Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2001
Дорогая Р.М.!
И Вас с наступившим Новым годом! И что бы там ни было — будем! Насчет Вашего предложения. Статью я вряд ли имею право писать о том, что произошло в Н.-Й., — я слишком далек от информации и не был непосредственным свидетелем. Да даже если бы и владел, и был — все равно не счел бы себя вправе писать статью, то есть некий композиционно выстроенный и логически увязанный в своих частях текст. И — уверен, Вы меня поймете — не могу по той же причине, по которой я не смог писать об Освенциме, где я был как журналист где-то в 70-х. Остановила — раз и навсегда — четкая уверенность в несопоставимости того, о чем я взялся бы писать, с ничтожеством моих возможных слов об этом. Сейчас — то же. Другие масштабы, другое время, другой ужас — но они сопоставимы в некоторых мной увиденных символах, которые не артикулируются. Голос женщины по мобильному телефону, повторяющий, как молитву, одну и ту же фразу до мгновенья молчания — «я хочу, чтобы ты знал, что я тебя люблю», — неведомо какими ассоциациями заставил меня вспомнить одну из витрин Освенцимского музея — с чемоданам тех, кто ушел в газ. Обреченных — и знающих или догадывающихся о своей обреченности — заставляли надписывать свои чемоданы. Сам факт необходимости надписи — по расчетам миниэйхманов — должен был снять подозрения о неминуемом уничтожении владельца и минимизировать панику и хаос погрузки. Так вот, не было на этих чемоданах ни одной скорописи, люди каллиграфически выписывали не только свои имена-фамилии, но и свои научные титулы — это были последние голоса обреченных, последняя надежда быть когда-нибудь услышанным. А черный дым из двух небоскребных башен? У меня, может быть, слишком больное (вернее, что то же — когда-то навсегда профессионально испорченное) воображение, но я увидел дымы освенцимского крематория. Для меня ясно: и то и другое разомкнуло времена на «до» и «после». Причем не в философском умозрении, а очень конкретным воплощением.
Вдумаемся. Тысячелетия люди строили города, каждая культура, каждая цивилизация вырабатывала свой тип, стиль и облик своих городов. Они вставали, росли и гибли — от пожаров, нашествий, войн, междоусобиц. Но какими бы они ни были, каковы бы ни были их судьбы — это были города людей, для жизни людей, для продолжения рода людского. А в ХХ веке в центре европейской цивилизации появились антигорода — Освенцим, Треблинка, Собибор… В них тоже были огораживающие их стены — но не из камня и не для обороны от внешних врагов, а из колючей проволоки под током, чтобы никто не вырвался из них. Внутри их «стен» тоже были дома — но не кровом живущим, а загоном для тех, кого завтра не будет. К ним были проложены железнодорожные пути, но с их вокзалов никто не возвратился в мир живых.
И это уже даже не Гулаг, не Соловки — и тому и другому были психологические, исторически как бы даже привычные прецеденты: гетто, лагеря рабов на строительстве шумерских каналов и египетских пирамид (неважно, так или нет было на самом деле у египтян и шумеров, но исторической традицией мы были приучены воспринимать это как бывшее). Всего несколько лет существовали эти антигорода, но они навсегда вместили в себя миллионы тех, чьи тела ушли дымом в небо через трубы крематориев. Всего лишь несколько лет, но это была Катастрофа, которая разомкнула историю на «до» и «после» пространством миллионов душ. Причем разомкнула средствами, изобретенными цивилизацией. Циклон-Б — это научное достижение. Борис Сергеевич Братусь — Вы наверняка знаете этого психолога — в своей статье в сборнике «Начала христианской психологии» писал, что для него ХХ век начался в день, когда в Первую мировую немцы атаковали своего противника газом, если не ошибаюсь, в 15-м. День, когда впервые в истории люди позволили травить себе подобных — как диких зверей, как вредных насекомых. И всего лишь одного поколения людей цивилизации оказалось достаточно, чтобы пройти путь от газовой атаки до газовых камер. Всего поколение! И каким наивным после исторического этого мгновения стали страсти по поводу осуждения одного-единственного Дрейфуса, суда над одним-единственным Бейлисом, потому что век обрушится счетом на миллионы умерщвленных безвинно и бессудно. И только-только началось понимание (хотя бы на уровне правил хорошего тона) ценности каждой отдельной личности.
Катастрофа в Нью-Йорке. Вы, профессиональный психолог, лучше меня это понимаете и можете объяснить — по исторической значимости это явление столь же «разрывное», по Юнгу: снова царство идей взламывает царство жизни. Можно ли писать об этом статью? Об этом наверняка напишут, но мне не по силам. И еще одно непреодолимое препятствие, чисто житейское.
Надо быть укорененным американцем, чтобы хотя бы на бытовом уровне осмыслить реакцию Америки на случившееся. Могу только сказать, что, если судить по своему подбостонскому городку, Америка, к ее чести, не впала в панику. Мой старинный, еще по Москве, друг, уже почти четверть века американец, рассказывал — его офис всего в 200 метрах от Близнецов, он все видел — эвакуировался вместе со всеми, четыре часа пешком добирался до своего Бруклина, — как люди помогали пожилым, матерям с детишками, делились водой, не спешили, если старики, которых они вели под руки, задыхались, останавливались. Я с ним регулярно перезваниваюсь и, как он говорит, Н.-Й. «посерьезнел». Его каким-то психологическим центром стал Юнион Сквер, где горят, постоянно обновляемые, тысячи свечей, днем и ночью работают спасатели, хотя надежды, что кого-либо можно спасти из-под развалин, уже нет. И хотя надежды нет, все те 6333 явно погибших считаются только пропавшими, еще не найденными. Я было высказал «мысль», что происшедшее как бы заставило обывателя сместить свой психологический центр от, скажем так, своего текущего банковского счета к раздумьям о счетах с быстротекущей жизнью. Однако здесь счеты с жизнью и счета в банке — нераздельны…
И надо сказать, что речь Буша в Конгрессе в четверг совершенно точно подтвердила эту нераздельность. Слушая в синхронном переводе эту речь, я улавливал именно эту сплавленность высокого — Америка, нация, свобода… — с политически выверенной конкретностью. Нам предъявили хорошо нарисованный, соразмерный архитектурный проект жизни на много лет вперед. Весь вопрос — насколько он обеспечен инженерными расчетами. Насколько он реальность, а не Дворец Советов Иофана. Я обсудил это с приятелем. Сомнения он поддержал — политика есть политика, но все же сказал: здесь считают всегда. Уже подсчитано, что работы по расчистке завалов — на несколько месяцев, что надо убрать более миллиона тонн, что для этого нужно столько-то и столько-то таких и таких машин, столько-то людей и т.д. Умеют здесь считать и свои промахи. Отсюда — введение законодательного ЧП (расслабились!), проекты новых индивидуальных идентификационных карт, новое министерство безопасности родины и т.д.
…Не знаю, как в Н.-Й., но в нашем городке никакого ЧП не чувствуется, все спокойно, все работает. Вообще, судя по первым отзывам, Америка речью Буша осталась довольна. Такое ощущение, что он абсолютно «попал» в американскую привычку к профессиональной работе — на что у меня нет лицензии, за то я не имею права браться. Я назначил Президента на его работу босса, вот пусть он и работает, лицензия у него. Если он, как босс, скажет, что мне делать, я буду делать это, если у меня на это есть лицензия, — и так, чтобы сказали: nice job. Призовут резервистов — пойду, пока резервист, призовут воевать — если годен, пойду. И Бог да благословит Америку! Отсюда, видимо, и спокойствие — каждый делает свое дело. Это не пофигизм, не цивилизационная подростковость, тут что-то такое, что мне не понятно. Может быть, именно в этой непонятности, а не только в богатстве, кроется исток антиамериканизма.
Кстати, моя местная знакомая на работе обсуждала со своими дамами последствия введения ЧП — дамы возмущались перспективой введения дополнительных строгостей, которые могут нарушить их права личности. Моя знакомая — даром, что уже 10 лет в Штатах — со всем неостывшим (это, видимо, навсегда) советским пылом объясняла им, что такое террористы и что только так от них можно защититься. А дамы в ответ — у каждого свое дело. Полиция должна охранять меня так, чтобы мои права не нарушались. Это ее работа — именно так меня охранять. Но когда Буш ввел ЧП — ущемления прав из рассуждений ушли, пусть обыскивают, раз по закону, значит, никаких нарушений моих прав нет. Мне кажется, что с такой социальной психологией никакие самые зверские теракты не справятся.
Поразительны — по воспоминаниям — были лица пожарных, которые шли по лестницам вверх, когда все спускались вниз. Те, кто спускались, еще толком ничего не знали, а пожарные, как профессионалы, все знали, но, как профессионалы, шли работать — практически без какой-либо надежды на возвращение. Их можно назвать камикадзе цивилизации и думать, что в таком профессионализме — надежда на то, что культурный слой цивилизации слишком мощный, чтобы его мог кардинально разрушить даже мировой бандитизм, который (если не вдаваться в сладостные гимназические рассуждения о Риме и гуннах) все-таки, несмотря на мировую свою сеть, — зверь подпольный, и жизнь его — в норах.
Увы, цивилизация как-то решила, что мелкие политические выгоды от выращивания и приручения своих крыс на страх чужим мышам — это можно. И то, что Буш (а судя по всему — вся цивилизация) объявил войну на долгие годы — то есть не ту войну, к которой всегда готовятся генералы, не «вчерашнюю войну», не войну победоносного удара и быстрого триумфа, а совершенно нового принципа войну, медленную, технологическую по приемам, инструментам (финансовым, дипломатическим, контрразведочным, тайным и пр.) — это тоже то, что неосознанно ждали.
И еще. Конечно, кое-где стекла, кому-то морду в арабских кофейнях побили. Но никаких психозов — даже локальных.
Но, конечно, вчерашняя эпоха, которая теперь видится как Бель Эпок — все познается в сравнении, — видимо, закончена, как после Англо-бурской стала заканчиваться та, ихняя Бель Эпок. И дело не в дополнительном шмонании в аэропортах, не в ожидании даже следующих терактов, а в ощущении неуловимости их подлета к твоему дому. У американцев, скорее всего, сработает все тот же врожденный уже рефлекс — есть профессионалы с лицензиями на отслеживание подлета. Они, конечно, могут опять ошибиться, но главное — такая служба дипломированных специалистов есть, а то, чего не хватает, — создается. И об этом объявлено. И беспокоиться положено ей, а не мне. Мое дело — поддерживать ее усилия и понимать свою роль — для страны, а значит, в первую очередь для себя, своей семьи.
Как этот «американизм» сплавится с общецивилизационными традициями Европы — вопрос, который все вокруг осуждают, но я ответить на него не могу. Но всем здесь стало ясно, что Америка уже перестала быть образованием островным, сошлась своей будущей судьбой с континентом, коему имя (высоким стилем) Цивилизация Европы, где Бель Эпок закончилась, в общем-то, уже давно.
Ведь чудовищность случившегося — всего лишь чудовищность масштабов, кинематографичность и символичность — Москва все это прошла (взорванные дома, Пушкинская). Но, видимо, сама непредсказуемость уже стала настолько стала для России рутиной, что в своих событиях она увидела только события, а не рубеж. Да и в мире тогда тоже к этому отнеслись, как к холере в Танзании. Понадобилась телевизионная предъявленность, чтобы осознать явление, в котором давно идет жизнь. Теперь и в Америке. В общем, загадывать на будущее сейчас невозможно, какая дальше выпадет траектория — Бог весть, мир еще в точке бифуркации. Но поводы для осторожного упования все же есть.
Судя по выступлениям, Путин, который мгновенно, без каких-либо марксистских обличений язв капитализма, приведших и т.д., без намека на заигрывание с внутренним антиамериканизмом объявил свою страну шагнувшей в цивилизацию, причем не эмоционально, не телевизионно, а обозначив это как давно продуманную и принятую необходимость, совершил поступок мощный и вселяющий надежду. И он, и Буш сравнили этот теракт с нацистским варварством. Конечно же, они не сговаривались, они просто говорили как политики одного цивилизационного пространства. И это вселяет надежду, хотя, безусловно, политические игры пребудут вечно.
Надежду вселяет и то, что арабский мир (речь идет не о ликующей для ТВ публике на улицах, а о правительствах, о тех, кто принимает государственные решения) оказался сам чрезвычайно напуган. Это было отчетливо ощутимо в первые дни (пусть это были слова — но даже друг Саддам осудил официально), хотя сейчас началась политическая бравада для внутреннего пользования. Я вообще думаю, что этот акт, как это вам ни покажется пикейнодушным, направлен в первую очередь против арабских правительств, которые так и не объявили Израилю ни блокады, ни военной поддержки интифаде. Мало того, никак не реагируют на то, что Израиль планомерно и по списку уничтожает террористов-главарей. Видимо — дай-то Бог, — большие дяди в мире, где капитал и власть, поняли (каждый с точки зрения своей выгоды), что война с Израилем, то есть, по сути, с Западом, стала бессмысленной, бесперспективной, пора с этим кончать, а так как заниматься настоящим делом Востока — торговать (в том числе и локальными войнами) — из-за этих террористов, которые для себя требуют все большей и большей дани с каждой лавочки и компании, становится все трудней, да и надоело отстегивать непонятно на что, а прикормленные ими же террористы уже вышли из-под контроля, то пора проводить совместный, черный сентябрь — как когда-то в Иордании. Но, видимо, один к одному черный сентябрь повторить уже невозможно — у террористов слишком большие силы, чтобы какой-либо арабский режим мог справиться со своими бандитами в одиночку. То есть решили начать торговать самими террористами, как товаром уже не нужным в хозяйстве, опасным для хозяйства.
А так как Америка за ценой не постоит — а дело, наверняка, пойдет о списании долгов (что уже началось в Генуе и продолжилось в Пакистане), причем долгов безнадежных — то сделка или состоится, или уже состоялась. И террористы сыграли на упреждение и устрашение своих же (и кстати, именно в сентябре — на Востоке любят символику и понимают ее смыслы, а также именно в канун еврейского Нового года — тоже символика: Израиль и мировое капиталистическое еврейство): если такое можем сделать с Америкой, то представляете, что можем сделать с вами.
Кстати, не случайно главным бандитом Америка назначила тоже символ — бен Ладена, заявив, что даже Ирак вроде бы непричастен, а только его укрыватели талибы, которые тоже уже стали символом и вдобавок уже надоели всем, даже, видимо, властям Пакистана.
Так что все высоколобые разговоры о войне цивилизаций, о богатом Севере и бедном Юге — для меня пустозвонство. Насчет бедного Юга — так просто чепуха: бедные нефтедобывающие страны? Глава правления Торгового центра Залива и Ближнего Востока Мухаммед Нур Султан сообщил, что арабские инвестиции за рубежом составляют сейчас около $800 млрд. Во-первых, хороши бедняки, во-вторых, вопрос: и сделавшие эти инвестиции хотят разрушить то, во что они вложены и что дает неплохой доход?
Не Станиславский, однако не верю. А если уж по логике нищего Юга, то в первую очередь должна подняться Индия.
Так что Бель Эпок, действительно, кончилась — но не 11 сентября, много раньше. Но не все ли равно — когда? Просто агенты новой эпохи дошли, как те саламандры, до сердцевины континента. Динамита, чтобы взорвать его, у них все же нет. Но чтобы изменить цвет неба — навсегда? надолго? — сил хватило. А в общем-то, не изменить цвет, а заставить увидеть, что и цвет давно изменился, и климат.
…Но, будем надеяться, что первый урок, хоть и с трагическим опозданием, усвоен. Во всяком случае, поняли, что крысы в таком климате хорошо плодятся и что самоубийственно выращивать крыс в своих домах, чтоб соседи боялись.
Ваш всегда В.Л.
22 сентября 2001 г.