(беседу вела О. Дунаевская)
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО СТАТУСА
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 1999
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО СТАТУСА
См. также Текст интервью в Русском Журнале.
Популярный среди гуманитариев журнал “Новое литературное обозрение” теперь выходит с приложением, достаточно, впрочем, самостоятельным. Называется оно “Неприкосновенный Запас”, или “НЗ”, а подзаголовком имеет: “очерки нравов культурного сообщества”. О том, что это за сообщество, какие у него нравы, а главное, зачем было пускаться в новое плавание, мы решили узнать у главного редактора обоих изданий Ирины Прохоровой. С ней беседует корреспондент “МН” Ольга Дунавская.
— Ирина, вашему первому детищу, журналу “НЛО”, всего шесть лет. Популярен стал сразу. Напечататься у вас — престижно. В чем причина столь молниеносной победы?
— Вы помните начало девяностых годов? Полный распад старых профессионально-цеховых связей, идеологических и культурных систем. Первейшей задачей нового журнала стало собирание рассеявшейся по всему свету интеллектуальной рати, второй — и важнейшей — устроить этой рати смотр, попросту говоря, произвести переоценку наших филологических ценностей “по гамбургскому счету”, в контексте мировых интеллектуальных достижений. Ведь в закрытом обществе, коим была рухнувшая советская империя, оценочная система координат всегда искажена. Невозможно понять, в чем мы отстаем, в чем опережаем не дающий нам покоя “Запад”, невозможно определить даже степень собственной культурной оригинальности и специфичности. Поэтому когда советское общество стремительно открылось городу и миру, обрушившаяся на него лавина прежде не доступной информации и идей повергла это общество в шок, заставив одних запеть старую песню “нам заграница не указ”, а других, более любознательных, спешно пройти ускоренный курс западных наук.
— Нам это не впервой…
— Не впервой, но всегда одинаково мучительно.. При этом всякий раз оказывается, что механистическое восприятие чужого опыта без знания сформировавшего его контекста зачастую приводит к результатам, диаметрально противоположным первоначальным ожиданиям.
— Что Вы имеете в виду?
— Что произошло в России с прекрасной идеей демократии и связанными с нею благородными понятиями свободы слова, свободного предпринимательства, частной собственности и т.п.? Даже само слово стало бранным, а идея — несправедливо дискредитированной. Или возьмем пресловутый “постмодернизм”. Ведь в глубинной сути своей это была реакция западно-европейской интеллектуальной мысли на мощную рационалистическую философскую традицию, и целью этой критической рефлексии было не разрушение, а реформирование сей почтенной традиции. Не забудьте при этом, что вольная постмодернистская“игра в бисер”, парадоксальное сближение “далековатых” эстетических категорий покоится на твердом демократическом фундаменте культуры с ее жесткими этическими принципами.
— А что же унас?
— В России же совсем иная философская и социальная традиция, и жонглирование модными, но непереосмысленными терминами и приемами приводит, увы, не к реформированию общественного сознания, но закреплению в нем самых мрачных старых советских стереотипов. И прежде всего — интеллектуальной безответственности и идеологического цинизма.
— За границей есть издания, подобные вашему, или вы уникальны?
— О собственной уникальности судить не решаюсь; я знаю, что в Словакии выходит журнал “Критика и контекст”, а в Белграде — “Философский круг”, которые каждый по-своему решают сходные с “НЛО”задачи — критическое освоение теоретической западной мысли в свете собственной культурной традиции и одновременно разработку новой категориальной системы, способной адекватно описать новый исторический опыт.
— С каким “багажом” Вы стали главой журнала?
— Я закончила филологический факультет МГУ (романо-германское отделение), защитила в 1986 году диссертацию по английскому модернизму. До сих пор с содроганием вспоминаю унижения, связанные с поиском зарубежных книг, с невозможностью полноценной исследовательской деятельности из-за тупой обскурантистской идеологии. Попробуйте написать приличную работу, делая вид что 2/3 лучших авторов просто не существует! Потом работала в отделе критики журнала “Литературное обозрение” (теперь его в народе называют “Старый Литобоз”). В начале перестройки там сложилась отличная команда, мы выпустили несколько очень хороших тематических номеров — к столетию А.Ахматовой, Б.Пастернака, М.Булгакова…
— Что же заставило Вас создать собственный журнал?
— Желание сделать настоящий профессиональный филологический журнал. Видите ли, главный порок советской журнальной индустрии помимо идеологической цензуры заключался в ее принципиальной усредненности, сознательной ставке на антиинтеллектуализм ( “народу этого не нужно, народ этого не поймет”). По сути гуманитарных специализированных изданий (за исключением сугубо академических, ведомственных, типа “Известий Академии наук”) попросту не существовало. Профессиональные ученые вынуждены были либо печататься за границей, либо выхолащивать свои труды в угоду мифическому “среднему читателю”. Когда перестройка открыла путь поистине беспрецедентной творческой свободе, упрашивать, убеждать начальство в необходимости коренного реформирования журнала стало просто невыносимо и бессмысленно. Захотелось настоящей независимости, нового старта.
— А от кого или чего зависят сейчас, например, “Вопросы литературы”?
— От традиционно-устойчивой иерархии ценностей и, кстати, от сложившейся иерархии имен — тоже. Это и большое преимущество традиционных журналов и их ахиллесова пята одновременно. Такую Армаду трудно потопить, но и трудно модернизировать. Вновь создающийся журнал очень уязвим в своем социальном статусе ( вернее — в силу отсутствия такового), зато он смелее и экспериментальнее в подборе людей, тем, идей, в структуре и дизайне. Забавно, но в начале не только рубрики, авторы и поднятые в журнале проблемы вызывали ожесточенные споры и нарекания, но даже обложка и макет расценивались как скрытое посягательство на святыни (правда, никогда не уточнялись, какие ). А недавно я вдруг прочла в какой-то рецензии: “традиционный филологический журнал “НЛО”… Вот как быстро меняются в наше время представления о традиции.
— А что еще изменилось за эти 6-7 лет?
— Очень многое. Под воздействием новых впечатлений и знаний кардинально изменились наши представления о себе и обществе, наши научные и эстетические критерии. Тоска по мировой культуре уступила место реальному в ней функционированию. Вопреки расхоже-пошлым рассуждениям о гибели нашей интеллигенции, о духовной деградации общества и проч. наша культура несомненно переживает культурный подъем. В самом деле, в течение всего нескольких лет образовалась совершенно новая информационная сеть ( газеты-журналы-ТВ-Интернет), появились специализированные лицеи и гимназии, частные издательства, бесчисленные литературные салоны и кружки, литературные премии, благотворительные фонды, художественные галереи, новые высшие учебные заведения, наконец. Пусть все эти новые институции пока несовершенны, но,согласитесь, и это поразительно. И самое главное, изменился социальный статус интеллектуала.
— В каком смысле?
— Он несомненно возрос, хотя опять-таки у нас почему-то все время пишут о его падении. Интеллектуалы и художники вышли из котельных на свет божий и заняли в обществе достойное и заслуженное место. Я рада, что после приступов ностальгии по якобы потерянной идеологической чистоте многие из нас начинают понимать, что культура не может полноценно функционировать в подполье, что необходимо создавать новое культурное поле и сеть культурных институтов, обеспечивающих интеллектуальной элите нормальное законное существование, избавляющих ее от унизительной клички “прослойка”.
— Однако так называемый “андерграунд” и самиздат были продуктивны.
— Несомненно, и потому в “НЛО” так много места уделяется исследованию этого феномена. Но давайте признаемся, наконец, что продуктивность андерграунда осуществлялась вопреки, а не благодаря адской машине подавления. Не будем золотить наши цепи, давайте представим , сколь более отрадное зрелище являла бы собой отечественная культура, если бы все эти таланты, насильственно маргинализованные, задавленные, сосланные или выдворенные из страны, могли открыто творить и соперничать друг с другом. И какова была бы судьба московско-тартуской семиотической школы, именем которой мы теперь все клянемся, если бы Ю.Лотману и Б.Егорову не удалось в свое время организовать кафедру в Тартуском университете.
— А как же знаменитая русская духовность?
— Это отличная выдумка для оправдания собственного невежества или безделья. Не нужны нам ихние (т.е. западные) премудрости и суета, мы, дескать, духом сильны. К сожалению, в обществе до сих пор доминирует представление о единственно праведной жизни для интеллектуала как лежании на диване, чтении возвышенных книг и презрительном пофыркивании в сторону любых попыток социализации. Отсюда, очевидно, и общественная недооценка достигнутых за эти годы результатов, и недоверие к деятельности как таковой, не говоря уже об интеллектуальном предпринимательстве.
— Что ж, тут кстати сазать о второй ветви Вашей предпринимательской деятельности. Ведь издательство “НЛО” — тоже Ваше?
— Да, оно стихийно развилось вокруг журнала три года назад, сейчас у нас вышло свыше сорока книг по разным гуманитарным дисциплинам. Началось все с серии “Научная библиотека”, теперь к ней прибавились “Россия в мемуарах”, “Филологическое наследие”, “Критика и эссеистика”, “Художественная серия”. Подумываю и о новых сериях.
— Что определяет Ваш выбор — автор, тема или качество текста?
— Еще в первом номере “НЛО” я написала, что мы отказываемся делить авторов на “генералов” и “лейтенантов”, “наших” и “забугорных” и т.д. Качество текста, которое подразумевает профессионализм и новизну подхода, — единственный критерий отбора. Мы открыты любым предложениям.
— Какая из изданных Вами книг Вам особенно дорога?
— Ну, тут трудно ответить. Для меня все книги — родные. Это как ребенка спросить: кого больше любишь — маму или папу. Может быть, наиболее символична для меня книга Михаила Гаспарова “Занимательная Греция”, вышедшая в 1995 году ( недавно мы в третий раз ее переиздали ).
— А что Вы готовите нового?
— В начале следующего года собираемся издать замечательный новый роман Александра Пятигорского, книгу известного исследователя Ирины Паперно “Самоубийство как культурный институт”, перевод книги ведущего западного историка Натали Дэвис “Дамы на обочине: три женских портрета 17 века”, а также работу совсем молодого ученого — Марины Могильнер о риторике и эстетике российского радикального сознания ( т.е. революционеров-подпольщиков и террористов ), его проникновении в литературный и общеинтеллигентский дискурс в конце прошлого столетия и печальные последствия этой интерференции.
— Какие у Вашего издательства трудности сейчас? Если сравнить с изначальными.
— Трудности все те же — нехватка качественных типографий, непомерные и неоправданные цены на бумагу и почтовые пересылки, поиски субсидий… Если же говорить о главной проблеме, грозящей разрушить с таким трудом созданную систему частного культурного книгоиздания, то это — проблема распространения. Истошно крича о падении тиражей журналов и книг, наши радетели духовности предпочитают оскорблять собственный народ, упрекая его в нежелании приобщаться к сокровищнице мировой и местной мудрости, вместо того чтобы решать чисто практические вопросы информационного обеспечения. А наш “бездуховный” народ ( библиотекари, студенты, преподаватели и просто многочисленные любители чтения) заваливают нас письмами с мольбами прислать им наши журналы и книги или наводняют редакцию с огромными рюкзаками, набивая их до отказа и исчезая с этим грузом в бескрайних просторах интеллектуально-изголодавшейся родины.
— Я помню, как пару лет назад Георгий Бакланов назвал полной сенсацией количество заявок на “НЛО” от библиотек , собранных в ходе конкурса, объявленного Соросом.
— Пользуюсь случаем выразить огромную благодарность Фонду Сороса и в особенности работающим в его московском представительстве людям за поддержку культурных журналов и издательств, без которой нам просто не удалось бы выжить ( не могу без возмущения читать и слышать, как без конца порочат и поносят имя Сороса, вместо того чтобы ему поставить памятник от благодарной российской общественности). Кстати, этот конкурс еще раз продемонстрировал, в плену каких лживых и порочных мифологем мы находимся и как пагубно они влияют на культурную политику СМИ и, прежде всего, ТВ. В самом деле, ни на одном канале, в том числе и “Культуре” вы не найдете профессионально сделанной передачи о книгах и прочих интеллектуальных новостях. Издательский мир много лет безуспешно пытается прорвать эту информационную блокаду. Была передача “Графоман”, да и ту закрыли.
— Не кассово.
— Закричу, как Станиславский: “Не верю!”. Хотя бы потому, что на практике убедилась — несколько секунд показа нашей “высоколобой” книги по этой программе увеличивало скорость ее распродаваемости в 5-7 раз. Отсюда следует, что книжную передачу, даже транслируемую в самое плохое время, смотрели множество людей. Похоже, единственно нечитающая публика в нашей стране — это телевизионные боссы.
— Итак, уже есть преуспевающий, очень известный журнал. Есть преуспевающее издательство. Однако появляется третий ребенок — журнал “Неприкосновенный запас”. Зачем Вы на него решились?
— Наверно, все мои предыдущие рассуждения об интеллигенции и состоянии культуры и есть ответ на Ваш вопрос. Неслучайно подзаголовок “НЗ” звучит как “очерки нравов культурного сообщества”. Если 6 лет назад мне казалось необходимым сконцентрировать внимание на состоянии профессионального филологического цеха, то в последнее время мне покоя не давали те тревожные процессы, которые развивались в недрах некогда обманчиво-монолитного сообщества, традиционно именуемого “интеллигенция”. Мне кажется, все российское общество подошло к тому рубежу, когда без критического и объективного взгляда на свою собственную структуру и специфику невозможно дальнейшее развитие. Это в первую очередь касается его культурной элиты, той среды, которая, собственно, и генерирует новые идеологемы, тиражируемые потом социумом.
— Судя по первому номеру “НЗ”, его основная тема — наша “надстройка” с точки зрения взаимодействия новых и старых идеологических мифов.
— Совершенно верно. После десяти лет культурной перетряски и перестройки выяснилось, что мы стоим перед целым рядом фундаментальных вопросов, не менее важных, нежели сакраментальные “Что делать?” и “Кто виноват?”. Действительно, что мы понимаем под расплывчатым термином”интеллигенция”? Какие социальные слои образуют это понятие; какова стратегия выживания культурного сообщества и сфера его коренных жизненных интересов; как должны строиться его отношения с властью, с другими сословиями; какова степень интеллектуального напряжения и взаимодействия столицы и провинции, культурной метрополии и диаспоры? Какой интеллектуальный багаж мы унаследовали от старого общества, какова степень истинности и безусловности тех базовых идей о себе и мире, на котором покоится наше культурно-идеологическое мироздание. Вот все эти и многие другие вопросы мы обсуждаем на страницах “НЗ”.
— Скажите, подобный жанр является Вашей выдумкой или Вы ориентировались на какой-нибудь западный образец?
— Видите ли, вообще интеллектуальный дайджест, или журнал идей, — достаточно традиционный элемент культурной жизни. Другое дело, какие конкретные жанровые формы принимает этот тип издания в разные эпохи и разных странах. В современной Америке я знаю по крайней мере три таких печатных органа: “New Yorker”, “New York Review of Books”, “Linguafranca”. У нас эта ниша все еще пустует, “НЗ” и есть попытка ее заполнить. Но механическое копирование чужих структур мне представляется непродуктивной ( ближайший пример — попытка журнала “пушкин” сымитировать “New York Review of Books” ). Если же попробовать описать концепцию “Неприкосновенного запаса” не возвышенным, а шуточным “штилем”, то идея журнала родилась из наблюдения над одной поведенческой особенностью российской интеллигенции: на официальных мероприятиях, специально организованных для решения важнейших культуростроительных, эстетических и этических проблем, народ обычно зевает, читает, подремывает и тайно покуривает, а “о подвигах, о доблестях, о славе” начинает с блеском и страстью обсуждать в коридорах и на кухнях. Вот я и попыталась перенести эти кулуарно-застольные разговоры об “умном”, “вечном” и “сиюминутном” на страницы журнала.
— Значит ли это, что в “НЗ” будет силен игровой момент?
— Шутка, пародия, литературная игра всегда желанные гости в нашей редакции ( вернее — в обеих редакциях ). Но хочу подчеркнуть один момент: “НЗ” — журнал принципиально “антистебный”, принципиально серьезный; в нем нет и не будет двусмысленных подмигиваний, кукишей в кармане, рассуждений “как бы”, безответственных хамских выпадов и выходок, маскирующихся под артистический эпатаж. Это — разговоры и споры от первого лица, открытые высказывания и размышления людей разных культурных профессий о времени и о себе. Мы также стремимся избежать и другой крайности: ложного пафоса, надрывных “выдь на Волгу…”. Мы стоим перед сложной задачей возродить в новом журнале утерянный (по понятным причинам) отечественной журналистикой жанр эссеистики — сжатых, емких по мысли, аналитичных, стилистически отточенных статей, где вкус, острота наблюдений и тонкая ирония сплетены в неразрывное целое. Оказывается, написать такое эссе сложнее, чем научную статью страниц на 50.
— Все рубрики и заголовки в “НЗ” афористичны. Это — аллюзии на литературные или идеологические клише давнего и недавнего прошлого. В “НЛО” же вообще нет устойчивых рубрик.
— Рубрики “НЗ” в свернутом виде описывают пестрый спектр культурных идеологем современного нам общества: “От какого наследства мы отказываемся”, “В поисках утраченного статуса”, “Я и Оно”, “Труды и дни”, “Времена и нравы”, “Рассерженные немолодые люди”, “Эстетические отношения искусства к действительности”. Но это не значит, что рубрики не будут меняться; ведь внутрижурнальное структурирование текстов связано с движением мысли и идей, потому и в “НЛО” и в “НЗ” рубрики по необходимости видоизменяются.
— Замечательная статья Сергея Иванова в первом номере “Лев Гумилев как феномен пассионарности”. Я испытала просто физический восторг, какой бывает, когда видишь что-то очень красивое.
— Действительно, статья замечательная. Вообще рубрика “От какого наследства мы отказываемся” — одна из ведущих в “НЗ”. В ней подвергаются критической переоценке многие до сих пор “неденоминированные” культовые фигуры и культурные стереотипы нашего общества, а также воздается должное несправедливо замалчиваемым или недооцененным личностям и явлениям. Например, во втором номере “НЗ” статья С.Файбисовича “Песни о главном” посвящена печальным последствиям, к которым привела бездумно “раскрученная” СМИ легенда “о советском прекрасном прошлом”. А в третьем номере Андрей Зорин размышляет о причинах, заставивших демократическую интеллигенцию так жестоко и необдуманно отречься от такой выдающейся личности, как Александр Солженицын.
— Ирина, “НЛО” — строгий журнал в смысле оформления, а “НЗ” — щедро иллюстрирован и очень красив. Расскажите о галерее “Ковчег”, которая предоставляет Вам иллюстративный материал.
— Я познакомилась с основателями галереи С.Сафоновым и Дм.Смолевым благодаря художнику А.Семенову, разработавшему дизайн “НЗ”. Я очень рада этой встрече, поскольку сразу стало ясно, что мы — единомышленники. “Ковчег” занимается пропагандированием творчества многих замечательных художников, не известной публике в силу их непричастности к культурно-идеологическому мейнстриму, их творческой независимости от модных канонов. Тем самым владельцы галереи расширяют и переосмысливают самое понятие отечественной традиции в искусстве.
— Вы не боитесь, что новый красивый и “текстово” яркий журнал, хоть он и приложение, вытеснит основной?
— Нисколько. С моей точки зрения,“НЛО” и “НЗ” не соперничают, а дополняют друг друга и совместно укрепляют ту культурно-элитарную нишу, которую они стремятся занять. Ведь “НЛО” все-таки профессионально филологический журнал, его подзаголовок:“теория и история литературы, критика и библиография” ( что, правда,не мешает его читать многим непрофессиональным любителям отечественной словесности). “НЗ” же рассчитан на широкую культурную аудиторию, на людей разных “интеллигентских” профессий, а не только гуманитариев. Так что думаю, проблем тут не будет.
— Теперь — набор практических вопросов: сколько “НЗ” стоит? продается ли отдельно? какой тираж? где можно купить?
— “Неприкосновенный запас” лишь формально является приложением к “НЛО”, по сути — это совершенно самостоятельный журнал, оформить подписку на который ( он будет выходить 6 раз в год) можно по каталогам “Роспечати”и “Почта России”. Тираж первых двух пробных номеров — 7 тысяч, посмотрим, что даст нам подписка. Купить в Москве его можно в газетных киосках “Московских новостей”и во всех “интеллектуальных” книжных магазинах: “Графоман”,”Ad Marginem”, “Гилея”, “Эйдос”, “У кентавра” ( в РГГУ ) и даже в редакции. Стоит пока дешево — отпускная цена 12 рублей.
— Ну что ж. Блестящий журнал создан — теперь дело за малым: держать марку!
Беседу вела Ольга Дунаевская