Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2002
Как делаются социальные наблюдения? Вероятно, тому, кто не владеет профессиональным социологическим инструментарием, подходит совет незабвенного Михаила Сергеевича, некогда призывавшего нас начинать перестройку с себя. В самом деле, сначала ты обнаруживаешь в себе самом какие-то новые реакции и эмоции, потом выслушиваешь аналогичные признания от приятелей, а потом все чаще встречаешь их в СМИ и понимаешь: то, что казалось тебе достоянием твоей неповторимой индивидуальности, есть лишь примета времени и проявление общественной динамики.
Разумеется, подобная процедура обладает терапевтическим эффектом — она умеряет самомнение и ощущение собственной исключительности. Между тем синдром, о котором пойдет речь, как раз таит в себе соблазн принять позу критически мыслящей личности. Тем самым настоящие заметки можно рассматривать как своего рода опыт борьбы с искушением.
Так вот. Последние месяцы все кругом признаются, что перестали смотреть по телевизору новости и тем паче политическую аналитику, а также регулярно читать газеты. Хуже того, те, кто что-то видели, слышали или читали, нередко оказываются не в состоянии внятно пересказать полученные сведения. Политическая информация будто стала проходить по касательной к сознанию, не задевая его. Кто-то переключил тумблер, и все, что вчера еще было важным и необходимым, вдруг стало скучным и ненужным.
Поразительным образом даже страшные обвинения, выдвинутые Березовским в адрес ФСБ, не вызвали особого интереса. При этом дело здесь не в организованных властью цензурных ограничениях на их распространение и даже не в том, что российское общественное мнение не верит Борису Абрамовичу. Скорее, оно решило, как это называется на бюрократическом языке, не принимать его доводы к рассмотрению. Московские взрывы стали (разумеется, не для родственников погибших) таким же академическим плюсквамперфектом, как и, скажем, проблема, был ли Ленин агентом немецкого Генштаба, а Сталин — царской охранки. Во-первых, до правды все равно не доискаться, а во-вторых, что от этого изменится?
При этом нельзя сказать, чтобы наша публика погрузилась в апатию. Просто направление интересов поменялось кардинальным образом. Вспомним, какую живую реакцию вызвала отмена Лужковым проведения корриды в Москве, какие яростные споры шли вокруг передачи “За стеклом” и до какой степени всех взволновали судьбы ее героев. Московские еженедельники, помещающие программу основных культурных событий, пользуются нарастающим спросом. Дело, кажется, дошло до того, что кто-то стал изредка посматривать телеканал “Культура”. Что же касается спорта, то он и вовсе, отчасти с подачи верховной власти, стал главным предметом национального внимания.
Если пытаться датировать этот социопсихологический перелом, то на память приходит девятимесячный интервал между параллельными разгромами НТВ и ТВ-6. Первый из них вызвал у кого-то протест, а у кого-то одобрение и злорадство, но, во всяком случае, был воспринят большинством публики как значимое и знаковое событие. Второй же не вызвал, в сущности, никакой реакции. Даже сам журналистский коллектив, видевший год назад немыслимое ущемление свободы слова в фигурах А. Коха и Б. Йордана, теперь готов выражать всяческий энтузиазм по поводу перехода под крыло Евгения Максимовича Примакова.
Конечно, против лома нет приема, а работать где-то надо, и, конечно, с закрытием НТВ у его сотрудников, как мы теперь знаем, оставался запасной аэродром, которого теперь, по-видимому, нет, и все же трудно отделаться от ощущения, что проблематика конфликта как-то перестала занимать даже его участников. Впрочем, что и взять с журналистов, когда пресловутые олигархи, совсем недавно оправдывавшие изъятие канала у Гусинского “защитой священного права частной собственности”, теперь освящают своими деньгами передачу тому же экс-премьеру собственности, внаглую отобранной у ее владельца.
Забавно, что теперь все эти странные действия как раз и объясняются необходимостью обеспечить свободу слова, которая, как и год назад, загадочным образом воплотилась в несколько анекдотической фигуре Е. Киселева. Между тем совершенно очевидно, что, в отсутствие минимальных институциональных, правовых и экономических гарантий, единственным фактором, способным хоть как-то обеспечить если не свободу слова, то, по крайней мере, возможность слышать альтернативную точку зрения на события, была личная неприязнь владельцев частных телеканалов к носителям государственной власти. Разумеется, неприязнь такого рода может объясняться совершенно недостойными мотивами, но именно она создавала для телезрителей хоть какой-то выбор.
Впрочем, все заклинания о свободе слова, независимости суда и праве собственности произносятся уже совершенно автоматически. Подобного рода откровенную и беспафосную ложь я в одной из предыдущих статей в “НЗ” назвал “брежневской”. Ложь эта вовсе не рассчитана на то, чтоб ей верили, а произносится во многом из ритуальных соображений, скорее служа символическим маркером сферы политического и как бы огораживая ее от непосвященного взгляда. Да и убеждать уже, в общем, некого. Западная общественность потеряла последние остатки интереса к этой возне, а широкий зритель, как показывают опросы, решительно предпочитает смотреть по освободившемуся каналу спортивные передачи. На всякий случай еще раз оговорюсь, что вполне разделяю эти его предпочтения. Будет досадно лишиться трансляции матча “Реал” — “Барселона” ради очередной порции тухлой политической телеаналитики.
Как всегда в таких случаях, появились и своего рода профессиональные наблюдатели, умеющие, а главное, желающие следить по мельчайшей ряби на воде за ходом невидимой глазу борьбы в окружении государя. Не то чтобы при Борисе Николаевиче существовал какой бы то ни было дефицит в придворных интригах, но сведения о них, во многом благодаря контролю конфликтующих кланов за различными средствами массовой информации, немедленно выносились на всеобщее обозрение в масштабах, несколько даже превышавших санитарную норму.
Теперь же с укреплением властной вертикали и исполнительской дисциплины на глазах возрождается уже подзабытое искусство делать выводы о ситуации в стране и перспективах ее развития на основании косвенных данных: порядка слов в том или ином официальном документе или расстановки должностных лиц на приеме или заседании. Разумеется, тонких ценителей такой прикладной кремлинологии ни в какую эпоху не может быть особенно много, тем паче что в настоящее время большая их часть уже и без того профессионально востребована во властных структурах, партиях и аналитических центрах.
И плюсы, и минусы подобного рода вымывания политического из тканей национальной жизни достаточно очевидны и уже многократно проартикулированы. С одной стороны, есть надежда, что наши соотечественники займутся своими непосредственными делами, а в общественных дискуссиях будет больше групповых и личных интересов и меньше — фальшивой риторики и пылких благоглупостей. В этой перспективе и мне самому, как человеку, профессионально связанному с культурной сферой, дико сетовать на ее возвращение в поле общественного внимания. Вместе с тем, оставлять власть без контроля опасно всегда, а при нынешнем умственном и нравственном уровне нашей политической элиты опасно вдвойне.
Поколение, к которому принадлежит автор этих строк, уже некоторое время тому назад начало занимать ключевые позиции в жизни страны. Увы, как это нередко бывает, в конце концов оно взялось воспроизводить многие элементы культурного ландшафта времен своей молодости. Как и тогда, общественные интересы постепенно смещаются с политики на сравнительно более “чистые” культуру и спорт, причем происходит это снова с благословения власти, делающей эти сферы жизни предметом своего неустанного попечения. Конечно, сегодня и политику, и культуру, да и все остальное определяет бизнес, о котором в 70-е никто и слыхом не слыхивал. И все же кое-какие выводы из этой аналогии можно сделать.
Во-первых, периоды деполитизации и реполитизации сменяют друг друга почти с регулярностью приливов и отливов. Не успели на Западе как следует позабыть про левых радикалов 68-го, как улицы европейских городов заполнили антиглобалисты. Так и у нас блаженная эпоха маразма и склероза, в которую возрастали мои сверстники, пришлась между оттепелью и перестройкой. Во-вторых, вытесненная из центра общественного внимания политика неизбежно контрабандой проникает в более актуальные области общественной жизни. Все знают, до какой степени политизирована сегодня религия.
И, наконец, самое главное. Самый тип подобного компенсаторного проникновения политического в чуждые ему сферы указывает на направление, которое может принять следующий всплеск политической активности. Вспомним, например, перипетии борьбы за мировую шахматную корону в 70-х — начале 80-х годов или характер общественной реакции на вылет “Спартака” из высшей лиги в 1977 году. По крайней мере ретроспективно в этих событиях можно углядеть симптомы надвигающейся перестройки. Увы, если под этим углом зрения взглянуть на всеобщее возбуждение вокруг Олимпиады в Солт-Лейк-Сити, прогнозы на наше политическое завтра не покажутся особенно благоприятными.
Впрочем, прогнозам свойственно не сбываться. А пока, пользуясь, как говорил Ленин о Брестском мире, “временной передышкой”, можно сходить в театр или на стадион.