Опубликовано в журнале Новая Русская Книга, номер 2, 2002
Михаэль Бейзер
Наше наследство:
синагоги СНГ в прошлом и настоящем
M.; Jerusalem: Мосты культуры; Gesharim, 2002 (5762). 176 с. Тираж 2000 экз.
Рецензируемая книга принадлежит перу доктора Иерусалимского университета, петербургского интеллигента, чьи труды по истории еврейской общины родного города получили всеобщее признание .
Сбор материалов по теме книги стал возможен благодаря сотрудничеству автора в программе Американского еврейского объединенного распределительного комитета (более известного в нашей стране под сокращенным названием “Джойнт”) по содействию реституции синагог, находящихся на территории СНГ: с 1991 г. (т. е. с открытия программы) в качестве консультанта, а с 1997 г. – в должности координатора программы реституции русского отделения Джойнта в Иерусалиме (с. 53–54). Надо полагать, что географические рамки, обозначенные в заглавии, обусловлены кругом источников, доступных автору по роду его работы в Джойнте, а не научными соображениями, так как обосновать радикальные историко-культурные различия между синагогами Литвы и Белоруссии, которыми пользовалась одна и та же этническая группа лытваков, либо увидеть разницу между культовыми зданиями бухарских евреев и их сородичей в Хорасане вряд ли кому-нибудь удастся. Автор и не ставит такой задачи: его цель, как видно по введению, – предать гласности результаты наблюдений над накопленным в Джойнте “обширным материалом о синагогах в виде архивных документов и справок, газетных вырезок, ходатайств и регистрационных документов общин, законодательных актов, постановлений органов власти, проектов реконструкции и ремонта, карт и планов, “полевых” отчетов сотрудников Джойнта, служебной переписки, протоколов семинаров по реституции общинной собственности. Кроме того, образовался солидный фотоархив, позволяющий визуально проследить этапы реконструкции ряда синагог” (с. 10). Среди других источников – иконография в нью-йоркских архивах Джойнта, Института еврейских исследований (ИВО), петербургских Центра “Петербургская иудаика” (Еврейский музей) и ЦГИА, иерусалимских Еврейских национальной и университетской библиотек и Центра еврейского искусства Еврейского университета Иерусалима, а также Российского еврейского конгресса, Федерации еврейских общин России и личная коллекция автора.
Рецензируемая книга состоит из вступления, написанного директором программ СНГ Джойнта Ашером Острином (с. 5), введения (с. 9 – 12), двух частей (ч. 1 “Синагоги в прошлом”, с. 13–46; ч.2 “Возвращение синагог”, с. 49–85), двух приложений (1. “Ремонт и реконструкция синагогальных зданий”, с. 89 – 166; 2. “Список возвращенных еврейским общинам синагогальных зданий и действующих синагог СНГ”, с. 167–173) и “Библиографии” (с. 174–175), не полностью идентичной кругу литературных источников, на которые автор ссылается в “Примечаниях” (с. 86–87).
Хронологические рамки исторической части “Синагоги в прошлом” в книге не обоснованы и в издательской аннотации на последней странице обложки указаны не точно: “от начала ХХ века до распада СССР”. На самом же деле примерно половина главы “До 1917 года” (с. 15–26) отражает события XIX века, а самые ранние даты – 1635 г. (сооружение Большой Виленской синагоги) и 1-я треть XVII в. (строительство синагоги в Луцке, с. 16). Безусловно, автор вправе избрать для исследования любой хронологический отрезок, обоснованный с исторической точки зрения, однако крайне желательно было бы упомянуть, с какого времени на территории СНГ начали строиться синагоги. Вопрос это далеко не праздный: в 1870-х годах, когда решался вопрос об архитектурном облике Петербургской хоральной синагоги, в полемике с В. В. Стасовым классик еврейской литературы и просветитель Иегуда Лейб (Л. О.) Гордон высказал точку зрения, согласно которой евреи не держались преемственности в стилистике культовых зданий, а заимствовали достижения народов, в среде которых жили в диаспоре.
В правоте петербургского маскила убеждает даже беглый просмотр книги М. Бейзера. Об этом говорят снимки деревянных рубленых синагог Могилева и Жлобина (с. 23), форма которых вполне характерна для восточных славян, унаследовавших строительные традиции от балтского и финского субстратов, и не типична для древней Палестины. Об этом свидетельствует и резьба по дереву наличников Костромской синагоги, построенной в 1907 г. (с. 156), типичная для крестьянских изб Верхней Волги. Влияние архитектурной моды заметно по репродукции открытки начала ХХ в., изображающей екатеринославскую синагогу “Золотая роза”, построенную в манере классицизма (с. 146), и другим фотографиям. Однако то, что справедливо для характеристики направления культурных влияний второго тысячелетия н.э., может быть неточно по отношению к первому тысячелетию. Здесь можно говорить о сходстве ранней формы Ковчега Завета в синагогах (полукруглая в плане ниша), с формой апсиды раннехристианских церквей, ограждающей пространство алтаря, равного по сакральному значению Ковчегу Завета.
Глава “До 1917 года”, в целом, дает адекватное представление о правовом положении и функциях синагог в Российской империи, однако автор выражает сожаление о сложностях, связанных с установлением их количества, так как в официальном справочнике “Города России в 1904 году”, изданном в 1906 году, содержащем информацию о 1962 синагогах, нет сведений по 32 городам, включая обе столицы (с. 15). Для точного определения количества синагог требуется весьма трудоемкая работа по просмотру официальной части губернских ведомостей, так как сведения о лицах, утвержденных в должности губернатором (в т. ч. служителях иудейского культа) подлежали обязательной публикации. Что же касается использованного автором официального справочного издания МВД, следует заметить, что сведения о количестве синагог там заведомо неполны: в целом ряде губерний черты оседлости большинство синагог находилось не в городах, а в местечках. Вследствие этого обстоятельства приведенная автором на с. 15 цифра синагог Могилевской губернии в 1904 г. (161), значительно ниже их количества в официальной публикации Могилевского губернского статистического комитета: 3921 . Столь же велика разница между приведенными на той же странице сведениями о количестве синагог в Волынской губернии (194) и опубликованными Волынским Губернским статистическим комитетом (705)2 .
Отдельные позиции главы нуждаются в комментариях. Говоря о правовой стороне функционирования синагог, М. Бейзер пишет: “Если для строительства новой синагоги в “черте оседлости” было достаточно получить разрешение местных властей, то для открытия синагоги в Нижнем Новгороде или Казани требовалось еще и разрешение Департамента иностранных исповеданий Министерства внутренних дел в Санкт-Петербурге. Получение же такого разрешения зависело не только от буквы закона, но и от зигзагов внутренней политики правительства по отношению к евреям. А эта политика, как известно, чаще была враждебной, нежели толерантной” (с. 17).
Выражая полное согласие с оценкой политики самодержавия по отношению к евреям как антисемитской, хочу расставить акценты иначе. По Бейзеру, отношение правительства к иудаизму вытекало из антисемитских установок. На самом же деле государственный антисемитизм российского самодержавия был основан на религиозных предрассудках по отношению к талмудическому иудаизму. Талмуд представлялся российской бюрократии системой человеконенавистнических текстов, провоцировавших вражду по отношению к христианам, продиктованную корыстолюбием, которое якобы составляет ядро системы ценностей. Талмуда, нашедшей воплощение в так называемом “еврейском духе”. Мера устойчивости этого абсолютно беспочвенного мнения объясняется как материальными интересами привилегированных слоев империи, так и отсутствием в XIX веке адекватного русского перевода Талмуда. Последнее объясняется не только филологическими сложностями, но и позицией иудейских ортодоксов, считавших перевод подобных текстов нечестивым занятием, и системой приоритетов в деятельности просветителей-маскилов, которых гораздо больше занимало приобщение евреев к мировой культуре в ее русской форме, чем ознакомление русского читателя с памятниками древней еврейской письменности.
Глава “Советский период” (с. 27–46) дает вполне адекватное представление о большевистской интерпретации принципа свободы совести. О судьбе синагог после “великого перелома” М.Бейзер пишет: “Обычно отнятые здания первоначально передавались под рабочие клубы швейников или кожевенников (в этих профессиях было много евреев) и назывались именами евреев-революционеров: Розы Люксембург, Моисея Володарского, Моисея Урицкого и пр. Позднее здания передавались другим организациям, и всякая память об их еврейском происхождении стиралась3. В некоторых хоральных синагогах разместились театры (Баку, Херсон, Киев, Минск, позднее Кишинев) и филармонии (Уфа и Винница). В Минской хоральной синагоге сначала обосновался Белорусский государственный еврейский театр (Белгосет), а после Второй Мировой войны здание передано Русскому драматическому театру и перестроено до неузнаваемости. В Могилевской и Харьковской синагогах оказались спортивные клубы. Здание Тверской синагоги заняло отделение милиции” (с. 30–32).
Результаты реализации большевиками принципа “свободы совести” по отношению к иудаизму видны из таблицы “Официальные зарегистрированные синагоги на территории СССР в 1952 г.” (с. 42), составленной М. Бейзером по данным переписи, проведенной уполномоченным Совета по делам религиозных культов, результаты которой отражены в хранящихся в ГАРФ документах. Судя по этой таблице, в 1952 г. в 115 городах СССР действовало 133 синагоги, включая 25, открытых после войны, из которых 104 помещались в зданиях, являвшихся государственной собственностью, а 29 – частной. 40 из них находились на Украине, 29 – в Российской Федерации (включая Крым), 25 – в Грузии, 11 – в Молдавии, 8 – в Узбекистане и только две – в Белоруссии, в то время как в 1910 г. в городах Белоруссии их было 746 (с. 19).
В отношении большевиков к иудейским культовым зданиям прослеживается две составляющие: принципиальная и конъюнктурная. С принципиальной точки зрения, иудаизм, подобно другим формам религии, выступал в качестве конкурента государственной идеологии – марксизма, профанированного до уровня государственной религии, а потому ни о какой религиозной свободе не могло быть и речи. Что же касается конъюнктуры, то она объяснялась изменением положения еврейского народа в геополитических планах советского руководства, экстраполированного в область религии.
Как пишет М.Бейзер, “в годы НЭПа <…> наблюдался короткий период либерализации в политике государства по отношению к религиям вообще и к религиям национальных меньшинств в частности” (с. 27) и далее: “период ликвидации НЭПа (1928–1929) ознаменовался наступлением на религию” (с. 29). В этой связи хотелось бы напомнить, что новая экономическая политика не предполагала никаких компромиссов в сфере идеологии, и связь здесь не причинно-следственная, а чисто хронологическая. Время НЭПа – это период попыток экспорта революции в страны Европы и Востока, и в этой обстановке конфискация синагог в СССР означала бы отказ от участия в мировой революции сотен тысяч верующих евреев Восточной и Центральной Европы, что было бы нерасчетливо. Провал попыток экспорта революции привел к изменению положения народов диаспоры (в т. ч. евреев) в СССР, которые в условиях сталинской диктатуры стали рассматриваться как потенциальная агентура враждебных государств. Применительно к евреям это означало возникновение на рубеже 1920-х –30-х годов обусловленного геополитическими соображениями государственного антисемитизма, экстраполированного, в частности, в область религии, формы и интенсивность которого менялись в зависимости от внешнеполитической конъюнктуры.
Вполне закономерным результатом подобной ситуации стал как отход иудеев от религии, так и выход религиозной жизни за стены синагоги, который автор датирует 1970-ми – 80-ми годами (с. 46), хотя на самом деле такие случаи бывали и во времена хрущевских гонений.
Вторая часть книги – “Возвращение синагог” (с. 47 – 85) – основана не только на документальных источниках, большей части которых еще не присвоены архивные реквизиты, но и на опыте работы автора в Джойнте, связанной с программой реституции синагог. В этой части есть и сведения о правовой базе возвращения иудейским общинам их культовых зданий, которое началось еще накануне распада СССР и зафиксировано в законодательстве стран СНГ (с. 49–52). Судя по ее содержанию, роль Джойнта в возвращении и ремонте синагог отнюдь не сводилась к вопросам финансирования: эта организация помогала общинам и юридическими консультациями, и сбором архивных и других исторических материалов о синагогах, конфискованных советской властью, начатым М. Бейзером и продолженным общинами (с. 55).
Приложение 1 (Ремонт и реконструкция синагогальных зданий. С. 89–166) содержит иллюстрированные справки о 17 возвращенных синагогах, оказавшихся в поле зрения автора. Эта подборка может оказаться очень полезной для исследователей иудейского культового зодчества в странах СНГ и интересной для широкого круга читателей.
Название второго приложения: “Список возвращенных еврейским общинам синагогальных зданий и действующих синагог СНГ” (с. 169–173) полностью соответствует содержанию, так как, в силу миграционных процессов, некоторые из перечисленных зданий не используются по назначению.
В целом, по списку М. Бейзера, на территории СНГ значатся 123 действующие синагоги, что равно их количеству на той же территории в 1952 г. (с. 42). Поскольку в этой статистике учтен отход за пределы юрисдикции прежнего Советского Союза синагог, находящихся на территории государств Восточной Прибалтики, она свидетельствует и о гонениях на иудаизм во время оттепели и во время застоя, и о еврейской эмиграции, и об индифферентном отношении значительной части евреев СНГ к религии.
Положительной особенностью “Списка возвращенных еврейским общинам синагогальных зданий…” является указание их положения как объектов недвижимости (собственность либо предмет пользования общины) и точного адреса с учетом новейших изменений. Вместе с тем этот список можно было бы сделать более информативным по следующим позициям:
а) Желательно было бы указать не только современные, но и исторические адреса. В частности, на с. 172 упомянута находящаяся в пользовании еврейской общины г. Слонима синагога на Школьной улице. Однако мне непонятно, находится ли она в новом здании, или речь идет об упоминавшейся выше средневековой синагоге, находившейся на ныне переименованной Советской улице. Здесь мне хотелось бы поблагодарить старшину Петербургского белорусского землячества В. П. Грицкевича за напоминание о том, что синагоги в функции бейт-мидраш вошли в микротопонимику белорусских городов в форме названий улиц (Школьная) или даже местностей (Школище).
б) Список синагог было бы желательно дополнить сведениями о почтовых и электронных адресах, а также толке иудаизма, который исповедуют прихожане. Применительно к современности это облегчило бы контакты между единоверцами, а на будущее помогло бы исследователям связать особенности иудейского культового зодчества конца ХХ в. с миснагидской, хасидской, ашкеназской либо сефардскими традициями.
В справочном аппарате книги, состоящем только из “Библиографии” (с. 174–175) явно не хватает указателя имен и географических названий как к тексту, так и к надписям под иллюстрациями.
Несмотря на частные замечания, книга М. Бейзера производит впечатление глубокой и вдумчивой работы, основанной как на документах, так и на личных наблюдениях, в которой освещена проблематика, недостаточно разработанная в научной литературе. Она представляет интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей, владеющих русским и английским языками. Книга наводит на мысль о необходимости составления каталога уцелевших в СНГ зданий синагог, подобного недавно опубликованному польскими исследователями Элеонорой Бергман и Яном Ягельским4 . Подобная работа принесла бы большую пользу для исследования иудейского культового зодчества и для реституции, а главное – помогла бы практическому решению вопроса о наиболее рациональном использовании зданий синагог в тех городах и местечках, где иудейские общины исчезли в результате Холокоста и миграционных процессов. С моей точки зрения, вопросы о судьбе подобных зданий должны решаться в интересах местных жителей, однако с учетом мнения знатоков еврейских обычаев, к числу которых, безусловно, принадлежит и автор рецензируемой книги.
____________
1 Число церквей и других богослужебных зданий в городах и уездах Могилевской губернии // Памятная книжка Могилевской губернии на 1905 год. Могилев, 1905. С. 121 – 122 2-й паг.
2 Число церквей и других богослужебных зданий в Волынской губернии в 1903 году // Памятная книжка Волынской губернии на 1905 год. Житомир, 1904. С. 19 6-й паг.
3 О потере пмяти свидетельствует, в частности, третье издание энциклопедического справочника “Киев” (Киев, 1986), где о синагогах нет ни слова, а о здании синагоги Бродского в статье “Кукольный театр” говорится в следующих выражениях: “бывшее культовое сооружение <неизвестно какой религии. – Д. Л.>, построенное в 1897 г. в псевдомавританском стиле (с. 338).
4 Bergman E., Jagilski J. Zachowane synagogi i domy modlitwy w Polsce. Katalog. Warszawa: Z`ydowski instytut historyczny, 1996.
Дмитрий Левин