Особая точка
ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 1999
ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ!
Владимир Л. Каганский
НА ЧЕМ МОСКВА СТОИТ.
ОСОБАЯ ТОЧКА.
Мы нигде не находимся,
на нас Москва стоит.
(атомный физик, Арзамас-16)Предисловие
После пребывания в Арзамасе-16 (и завершения настоящего текста) прошло уже четыре года. Однако я добавил лишь этот абзац (и подстрочные примечания). Многое, что тогда намечалось, обозначалось и угадывалось, стало яснее. Прошел поток самых разных статей и передач — но у меня нет оснований менять свой текст. “Минатом” стал героем скандалов — от поставок ядерных технологий грязным режимам до проектов одолжить государству миллиарды, если оно изменит законы и разрешит прием атомных отходов со всего мира. Забастовки в атомных городах, почти мятежи (если верить картинке TV) и череда несчастных случаев стали событийной прозой. Закрытые города стали потихоньку вылезать из тени. Но ни открытыми, ни прозрачными в серьезном смысле они от этого не стали. После Арзамаса-16 мне довелось включиться в десяток регионов, побывать в полусотне городов: СССР вроде бы нет, но советское пространство есть, действует, хватает, держит [О советском пространстве: Каганский В.Л. Война и революция районов (К “анатомии” советского пространства) // Независимая газета. 1991. С. 171; Советское пространство // Иное. Т. 1. М.: Аргус. 1995. С. 89—130; http://www.russ.ru/antolog/inoe/kagan.htm; Советское обитаемое пространство // Знание—сила. 1996. № 6. С. 14—22]. Нам не понять страны, где мы живем без таких особых, фокальных, узловых — уникальных и типичных одновременно — точек. Многое в нашей жизни и дискурсе станет яснее, если указать зоны молчания и умолчания, они же — и главные реалии нашего трагичного пространства.
* * *
Описать это место именно как место очень трудно. Место вне истории и времени, вне пространства и географии, оно само формировало наше советское пространство, биографию мира. Так думают жители. Они, возможно, правы.
Арзамас-16. Тот самый.
Я там жил хотя и недолго, но активно включаясь в этот мир. Встречался с активом города. Сиживал в кабинетах с откровенно-уклончивыми секретоносителями. Пил воду “Божественные источники Сарова”. Был в магазинах, гостях, МИФИ-4, музеях, в администрации Города, дирекции института. Изучал местную прессу. Беседовал на улице, в гостинице, в гостях, поезде — о бизнесе, загранице, матрицах, науке, НЛО (не журнале, а объектах), политике, резонансах, России, туризме, ценах… Слушал. Смотрел. Думал. Думал долго — получился очерк герменевтики: ландшафта [такая версия географии выросла в нашей стране как преодоление невменяемости и непроницаемости пространства): напр., Каганский В.Л. Портрет культуры в ландшафте // Архитектура СССР. 1989. № 5. С. 62—65; Наука о культуре. 1995. Вып.3. (Культура в ландшафте и ландшафт в культуре]: территориальная точка Бомбы; реконструкция того, какой она была недавно; с приметами черт новой жизни.
СПРАВКА. Арзамас-16 — первый и главный атомный закрытый город. Занимает середину Мордовского заповедника (Мордовия) и кусочек Нижегородской области; c недавних пор подчинен ее администрации без включения в состав. Зона площадью около 300 км2 — Институт экспериментальной физики бывшего Минсредмаша, ныне Федеральный ядерный центр. Основная часть зоны занята лесами с вкраплениями болот и дачных поселков; жилая и производственная зоны (ОБЪЕКТ) разделены лесом. Население около 80 тыс. человек. Аэродром, рейсы в Москву (в расписании не значатся). Железнодорожная станция, ежедневно поезд МОСКВА—БЕРЕЩИНО, билет до конечной станции в кассе купить нельзя, только в самом поезде. Он входит в Город-Зону через один из трех контрольно-пропускных пунктов лишь после многочасового досмотра. На шоссе между КПП и Городом — памятник св. Серафиму Саровскому.
ЗОНА имеет форму рубленого овала. По периметру, имеющему здесь ранг имени собственного (ПЕРИМЕТР), длиной около 100 километров охраняется (неполной) дивизией внутренних войск. Периметр — две стены колючей проволоки в пять метров высотой, между ними — контрольно-следовая полоса. Охраняется тщательнее госграницы: патрули, вышки, прожектора, пулеметы, собаки, телекамеры. Говорят, проходов через ограждение не было. Пропуск въезжающим не выдается, действителен сутки и только на одном КПП.
ГОРОД стоит у монастыря при впадении речки Саровки в реку Сатис, приток Мокши. Ландшафт мещорский, сосновые боры. Застроены водоразделы, долины почти не заняты: сотня деревянных коттеджей специалистов первой волны, двухэтажки начала 50-х, многоэтажки. Полный комплект благ областного центра: магазины (рынка нет), театр, филармония, спорткомплексы, бассейны; газеты, радио и телевещание; музыкальные и спортивные школы, университет, филиалы вузов и пр. Обычной промышленности нет.
Город имел и имеет много имен. Вначале условные названия имел только Объект, потом поселок стал зваться АРЗАМАС-75, затем — АРЗАМАС-16. До 1975 года официальный адрес был “МОСКВА, ЦЕНТР-300” (почта и ныне доходит). Местная коммунистическая газетка называется “орган Кремлевского горкома”; КРЕМЛЕВ — первое закрыто-официальное (и неотмененное) название (кажется, самое удачное). В обиходе зовут ГОРОД, АРЗАМАС, ЗОНА, САРОВ.
АНТИЛАНДШАФТ
Всякое место, ландшафт — территориально конкретная общность людей. Эта общность, которая открыто живет в конкретном ландшафте и связана с ним; место имеет известный топоним (имя собственное) и связано с окрестностями. В первом смысле Арзамас-16 — явно регион, место, общность, четко идентифицируемая. Но вот в остальном Арзамас-16 удивителен, это территориальный антиландшафт.
Созданное искусственно поселение подчинило себе большой кусок красивой земли. Этот кусок был вырван из ландшафта. Город целиком изолирован от соседних мест и скрыт от них; только белка или птица может пересечь зону. Город скрыт даже от самих его жителей. Нельзя просто выехать и выйти, ни один житель не видел его полностью — не пересек пешком, не объехал, не обошел. Пространство жестко отграничено, сама граница недоступна. За Зоной — иной мир; подойти к Периметру нельзя. Город имеет обычный набор деталей и черт населенного пункта сходных размеров; тускл, стереотипен, похож на усредненный поселок; в нем есть все, чему положено быть. Однако нигде я не чувствовал пространство столь чужим и чуждым; видимо, потому, что не сидел в лагере. Ни на минуту я не переставал ощущать себя вне ландшафта, отделенным от всех мест, чувствовать замкнутость пространства.
Ничто в Городе не указывает на то, чем существует и чем живет это место; смысл города сокрыт. ПРОМЗОНА отделена, отдельна от жилой части; ни один из моих собеседников ни разу даже жестом не показал в ее сторону; а, судя по макету в музее ядерного оружия, она огромна, тысячи гектаров. Памятника жертвам атомного производства в жилой части города нет. Город выглядит огромным, мирным, очень по-советски благополучным спальным поселком, сейчас чуть запущенным.
Поселок лишен пригородов. Его строили крупными частями сразу. Город лишен того, что обычно и неощутимо привычно. Вдруг замечаешь: город внезапно кончается, а не переходит в загородно-пригородный сельский ландшафт, дороги из города никуда не ведут. В городе невозможно встретить жителей окрестных сел и поселков. Отсутствуют дорожные указатели и на хороших дорогах внутри, и на подъездах. Город в себе. Пространство-для-своих. “Мы — особая точка”, — говорят местные физики. Обычный город — свободное, самоорганизующееся поселение для жизни людей; город — открытый миру локус связей. А секретный советский город секретной советской науки? Сгусток парадоксов.
Места, где магнитная стрелка не указывает на север, называются магнитными аномалиями. Это место — ландшафтная аномалия. Здесь не действует основной закон ландшафта — позиционный принцип, по которому размер, смысл, связи, функции места согласованы с его положением в пространстве; “отменена” логика географического положения. В этом природно-хозяйственном регионе город такого размера возникнуть и существовать не может в силу географического положения. Ибо если бы он был, то в этой глуши служил бы центром территории величиной в полгубернии, преобразовал вокруг себя ландшафт, стал бы центральным местом с тесными связями с округой, имел немалый аграрный пригород, перерабатывал местное сырье, культурно обеспечивал округу.
Конечно, ничего подобного здесь нет. Аномальная точка сковала ландшафт. Город стал внутренним тупиком, черной дырой, его нельзя проехать насквозь. Это мощный мировой центр ранга Нижнего, Москвы, Лос-Аламоса; но для округи — причина смерти тысяч квадратных верст; сама округа — заложник войны или аварии. Арзамас-16 — ядро пустоши; он избавил окружающие территории от инвестиций и безопасной жизни. Вокруг него не жизнь, а бесперебойное функционирование. Территориальный узел — одновременно экстерриториальное место; внепространственное пространство. Реальный адрес Города — планета Земля, СССР; далее нигде.
Арзамас-16 — мировой атомный центр, но вряд ли город. Как раз для таких случаев существует сугубо советский статус — “поселок городского типа”. Поселок при крупнейшем заводе ядерных бомб и должен быть большим и богатым. Но почти все советские “спецгорода” — заводские, лагерные, гарнизонные — поселки; воплощенный военно-промышленный урбанизм.
Привязанный к Москве как невидимый спутник, Арзамас-16 был лишен и ныне не нашел себе места. Тщательно скрываемый, прячущийся за географически нелепыми псевдонимами, Город затерян не в пространстве, а вне пространства. У жителей прописка (была) в паспорте московская; многолетняя конспирация числила их по фиктивному адресу и обязывала при выезде за зону неуклонно врать о своем московском адресе и житье-бытье. В любое место из Города можно попасть лишь через Москву (только в Нижний Новгород ныне ходит автобус).
Соседние просторы — среда, угодья, запас воды, воздуха, места, леса — укрытия. Округу жители не знают. Хотя зона в Мордовии и шоссе ведет в ее столицу Саранск, там были немногие; из опрошенных двух десятков — никто; немногие бывали в ближнем Нижнем, совсем единицы — в недалеком Арзамасе. (Так и жители закрытой части Миасса в двух часах езды от Челябинска там не бывали.) Окрестные же жители никогда не были в Зоне. Зона и места-соседи незнакомы. До недавнего времени Города не было на открытых и умеренно секретных картах. Сейчас на одной карте — странное пятно с подписью САРОВ, на другой — КРЕМЛЕВ; границы и статус зоны не показаны, много искажений. Карта — публичный образ территории, она не врет: Арзамас-16 действительно пребывает вне ландшафта. Место без связи с другими местами, лишенное образа в культуре именно как конкретное место, не существует как место. Сейчас активно конструируется образ “технополис на святой земле”, эксплуатирующий имена Серафима Саровского и А.Д. Сахарова.
Арзамас-16 — в полном и точном смысле утопия, что значит нигдения, безместность — место, которого нет и как места и где нет места-пространства, как еще нет пространства в том самом “первоатоме”, взрыв которого и породил Вселенную.
Эпиграф статьи — реплика известного в Городе физика-общественника. Я привез в Город карту; там тогда еще не видели карт, на которых был бы показан Город. Интереса карта не вызвала. Пятно застройки Города — в Мордовии; это вызвало недоверие, от Мордовии просто отмахнулись. Они правы. Город стоит в фазовом советском пространстве, а не живет в пространстве ландшафта [Впрочем, и это скорее ультратипично для советско-постсоветского пространства; таков и Норильск — 6 проблем “Норильского Никеля” http://www.russ.ru/jornal/odna_8/98-08-05/kagan3.htm.]. Советское пространство власти противоречит пространству территории. Арзамас-16 — разрешение противоречия путем разрушения среды.
АТОМНОЕ ЯДРО СССР
Город — основа и ядро типичности советского пространства. Арзамас-16 устроен именно так, как СССР в целом, он есть его важнейший функциональный блок и характернейший элемент. В нем связаны ядро атома и ядро державы. Реальная роль СССР в мире определялась успехом работы городов, родоначальником, базой и прототипом которых был Арзамас-16; одновременно явились у СССР атомная бомба и мировая социалистическая система. Сейчас атомных городов в России 10, всего закрытых городов — полсотни, с военными городками — сотни, с закрытыми кусками городов вроде Курчатовки в Москве — многие сотни…
Пространство Арзамаса-16, подобно пространству СССР, всецело определяется центром и границами. Именно в центре и на границе сосредоточена почти вся активность, они обусловливают, организуют и символизируют территорию. Центр символически и физически экстерриториален. В зазоре между центром и границами, Объектом и режимом, и протекает обычная жизнь. Сам Город обречен на участь внутренней периферии, а огромные территории вокруг — внешней периферии. Территория фрагментирована и милитаризована. Как и в СССР, основная часть сил и людей идет на производство оружия, силовой контакт с территориями-соседями.
Со всем остальным миром Арзамас-16 связывает Москва.
ЦЕНТРАЛЬНЕЕ ЦЕНТРА
Отношение к Москве, центральной власти, Центру — совсем иное, нежели в любом регионе. В обычных регионах Центра побаиваются и зависят от него; сердятся, обижаются — и надеются; даже презирают и ненавидят; или переносят акции Центра как стихийные бедствия. В Арзамасе-16 все иначе: на Центр не обижаются, не сердятся, к нему снисходят; он раздражает как засбоивший не вовремя нужный прибор, как капризничающий обычно послушный ребенок. Москва явно воспринимается как место нужное, важное, даже приятное — но как бы не вполне полноценное; очень полезное, если исполняет свое назначение. Образ Москвы-Центра двойственен — надежный тыл, источник, база, слуга и защищаемый слабый партнер, опекаемая провинция. Арзамас-16 чувствует себя щитом и духом страны. Все до единого регионы сегодня — по необходимости, в прожекте или мечте, для шантажа или игры — обозначают самостояние и отделение. Только не Арзамас-16. Зона — не часть, а каркас целого; если еще возможно представить сепаратизм руки, то сепаратизм позвоночного столба… Арзамас-16 не может один. Производство смерти невозможно в отдельно взятом городе. Арзамас-16 центральней центра, государственней государства.
Читая местные газеты, ощущаешь себя на главном острове обширного архипелага. Вначале идут новости всех островов — “новости десятки”, т.е. десяти атомных городов России. Потом новости самого Острова. Потом — иные атомные новости. И лишь потом вести далеких континентов — России и Заграницы.
РЕЖИМ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
В столь необычно сделанном пространстве жизнь особая. Формы пространства и жизни полностью пригнаны друг к другу. Обитатели Зоны живут в ней добровольно, охотно, многие мечтали туда попасть, добились этого большими трудами и жертвами и очень боятся потерять это место. Люди сознательно выбрали несвободу, приняли, полюбили ее. Жизнь в этой несвободе насыщенна, активна, даже разнообразна.
Население искусственного места искусственно. Человеческая порода обогащена, люди отобраны, отсортированы, отбракованы. Все жители вплоть до магазинных грузчиков пропущены через долгое, тяжелое, тщательное сито по лояльности, биографии, происхождению, национальности, родству, связям. Даже те, кого набирали в 40-е годы учителями или строителями; они поначалу даже не знали, где живут и чем занят Город. Это отборные советские люди в полном смысле: никаких ненужных национальностей и судимостей в родне. Не думал, что на свете где-то собрано в одном месте такое количество советских граждан элитных пород. В чем-то все же приходилось уступать: немногочисленные физики и инженеры первой волны имели-таки изъяны в биографиях.
Все жители постоянно и полностью контролируются. Все про всех все знают. Право жить-работать тут нужно постоянно подтверждать. В любой момент работа могла стать непрерывной и многодневной. Работа внутри производственной зоны означает многоэтапные проверки, обыски, регистрации. Контроль всеохватен. В охране и контроле всех типов трудится, видимо, не менее четверти населения. РЕЖИМ!
Жители долгое время не имели права покидать Зону; сейчас дали пропуска, но мало кто ездит дальше базарчиков у КПП. (Прежде бывали лишь на далеких курортах и в Москве; ныне ездят еще в Лос-Аламос на американские деньги.) Недавно еще поездка в отпуск требовала многих месяцев, долгих процедур, заявлений, просьб; решала комиссия, пускали раз в несколько лет и отнюдь не всех. До сих пор в Город нельзя приехать постороннему без особых оснований. Командировка, утвержденная Городом, такое основание дает, а родство второй степени — нет. Например, внучку, не работающую и не учащуюся здесь, после 16 больше не пропустят в Зону к бабушке. Дело не в степени ДОПУСКА к секретной деятельности и информации. Арзамас-16 сам решает, кого впустить; допуск где-то там в СССР значения не имеет.
ИЕРАРХИЯ ПРИЧАСТНОСТИ
Город имеет свою систему статусов. Население отчетливо разбивается на два подмножества, рода, класса, касты — “туземцев” и “физиков” (названия мои, самоназваний нет). “Туземцы” действительно частично состоят из местного мордовского населения, по мере надобности завозят дополнительно. Эти люди работают в обеспечении Города, торговле, строительстве, образовании, милиции. Их потомки могут проникать в физики.
“Физики” — высококвалифицированные специалисты разных профессий, работающие на основном производстве, в науке и научном обеспечении, в том числе и в спецслужбах. Элита физиков — специалисты первого призыва, создававшие первые изделия, приехавшие на место, где, кроме руин монастыря и лагеря, ничего не было; а также их потомки с нужным образованием. Эта группа постоянно пополнялась лучшими специалистами (выпускниками физтехов). Это и есть элита, то есть собрание лучших. В Арзамасе-16 работало около половины членов и членкоров АН СССР, сталинско-государственно-ленинских лауреатов, ученых-героев; на стене музея ядерного оружия в три яруса висят портреты героев сообразно рангу.
Сейчас именно эти люди образуют основу Города, его Сообщество и Общество, будучи особым субъектом и носителем коллективного сознания Города. “Физики” служат в администрации Города (недавно сам город был просто подразделением Объекта), в разных непонятных конторах (не везде есть вывески), музеях; священник местной церкви и (по слухам) местный главный рэкетир — бывшие физики. Физики сами разработали Закон о закрытых территориальных автономных образованиях (ЗАТО), закрепляющий нынешний статус Города. Как член касты, физик не бывает бывшим; этот статус пожизненный. При очень разном отношении к А.Д. Сахарову его считают своим.
Теоретически все могли покинуть Город, но это значило потерять допуск, статус, специальность, квартиру, благосостояние и т.д. Были ли такие случаи среди “физиков” — не знаю.
При том, что каждая из двух главных групп внутренне неоднородна, напрашивается известная ассоциация — социальная структура архаических индоевропейских обществ из четырех каст: мудрецы=правители, воины, простолюдины=работники, рабы.
Кроме иерархии статусов существует некая “аристократия сопричастности” основному, оружейному производству, прямому участию в работе над изделиями и их испытаниями. Она маркируется системой допусков. Этим явно гордятся. Видимо, в советские годы причастность была важнее благосостояния.
А оно было по тогдашним меркам очень высоким — куда выше, чем у сходных групп в Москве. Город снабжался из закрытого распределителя, каковым он сам и был. В отличие от шарашки или, скажем, академгородка Новосибирска, где человек с хорошим аппетитом должен был становиться доктором наук, чтобы быть сытым, пайковый стимул получения научного статуса действовал слабо. Квартиры были у всех, у желающих — дачи в зоне и машины; продукты и ширпотреб в изобилии. Но имущественные блага не создали своих страт. Хозяйство и быт не играли большой роли в жизни Города. Центром жизни была Бомба.
АНТИЭКОНОМИКА БОМБЫ
Хозяйство Объекта секретно, сложно и странно. Оно вне экономики, даже вне бухгалтерии. Секретный бюджет игнорирует очень многое: стоимость охраны не калькулируется, интеллектуальная собственность и экономические риски не оценены. За использование земли ОБЪЕКТ не платит; о компенсации ущерба смежным территориям и страховке нет и речи. Страна не знает, что ей стоит Город.
Город Арзамас-16 существует в несоразмерном масштабе: ресурсы черпают с территории всего СССР, продукт производится для воздействия на весь лик Земли, где живут потенциальные жертвы. Арзамас-16 находится на планете Земля в целом. Это точка, чью катастрофу можно будет видеть из иных солнечных систем; Город, существование которого есть планетарная катастрофа.
Его хозяйственное тело работает исключительно за счет огромных ресурсов, обеспечиваемых внеэкономически, силой власти. Почти полстолетия Город жил на все увеличивающихся потоках ресурсов, в режиме роста, имел высший приоритет снабжения. Это точка невероятной концентрации богатств, овеществленных в сложнейшем техническом комплексе, производящем продукцию, круг потребителей которой сверхограничен; зависимость от конкретного потребителя всеобъемлюща; никаким ближневосточным режимам его не заменить.
Арзамас-16 потребляет прорву знаний/технологий. Город гордится тем, что любой нужный продукт, сырье, материал, человек завозились, зарубежная технология закупалась или кралась. Почти вся физико-математическая наука страны существовала как база таких городов. Все ресурсы использовались расточительно, экстенсивно и безвозвратно. Отработанный материал город выбрасывал вовне, загрязняя среду. Характер продукции и режим ее производства сделал Город бессмысленным поглотителем ресурсов. Кроме того, нужны постоянные затраты на поддержание Города и продукции в безопасном состоянии. Самое дорогое предприятия земной ойкумены производит исключительно ущерб.
Приватизация атомной промышленности в России запрещена; даже идея приватизации воспринимается Городом как кощунство. Но (пред)приватизация Бомбы уже налицо: для Сообщества атомное производство — кровное дело; Сообщество и в самом деле — субъект Объекта в силу сращенности. Жители владеют изделиями, изделия владеют жителями — мыслями, чувствами, языком.
ЯЗЫКИ И КУЛЬТЫ
В Городе говорят на языке, мало понятном непосвященному, некоторые употребляемые в этом тексте слова: ДЕСЯТКА, ДОПУСК, ЗОНА, ИЗДЕЛИЕ, ИСПЫТАНИЕ, ОБЪЕКТ, ОРУЖЕЙНОЕ ПРОИЗВОДСТВО, ПЕРИМЕТР, ПРОДУКТ, ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ЗОНА, РЕЖИМ, СПЕЦФАКУЛЬТЕТ — наиболее понятная часть лексики функционального стиля Арзамаса-16, но поначалу требуется перевод: изделие — ядерная бомба, объект — завод по их производству и так далее. Так говорят в Арзамасе-16 и после того, как стало свободнее. Обсуждение большей части жизненных ситуаций Города жестко нормировано или табуировано. При пересечении в разговоре незримой границы табуированной темы всякий раз срабатывает самоцензура. Ни разу в беседах не затрагивались темы смерти, аварии, атомных взрывов и их последствий. Чтобы выговорить слова типа “ядерный взрыв”, “производство водородных бомб”, им требуется усилие.
Сфера секретности, табуирования и сакрализации едина для Сообщества. Налицо сплетение и отождествление секретного и сакрального: все сакральное — секретно; в логике Арзамаса-16 верен и обратный ход — все секретное сакрально. Выражение “культ секретности” — не метафора, а точный термин. Секретно все атомное; секретность есть ипостась “атомного культа”. Секретность обеспечивает укрытость от врагов (слово вполне в ходу) и недоступность профанам. От первых тайны Арзамаса-16 защищают чекисты, от вторых — физика. Элита советских интеллектуалов срослась с чекистами; они разделили способы добывания и сохранения истины, стали братьями во истине.
Для коллективного сознания Города, внутренней логики Арзамаса-16 характерны неожиданные отождествления и переносы свойств по смежности объектов. Так, кроме секретности и эзотеричности атрибутами атомной истины выступают сила=мощь и польза=добро. Атомное оружие и вообще все атомное одновременно истинно, полезно, скрыто, красиво, присуще государству. Атомное заражает все вокруг себя эманациями; универсум мыслится как совокупность кругов вокруг атомной бомбы. В круге первом — “настоящая физика” и Мощь государства, во втором — точные науки и государство, далее — территория и население СССР.
Физику в Городе уважают за красоту и силу. Советское государство — за силу и служение Физике; любое государство уважаемо лишь в меру его силы. Равнодушие к государству жителям искренне не понятно — враждебность понятнее; городу интеллектуалов всякий либерализм чужд.
Госбезопасность, армия, разведка, былая компартия etc ценятся и уважаются за защиту от врагов и помощь в добывании нужного; кража чужих технологий скорее одобряется. Признание того, что вся технология первой атомной бомбы была краденой, самоуважения физиков не уменьшает. Велика гордость, что вторая (наша советская) бомба — лучше; ее макет в музее ядерного оружия миниатюрнее первой, но сравнительных данных по убойной силе и стоимости убоя души населения не приведено.
Сообщество Города — хранитель уникальных знаний в сложной научно-технической сфере; когнитивный организм, выращенный в особой среде, производящий особый продукт. Но организм абсолютизировал и универсализировал условия своего существования. Атомная бомба была создана в результате целенаправленных усилий (разведки и науки); для сообщества Города любое благо, польза, смысл может быть исключительно результатом целенаправленных усилий, решения задач, рационально организованной деятельности жестко сконструированных коллективов. Сведения о существовании наук, равноправных с физикой и математикой, но заведомо иных, до Города еще не дошли; интеллектуальные практики, не основанные на расчетах, математических теориях, экспериментах, технологизации жизни человека и социальном насилии etc просто игнорируются. К естественной непроизвольности, спонтанности, непрограммированному развитию относятся с неодобрением и подозрением.
Физикалистский физико-математический рационал-романтизм тут жив-здоров. Всю внепрофессиональную жизненную реальность он игнорирует. Жители твердо убеждены, что основа успеха — рационал-активизм. Сообщество Города состоит из хорошо (узко)образованных, квалифицированных, деятельных, решительных, рационально-прагматичных людей. Принимать решения для них — не обуза, а способ жизни. Решать сложные задачи — удовольствие. Трудности прекрасны; ответственность — долг. Активность, решительность, дисциплина, долг, жертвенность, бдительность, полная регламентация поведения, игнорирование опасности — осознанная необходимость. (В Городе надо вырасти писателю; существовала ли художественная спецлитература для миллионов жителей закрытых городов — неизвестно.)
Люди, исполнявшие долг, — герои местного пантеона. Это физики, творцы, гении, изобретатели, активные и беспощадные, иногда только гении (как предстающий в местном фольклоре юродивым А.Д. Сахаров); послужившие Городу военные, чиновники, палачи-организаторы вроде Берии и Ванникова; в пантеоне исключительно мужчины, как и в администрации, дирекции, названиях улиц. Почитают Серафима Саровского, будучи уверены, что своей духовной работой он готовил Место для Объекта; на разрабатываемом гербе Города его изображение будет соседствовать с эмблемой атома.
СООБЩЕСТВО МИССИИ
Арзамас-16 — сообщество долга. Оно убеждено, что работает не за блага и привилегии; я им верю. Они жертвовали многим и готовы были пожертвовать всем. Личный долг, благо Города, Родины и человечества для них единая неделимая, высочайшая ценность. Что хорошо для Арзамаса-16, то хорошо для… Даже больше. Арзамас-16 и есть Страна, Россия, Родина. Местное сообщество ощущает себя непосредственно тождественным с Родиной=Истиной=Благом; это тождество непоколебимо.
В пронизанности всей жизни долгом есть завораживающая тотальность. Этика всеобъемлюща, все расценивается как соответствующее/не соответствующее долгу, правильное/неправильное; все существует в меру пользы/вреда для Арзамаса-16. Собеседники усматривали во мне волонтера, прибывшего на помощь Городу; трудно было объяснить, что мной движет исключительно интерес географа-исследователя к особому месту пространства.
Современные интересы Города — продолжение служения. Сообщество не пронизано какой-то отвлеченной идеей миссии, оно само — сообщество миссии. Миссия расширяется. Это не только защита Страны от атомной угрозы (она представляется несомненной) или порабощения другими странами, но и удержание атомного комплекса в боеготовно-безопасном состоянии. Для сообщества нет сомнений в том, что Арзамас-16 является центром и гарантом существования мировой науки и культуры. Как и сомнений в том, что страна жизненно нуждается в ядерном оружии и существует исключительно потому, что такое оружие есть. Цитата: “Нам совершенствовать изделия нужно для вашей жизни и развития”. Производство атомных бомб отождествилось с развитием науки, а оно — с прогрессом культуры и так далее. Арзамас-16 стоит на том, что процесс производства орудий смерти (страха смерти) есть продуктивнейшая культурная практика, порождение, а не только внешнее силовое обеспечение культуры. Культура и Культ Бомбы едины.
Город видит себя неиссякаемым источником живительных знаний, интеллекта, технологии решения любых задач (обсуждается идея проекта оружия для защиты Земли от астероида или агрессивных НЛО). Сообщество всерьез полагает, что, решив Задачу, Город решит любую другую, только дай ему прежние безбрежные ресурсы. Сообщество очень раздражено вмешательством общественности страны в атомные дела, а особенно — деятельностью внешних экологов (местные зеленые работают вместе с чекистами). В экологичности Города и Объекта в Городе сомнений нет (независимых данных тоже нет); как и в полезности, экологичности и чуть не святости атомной промышленности.
Вопрос о том, как совмещается “атомность” и режим заповедника, собеседники считали удачной шуткой. В Городе сфера юмора специфичная. Только раз на десятый я понял, что расхожее выражение вернувшегося из-за зоны человека “…ну, въехал в Зону — дышу свободно” — не шутка, а вздох удовлетворения существа, вернувшегося в свой обжитой безопасный нормальный мир из мира дикого, опасного и странного (действительно, в Городе невелика мелкая бытовая преступность).
Мир Арзамаса-16 устроен удивительно просто (не значит — в нем легко жить): в центре — Объект, мера сопричастности которому определяет ценность человека (это расстояние важнее обычного топографического). Мир Дела огражден от иррегулярно-стихийного мира Границей, не пускающей враждебные силы в таинство спасения Страны и Мира, осуществляемое отборными, подготовленными скромными работниками. Проволока зоны разделяет не соседние территории, а ценностно различные пространства — сакральное и профанное. Пространство Арзамаса-16 ограждено от неразумия мира, который оно спасает и защищает; внешний мир обеспечивает потребности Арзамаса-16. Этим внешним миром и является государство, само защищенное от внешнего мира своей Зоной.
Смысловой центр Арзамаса-16 сопрягает в единое целое спасаемую страну, обеспечивает сохранение жизни. Разработка новых изделий — связь и гарант прошлого, настоящего и будущего; сакрального и профанного. Отраженным светом сакральности светит Зона-периметр и вообще режим и безопасность. Отношение к режиму зоны явно неутилитарно, но практикующие управленцы хорошо понимают ее краткосрочные выгоды.
Не страшащиеся ядерной опасности жители очень встревожены и напуганы возможным сокращением несвободы. Отмена режима кажется началом конца света, который неизбежно последует за снятием колючей проволоки. Город не готов к тому, что режим Зоны можно ослабить, что в Город сможет ездить кто угодно. Рациональных аргументов страху утраты Зоны не находится, ведь сам Объект — зона в зоне — абсолютно неприступен. Отсюда своеобразные идеи утилизации и эксплуатации закрытого статуса Зоны ради его сохранения — делать бриллианты и наркотики; создать свободную экономическую зону, из понятия которой пришелся по сердцу особый изолированный статус, и проч. Пока что статус Зоны эксплуатируется наиболее оборотистыми одиночками: ходит слух, что в Зоне процветает торговля крадеными автомобилями для внутреннего употребления.
ОПАСНОЕ МЕСТО
Арзамас-16 переживает непривычно-неопределенное и уже тем трудное время. Лица, принимающие решения, вполголоса говорят о шоке; физики растеряны; атомное лобби работает не покладая рук в поиске новой властно-идеологической крыши. Переходное время. Кризис.
Адаптация к жизни не началась, реальность не принимается. Конец СССР не принят как факт, его неизбежное следствие — невозможность гонки вооружений — не осознано. Когда я был там в 1995 году, Город еще не смирился с новой ситуацией, мечтал о реставрации. Но иллюзии чреваты срывом в безумие. Сообщество Города не постигает, почему сокращается поддержка структуры, чья миссия подтверждена высшими сферами: в музее ядерного оружия висят в рамке напутственно-одобрительные слова Президента и Патриарха Русской православной церкви.
Арзамас-16 жил на потоках денег, людей, идей, благ, престижа, привилегий, статуса, славы; опирался на чувство незаменимости и ужас мировой ядерной войны (социальные наркотики?). Ради таких городов уничтожается ландшафт и люди на десятках миллионов квадратных километров, шпионы рыскают по миру, страна разоряется и развращается. Жители Арзамаса-16 это частью знают, но понимают плохо. Они убеждены, что именно их трудами, волей, гением мир был спасен от катастрофы. Им никто не сказал правды.
А правда такова. Опираясь на ядерное оружие, применяя атомный шантаж, СССР вел беспрерывную войну. По всей планете красные наступали, зачищали население, строили лагеря, грабили, убивали. Запад боялся ядерной войны и отступал. СССР воевал и жил за счет страха войны. Арзамас-16 живет за счет производства (страха) атомной смерти. Арзамас-16 оснащал и усиливал преступную власть. Атомный комплекс и без войны изуродовал нашу страну сильнее, чем сделал бы любой враг, от которого он ее якобы защищал. Очевидна связь между успехами работы этого города интеллектуалов и разгулом планетарного красного террора, авариями атомных станций, подлодок, спутников, кораблей, северокорейским и прочими атомными шантажами. Очевидна ответственность Города.
Любое скопление искусственного опасно. Концентрация опасных веществ и технологий в руках оторванных от реальности невротизированных интеллектуалов опасна стократ. Опасность утечки ядерных материалов и технологий известна; вряд ли она главная. Сообщество Города само есть источник опасности — прежде всего вследствие его силы и статуса, организованной активности, нарастающей дезориентированности. Приспосабливающиеся к реальности жители становятся огородниками, торговцами, рэкетирами, бизнесменами; многие уезжают. Все большую роль в Сообществе играют отвергнувшие реальность.
Дисциплинированное, энергичное, привыкшее принимать решения Сообщество, уверенное в своей миссии, опасно всегда и везде. Оно встревожено — его Миссией пренебрегают; такого не бывало с сотворения Города. Для Сообщества кризис Арзамаса-16 предстает вселенской катастрофой. А Сообщество привыкло жить близ катастрофы, упрощать действительность, рисковать… Оно может решить, что близка критическая точка разрушения атомного потенциала СССР—России, что есть синоним гибели Сообщества и России.
В такой ситуации Сообщество обязано и, видимо, будет действовать. Как? Об этом надо думать нам. Это важно. Арзамас-16 порожден государством; оно в ответе за него перед нами и Городом. Сохранение закрытости и изолированности Арзамаса-16 от внешнего мира сегодня — продолжающееся преступление. Арзамас-16 сам не станет обычным местом, не превратится в обычный город. Он пребывает в гордыне, ностальгии, надежде реставрации; не извлекает уроков, не ищет смысла, не раскаивается. Он становится еще более, по-новому опасным.
Что же такое этот мир Арзамаса-16?
Сакрализованный миропорядок малого места; социально-профессионально-кастовая структура; единая структура Зоны — локальная и глобальная, утилитарная и нормативная, космологическая и хозяйственная; тотальное единство этики и эстетики, познания и долга, хозяйства и служения, личности и государства; особое сословие, роль которого не сводится к власти и привилегиям, а состоит в опасной тайной миссии; мораль долга и пренебрежения жертвами; закрытое ксенофобное пространство. Добавлю явную маскулиноцентричность жизни, вытеснение женского начала в биологическую периферию быта, практицизм без чувства реальности; страх свободы и большого мира; привычка к простой опасной жизни; чувство миссии и мессианство.
Архаическая или архаизированная субкультура? Выплеск коллективного бессознательного? Сплав постмодернизма и архаики? Мутант технотронной цивилизации, итог скрещения советского государства и науки?