Борис Дубин
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2001
Джордж Блекер
А что, если — как ни скандально это звучит — республиканцы были в чем-то правы?
Одним из самых тревожных фактов, выяснившихся во время пост-выборной свистопляски в США, оказалось то, что механизмы голосования в большей части штатов безнадежно устарели и более того, пагубны для дела. Однако до обвинений в откровенном мошенничестве либо обмане избирателей так и не дошло. Кризис начался с жалоб нескольких пожилых избирателей на неясность избирательного бюллетеня, а затем перерос в инспекцию машин для голосования, которые уже несколько десятков лет используются во Флориде и многих других штатах. На все это республиканцы реагировали твердолобо, но вполне разумно, утверждая, что поскольку существующая система при всех ее несовершенствах была изначально одобрена всеми сторонами, победа их партии вполне законна. Когда было принято решение о пересчете голосов, республиканцы настаивали, что пересчет возможен только машинным способом — именно тем, которым производилось первоначальное голосование. И вновь они были до боли правы. Инструкции для избирателей были кристально ясны: если бюллетень не был «прокомпостирован» насквозь, так, чтобы от него отделился маленький бумажный кружочек (скандально известное «конфетти»), голос не засчитывается. Республиканцы уверяли, что менять правила на ходу и засчитывать голоса избирателей, которые не выполнили инструкцию, просто-напросто нечестно — да и можно ли придумать систему, при которой все голоса одинаково тщательно подсчитываются вручную?
Конечно, тут возникает одно очевидное возражение: а если бы дело обстояло наоборот, и Гор победил во Флориде с перевесом в несколько сот голосов, стали бы республиканцы это оспаривать? Наверняка. Но тот факт, что очень многие избиратели-демократы оказались не в силах хоть как-то логически понять позицию республиканцев (а республиканцы — позицию демократов), кажется мне самым тревожным аспектом пост-выборного кризиса: в течение полутора месяцев мы словно бы сражались на священной войне не из-за разногласий во мнениях, но из-за взаимоисключающих представлений о действительности.
Эмоции все еще кипят. На момент написания этой статьи в назначенном Бушем кабинете уже стало меньше на одного человека, и не исключено, что слетит еще несколько голов. Страна, по-видимому, набирается духу перед схватками правых и левых, которые затянутся до конца правления Буша да и еще дольше. Вражда достигла пугающего накала, и это наводит на подозрения, что Конгресс и Верховный суд в обозримом будущем накрепко погрязнут в ожесточенных междоусобицах.
Однако прежде чем говорить об этой вражде, будет полезно обозреть другие ужасные или не столь ужасные факты американской жизни, которые всплыли за эти полтора месяца.
И вот самое очевидное из этих «откровений»: власть юристов в США поистине безгранична. В этой стране, основанной и построенной юристами, способность убедительно аргументировать свою позицию всегда ценилась выше, чем попытки докопаться до «истины». На полтора месяца юристы с безвестными именами и лицами вышли в суперзвезды. Хотя их дискурс не особенно вдохновлял (изъяснялись они с дотошностью, близкой к педантизму), он был намного выше интеллектуального уровня всех других выступавших в СМИ, и это как-то успокаивало: приятно видеть, что на высоких постах еще попадаются умные люди. Однако из бесконечных юридических пикировок и схваток в двух Верховных судах (суде Флориды и Федеральном) явствовало, что для обеих сторон важно только одно: оставить победу за собой. Ни Буш, ни Гор не вели себя, как подобает государственным деятелям; все, что мы видели, это двое напряженно застывших людей, которые, затаив дух, наблюдали за поединком своих секундантов на публичной дуэльной площадке, — не самая обнадеживающая картина, когда речь идет о людях, которые соперничают за пост самого могущественного политического лидера на свете.
Также стало ясно, как халтурно поставлены выборы на большей части территории США. Мало того, что нас отягощает устаревшая система коллегий выборщиков — также, к своему немалому стыду, мы узнали, что система машин-компостеров, применяемая во Флориде, — самая распространенная; во всей стране было признано недействительными примерно два с половиной миллиона неправильно пробитых бюллетеней. Правда, тому виной скорее нежелание властей штатов тратиться на модернизацию, чем откровенный злой умысел, но последствия очевидны: поскольку устаревшие машины чаще должны встречаться в бедных избирательных округах, чем в богатых, выборы в очередной раз доказали, что классовая и расовая принадлежность в США еще на многое влияют.
Но возможно еще важнее тут другое — крупномасштабная паника, вызванная кризисом в США и за границей. Как бы ни старались мировая пресса и юмористы обратить все в шутку, за смехом стояло нарастающее опасение, что самое могущественное правительство мира вдруг замрет в бездействии. А случись такое и впрямь, к чему это приведет? Какие поборники нестабильности — террористы, правые религиозные фундаменталисты, международные мафии — проскользнут в Белый Дом, чтобы посеять смуту? Когда стало казаться, что страна вот-вот увязнет либо в судебном разбирательстве, либо в пререканиях конгрессменов (пресса заговорила о «конституционном кризисе», не уточняя смысла этого термина), атмосфера накалилась еще сильнее, чем во времена Уотергейта, неудавшегося импичтмента Клинтона или компьютерной «проблемы-2000». Этим было доказано, что весь мир и американцы в том числе наивно веруют в абсолютную стабильность американской власти — в иллюзию, которая отныне под большим вопросом.
Конечно, правительство не рухнуло. И все же напряженность сохраняется, грозя вылиться в конфликт, как только Буш перейдет через какой-нибудь из ряда гипотетических Рубиконов. Священная война на нашей земле еще длится, хотя на данный момент и перешла в фазу «холодной войны».
Давайте рассмотрим одну подробность. В самый разгар кризиса я был на лекции Пегги Нунен — это один из самых громких «голосов консерватизма» в нашей стране; Нунен — один из главных референтов-спичрайтеров президента Буша-Старшего. Как и все, она говорила о «конституционном кризисе» и, по-видимому, искренне страшилась подобной перспективы. Одно из ее высказываний показалось мне особенно характерным примером, позволяющим узреть образ мышления обеих сторон:
«Когда Гор выдвинул свою кандидатуру на пост президента, — сказала она, — я и мои друзья консерваторы подумали про себя: пусть мы с ним не согласны, но его победа не станет трагедией. По крайней мере, мы его понимаем, видим, из чего он исходит. Но теперь, когда он и его люди выискивают все возможные предлоги, чтобы нахимичить с результатами честных выборов, — ибо мы уверены, что бюллетени подсчитывались и пересчитывались не один раз, а несколько — мы начинаем понимать, что он вроде Клинтона — сумасшедший».
Сумашедший. С луны свалился. Играет в совсем другую игру. Что, собственно, имела в виду Нунен? И почему в лагере демократов страсти кипят так же жарко? (Я слышал о демократах, которые буквально хотят уехать из страны или выйти на улицы и убивать республиканцев.)
Чтобы понять причины этого взрыва эмоций, следует оглянуться в прошлое, на Франклина Делано Рузвельта и радикальные перемены, привнесенные им в философию государственной власти в США. Руководствуясь необходимостью вывести страну из тяжелейшей экономической разрухи, он осуществлял программу за программой, направленные на ограничение власти штатов и соответствующее усиление федерального правительства. Фактически он изменил глобальное равновесие сил между тремя ветвями власти, и сдерживало его лишь ходатайство Верховного суда. Хотя миллионы людей видели в Рузвельте спасителя, многие другие его ненавидели, и не только потому, будто активно не одобряли его намерений — Рузвельту просто-напросто не могли простить, что он изменил правила игры, презрев святость установлений. Для менталитета консерватора такой поступок является признаком двуличия, интриганства, узурпации власти, ненадежности. «Человек играет, чтобы выиграть, — гласит эта философия, — и пользуется всеми тактическими приемами, которые разрешены правилами, но менять сами правила не положено».
Досада на «Новый курс» Рузвельта присутствует, хотя скорее подспудно, в американской политической жизни с тех самых времен и доселе. Мы наблюдали ее в 60-х гг., когда консерваторы испытывали шок оттого, что молодежное движение препятствует Джонсону и Никсону вести войну во Вьетнаме. Новым проявлением этой досады стала безмерная слепая ненависть консерваторов к Биллу Клинтону — он виделся им человеком беспринципным, вечно готовым изменить свою позицию и саму реальность так, как ему будет выгодно. (Конечно, тот факт, что он проделывал это с упорством, достойным супермена, да еще и вышел сухим из воды — кстати, ему сошло с рук и кооптирование республиканских позиций по ряду жизненно важных вопросов — только разжигал негодование.)
И вот — перефразируя высказывание Рональда Рейгана на исторических теледебатах — Гор «опять это сделал»: повел себя, как сумасшедший, изменил правила, принялся настаивать, что, раз уж ему показалось, что при выборах имела место несправедливость по отношению к горстке близоруких пожилых и бедных избирателей, их результаты надлежит признать недействительными. Для демократов, действительно делавших упор на факте дискриминации при выборах, позиция республиканцев была такой же непостижимой. Разве нельзя изменить правила игры, если изменить их необходимо? — словно бы вопрошали они.
Несомненно, тут я чрезвычайно упрощаю «факты». Когда кризис перекинулся на голосование во Флориде по открепительным талонам, демократы и республиканцы поменялись местами. В своей апелляции, поданной в Федеральный верховный суд, республиканцы прибегали к аргументам, более уместным в устах демократов. За эти долгие полтора месяца было еще много таких противоречий. И, однако, моя теория хотя бы чуть-чуть объясняет, почему обе стороны реагировали так эмоционально, а также почему в этой стране уже несколько десятков лет не бывало настоящих политических дебатов. Конгресс уже двадцать лет как буквально уткнулся в тупике; теперь же списано в утиль и идеалистическое представление о Верховном суде как о беспристрастном арбитре политических разногласий. То, что, возможно, с наиблагими намерениями, задумал Рузвельт, воплотилось в жизнь: из трех ветвей американской власти только исполнительная функционирует относительно эффективно.
Однако в ближайшие четыре года мы, возможно, обнаружим, что с неспособностью консерваторов и либералов вообразить себе точку зрения противника не справится и сам Джордж В., и тогда даже президент будет вынужден лишь бессильно кипеть от фарисейского негодования.
Перевод С. Силаковой