Философский прагматизм американской улыбки
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2000
«То, как Вы относитесь к фактам, важнее самих фактов.»
Д-р Карл Меннингер
В «Любимой» Ивлина Во (превращенной в «Возлюбленную» в русском переводе) мистер Джойбой — главный мортуарий калифорнийского похоронного комплекса «Поляны шепота» — запихивал квадратики картона между зубами и губами своих безмолвных клиентов, и «о, чудо! на месте угрюмой морщины многолетнего терпения появлялась улыбка». С улыбкой «Лучезарного детства» на устах кадавры отправлялись на гримммировку к мисс Татаногенос; их улыбки говорили ей о любви мистера Джойбоя.
В глазах сварливого Во, раздраженного сытой солнечной Калифорнией после обнищавшей Англии 48-го года, американская улыбка отвергала боль и горечь разочарованной Европы. Эта улыбка была непристойна и неуместна. (Годы спустя, Во запретил своему агенту вести переговоры с советскими издательствами о публикации «Любимой», справедливо предположив, что его книга будет использована в анти-американской пропаганде.)
В середине 90-х годов K-Mart — компания, которая владеет цепью недорогих универмагов в США, открыла форпост в Праге. Помимо веселенькой униформы и обязательной улыбки, продавщицы щеголяли нагрудными значками с надписью: «Чем я могу Вам помочь?». Многие девушки увольнялись вскоре после поступления на работу. И это в то время, когда пражане мечтали о месте в иностранной компании. Одной из причин массового бегства из K-Mart’овского рая стала нещадная ругань, которой покупатели-мужчины осыпали невинных продавщиц, недвусмысленно намекая на то, чем и как именно те могут им помочь. Впрочем, ругань была вызвана и тем, что раззадоренные пражане мали что могли себе позволить в K-Mart’е. И здесь американская улыбка была неуместна.
Улыбки американских бизнесменов в московских и питерских конторах 90-х годов воспринимались как вызов. «Чего они улыбаются?», скрипели зубами российские чиновники, «веселого — мало».
Недавняя иммигрантка из России, получив работу в нью-йоркской благотворительной организации, которая имеет дело со многими пожилыми выходцами из бывшего Союза, уверяла меня, что постоянно улыбавшаяся телефонистка (коренная американка средних лет) — «змея, наушница и лицемерка». Те же эпитеты она применяла к начальству этой организации, которое в ужасе от своих русскоязычных служащих (без которых оно не могло функционировать) нанимало толпы высокооплачиваемых психологов-консультантов, которые тщетно пытались объяснить питомцам киевских, кишиневских, винницких вузов «правила игры».
Улыбчивый американский мир, вместо того, чтобы успокоить и ободрить искренне озабоченную женщину, превращался в ее сознании в жутковатый маскарад, смысл которого она не могла понять. Он раздражал и, упорствуя в своей улыбчивости, становился неразрешимым и загадочным.
Что скрывается за американской улыбкой?
Честно говоря, за годы жизни здесь я так привык к повсеместной улыбке, что чувствую себя неуютно в Москве, Париже или Лондоне, где продавцы в магазинах, случайные попутчики в поезде, билетеры в кино, в ответ на мою автоматическую улыбку, глядят исподлобья, видимо принимая меня то ли за идиота, то ли за юродивого.
Я никогда не задумывался над тем, почему американцы улыбаются. Приехав в Америку двадцать лет тому назад, я был обезоружен улыбчивым миром после мрачнолицего Союза и так и прожил все эти годы, надевая улыбку каждое утро, как свежую рубашку: надел и пошел. Улыбка казалась такой же неотрывной частью этой жизни, как гамбургеры или Голливуд.
Теперь же, пытаясь ответить на вопрос: «Почему американцы улыбаются?», я, первым делом, обратился к друзьям и знакомым — коренным американцам и тут же понял, что они , как и я, не задумывались над тем, почему вся страна с утра до вечера скалит зубы.
Типичные ответы, которые я получил, говорили о том, что истоки улыбки, ее гносеология, были утеряны. «Нас так приучили с детства». «У нас здоровые зубы». «В американском кино все улыбаются». «Неприлично показывать свои эмоции в обществе или на работе». «Сами не знаем, чему улыбаемся». Иногда, неожиданно, американцы соглашались с обиженной дамой из России. Мой приятель, профессор одного из южных университетов, доведенный до oтчания академическими дрязгами, сказал: «Лицемерие все это. Прикрываем свое истинное лицо, и все тут. Вот французы не улыбаются незнакомцам и ничего, общество не распадается».
Но дело было сложнее. Перечитывая старых авторов, побывавших в Новом Свете в XIX веке: маму и сына Троллопов, Дикенса, Уайльда и того же де Токвиля — я не мог найти никаких упоминаний об улыбчивых американцах. Напротив, они представлялись сумрачными, грубоватыми, довольно неотесанными мужланами, вечно плюющими на пол в публичных местах. Очень «rustre». Когда и почему американцы заулыбались?
Им было не до улыбок, когда они осваивали новые территории и воевали с индейцами, не до улыбок было и во время войны за независимость, не говоря уже о гражданской войне. Великая Депрессия явно не способствовала расслаблению лицевых мускул. К окончанию Второй мировой войны, американцы могли заулыбаться, но улыбались ли они «en masse»?
Все мои не очень научные исследования указывали на одну дату: 1952 год. В этом году вышла книга Нормана Винсента Пиля «Сила положительного мышления».
Пастор Пиль проповедовал с амвона голландской протестантской церкви Marble Collegiate Church в Нью Йорке более пятидесяти лет. Он умер в 1993 году в возрасте 95-ти лет: к тому времени он продал 20 миллионов копий своего бестселлера и научил американцев улыбаться «через не хочу».
«Удары жизни, — писал Пиль, — нагромождение трудностей, умножение проблем — все это ведет к тому, что уровень вашей энергии падает, оставляя вас разочарованными и малодушными. В этой ситуации вам нелегко понять, как вы на самом деле сильны. Вы расхолаживаетесь, уступаете малодушию, хотя в действительности дела не так уж плохи. В ваших же жизненных интересах переоценка черт вашего характера. Когда вы разумно и спокойно проведете эту переоценку, то увидите, что ваше положение вовсе не так уж непоправимо, как вам казалось».
«Чувство уверенности в себе, — растолковывал своим читателям Пиль, — зависит от того, какие мысли обычно занимают вас. Если вы думаете о поражении, вы будете поражены. Практикуйте уверенность в себе, сделайте эти мысли привычными, и вы так четко осознаете свои собственные возможности, что преодолеете любые трудности».
Пиль предлагал читателям и прихожанам целый набор упражнений для поднятия уровня жизнестойкости. Смешав христианскую религию с могучей дозой психологии Уильяма Джеймса и философией Эмерсона, он нашел чисто американский подход к решению жизненных проблем. Притворитесь, что проблем нет, не верьте в поражение, перестаньте беспокоиться, готовьтесь к лучшему, и оно непременно придет.
Например, в главе «О самоуверенности» Пиль сформулировал 10 правил «преодоления чувства неполноценности». В частности, он предписывал «минимизацию трудностей». «Трудности надо анализировать и устранять, <…> не нужно усиливать их страхом». «Помните, — наставлял Пиль, — большинство людей, какими бы самоуверенными они не казались, так же напуганы, как и вы, и также неуверены в себе».
И Пиль был своевремен и прав. Победоносные американцы 1952 года не были так уверены в себе, как казались приниженным европейцам. В стране происходили коренные социальные сдвиги: закон о бесплатном высшем образовании для ветеранов войны и цветущая экономика привели к тому, что сотни тысяч из бывших «низших классов» вливались в «средний класс». Потомки ирландских чернорабочих, китайских кули, еврейских портных и сицилийских крестьян становились инженерами, чиновниками, коммивояжерами. Произошло то, о чем мечтали большевики, только в другой стране. Капитал передаваемый по наследству, уже не был основным источником богатства. «Хорошая жизнь» и то, что под ней подразумевалось — дом, машина, жена-домохозяйка, трое детей — оказались доступными целому поколению американцев. Но в сытой жизни была червоточина: приобретенные материальные ценности не превращали Золушку в принцессу автоматически, надо было еще научиться как себя вести и как думать. Нового костюма и фетровой шляпы не было достаточно, чтобы спроектировать на окружающий мир образ уверенного в себе бизнессмена, который так хорошо удавался начальнику, еще лучше — начальнику начальника, и казался уж совсем врожденным у владельца компанией.
Приобрести привычки и навыки сильных и богатых, залезть в их головы, занять их мыслей, понять как они устроены, что заставляет их «тикать», научиться их спокойной манере, уверенности в себе: Пиль знал, что волнует его паству.
От «положительных мыслей» до улыбки было рукой подать. Улыбка, ровное обращение с подчиненными и с начальством, умение «подать себя», произвести хорошее впечатление, показать коллегам, друзьям и соседям по только что застроенному району, что у Вас все хорошо, все как у людей — все это стало частью американской культуры и, добавлю, мощным трансформатором национального характера. Плачут от боли, хмурятся от беспокойных мыслей, улыбаются здоровые победители.
Любопытно, что книга Пиля остается на удивление популярной. Рецепты ее таковы, что многие их быстро забывают и возвращаются к ним еще и еще раз. Та копия, которой я пользуюсь при написании этой статьи (дешевое трехдоллоравое издание в розовой — а как же иначе — мягкой обложке), была извлечена моим другом из стола его бывшей начальницы. Некоторое время тому назад она уволилась из компании, в которой занимала видное положение вице-президента, и мой друг занял ее место. Разгребая ее стол, он нашел этот экземпляр пилева бестселлера. Женщина, которая читала Пиля, была хорошо образованной черной американкой средних лет, ее зарплата в «шести цифрах» (т.е. превышающая $100 000 в год) обеспечивала ей место в том пресловутом 1% населения, которому завидуют все остальные 99%. Но посреди почти поголовно мужского и белого руководства этой уолл-стритовской компании ей должно быть не хватало уверенности в себе. Она даже делала записи на полях книги, вроде: «Моя сила здесь, сейчас… я закрепляю маленькие победы… перечисли свои внутренние ресурсы… я достойна… моя жизнь полна и спокойна» и т.д.
Пиль не был первым в истории американской мысли, кто попытался разработать эту удивительно плодоносную жилу кальвинистского, пуританского: «спасение утопающих дело рук самих утопающих». Первым был Ральф Вальдо Эмерсон. Те в России, кто искренне пытается понять, чем дышит Америка должны непременно прочитать Эмерсона. Российские американоведы читают Джефферсона и Адамса и удивляются американскому напору и агрессивности в тех случаях, когда американцы уверены в своей правоте. А Эмерсон, «первый философ американского духа» (по словам Брукса Аткинсона) им все хорошо бы объяснил: и про Косово, и про Чечню…
Этот поэт-проповедник или проповедник-поэт, писавший и проповедовший в течение 30 лет перед гражданской войной, прославился своими радикальными, иконоборческими идеями. В России XIX века за чтение Эмерсона ссылали.
Его самое знаменитое эссе «Самодостаточность» («Self-reliance») обобщило и кристаллизовало его философские (трансцедентальные) идеи. «Никто, кроме вас самих, не принесет вам умиротворения, — писал Эмерсон, — ничто, кроме триумфа принципов, не принесет покоя». Эти слова очень близки Пилю, который часто ссылается на Эмерсона.
Цитируя старую легенду о пьянице, которого подобрали на улице, отнесли в дом к герцогу, и когда он проснулся в аристократической кровати, убедили в том, что он и есть герцог, только слегка свихнувшийся, Эмерсон говорил: «…популярность этой легенды в том, что она иллюстрирует состояние человека, который в жизни пьянь и дрянь, но стоит ему пробудиться, пораскинуть мозгами и вот он уже принц». Чем не пилево: все в ваших руках, не сосредоточивайтесь на негативном, думайте, что вы принц и принцем вы станете.
Конечно, между Эмерсоном и Пилем есть очень важная разница, Эмерсон по-кальвинистски верил в добрые дела, Пиль же был уверен, что добрые мысли и дела суть едины. Но и тот и другой проповедовали одну мысль, которая становилась призывом к действию: «…человек не плакучая ива» (Эмерсон), «он может и должен разогнуться; в доверии к самому себе рождаются новые силы…» И опять же отсюда недалеко до улыбающихся лиц на рекламе зубного порошка и нового кадиллака. «Недовольство жизнью — дефицит самодостаточности», — писал Эмерсон.
Американцев с детства учат улыбаться. Улыбка — это ваша визитная карточка. Вы объявляете всем, что вы в согласии с миром, что вы пришли как друг, не как тать в нощи. Вы здоровы и уверены в себе, ваше будущее обеспечено, ваши дети будут президентами и миллионерами…
Несколько наивно для европейцев, выросших на погосте тысячелетних культур, еще наивнее и, может быть, даже слегка противнее для русских, погосты которых еще не впитали всю кровь последних 100 лет.
Но есть что-то магнетически прагматическое в следующих словах Эмерсона, которые мало кто помнит в Америке, но которыми все живут каждый день: «Политическая победа, увеличение вашего дохода, выздоровление ваших близких или возвращение друга домой… все эти события поднимают дух, и вы думаете, что впереди еще лучшие дни. Не верьте. Ничто и никто не принесет вам умиротворенности, только вы сами».
St. George Tower, Бруклин, Нью Йорк.
Январь-февраль 2000 года.