Кирилл Кобрин
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 1999
Кирилл Кобрин Секулярные игры кожаным мячом
А теперь телевизор, газета, футбол
И довольна тобой твоя старая мама.
А когда-то ты был битником, уу-уу-уу!
Группа “Кино” Футбол — самая существенная из несущественных вещей. Франц Беккенбауэр В наступивший нынче фин-де-сьекль итоги имеет смысл подводить лишь кинематографу и футболу. Прочее — тоталитаризм, джаз, самодвижущиеся экипажи, эмансипация, “кока-кола”, фотография, вакцинация — появилось либо до рождения Владимира Владимировича Набокова (или, по желанию, Хорхе Луиса Борхеса), либо после смерти Льва Николаевича Толстого (вариант — Августа Стриндберга). Только у футбола с кинематографом зарождение, расцвет и начало упадка компактно умещаются в хронологические рамки двадцатого века; единственное отличие футбола в том, что технически он был изобретен очень давно, но лишь в начале нашего столетия приобрел и современные черты, и международный характер. Последнего не смогли нажить ни один из хоккеев, ни аристократичный гольф, ни лошадиное регби, ни бычий американский футбол, ни викторианский крокет. Так что прошедшее летом первенство мира по футболу завершило не только столетнюю историю этой чудной игры, но и столетие вообще; оно было Столетними, Секулярными играми в самом прямом значении. Поэтому можно сказать: каков был секулярный футбол во Франции, таков и мир. Или наоборот, по методологической склонности.
Основные темы чемпионата мира — это основные темы сегодняшнего мира. Пробежимся по некоторым из них, быть может, не самым главным, но вполне характерным, тем, которые были очевидны не болельщику на стадионах, а любопытствующему у телевизора.
Первое, естественно, это пугающее изобилие камер вокруг футбольного поля. Телезритель, наконец, увидел игру во всех ее подробностях, а игроков — со всеми их почесываниями. Роберто Баджио подстерегли копающимся в носу, а лысого галла Бартеза — и вовсе без трусов, подставляющим голый зад под долгожданную аэрозоль заморозки. Раньше функции вуайера выполняла орава фоторепортеров, телевидение же довольствовалось видом поля сверху и средними планами. Иными словами, футбол показали по телевизору так, как его никто не видит: ни футболисты, ни тренеры, ни судьи, ни журналисты, ни болельщики. Телезрителю, обывателю продемонстрировали спортивный аналог видеопорнографии, ведь то, “что” и то, “как показывают в порнофильмах ни один нормальный человек на Земле живьем не видел. Прибавим к этому бесконечные повторы во всех мыслимых и немыслимых ракурсах, розыгрыш игровых ситуаций в декорации компьютерной графики, чувствительнейшие микрофоны, позволяющие уловить любой страстный вздох партнеров, иезуитскую статистику и получим зрелище, во много раз обогнавшее порно; зрелище, которое создает иллюзию полной информации (эмоциональной, статистической, тактической, культурной) о том, что происходит на стадионе, информации, которая больше самой игры, которая заменяет футбол. Которая, быть может, и есть футбол, а не двадцать два мужика, пинающие мяч. Остается вспомнить CNN и довольно скверную французскую шутку о том, что войны в Персидском заливе на самом деле не было.
С самим телеэкраном тоже произошли странные пертурбации. Он вырос в размерах и перенесся на городские площади. Массовый гедонизм нашел здесь полное свое удовлетворение: теперь можно и среди людей попереживать (за бесплатно, между прочим), к экзистенциалистской солидарности приобщиться и все увидеть. Пресловутое одиночество западного человека остается куковать дома в шлепанцах, а не менее пресловутая “психология толпы” разыгрывается на стадионах; здесь же, на площади, у телеэкрана — полный плюрализм, демократия, права человека, информационное общество и социальная профилактика. Если бы тысяча шестьсот—тысяча семьсот лет назад римские императоры догадались соорудить нечто подобное, несчастные вест- и остготы до сих пор штурмовали бы какую-нибудь Паннонию. Жуй себе хлеб на безопасном расстоянии от английских болельщиков и наслаждайся зрелищем, которое идиоты на трибунах никогда не увидят.
Кстати, об исторических реминисценциях. Выйдя из юношеского модернизма, футбол стал обрастать ими, как старая крепостная стена мхом. Уже лет двадцать назад матч Англия — Франция выглядел как постскриптум к Ватерлоо, а матч Франция — Германия разворачивался в контексте воспоминаний о Седане и Дюнкерке. Но только на Секулярных играх в ход пошла самая что ни на есть новейшая история: аргентинцы (правда, не без помощи судьи) отыгрались за Фолкленды при полном одобрении таковой постановки вопроса со стороны масс-медиа и, естественно, болельщиков. Вот он, фин-де-сьекль: апеллировать к истории — значит создавать настоящему родословную; благородный матовый блеск истории предполагает наличие у футбола знатных предков, недаром какой-то дурак комментатор раз по двадцать за матч произносил: “Его Величество Футбол!”
С политикой, геополитикой, расовыми и национальными чувствами нынче обходились потоньше, не дай Бог. Расцвела всяческая политкорректность. Персиян за ассасинов никто не принимал, даже перед их битвой с американцами. Оживленно хвалили проигравших все японокорейцев. Черно-зеленых нигерийцев почитали за фаворитов из одного лишь расположения к “третьему миру”. Вообще же, судьбы “третьего” (а на самом деле, после окончания “холодной войны”, “второго”) мира занимали всех чуть ли не больше, чем судьбы первенства; особенно усердствовали футбольные футурологи: “Азия наступает!”, “Африка вот-вот ворвется в элитный клуб футбольных грандов!”, “Дискриминации африканского и азиатского футбола следует положить конец!”. Забавно, что в футбольный “третий мир”, наряду с Марокко и Нигерией, попали Южная Корея, Япония и США. Более изощренной мести экономическим чемпионам и политическим жандармам европейцы и придумать не могли.
Вообще же, Секулярные футбольные игры во Франции закончились полным триумфом Старого Света над любым из Новых, триумфом цивилизации над любой из культур. Железная тренерская логика французов раскатала талантливых бразильских самородков примерно так же, как банальный батальон наполеоновской пехоты обращал в бегство тысячу пестрых джигитов-мамлюков. Эме Жаке сделал великое футбольное открытие: можно выиграть чемпионат мира, не имея мало-мальски приличных нападающих. Лысый Рональдо не патлатому Пети проиграл; туземец проиграл колонизатору. Сам футбол — игра “колонизаторская”, “колонизирующая”, принесшая цивилизацию автохтонам ничуть не в меньше степени, чем, например, христианская проповедь или употребление ножей с вилками. В семидесятые—восьмидесятые казалось, что европейские футбольные учителя безнадежно отстали от своих южноамериканских учеников; точно так же в эти же годы казалось, что экономические ученики — Япония, Южная Корея, Индонезия — далеко обогнали своих менторов из Старого и Нового Света. Но почти в одно и то же время грянул финансовый кризис в Юго-Восточной Азии и чемпионат мира по футболу — стало совершенно ясно, что сейчас, в конце века, класс (экономический или футбольный, неважно) сильнее динамизма и одаренности. Престарелая и не очень яркая сборная Дании спокойно обыграла молодых, дурашливых и очень талантливых нигерийцев. В финале скучноватые, но выученные хозяева одернули зарвавшихся за последние сорок лет бразильцев. По-своему это было даже красиво, как бывает красивой скучноватая, но стильная и серьезная проза, как бывает красивым скучное европейское авторское кино.
Как современная проза почти потеряла занимательность в традиционном смысле, так и современный футбол утратил зрелищность пятидесятых—семидесятых годов. Ломаные финты Гарринчи, пяточные пасы Стрельцова, одинокие забеги Питера Беста, холеный артистизм Бобби Чарльтона, федотовские удары с лета — где они? Там же, где увлекательность Гулливеровых приключений, простодушная серьезность Дефо, холостяцкий смех Диккенса, логические ужастики Эдгара По: в прошлом. Нынче в ходу анонимное бормотание Беккета, тотальные футбол голландцев, ловко задуманные тактические уловки Берти Фогтса, Умберто Эко, Валерия Лобановского и Джулиана Барнса. Как и литература, современный футбол становится несамодостаточен. Будучи типичным культурным товаром нашего времени, он, во-первых, требует разнообразной рекламной упаковки. Упаковка эта двойственна, так как призвана играть двойную роль: с одной стороны, примирить “низкий” футбол с “высокой” европейской культурной традицией, а с другой — вписать “колониальную”, “белую” игру в разнообразные этнические культуры, сделать ее своей везде, от Южной Африки до Исландии. Во Франции с первой функцией блестяще справились вездесущие теноры, освятив мир футболок и баночного пива музыкой мира фраков и шампанского. Вторую функцию исправно выполняли землячества болельщиков, оснащенные этническими барабанами, нестрашными шаманами и легко смывающейся раскраской.
Еще одна важнейшая вещь, без которой футбол Секулярных игр не прожил бы и дня, — коммерческий. На протяжении всего чемпионата я периодически ловил себя на ощущении, что не получаю полного удовольствия ни от одного матча, пока, например, не посмотрю “Футбольный клуб” на НТВ. Для российского болельщика именно эта передача разрешала все недоумения, выставляла все оценки в футбольные табели, называла героев и мерзавцев. В то время как комментаторы ОРТ и РТР то вымокали в лирических соплях, то состязались в косноязычии, молодое поколение энтэвэшников с легионером Славиком Шустером во главе с непринужденностью бывалых культурологических фокусников превращались из строгих ценителей игры в благодушествующих жуиров (чего стоит, например, достойное прозы Померанцева сравнение Шустера: “итальянская сборная — обстоятельное красное вино”), а из последних — в ревнителей высшей судейской справедливости и так до бесконечности. Как это напоминает Дерриду с компанией!
Скоро кончится век. Следующий чемпионат мира (2002 — по-компьютерному голая, тупо-симметричная дата, никаких исторических реминисценций, сплошная “Скорая помощь”( статуса Секулярных игр иметь уже не будет; да и устраивают его на почти девственной с футбольной точки зрения земле — в Японии и Южной Корее. Первый чемпионат постфутбольного века, полная неизвестность насчет будущего. Ясно одно: если встретятся Аргентина с Англией, уже никто про Фолкленды не вспомнит.