Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2001
Независимая психиатрическая ассоциация России (НПА) была создана в 1989 г. как профессиональное объединение психиатров, медицинских психологов и юристов, работающих в психиатрии. Сегодня НПА объединяет более 600 человек в 53 регионах страны.
Как известно, разнообразные объединения лиц “свободных профессий” — необходимая составляющая гражданского общества. Особый вес при этом получают сообщества представителей профессий с повышенным уровнем социальной ответственности — учителя, врачи, психологи, юристы. Именно их ассоциации артикулируют этос профессии и поддерживают его уровень, сотрудничая друг с другом и с социумом.
В Советском Союзе последовательно отрицалось гражданское общество как таковое. Поэтому в начале перестройки возникновение любых независимых от государства объединений было не просто совершенно новым явлением — это был своего рода вызов. Всякая организация, назвавшая себя “независимой”, воспринималась не просто как негосударственная или некоммерческая, но прежде всего как оппозиционная чему-либо или кому-либо, будь то государство или другие организации, прямо или косвенно зависящие от властей.
НПА была создана как объединение, открыто противопоставившее себя официальной советской психиатрии и ее детищу — Всесоюзному обществу невропатологов и психиатров, которое было полностью подконтрольно советской власти и проводило в жизнь ее политические принципы.
Психиатрия — не просто одна из областей медицины со своей теорией и практикой. И в аспекте науки, и в аспекте практической лечебной работы психиатрия не сводима к выявлению симптомов, описанию типичных казусов и лечению больных с соответствующими жалобами. Не будем здесь обсуждать, можно ли вообще лечить душу. Ограничимся очевидным. Есть так называемые “социальные” болезни — туберкулез, некогда (а теперь снова) — сифилис и чесотка и т.п. Но применительно к отдельному больному врач все же лечит именно его и о прочем, вообще говоря, может не задумываться.
Психиатрия, напротив того, не просто всегда вовлечена в актуальные проблемы как отдельной личности, так и того социума, который она обслуживает и конфликты которого неизбежно отражает. Психиатрия как таковая не может даже мыслиться в отрыве от отношений между социумом и личностью, личностью и эпохой. И если представления о шкалах “норма — патология” и “здоровье — болезнь”, которыми оперирует кардиолог или офтальмолог, зависят в первую очередь от уровня медицины “здесь и сейчас”, то у психиатра соответствующие представления неизбежно детерминированы культурой и традициями общества, к которому принадлежит он и вверенные ему пациенты.
Фрейд с его гипотезами о механизмах возникновения неврозов невозможен в иную эпоху, нежели век позитивизма в науке и излет общеевропейского “викторианства” в обществе. Труды Виктора Франкля и Бруно Беттельгейма отражают опыт общества, пережившего Холокост. В ближайшем будущем американским (а скорее всего — не только американским) психиатрам придется работать с неврозами и психозами, связанными с событиями 11 сентября.
Не только в России, но, разумеется, и в СССР были замечательные психиатры. До поры их судьбы не отличались от судеб врачей других специальностей — система не щадила никого, кто попадал под подозрение или просто был не очень удобен; те, с кем этого еще не случилось, лечили больных. Карательные функции в массовом масштабе советская психиатрия получила тогда, когда с Гулагом было в основном покончено. Закрытая психбольница, куда так охотно помещали инакомыслящих, нередко уничтожала человека быстрее, чем лагерь. И неважно, был ли пациент вполне здоров или, будучи инакомыслящим, он еще и нуждался в психиатрической помощи: ведь люди страдают депрессиями или фобиями вне зависимости от свойственного им образа мыслей.
Первая тюремная больница для лечения лиц, получивших “политические” статьи УК и признанных невменяемыми, была организована еще в 1939 г. в Казани по приказу Берия. В 60—70-е гг. позорная практика принудительного “лечения” инакомыслящих еще была достаточно распространена. Однако железный занавес становился все более дыряв для того, чтобы карательные функции советской психиатрии можно было утаить от мировой общественности. В 1977 г. 6-й Всемирный конгресс психиатров в Гонолулу принял резолюцию, осуждающую советскую карательную психиатрию, и предложил создать специальный комитет для расследования случаев злоупотреблений в психиатрии. ЦК КПСС был этим весьма обеспокоен и предложил ряд контрпропагандистских мер. Однако было очевидно, что на предстоящем 7-м конгрессе Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА) в 1983 г. Всесоюзное общество невропатологов и психиатров ожидает позор исключения.
Перспектива эта была оценена как угрожающая престижу СССР в такой степени, что КГБ вместе с Минздравом СССР (!) обратились в ЦК КПСС с предложением совершить упреждающий маневр. В результате ЦК рекомендовало Всесоюзному обществу невропатологов и психиатров добровольно выйти из ВПА, что и было сделано в 1982 г.
Закономерно поэтому, что НПА и ее президент Юрий Сергеевич Савенко с самого начала должны были взять на себя функции правозащитные, а не только просветительские. Во-первых, надо было раскрыть идейные основы, опираясь на которые советская психиатрия осуществляла карательную деятельность. Во-вторых, следовало разработать правовые нормы, которые бы навсегда воспрепятствовали подобным злоупотреблениям. В-третьих, необходимо было показать, что не общество нуждается в защите от психически больных, а больные нуждаются в защите от общества — причем от общества в целом, а не только от властей. В-четвертых, требовалось преодолеть ригидность и антигуманность современной отечественной психиатрии, оторвавшейся от своих былых корней и одновременно искусственно изолированной от гуманистических западных тенденций.
В нормальном гражданском обществе любые неполитические ассоциации, будь то общество любителей хорового пения или ассоциация юристов, имеют своей главной целью реализацию неких позитивных ценностей, а не борьбу с возможными противниками. В стране, где гражданского общества никогда не было, любая независимая общественная организация обречена на борьбу. НПА здесь не исключение. К тому же ей изначально пришлось сражаться на несколько фронтов и, помимо перечисленных выше задач, решать и иные, нередко неожиданные.
В частности, первые годы работы НПА были осложнены пришествием в нашу страну так называемой “антипсихиатрии”. В Европе это движение возникло в 50-е и стало значительным в 60-е гг., составив естественную часть контркультуры и левого радикализма, отрицавшего любые авторитеты и безгранично расширившего представления о “норме”. К середине 80-х на Западе антипсихиатрия как движение исчерпала себя. У нас же, на волне прочих разоблачений, обоснованный социальный протест против злоупотреблений в психиатрии оказалось выгодным размыть, обратив его против всех психиатров вообще. Последовали акции насилия против врачей-психиатров; был даже сфальсифицирован судебный процесс против совершенно невиновного врача, которого обвиняли в получении взятки за вынесение “нужного” диагноза.
Помимо протеста против антигуманной официозной психиатрии, НПА выступила и против типичной для всякого тоталитарного общества “стигматизации” психически больных. Укорененный в умах, обработанных тоталитарной пропагандой, упрощенный подход к человеку как к объекту, а не как к суверенной личности, привел к тому, что любой человек со “странностями”, с особенностями, тем более — с психиатрическим диагнозом, у нас тут же отторгается от социума, воспринимается окружающими как “нежелательный” элемент и даже как источник опасности. Самым чудовищным образом это сказывается на детях-сиротах и подростках, а также на людях с ограниченными физическими и психическими возможностями — стариках и инвалидах. А ведь есть еще и огромный контингент лиц, в массе своей травмированных запредельными стрессовыми воздействиями. Это беженцы, жертвы войн и этнических конфликтов; это люди, пережившие землетрясения и техногенные катастрофы. Надо бороться за них — и одновременно против “магии”, шарлатанства и обскурантизма, которые теперь распространяются через такой мощный канал воздействия, как телевидение.
С 1991 г. НПА издает “Независимый психиатрический журнал (вестник НПА)” (журнал выходит 4 раза в год тиражом 1000 экземпляров) и приложения к нему. Прямым адресатами этих изданий являются врачи, психологи и юристы, но немало там и материалов, просто интересных для любого читателя с живым умом, включая и тех, кто равнодушен к собственно психиатрической проблематике. Так, в журнале можно прочитать подробности дел Петра Григоренко и Платона Обухова, психопатологический анализ личности Велимира Хлебникова, анализ особенностей личности Рильке, заметки по истории психоанализа, высказывания митрополита Антония Сурожского о медицинской этике, статью об особенностях толкиенизма в его российском варианте. Особенно удачными представляются републикации отдельных работ русских и западных врачей и мыслителей, которые по разным причинам оказались сегодня трудно доступными.
НПА участвует в международных съездах и семинарах, сама организует семинары и круглые столы, способствует изданию классических трудов по психиатрии.
Особая заслуга НПА — организация независимой психиатрической экспертизы. В течение многих лет НПА ведет бесплатный прием граждан, ранее признанных психически больными, но желающих оспорить имеющийся у них диагноз. В каждом номере вестника НПА сообщаются адреса и телефоны, по которым можно обратиться к экспертам. Через бесплатную психиатрическую экспертизу НПА прошло несколько тысяч человек. По разным данным, примерно треть из них действительно нуждались в помощи психиатра, остальные же были в той или иной мере психологически травмированы и им нужно было не столько лечение, сколько социальная и психологическая поддержка.
Важнейшая задача НПА — привлечение внимания общества к нуждам психически больных. Социальные разломы провоцируют душевные травмы не в меньшей мере, чем землетрясения и войны. Стоит напомнить, что наши методы призрения людей с психическими заболеваниями и до перемен конца 80-х гг. не были гуманными. Гуманными были многие блистательные психиатры, но в целом это мало что могло изменить. Даже в относительно благополучной Москве психбольницы обычного режима и в 60-е гг. были чем-то средним между тюрьмой и казармой. Трудотерапия по содержанию и сейчас остается максимально бессмысленным занятием — вне зависимости от образовательного ценза и возраста, больные клеят конверты или коробочки. Ни нормального места для прогулок, ни спортплощадок, ни возможностей без помех поговорить с родными в дни посещений.
К началу нового тысячелетия во всех наших больницах не стало ни еды, ни белья, а из лекарств остались лишь самые дешевые. Психбольницы, разумеется, не исключение, и там положение еще страшнее, поскольку эти пациенты фактически не могут отстаивать элементарные права личности. На фоне успехов мировой психофармакологии скудость используемых у нас лекарственных средств выглядит особенно трагично. Неудивительно, что в психбольницы стали попадать преимущественно люди в состоянии крайности. Либо за ними некому присмотреть, либо они опасны для самих себя и для окружающих, а нередко — и это много страшнее — кому-то выгодно объявить человека психически больным, чтобы затем признать его недееспособным. Мотивы нынче уже экономические — деньги, квартира, наследство.
В цивилизованных странах разработана правовая система, защищающая психически больных граждан от злоупотреблений, — у нас это еще предстоит сделать. Это направление работы для НПА является одним из главных. Здесь ассоциация взаимодействует с Минздравом и Государственной думой; закон о психиатрической помощи, вступивший в действие в 1995 г., был подготовлен при активном участии НПА, сейчас Дума рассматривает проект изменений и дополнений к этому закону, также созданный с помощью экспертов ассоциации. [HЗ]
Независимая психиатрическая ассоциация России http://www.aha.ru/~ipar; Москва, ул. Новый Арбат, д. 11, эт. 19, комн. 1922, тел. 291 9081, факс 291 8469, e-mail ipar@aha.ru; почтовый адрес 103982, Москва, Лучников пер., д. 4, под. 3, комн. 2. |