В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО СТАТУСА
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 1999
В поисках утраченного статуса АНДРЕ ШИФФРИН КАК ИЗДАВАТЬ УЧЕНЫЕ КНИГИ В ЭПОХУ КОНГЛОМЕРАТОВ Не будет большим преувеличением сказать, что за последние десять лет книгоиздательский мир изменился сильнее, чем за все предшествующее столетие. Ответственность за это лежит прежде всего на новых владельцах издательств. У руля транснациональных конгломератов, которые ныне контролируют книгоиздательское дело в США, Великобритании и континентальной Европе, все чаще оказываются неофиты, дотоле не имевшие отношения к литературному миру и зачастую не питающие к нему никакого интереса.
Нет, я не стану рисовать сентиментальные картины минувшего, сравнивая былые времена с утраченным раем. Загляните в роман Бальзака “Утраченные иллюзии”, и вы увидете там зеркальное отражение всей коррупционной системы современного издательского бизнеса. И все же, издательства вчерашних дней были скромными семейными предприятиями, которые, как правило, довольствовались 4—5% прибыли и не рвались к тому, чтобы их акции котировались на фондовой бирже. Но недавняя волна слияний и поглощений, приведшая к олигополизации рынка, буквально перевернула издательский мир.
Мы все стали свидетелями того, как конгломераты создают новые издательства и поглощают старые, в том числе знаменитые и почтенные. И всякий раз конгломерат требует, чтобы прибыль, которую приносит его издательская ветвь, не уступала доходам других частей его империи. Однако менее заметным осталось то печальное обстоятельство, что книгоиздательство — не единственная жертва; новые тенденции распространяются и на прочие виды издательской деятельности, что сулит весьма мрачные перспективы. Красноречивым примером тут может служить империя Ньюхаузов, в структуре которой я когда-то работал.
В 80-х годах, когда семейство Ньюхаузов приобрело издательство “Рэндом-Хауз” (“Random House”), а затем журнал “Нью-Йоркер”(“The New Yorker”), оба этих предприятия могли похвастаться многолетней умеренной, но зато стабильной, прибыльностью и сравнительно высоким уровнем публикуемых текстов. В обоих случаях Ньюхаузы и нанятые ими менеджеры сочли доходность недостаточной. “Нью-Йоркер” вполне окупал себя при тираже в 500 тысяч экземпляров — по-видимому, максимально возможном для журнала со столь серьезным содержанием. При Ньюхаузах политика на удешевление подписки позволила поднять тираж до более прибыльного, как надеялось руководство, количества — 800 тысяч экземпляров. Одновременно была изменена концепция журнала, дабы угодить предполагаемым вкусам более молодой, “стильной” аудитории. В итоге в погоне за новыми подписчиками журнал потерял более 175 миллионов долларов, но так и не сумел переманить к себе платежеспособных рекламодателей, которые остались верны глянцевым журналам мод. Редактор Тина Браун, руководившая трансформацией “Нью-Йоркера”, уволилась. Теперь ходят слухи, что журнал опять будет выходить дважды в месяц (а не еженедельно, как сейчас).
“Рэндом-Хауз” также был насильственно посажен на диету из сомнительных гипотетических “бестселлеров”. Менеджеры Ньюхаузов выплачивали многомиллионные авансы за третьесортные книги, которые, вопреки возлагаемым на них надеждам, часто даже не становились блокбастерами. Одновременно из издательских планов вымывалась более серьезная литература, на которой “Рэндом-Хауз”, собственно, и сделал себе имя. И все равно, как и в случае с “Нью-Йоркером”, прибыль “Рэндом-Хауза” не оправдала затраченных усилий (в 1997 году доходы издательства составили менее 1%; с него также был списан безнадежный долг размером в 80 миллионов долларов.). Оценив ситуацию, Ньюхаузы предпочли сбыть “Рэндом-Хауз” с рук, продав его в прошлом году немецкой издательской империи “Бертельсманн”(“Bertelsmann”), которая немедленно потребовала от несчастного 15%-ной прибыли.
И эта история повторяется снова и снова. Конгломераты усиленно пытаются привязать книгоиздательство к индустрии развлечений. Достаточно вспомнить, как Руперт Мэрдок назначил на краткий срок Антею Дисней, ранее возглавлявшую журнал “ТV Guide”, директором американского филиала издательства “Харпер-Коллинз” (“Harper-Collins”). А Майкл Линтон, сделавший карьеру в империи Диснея, ныне руководит “Пенгуином”(“Penguin”) — издательством, которое когда-то снабжало всю Великобританию великолепной научной и художественной литературой, а ныне влилось в конгломерат “Пирсон”. Подобные руководители склонны отдавать предпочтение тем книгам, которые способны “конвертироваться” в кино- и телеэкранизации или вообще создаются на основе уже существующих фильмов и телесериалов.
Наряду с магнатами шоу-бизнеса столь же жестокую борьбу за монопольную власть над рынком “информации” ведут несколько промышленных концернов. Лидерами в этой сфере стали такие гиганты бизнеса, как англо-голландская компания “Рид-Эльзевир” (“Reed Elsevier”) и голландская “Волтерс-Клювер”(“Wolters Kluwer”), недавней попытке слияния которых воспрепятствовал антимонопольный комитет Совета Европы. Эти компании судят о книгоиздательстве по меркам своих информационных подразделений, публикующих юридическую литературу, словари и т.п. Продажа специализированных изданий приносит конгломерату “Рид-Эльзевир” такие высокие доходы, что он с презрением отворотил нос от 12%-ной прибыли, которую в 1996 году заработали для него издательства, работающие с “обычной” литературой. И неважно, что многие из них: “Метуэн”(“Methuen”), “Хейнеманн” (“Heinemann”), “Секер-энд-Уорбург” (“Secker&Warburg”), — пользуются в книгоиздательском мире Великобритании непререкаемым авторитетом. От всех них “Рид-Эльзевир” поспешил избавиться, продав их в 1997 году менее чем за одну десятую часть их истинной стоимости. То же самое произошло и в Швеции: концерн “Волтерс-Клювер” сбыл по дешевке “Норштедтс”(“Norstedts”) — издательство с высоким реноме и 175-летним стажем, оставив себе лишь “дойную корову” — редакцию юридической литературы.
Эти перемены не могут не влиять на сферу, которую принято — точнее, было принято — именовать “миром культуры”. К ней относятся как серьезная историография и литературная критика, так и авангардные романы и переводы с иностранных языков. Доля подобных книг в планах наших ведущих коммерческих издательств неуклонно сокращается. И все больше проверенных временем классических произведений исчезает из ежегодных издательских каталогов — их больше не переиздают.
В 1990 году, когда руководство “Рэндом-Хаузом” было поручено Альберто Витале (чья карьера началась в банковском бизнесе), я возглавлял одно из подразделений издательства — “Пантеон-Букс” (“Pantheon Books”). Витале не стеснялся на каждом шагу заявлять, что его интересует лишь прибыль, и хвастаться перед журналистами и собственными коллегами, что книги ему читать недосуг. Я отчетливо помню, с каким недоумением и нарастающим раздражением он вчитывался в издательский план 1990 года, последний, составлением которого я руководил в независимом “Пантеоне”. Кто они такие, эти нобелевские лауреаты, авторитетные историки, социологи и политологи, чьих имен он в жизни не слыхивал? Как будет “Пантеон” оправдываться за публикацию книг, которым никогда не дотянуть до популярности блокбастеров? Как нам не стыдно печатать такое?
И вскоре были приняты все меры к тому, чтобы очистить каталоги “Рэндом-Хауза” от этого позорища. Произведения авторов такого уровня, как Хулио Кортасар и Маргерит Дюрас, не говоря уже о целом ряде авторитетнейших научных трудов, более не допечатываются и не переиздаются. Новый “Рэндом-Хауз” решил полностью искупить вину старого: он вообще не будет принимать подобную литературу к публикации (впрочем, сказать по чести, точно также ведут себя “Харпер-Коллинз”(“Harper-Collins”) и “Саймон-энд-Шустер”(“Simon & Shuster”).
Нападки Витале красноречиво дали понять мне и моим коллегам, что надеяться на компромисс с ним бессмысленно: того, что мы созидали много лет, уже не спасти. В итоге все восемь редакторов “Пантеона” уволились. Эта беспрецендентная акция протеста привлекла всеобщее внимание.
Видя, что творится в издательском бизнесе, я решил создать совершенно иную структуру: издательский дом, который служил бы интересам общества, выпуская нужные людям книги без оглядки на владельцев, требующих ежегодно растущей прибыли. Я чувствовал, что пришло время создать книгоиздательский аналог “Пи-Би-Эс” и “Эн-Пи-Ар”. Мой опыт работы в издательстве “Нью-Пресс”(“New Press”), созданном мною и моими коллегами в 1992 году, отчетливо прояснил, что именно осуществимо в наши дни, а что нет.
Теперь мы уже почти забыли, что в 30-х годах радио “Си-Би-Эс” отдавало 60% эфирного времени общественно-значимым информационным программам или что “Эн-Би-Си” гордилось своим полным симфоническим оркестром, которым дирижировал Артуро Тосканини. Однако к 1967 году, когда при поддержке государства была учреждена Корпорация Общественного Вещания, теле- и радиокомпании отказались от концепции общественно-информационных программ. А в 1990-м году, когда разгорелись дебаты вокруг Национального фонда поощрения искусств и других культурных программ, финансируемых из государственных средств страны, стало ясно, что федеральное правительство может оказаться столь же ненадежным спонсором культурных проектов, как и конгломераты.
В итоге стартовый капитал для нашего некоммерческого издательства был собран благодаря помощи примерно дюжины частных фондов. За истекший период к этим фондам присоединилось еще более двадцати организаций, которые все вместе и добавляют в бюджет “Нью-Пресс” ту его относительно малую долю, которая не компенсируется продажей книг. Эту финансовую поддержку можно сравнить с практикой прежних времен в системе высшего образования, когда даровитым студентам назначались стипендии. Мы отбираем книги в соответствии с их достоинствами, а не с потенциальной прибыльностью. И потому за неполных 7 лет своего существования издательство “Нью-Пресс” успело выпустить целый ряд книг в жанрах, с которыми все более опасаются связываться крупные издательства. Это и переводная художественная литература, и серьезные труды по теории права и истории, и оригинальные политические проекты (автор одной из недавно опубликованных книг, к примеру, ратует за всеобщую реформу здравоохранения).
Нам также казалось, что определенный род книг, как и некоторые группы читателей, игнорировались еще и раньше, до того, как начался процесс скупки издательств конгломератами. Логично предположить, что индустрия, костяк которой до сих пор составляют белые представители среднего класса — носители определенного мировоззрения, невольно исключает из орбиты своего влияния довольно широкую читательскую аудиторию. Возникли своеобразные интеллектуальные перегородки: по умолчанию предполагалось, что определенные читательские слои не интересуются определенными разновидностями книг иили не желают их покупать. Сразу после основания издательства мы решились на эксперимент, который должен был опровергнуть эти предубеждения.
К примеру, мы опубликовали несколько книг по истории искусства, призванных вызвать особый интерес у чернокожей аудитории. Это были не роскошные подарочные альбомы, предназначенные для негритянской буржуазии, а недорогие издания, доступные людям со скромным достатком. В итоге пробный тираж этих книг (7.500 экземпляров) разошелся всего за несколько месяцев.
Книгоиздатели недооценивают не только социальные и национальные меньшинства. Считается аксиомой, что книги, требующие интеллектуальных усилий, никогда не будут пользоваться широким спросом. Вскоре после основания “Нью-Пресс” мы обнаружили, что устные выступления сторон в Верховном Суде США уже более сорока лет записываются на магнитофон, но эти пленки, пылящиеся в Национальном Архиве, никогда не воспроизводились ни в печатном виде, ни на аудионосителях. Мы решили выпустить том избранных речей (в виде комплекта из книг и кассет), хотя коллеги-издатели единодушно предупреждали нас, что подобное издание рассчитано на крайне узкую аудиторию — в-основном на университетскую профессуру. Большинство советовало нам ограничить первый тираж пятью тысячами экземпляров, пророча, что его хватит на десять лет. Но, как оказалось, книги и кассеты стали нашим главным бестселлером. Честно говоря, это частично объяснялось тем обстоятельством, что главный судья Верховного Суда возражал против нашего проекта, тем самым невольно сделав ему рекламу. Помогла и трансляция некоторых записей по общественному радио.
Но очевидно, что этот проект не увенчался бы успехом, если бы не глубокий интерес множества людей к проблеме интерпретации законов. Мы уже выпустили более 75 тысяч экземпляров, а спрос остается стабильным.
Похожая история произошла в 1995 году, когда нам настоятельно рекомендовали сделать мизерный тираж для толстой и подробной монографии, где сравнивались одиннадцать наиболее распространенных школьных учебников по истории США. У автора, социолога Джеймса У.Лоэвена, был прекрасный слог и замечательное чувство юмора. Также он придумал восхитительное название: “Вранье моего учителя: что именно напутано в вашем учебнике истории”. С учетом экземпляров, проданных через книжные клубы, а также изданий в мягкой обложке, права на выпуск которых мы продали другим издательствам, общий тираж “Вранья моего учителя” к нынешнему времени превысил 200 тысяч экземпляров. Оказалось, что широкой публике очень интересно, чему и как мы учим своих детей. Не менее популярными стали и многие другие книги о проблемах средней школы, выпущенные нашим издательством.
Из своей деятельности мы извлекли следующий урок: хотя с каждым годом становится все сложнее выпускать книги некоторых жанров (нарастающий в Америке интеллектуальный изоляционизм особенно пагубен для изданий иностранной художественной литературы), есть читательские слои, заняться которыми (и интересующей их тематикой) просто никто еще не додумался. Расовые или элитарные предрассудки ведут к тому, что очень многих читателей просто считают несуществующими.
Само собой разумеется, что лишь некоммерческие структуры оказались способными этих читателей обнаружить. Правда, некоторые редакторы коммерческих издательств, несомненно, были бы только рады последовать нашему примеру, но они вынуждены ограничиваться горсткой книг, которые, в случае благоприятного исхода, позволят им удовлетворить все более ненасытные и все менее реалистичные экономические ожидания издателей. Те редакторы, что еще помнят времена до Р.К (Рождения Конгломератов), не устают сожалеть о гибели серьезного книгоиздания. Тревожит другое — людям, приходящим в издательский бизнес США сегодня, не с чем сравнивать нынешнюю ситуацию. Они считают ее не бедой, не побуждением к противодействию, а нормой (“такова, дескать, реальная жизнь”).
Разумеется, университетские издательства также приложили немалые усилия к тому, чтобы частично занять территорию, покинутую конгломератами. Они публикуют книги, интересные не только ученым (однако, и эти издательства все чаще подвергаются финансовому давлению со стороны своих университетских патронов, все настойчивее требующих повышения доходов). Многие замечательные маленькие независимые издательства: “Долки-Акайв”(“Dalkey Archive”), “Грейвулф” (“Graywolf”), “Севен-Сториз” (“Seven Stories”) и “Фо-Воллз-Эйт-Виндоуз” (“Four Walls Eight Windows”), — взяли на себя основное бремя издания современной художественной литературы Достаточно заглянуть в “Нью-Йорк-Таймс-Бук-Ревью”, чтобы удостовериться, как много литературных дебютов и переводных книг выходит в этих маленьких издательствах.
Сходным образом, большинство серьезных книг по социально-политической проблематике издают организации типа “Херитедж-Фаундейшен”(“Heritage Foundation”), “Твентис-Сенчери-Фанд”(“Twentieth Century Fund”) и “Брукингс-Инститьюшен”(“Brookings Institution”), а также некоммерческие аналоги “Нью-Пресс”: “Бикон” (“Beacon”), “Орбис”(“Orbis”), “Версо” (“Verso”). Что же касается тех немногих книг о политике, которые выходят в крупных коммерческих издательствах, то они чаще всего отражают правые политические взгляды их владельцев.
Тем не менее было бы глупо воспринимать перемены в издательском мире как сказку со счастливым концом — сказку о храбрых маленьких фирмах и университетских издательствах, которые пригрели отверженных крупными концернами, сладкую сказку о том, как свободный рынок вновь доказал, что правда всегда побеждает. Не подумайте, будто я недооцениваю труд нашего издательства и подобных ему. Однако ресурсы, которыми располагаем мы все, вместе взятые, — лишь малая толика того, чем владеет любой крупный конгломерат. Наш общий вклад даже не приближается к 1% от общего количества проданных экземпляров книг. У нас нет ни денег, ни персонала, чтобы отвоевать себе достойное место в сети книжных магазинов и других торговых структурах, господствующих в современной книготорговле. Хотя каждый из нас может похвастаться несколькими бестселлерами — а у “Нью-Пресс” их довольно впечатляющее количество, — более 30% бестселлеров прошлого года были выпущены издательствами, ныне находящимися “под колпаком” “Бертельсманна-Рэндом-Хауза”.
Но количество проданных экземпляров — это еще не главное в книгоиздании. Если мы взглянем на книги, оказавшие наибольшее влияние на культурную, социальную и политическую жизнь США в последние годы, то обнаружится, что подавляющая их часть опубликована издательствами типа “Нью-Пресс”. И это можно считать, как минимум, благим знамением.
Пер. с англ. Светланы Силаковой