ВЯЧЕСЛАВ КУРИЦЫН
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 1999
ВЯЧЕСЛАВ КУРИЦЫН. РАБОТА НАД ЦИТАТАМИ: ПО ПОВОДУ ПРЕМИИ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
…Нас касается следующее:
Премия — это шоу. Или политическое, или литературное, или имиджевое, но — шоу. Нужно, чтобы был внешний сюжет. Борьба групп и литературных партий, полусенсационные интервью, нужен перчик, что-нибудь скандальное, вроде последнего антибукеровского сюжета со сталкиванием двух имен — А. Солженицына и О. Давыдова, то есть интерес к премии нужно подогревать чем-то внелитературным, или, на худой конец, окололитературным. В случае же с аполлоновской премией была попытка занять пустовавшую до сих пор нишу премии “по гамбургскому счету”. Напомню читателям, что это такое:
И вот это:
Публику смутило, что премию получили уважаемые, давно известные (в том числе и “молодой” Буйда) писатели? Что делать, в этом году писатели нового поколения не смогли предложить читателю ничего равноценного написанному “стариками”.
Я это расцениваю как оскорбление. Я предлагал вниманию Костырко работы победителей АРТ-ТЕНЕТ-97. Сергей Павлович объяснил, что все номинаторы “Григорьева” заняты, читать некогда. Ну так о чем тогда речь? Пусть скажет открыто, что “Низший пилотаж” и “Роман Бо” — не равноценные “Бестселлеру” книжки, или извинится. Тиражи тут ни при чем. “Пилотаж” читало 20 тысяч человек — это, наверное, больше, чем у “Бестселлера”. Страшно неудобно, конечно, так нападать, но все-таки.
Леонид Делицын (“Анти-Тенета”) полемизирует с Сергеем Костырко (“Арт-Инфо”) о премии им. Аполлона Григорьева.
Хочется, наконец, неторопливо прокрутить всю эту историю с Аполлоном Григорьевым.
Осенью 1997 года тридцать с хвостиком литературных критиков всех поколений и всяких эстетических предпочтений основали Организацию. Назвали ее Академией Российской Современной Словесности. Избрали в президенты Александра Архангельского. Задумали несколько дел: ежегодник “Литературный критик” (не журнал, требующий единой идеологии, а альманах, где любой член Академии мог бы разместить нужные ему буквы), семинары по регионам и премию размером 25 тысяч американских денег победителю и 5 тысяч оргтехникой на двоих финалистов. Состоялась пока только премия.
Я воспринял тогда Академию как проект по социальной консервации. Вот была такая профессия, литературный критик, то есть человек, лепящий своими руками “литературный процесс”, увязывающий развитие русской словесности с русской историей и владеющий таким реликтовым жанром, как “концептуальная статья на 40 000 печатных знаков в толстом журнале”. Профессия растворяется — во-первых, критики как общественные громкоговорители уже никого не интересуют, во-вторых, статус толстых журналов до смешного низок нынче, в-третьих, и процесса никакого больше нет, а есть множество локальных русских литератур, по поводу которых нужно не концептуализировать — в которых бы ориентироваться научиться. Следующие поколения писак о литературе — уже не критики, а литературные журналисты. Потому мы (автор этих строк тоже член Академии) фиксируем себя как некий музей, уходящую натуру… Такая странная компания, где я соседствую со своим дежурным зоилом С. Рассадиным, приятелем Д. Бавильским и вовсе не ведомым мне Н. Елисеевым… Потому я был за то, чтобы состав Академии был неизменным, чтобы новые члены появлялись только лишь в связи с естественной грустной убылью. Я был, по обыкновению, не прав — о чем позже.
Итак, первая премия вручалась в начале 1998 года за одно произведение в любом жанре (кроме критики), опубликованное в 1997-м. Каждый из нас мог номинировать один текст, “длинный лист” не объявлялся. Потом жюри — пять академиков, благословенных жребием, — выдвинуло трех лауреатов: Ивана Жданова и Виталия Кальпиди со сборниками стишков и Ирину Поволоцкую с фрагментарной прозой из “Нового мира”. Главным лауреатом стал Жданов.
Все получилось тогда донельзя удачно. Изящное решение, явная свежесть для широкой публики как имен Кальпиди и Поволоцкой, так и их творений, высочайший авторитет Жданова в поэтических кругах и его имидж одинокого волка — просто красивая история. Мы отцепили верный мессидж: вот премия профессионалов, которая разыгрывает свой сюжет вне зон скандалов, обычных для букера-антибукера, литературных разборок, вот премия, которая способна порекомендовать читателю кого-то другого, а не тех же самых стократно увенчанных, изданных-переизданных, десятилетиями надоедавших лиц. Массовая пресса писала о нас весьма уважительно (правильно, узнала девочка из отдела информации, что какие-то академики чего-то шуруют в такой безобидной ныне, но вечной отрасли, как литература: у нее заведомое доверие к нам). Те из нас, кто писал в общественно-политические органы, поместили там достаточно нейтрально-информационные, но преисполненные уверенности в солидности-важности происходящего работы (я это сделал, скажем, в газете “Русский телеграф”, и у меня не было ощущения, что нехорошо рекламировать свою организацию в благостно-дежурном тоне, ибо все было ясно: дело хорошее, расклад очевиден, кто собрался в тусовку, понятно, а результаты работы первого жюри — сладкая конфетка, есть чем похвастать).
В этом году премию вручали вторично — за прошлый. 25 января объявляли тройку, 25 февраля — одного. Уже 25 января все стало как-то очень грустно: в лауреаты попали В. Астафьев, Ю. Буйда и Ю. Давыдов со свежеопубликованной — вполне грамотной, но как-то совершенно не возбуждающей (в данном случае я только о себе пока) прозой. Да еще на церемонии оглашения каждый из пяти членов жюри битых по десять минут буквально ломался перед публикой, повторяя на все лады две вещи: а) ценилась только художественность, б) подробности дискуссии в совещательной комнате останутся тайной пятерых. Это звучало как-то жалко: будто кто их вытягивал, эти подробности. Члены жюри словно набивали цену своему мнению. Когда Ирина Роднянская пафосно воскликнула, что не выдаст подробностей дискуссии под пыткой, в публике раздался характерный смешок: “Ну, уж под пыткой-то…” Мне сразу стало жутко неловко: словно бы мы, Академия АРСС, и впрямь мухлюем, делая слишком серьезную физиономию по не слишком серьезному поводу…
В следующие дни чувство смущения только усугубилось. Во-первых, возникли проблемы с друзьями. Они и так не слишком жаловали “мою академию”, указывая на неестественность сожительства коня с ланью и произнося с непередаваемым презрением некоторые — особо одиозные — фамилии моих коллег. Я защищался: говорил о социальной внятности (см. выше), приводил в пример другие фамилии, напоминал о том, что благодаря именно “моей академии” ангел бездны Жданов, поэт, чьи стишки еще долго будут волновать отроков ночами, купил себе жилье в Крыму. Но тут я оказался совсем гол — фамилии Астафьева, Буйды и Давыдова вызвали в друзьях такую степень невозбуждения, что я резко понял, что на сей раз нашей премии суждено остаться маргинальным событием, занятным исключительно внутри нашего критического братства.
Во-вторых, прошла небольшая волна в Интернете, и я обнаружил, насколько людям, яростно болеющим за словесность, готовым сотнями читать рассказы современных авторов или подсчитывать, как часто стоят рядом слова “голубое” и “небо”, допустим у Пушкина и Шекспира… обнаружил, что этим явным фанатам Логоса абсолютно невнятен и неинтересен весь наш проект с 30 штуками баксов, причем эти 30 тысяч воспринимаются не как стоимость текущего статуса русской литературы, а как деньги из пространства бессмысленных навороченных трат — десять миллионов на нового истукана Церетели, у губернатора дача за пол-лимона, тридцать штук на какую-то премию… Обидно? Не то слово. Так обидно, что хочется вырубить навигатор, встретить где-нибудь академиков Басинского и Бахнова, выпить с ними “Привета” за нашу чудную премию и вовсе не рассказывать им, как относится к нам сетевая публика: чего людей раздражать попусту.
Но, в-третьих и наконец, — в журнале “Эксперт” появилась статья Григория Дашевского, изрядно вмазывающая по нашей премии. Телефон зачирикал: а ты читал? а ты напишешь? Человек пять написало отклики в следующий “Эксперт”. Невиданная активность.
Тут важно, что “Эксперт” — журнал, который видят банкиры, которые дают нам на премию капусту. Важно еще, что Дашевский высказался о нас довольно развязно, как за два года еще не высказывались, и, скажем, ничтоже сумняшеся заявил, что “писать имя поэта на мешке с деньгами — пошлость”. Важно, что Дашевский написал зло — скажем, замечание, что академия не замечена пока ни в чем, кроме премиального распределения денег ОНЭКСИМбанка, автора не красит, ибо он должен понимать и про кризис типа, и про то, что и премию организовать — не чихнуть, и вообще нужно быть понежнее с братьями-литераторами, и такая недоброта беленит, но еще пуще беленит то, что содержательно-то это замечание опровергнуть трудно. Но самое важное — Дашевский попал в две больные точки. Он написал, что премия скучная. И он написал, что заявленная жюри ориентация только на качество текста — вне, значит, конъюнктур — является не признаком профессионализма, а вовсе наоборот. Ибо профессия критика в том и состоит, чтобы сопрягать произведение с актуальностью, то есть со всякого рода контекстами и конъюнктурами, а “просто качество” является прекраснодушной абстракцией, как (это уже я спорю с Костыркой, а не Дашевский с нами) спортивный сугубо “гамбургский счет” является полной глупостью в применении к литературе, ибо у меня не слишком много общего счета с Лазарем Лазаревым, например. Всерьез поражают люди, уже несколько десятилетий гуторящие про гамбургский счет якобы во славу абсолютных ценностей и нимало не смущенные тем, что абсолютные ценности оказываются чем-то вроде накачанности мускул борца (естественное продолжение — калибр, скорострельность, вес ядерного заряда).
Со скукой ясно. См. в моей цитате из Делицына его цитату из Костырко, ту, что со слов “премия — это шоу”. Букер-антибукер шоу не только потому, что скандалы, но и по механизму раскрутки: длинный список, куча внешних номинаторов задействована, разные номинации опять же. А у нас другая премия — респектабельная. На профессионализме и авторитете.
Так что остается главный вопрос — как у нас с искомым солидным статусом? С профессионализмом и авторитетом?
Ну вот, например, как: видный сетевой деятель Делицын считает, что вообще не о чем говорить. Коллеги мои, конечно, скажут: что за Делицын еще такой каканый и что вообще за такая писаная сеть? Ну, да. Делицына в этом смысле слушать надо с десятью приближениями, поскольку там у него — лежбище, и меня тоже с большими поправками, поскольку я сетевой неофит, а неофит, сами понимаете, рекордсмен по сугубости. Да и апеллирует Делицын к какому-то 97-му, когда мы давали бабки за 98-й…
И все же: “Низший пилотаж” Баяна Ширянова — произведение более значительное, чем “Бестселлер” Юрия Давыдова. Этот тезис я вне всякого неофитства с удовольствием буду защищать устно и письменно, но дело не в этом. И не в том дело, что именно сетью манкируем мы, академики, всучая свою премию. Дело в том, что Астафьев, Буйда и Давыдов — это, грубо говоря, одна литература, это все один контекст, одна тусовка. Премия в этом году проманкировала главным: разнообразием жизни. Я вот выдвигал Б. Акунина с романом “Азазель” — глянцевая типа словесность очень высокого уровня, ювелирный сюжет (изобретатель “гамбургского счета” поживился бы материалом для целой брошюры), тончайшая стилизация, богатый культурный слой, сильные эмоции — как “просто текст” ну уж никак не уступает ничему из премированной тройки. Но глянцевое осталось вне поля зрения жюри столь же плотно, как и сетевое: жюри, конечно, есть что ответить, дескать, в любом бы жанре отметили, но это нам больше понравилось, ну так вот “больше понравилось” это еще не ПРОФЕССИОНАЛИЗМ, а ориентируясь только на один тип литературы, игнорируя другие, бесполезно рассчитывать на какой-то АВТОРИТЕТ. И смешно противопоставлять премию-шоу премии респектабельной, ибо респектабельность должна подтверждаться чем-то.
Между тем профессионализм решения жюри-99 сомнителен не только для внешних болельщиков, ориентированных на сеть или на глянец (или еще на какую-то литературу), но и для коллеги-меня. Я понимаю — наградить произведения, ставшие социальным событием, открывшие для нас новую жанровость, притянувшие к литературе новые группы читателей (Маринина там, Акунин, Кивинов, старый Пелевин). Понимаю — наградить то, что стало событием идеологическим, предлагающим животрепещущую концепцию реального нашего бытия (“Андеграунд” Маканина, новый Пелевин). Понимаю — наградить то, что стало событием языка (Сорокин там, или Максим Амелин, или Ольга Славникова). Но в случае Астафьева—Буйды—Давыдова я вижу просто обычные средние тексты, и это мое видение, увы, тоже имеет смысл, ибо я — одна тридцать пятая этого самого профессионального организма. Но даже и на меня можно наплевать — давайте подумаем, скажем, о среднем слое, о широкой интеллигентной публике, которая, скажем, читает “Экслибрис-НГ”, самый видный ресурс по современной буквописи: добавилось у Академии благодаря решениям жюри авторитета у этой вот публики? Как вы думаете?
Нет, не все плохо. Дело вообще не в оценках. Решение любого жюри — случайность, не подлежащая критике. В прошлый раз повезло, в этот не повезло, вот и все.
Я — об уроках. Премия должна быть, Академия должна быть, и имидж у премии и академии должен быть именно тот, что задуман: солидно, профессионально, респектабельно. Но надо самим научиться соответствовать имиджу этому, а не только от журнала “Эксперт” требовать, чтобы он его нам соблюдал. Мы ведь, ребята, профессионалами-то не очень являемся. Потому что мы в большинстве своем — критики текстов из толстых журналов и понятия не имеем не только о сетевой словесности, но и о глянцевой, и о поэтическом авангарде каком-нибудь, и о современной драматургии, о современных стихах под гитару, о киносценаристах сегодняшних и т.д., и т.п. То есть мы спецы по узкому сектору, а не по всему спектру. Надо элементарно это понять и, так сказать, заняться расширением кругозора.
И еще урок — организационный. Возвращаюсь к своей неправоте из второго абзаца: Академию, конечно, следует оживлять новыми людьми. Дело не в том, что молодые будут принимать решения, которые мне больше по вкусу. В этом году “молодежи” в жюри было столько, сколько не будет, по теории вероятности, еще долго: А. Агеев, Р. Арбитман, Б. Кузьминский — а решение сами знаете какое. Дело в социальной энергетике: вот появились в этом году у нас новые члены — Д. Бак и Н. Александров, так, значит, в лице Диминых студентов и Колиных радиослушателей мы получаем априорно уважающую нас “социальную базу”… Правда, третий новый член — Е. Сидоров, который автор книг про Евтушенко и министр бывший культуры, не писавший литературной критики лет шестьдесят. То, что Академия его кооптировала, тоже что-то говорит об органичности и естественности нашей организации…
Да, но пафос-то у меня, как всегда, позитивный. Стартовая идея верная — значит, пусть все получится. Следует только отдавать себе отчет в том, что профессиональная организация — это стратегия и тактика, контекст и конъюнктура, а не тупой “гамбургский счет”…
“Анти-Тенета” Леонида Делицына:
http://sputnik.portal.ru/anti-teneta/
“Обозрения Сергея Костырко”
http://www.infoart.ru:8000/magazine/review/index.htm
Академия АРСС
http://www.infoart.ru:8000/magazine/arss/index.htm
Современная русская литература с Вячеславом Курицыным
http://www.guelman.ru/slava/index.html
“Низший пилотаж” Баяна Ширянова
http://www.rema.ru/komment/vadvad/lit/pil/pil1.htm