такими своими закидонами вовсе не средний, а крайний класс (по всем параметрам, кроме финансового). Аутсайдеры на грани андерграунда. А многие внутренне уже готовы перейти эту грань — если возникнут достаточные побудительные основания для такого перехода. А основания эти возникнут, если (когда) достигнет определенного уровня (или будет объявлена достигшей его) изоморфность национального сознания и менталитета, за которую так ратуют идеологи при политтехнологах и которую — как исконно русскую идею и модель — они так старательно обосновывают, пропагандируют и продвигают на политический рынок. Впрочем, в случае такой победы разговор о цивилизованном среднем классе России потеряет смысл и интерес: что толку говорить о жизни, в очередной раз побежденной идеями? Да уже и сегодняшний разговор то и дело попахивает прелестью душевной: когда, например, включая ящик и переключая каналы, все время слушаешь заводную песню “Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз”; когда герб этого нерушимого навеки союза ожил и засверкал, помавая боками, на канале РТР заставкой к циклу передач о странах — членах Содружества независимых государств (шуточка, право слово, в духе Сосо), а звуки его величавого гимна (дробясь эхом разных телеканалов и многократных повторов) несутся с олимпийских ристалищ…
Однако справедливости ради следует признать, что нынешние стратегии и тактики борьбы власти за идеологическую однородность социума (сиречь с инакомыслием) оставляют некоторые ниши и лакуны (в виде отдельных периодических изданий, издательств, клубов, галерей и т.п.), где еще (пока?) возможно свободное и независимое существование и высказывание. Не берусь судить, в чем смысл сохранения такого рода закутков (оазисов — если смотреть с альтернативной стороны) с точки зрения государства. Может, недоработки, но скорее сознательно сохраняемые отдушины для выхода нонконформистского пара: типа Малой Грузинской в застойные времена — гэбистское ведь, между прочим, было детище. Впрочем, ситуация реально свободного выезда россиян за границу, пока она существует, а также интернет и тому подобные “веяния времени” диктуют существенно иные подходы и правила игры. Но это в большей степени их проблемы. Ну а мне, к примеру, смысл и важность таких зон и мест видится в том, что их создатели и обитатели (и потребители производимой в этих зонах продукции: как интеллектуальной, так и культурной) в меру своих индивидуальных сил и совместными усилиями создают предпосылки для нормальной жизни: создают атмосферу, в которой она начинает казаться возможной и в России. Возникают и структурируются очаги и центры притяжения, где насаждается и культивируется вменяемое и демократичное бытование и общение (как в сфере досуга, так и в деловой); где на самом деле зарождаются не симулированные институции не бутафорского гражданского общества. Этакое выходит совмещение функций лабораторий и агитпунктов, когда одновременно моделируются ситуации, созданные модели тут же испытываются — и наглядно демонстрируют желающим не только свою жизнеспособность, но и привлекательность. И для меня как для гражданина (речь, правда, о жалких остатках самочувствия, бурно и нежданно расцветшего в душе в конце 80-х — начале 90-х) и отца своих детей едва ли не самое важное, что атмосфера таких испытаний привлекает молодежь. Если сколько-нибудь корректен разговор о надеждах и оптимизме, то, думается, черпать их следует именно в данном факте.
Кстати, еще немного о турецких отелях. Разумеется, кроме упомянутых, там были представлены и иные категории РСК: бывшие достаточно высоко поставленные сотрудники КГБ/ФСБ и МВД (с семьями), которые ушли из этих ведомств командовать частными охранными предприятиями, бизнесмены средней руки и т.п., но иногда бывало довольно трудно провести четкую границу (что физиономическую, что поведенческую) между ними и “братками”. Попадались и, что называется, “интеллигентные лица” — как среди бывших хранителей бывших устоев, так и среди немногочисленных граждан, профессия которых не связана с владением оружием, но эти лица как-то тушевались и блекли в сиянии ауры пресловутых (уже можно сказать) контингентов. Не тушевалась только молодежь, в том числе и самостоятельно отдыхающая. Ее было немного, и тем более было приятно смотреть на нее и наблюдать за ней (в данном случае я имею в виду не молодых девушек со всем своим таким этаким — эта тема другого текста, а совсем молодых ребят, которые приобрели путевки на деньги, заработанные в компьютерном бизнесе и программированием, подработками в частных конторах — архитектурных, например, — параллельно с учебой в институте и т.п.). Дело в том, что в этих ребятах не было ни грана самобытности (духовной, блядской или урочной). И у них безо всякой натуги получалось вести себя спокойно, достойно и, главное, совершенно индифферентно по отношению к окружающему люду: будто его нет. Будто вовсе не он — русский средний класс, а они.