Работа над цитатами
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 1999
Работа над цитатами,
посвященная роману Виктора Пелевина “Generation П”Я сочиняю эти строки в двадцатых числах мая. Роман про поколение увидел белый свет два с небольшим месяца назад. Продано уже 70 000 экземпляров. И ясно, что это только начало.
В общем, книги Марининой продаются не хуже, а то и лучше, и Доценко пару лет назад продавался не хуже, и т.д. и т.п. Но в “Оскаре” есть номинация “Лучший фильм”, а есть “Работа звукооператора”. И еда в Макдоналдсе и дома разная. Маринина все-таки проходит по линии макулатуры (допустим, хорошей: я лично Маринину люблю), а Пелевин все-таки по ведомству литературы (даже если, как некоторые полагают, плохой). Другая история. Роман про поколение с энтузиазмом встретила не только публика, но и так называемая “общественность”: рецензии стали появляться раньше, чем вышла книга.
На моем сайте “Современная русская литература” (http://www.guelman.ru/slava) коллекция текстов, посвященных “ПП” (рецензии, пародии, дебаты и даже голосовалка по переводу названия), содержит уже больше двадцати единиц, часто обширных (так “единица” Антона Долина — это пять написанных им заметок о романе, а “единица” “Читатели С. Кузнецова” — это пять рецензий, присланных читателями Кузнецова этому самому Кузнецову), при том, что далеко не все доступно, что-то из доступного я коллекционировать не захотел, не говоря уж о том, сколько рецензий еще будет опубликовано: да хотя бы все толстые журналы напечатают разборы… В общем, шум по Руси стоит неслыханный. На моей памяти страна ВПЕРВЫЕ так встречает книгу современного писателя о современной же жизни. Абстрагируясь от самой книги, следует удивиться и возрадоваться голому факту: люди жаждут букв. Не сгинула, стало быть, русская литература.
…“тяга к “красивой жизни”, похмельный синдром, страх провала, любовь к стереотипам (для обличения “общества потребления” в ход идет откровенно коммунистическая риторика, без глумления над “православием” и “русской идеей” тоже не проживешь), завистливое восхищение “крутыми” (будь то Чапаев или новорусский бандюга) и страстное желание им уподобиться. Не до конца, конечно. Это ж так. Как бы типа по жизни”.
Андрей Немзер. “Время-МН”, а также
http://www.guelman.ru/slava/writers/nemzer.htm
Что такое похмельный синдром и страх провала, непонятно, а вот тяга к красивой жизни и стремление уподобиться бандитам — понятно даже слишком. Как-то Немзер спросил меня “по душам”: “Но неужели вам на самом деле нравятся сочинения писателя F., которого вы хвалите печатно? Не могу поверить. Мне кажется, вы как-то не по-настоящему”. Типа: не совсем вроде я кретин — как же мне может нравится ЭТО?..
А вот сейчас мне кажется, что Немзер прикидывается. Вроде памфлет Пелевин сочинил, вроде всю эту “красивую жизнь” Каин и Манфред авторского “оно” втаптывают в пыль дорожную… Вроде прямо написано, что “мерседес” — штука хорошая, но проехать на ней можно только из одного говна в другое, — а вычитывается зависть к крутым.
“Как бы типа по жизни”… Поразительно, но очень немногие из рецензировавших роман обращают внимание на то, что это жестокая и вполне трагическая книга. Да, она написана “как бы типа” элементарно, облегченно (если бы я писал рецензию на роман — уже неохота, чужими обкушался, — то назвал бы ее “Пелевин Light”), легко усваивается (читабельность — не последнее достоинство словесности, не так ли?), но сказаны-то там вещи чудовищные.
Роскошные построения Бодрийяра о виртуальностях, вытесняющих реальности, сдобный калач симулякра, умные знаки, гордо предшествующие референтам: весь этот амбивалентный, но вдохновляющий парадиз обернулся тупым навороченным компьютером, штампующим радуевых и березовских, сообразуясь даже не с чьим-то коварным умыслом, который в коварстве своем может быть и изящен, а просто с мерзкими законами этого бытия сообразуясь. “Миром правит не тайная ложа, а явная лажа”, — говорит Пелевин. Виртуальность вместо реальности — это не высокий постмодерн, а грязная политика. А она всегда грязная, потому что мы так устроены. Это во-первых.
А во-вторых, родной наш класс интеллектуалов, впутываясь в настоящее дело, что-то всерьез совершая, обречен вляпаться в эту великую грязь. И за красивым слоганом “медиум есть мессидж” (на самом деле очень красивый, в Москве уже была выставка под таким названием — естественно, в ПОЗИТИВНОМ смысле; да я и сам, наверное, буду вворачивать в свои тексты эту красоту в позитивном же смысле) — не кастальские игры стеклянных бус, а грызня пауков в баньке (или в банке, кому что ближе)…
Я на самом деле смотрю на ситуацию более оптимистично, чем Пелевин. Не все так ужасно. Я, пожалуй, даже могу предъявить ему моральные претензии: он кинул наш класс, сдал, между прочим, свою референтную группу, да еще вряд ли очень справедливо наприписывал ей смертных грехов — именно тех, которые приписывает ему Немзер. Но обвинить человека, затеявшего такой разговор, в нравственном инфантилизме… Не верю, Андрей Семеныч. Это вы зачем-то шутите так недобро.
“На всю Москву было, наверное, сотни две-три таких Эдиков, универсалов, придушенных бытовым чадом и обремененных детьми. Их жизнь проходила не среди кокаиновых линий, оргий и споров о Берроузе с Уорхоллом, как можно было бы заключить из их сочинений, а среди пеленок и неизбежных московских тараканов. В них не было ни снобской заносчивости, ни змеящейся похоти, ни холодного дендизма, ни наклонностей к люциферизму, ни даже реальной готовности хоть раз проглотить марку кислоты — несмотря на ежедневное употребление слова “кислотный”. Но у них были проблемы с пищеварением, деньгами и жильем”.
В. Пелевин, “Generation П”
Эдик (он же Саша Бло) — глянцевый журналист, из тех, что пишут о чем угодно, о “красивой жизни” как раз, поражая окружающих работоспособностью и волей к мимикрии (могут и в академический журнал громадную статью забабахать и в порнографический таблоид заметочку сочинить — с одинаковым успехом). Образ Саши-Эдика в романе никудышный какой-то: в первой части он вот такой неудачник, делающий хор. мину при пл. игре, а во второй у него тачка за пятьдесят тысяч баксов. Дело не в том, что не может так случиться, а в том, что пафосы разные — разоблачался человек как неудачник, а оказалось, что типа хозяин жизни. Мне между тем интересен этот человек хотя бы потому, что у нас с ним одинаковая профессия. Собственно, я и сам каким-то боком в Бло отразился: Пелевин пишет, что Бло может иметь фамилию Сидоров или Петухов.
Со своим образом всегда не соглашаешься, всегда кричишь “я не такой”. И все-таки: здесь какое-то радикальнейшее непопадание. У меня нет тараканов и проблем с пищеварением, с одной стороны, и машины за полтинник — с другой. Но и опять не в этом дело, а в несогласии с пелевинской атакой на симулякр — именно таков же пафос, вот посмотрите, дескать, какое несовпадение, пишет о кокаине, а сам весь в пеленках. Будто это вещи несовместные.
Самый очевидный кандидат на роль “Сидорова”, Сережа Кузнецов, развивает (http://www.gazeta.ru/culture/24-03-1999_pelevin.htm) тему таким образом: “Трудно не увидеть за Сашей Бло какого-нибудь аса коммерческой журналистики, этакого Сережу (Славу) Ку, с его сотнями статей в год, занятого на самом деле только тем, что он формирует тот самый круг читателей, который будет его читать. Ту самую “модную молодежь”. Которой, по Кузнецову, просто не существует: в пример приводится случай, как прибамбас, придуманный двумя тартускими филологами, был назван в глянцевом журнале прибамбасом модной московской молодежи. Кузнецов то есть соглашается с Пелевиным: да, симулякр.
Ну-ну. На заре глянцевой журналистики Сергей Костырко говорил мне, что “Матадор” похож на шестидесятническую “Юность”. И там и там смакуется, дескать, сладкий недоступный Запад. В “Юности” какой-нибудь пузырь “Белой лошади”, а в “Матадоре” Каннский фестиваль и парфюм “Кензо”. А вот в том и разница, что “Кензо” и Каннский фестиваль глянцевой журналистике доступны. В том, что это не мечта (“Кокаиновые линии… Берроуз…”), а данность.
Проблема несоответствия, конечно, есть: и модная молодежь узнает о том, какова она, из журналов, и существуют эти журналы во многом на рекламе таких дорогих товаров, которые читателям журналов не по карману… То есть хватает в этой истории и от симулякра, и от мыльного пузыря. Но “Кензо”-то есть. Лошади, которую чистит Петька, может, и не существует, потому что мир, где эта лошадь, исключительно в голове Чапаева, а “Кензо” — вот стоит. И девушки, пропагандирующие в дамских изданиях роскошных женщин, которых в принципе, казалось бы, не может водиться в наших краях, сами постепенно в таких женщин превращаются: и тот факт, что они вышли из симулякра, существования их не отменяет. И Кузнецов неделю назад приехал из Ниццы, в которую его командировал туристический журнал эту Ниццу рекламировать, и что бы ни писал Пелевин о том, что у Саши Бло текст не соответствует затекстовому пространству, в Ницце-то Кузнецов был.
“Культурная роль Пелевина примерно та же, какую в свое время сыграли братья Стругацкие…”
Лев Рубинштейн. “Итоги”, а также http://www.information.ru/sab/extra/extra1.html
И еще от двух человек я слышал сравнение этой книжки со Стругацкими. Причем для всех трех сравнивающих “Стругацкие” звучат как-то легковесно. Я, конечно, давно не перечитывал, но, по-моему, Стругацкие — это замечательно. Много ли у нас в русской литературе беллетристики — чтобы и развлекаться по полной, и “литература серьезная”…
Пелевин, конечно, развлекся по полной: я имею в виду почти неприличное количество гэгов, пародий на рекламные ролики. Стругацкие тоже любили такие дела (стишки из стенгазеты в “Понедельник начинается…” и пр.), но, во-первых, количество, а во-вторых, стишки из стенгазеты — это словесность. А пародии на ролики — это ролики. Это то, что является искушенному (а кто не искушен в просмотре рекламы?) читателю как бы на экране телевизора. Нам предлагается представить — и мы легко представляем. Вот этого элементарного соображения я ни у кого из критиков не нашел — книга-то наполовину не из литературы состоит!
Вот, кстати, штучка, придуманная автором уже после романа. Не может остановиться. На бигборде — лужа блевотины. Слоган: “В прошлой жизни я была водкой “Финляндия””.
СЛЕДУЮЩУЮ ЦИТАТУ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ЧИТАТЬ ЛИЦАМ, НЕ ДОСТИГШИМ 18 (АМЕРИКАНСКИХ 21) ЛЕТ
“Хуйнизм Пелевина имеет свою особую тонкую технологию. Во-первых, это конечно же хуевый, желательно пизженный сюжет, а еще точнее — сюжетная схема, которая повторяется от раза к разу. Тут Пелевин без базара пользуется старинной схемой типа “выебенное яйцо”. Сначала герой сидит в яйце типа Очень Такой Фальшивый Мир. Потом герой начинает залупаться. И в конце вылупается в Заяичный Мир, в котором поют птички и солнышко хуярит во все щели. В “Шестипалом” птички съябывали с фабрики, в “Стреле” чувак ссал слезть с поезда, в “Принце госплана” до пацана с трудом дошло, что компьютерные игрушки — это говно, а в “Амоне Ра” он чуть было не застрелился на Луне, которая была на самом деле ни хуя не Луна. Одни яйца везде торчат, короче. И треск скорлупный. Как будто Пелевина этого в детстве держали в конуре и периодически пиздили по яйцам, вот что я думаю как доктор.
Главный оформительский метод хуйнизма Пелевина еще тупее. Это навроде расширенной метафоры. Ну типа если вы колокольню с хуем сравнили — это просто метафора. А если колокольню с хуем, а кумпол ее — с гандоном и так далее — это вот и расширенная. Берешь две какие-нить пиздюлины и дрочишь, придумывая “какие они похожие”.
Мэри Шелли. http://www.fuck.ru/mr/10.htm
Культурное сообщество, ну, извини. Это сайт “Фак.Ру”, там так принято. Ну, написано же отлично, да? Такая энергия… И, что тоже немаловажно, по существу. Про метафору расширенную я не до конца понял, хотя тоже смешно, а вот насчет фирменной схемы точно. Надо только добавить одну важную вещь: из ненастоящей вымороченной-замороченной реальности герой Пелевина бежит в такую же ненастоящность. Из пустого в порожнее — вот пелевинский сюжет. Он сочиняет одновременно антиутопию и утопию. Анти — в том смысле, что он типа “против” утопии, против того, что криэйторы подменили место (реальность) виртуальностью. А утопию — в том смысле, что места-то, реальности нет все равно.
“Поколение П” — это, в общем, предел схемы. Все главные пелевинские мотивы — компьютеры, отсутствие реальности, наркотики — наложились в этом сюжете на свой, что ли, собственный апофеоз — пи-аровскую и рекламную деятельность. Все, дальше ехать некуда. Дискурс исчерпан. “Человек это телепередача, которая смотрит другую телепередачу”. Но ведь это уже похоже на тривиальную дурную бесконечность отражающихся друг в друге зеркал. Потому развеселая книжка у меня оставила ощущение опустошенности какой-то. Типа: все, сказал Витек. Это ведь только в первой главе сказано, что речь о Поколении Пепси. В конце выясняется, что речь о Поколении П…здеца.
“И даже выставленные в Сети отрывки автор должен был опротестовать: мол, это все гнусный подлог, или до
неузнаваемости искаженный вирусами текст, или происки завистников, или шутка дилетантов. А мой текст весь на фиг
стерся или украден натовцами, русскими националистами, воротилами телебизнеса, адептами тайной секты мухоморян,
гуманоидами. И вмонтировать в книгу вирус-убийцу, который стер бы ее за день до начала печатания пробного тиража. И
заказать спецам вирус под названием “Generation П”, который творил бы в Сети какие-либо чудеса в соответствии с
гипотетическим содержанием книги, которую никто в глаза не видел” — так пишет (http://www.levin.rinet.ru/ruletka/Rul45.html;
4 мая) Володя Тучков, и это уже не смешно. В эту сторону шутить дальше не смешно.
“Название Generation ‘П’ оказалось еще более “говорящим”, чем “Чапаев”. Можно сказать, с точки зрения PR оно идеально: во-первых, рассчитано на вполне определенную целевую группу (для них Пелевин и пишет), во-вторых, оно предлагает желающим занятную головоломку — придумать значение букве “П” — и одновременно с этим ненавязчиво рекламирует автора”.
Ксения Рождественская.
http://www.ipclub.ru/identity/pres/proza/okoleniye_p.html
Версии перевода названия я тоже коллекционировал. Вот часть:
Поколение “Пепси”, Поколение П… (в противоположность Поколению Х), Поколение П… (синоним конца), Поколение 3, 141 592 653 589 793, Поколение PR, Поколение Пы, Поколение Пелевина, Поколение Попсы, Поколение Пса, Поколение Постмодернизма, Поколение ППП.
Просто первая буква слова generation располагается на одной клавише с буквой “п”, Поколение Потребителей, Поколение Посредников, Поколение Порошка, Поколение Пустоты, Поколение Прямых попаданий, Поколение Пукающих, Поколение Пигмеев, Поколение Паразитов, Поколение Пустыни, Поколение Пива, Поколение Перестройки…
В аэропорту Шереметьево хорошую сцену недавно видел. Лоточница советует тете: Пелевина вот возьмите “Генерейшен”. Женщина, чувствуется, фамилию уже слышала по “Эху Москвы”, спрашивает так с готовностью: “А что это?” Лоточница: “Про этих, про наших, про современных”. — “Про кого про современных?” — “Про генерэйшен современных. Вроде Тополя про Красную площадь”. Ну, не в Тополе дело, а в том, что эти генерейшены для лоточницы — типа начальников. Генералы песчаных карьеров. Так что и впрямь удачное название. И физиономия Че Гевары на обложке — в разгар моды на аргентинского кубинца. Не только среди “модной молодежи”: вот первого мая на демонстрации коммунисты скандировали: “Ленин! Сталин! Че Гевара!”
В общем, пиар что надо. “Альтернативная музыка — это такая музыка, коммерческой эссенцией которой является ее предельно антикоммерческая направленность”. Это Пелевин взошел на вершину башни. Пелевин победил. Но победил книжкой, в которой недвусмысленно сказано, что победа — это дерьмо.