Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2001
Надо сознаться, что хотя три предлагаемые ниже исследовательские работы и были отмечены премиями на Втором Всероссийском историческом конкурсе “Человек в истории. Россия — XX век”, все-таки выбраны они были для “НЗ” достаточно случайно. Пойди выбери из почти шести тысяч работ что-нибудь особенно характерное и общезначимое.
Но все-таки и по этим, едва ли не вдвое сокращенным для печати исследованиям кое-что можно увидеть. И что нам кажется принципиально важным в этом конкурсе — это возможность (кстати, тут лежит и эгоистический интерес его организаторов) посмотреть, что, говоря в терминах Ассмана, существует в нашем обществе лишь как коммуникативная память, а что стало уже элементом памяти культурной. И раз речь идет о памяти, а именно память — главный источник, с которым “работают” наши конкурсанты, то совершенно очевидно, что тут одним из ключевых слов будет слово “миф”. Именно мифы мощным потоком обрушились на нас в тысячах школьных работ со всех концов нашей необъятной родины. Мифы очень давние и довольно свежие, вполне устоявшиеся и только формирующиеся. Прежде всего, мифы — ностальгические.
Миф первый — это миф о замечательной дореволюционной России, “которую мы потеряли”. Он зафиксирован в десятках присланных нам рассказов о замечательных имениях, о великолепных фабриках и величественных монастырях, сожженных, разоренных, уничтоженных. Конечно же, при этом ни один из опрашиваемых конкурсантами старожилов не может припомнить ничего плохого про бывших владельцев, даже если его собственные отцы и деды принимали активное участие в разорении и разворовывании этого рая. Миф второй — о народном благоденствии до 17-го года (правда, в основном он воспроизводится, когда речь идет о казачестве). Миф третий, вероятно, самый часто воспроизводимый и самый трагический — если не о золотом, то о серебряном веке российских крестьян, с момента объявления нэпа до начала коллективизации. Это многие сотни вариантов подробнейших рассказов о том, что и как было потеряно и отобрано — дом, скот, двор. Другой пласт, к счастью, уже не такой большой — мифы военно-патриотические и советские. Чаще всего тут присутствует Великая Отечественная, и авторы таких работ через каждую строчку повторяют слова “великий подвиг”. И уже все чаще сюда плавно приплюсовывается и афганская война, и чеченская.
Но есть среди присланных работ (может быть, их не так уж много, но тем более ценными они нам кажутся) и такие, в которых авторов интересует не просто “закрытие белых пятен”, уже ставшее за эти годы традиционным, а попытка разобраться в механизме мифотворчества. В работе, посвященной истории одного следственного дела, предпринята, например, довольно удачная попытка разобраться с “памятью системы”. Ведь сохраненные в архивах сфальсифицированные протоколы допросов обвиняемых и свидетелей и выдаваемые властью фальшивые свидетельства о смерти — это и есть то, что оставляла себе “на память” система от уничтоженных ею людей. Поводом, чтобы задуматься над тем, что тебя окружает, часто становится простенький “эффект отчуждения”: ходит себе школьник мимо памятника борцам за установление советской власти в Чистополе, как водится, не обращает на него ни малейшего внимания и вдруг задается вопросом: а кто это такие, эти самые “борцы”? И начинает раскручиваться почти сюрреалистический клубок обманов и фальсификаций. Или другой школьник, рождением своим обязанный Афганистану, где его мать преподавала русский язык, вдруг начинает анализировать интернационально-патриотические рассказы матери, без раздражения относясь к ее заблуждениям и, тем не менее, пытаясь понять, как они возникли и на чем были основаны.
Не знаем, станет ли прибавляться таких работ с каждым новым конкурсом, или, наоборот, будет расти поток мифологизированных текстов (впрочем, и это, на наш взгляд, достаточно интересный материал), но для нас безусловно важно, что появляются такие работы, авторы которых вполне успешно пытаются разобраться в “тайнах и обманах” и оживить “людей из мрамора”.