Опубликовано в журнале Новая Русская Книга, номер 2, 2001
ОЧЕРКИ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ
Ред.-сост. Е. В. Дуков.
СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. 528 с. Тираж 1000 экз.
На рубеже XIX-XX веков произошел всплеск исследовательского интереса к бытовой культуре прошлого. Вероятно, он был вызван пониманием, насколько изменился мир. Люди жили, сменялись поколения, и вдруг оказалось, что многое из того, что недавно было общеизвестно, требует объяснения. И именно тогда, в 1890-1910-х годах, начались систематические публикации мемуаров и попытки их научного осмысления, появились тематические подборки, статьи и книги по отдельным вопросам культуры повседневной жизни. Подобный тому всплеск мы наблюдаем и сейчас.Ред.-сост. Е. В. Дуков.
СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. 528 с. Тираж 1000 экз.
Явление, что и говорить, отрадное. Вот и в Государственном институте искусствознания была создана «проблемная группа» по изучению массовой развлекательной культуры. Сборник, составленный этой группой, радует разнообразием затронутых тем: балы и кафешантаны, факиры и пожары. Есть статьи обобщающие, есть посвященные одному герою, есть подробно рассматривающие какое-то явление развлекательной культуры.
За эту тематическую и жанровую неоднородность составители сборника извиняются в предисловии: «… на начальном этапе развития науки об обиходной художественной культуре и бытовом искусстве, при отсутствии адекватной теоретико-методологической базы, с этой пестротой, обусловленной к тому же самим предметом исследования, неизбежно приходится мириться». С обусловленностью предметом исследования не поспоришь, а вот насчет начального этапа возникают сомнения. Как же быть с книгами М. И. Пыляева, Н. С. Чечулина, Е. Н. Щепкиной, Д. А. Ровинского, деятельностью М. И. Семевского, сборником «Русский быт в воспоминаниях современников» (1914-1923) под редакцией П. Е. Мельгуновой и К. В. Сивкова, наконец, многочисленными журнальными публикациями конца XIX — начала XX века? Не тогда ли наступил начальный этап? Справедливо ли игнорировать то, на что все равно приходится ссылаться?
Да если бы только ссылались! Едва ли не половина авторов сборника просто пересказывают то, что давно уже было не только обнаружено, но и систематизировано предшественниками. А если таковых не оказывается в научном мире, то обращаются непосредственно к художественной литературе…
Например С. Ю. Румянцев («Пожар в России больше, чем пожар!»), — тот более всех Гиляровского уважает. А Р. М. Байбурова («Праздники в Москве 100 лет назад») — Шмелева. Так по Шмелеву все праздники и пересказывает, предварительно поделив их на «царские» и «церковные». Только у Шмелева-то лучше получается…
Обиднее всего то, что названия статей все как на подбор многообещающие. Влечет своим заглавием статья Е. А. Сариевой «Фейерверки в России XVIII века». Хочется наконец постичь, в чем же феномен российских фейерверков. Но не постигнем, потому что в статье просто скомпилирован материал из нескольких небезызвестных работ, часть из которых вообще принадлежит нашим современникам. Скомпилирован без попытки обратиться к первоисточникам.
Почему так происходит — абсолютно понятно. Авторы начала XX века имели дурную привычку не давать точных ссылок. Не принято было. Но ведь это и был «начальный этап»! Узок был круг источников, еще ╒же круг тех, кто с ними работал. С тех пор прошло сто лет, и все это время множество людей постоянно трудились над выработкой норм и правил оформления научных статей. Потому что такие правила — это конвенции, облегчающие наш общий труд. И едва ли не первое из этих правил гласит: сообщаемый факт должен быть подтвержден ссылкой на первоисточник! Становится, право, жаль, что такой предмет, как профессиональная этика, включен в программу только в медицинских вузах!
Мне, например, была чрезвычайно интересна информация, сообщенная в статье А. В. Лебедевой-Емелиной и Е. М. Левашева «Русская музыка второй половины XVIII века в контексте ритуалов и церемониалов, празднеств и развлечений». «Мемуарные источники свидетельствуют…» — пишут авторы. Хотелось бы знать, какие именно? Где я могу узнать о том, как проходила упомянутая в статье опера-экскурсия «Садовник Кусковский» и какие именно православные митрополиты присутствовали на спектакле в Эрмитажном театре?
Но венцом пренебрежения к научной общественности является тот фрагмент статьи, в котором авторы упрекают «специалистов» в игнорировании одного интересного текста: «К сожалению, специалистам до сих пор не известна и никем еще не опубликована одна из лучших ранних песен Державина… Заполним же теперь этот вопиющий пробел». И заполняют. То есть публикуют текст. И ни слова об источнике. Уважаемые коллеги, вы где это взяли? Почему я должна вам поверить, что это именно Державин написал? Может, это господина Загоскина сочинение? Или вы его сами придумали? За такое хочется, как в спорте, дисквалифицировать!
Авторы пишут статьи как будто только для себя и узкого круга посвященных, и прямое следствие отсюда — незнание того, что делается вокруг них. Те же Лебедева-Емелина и Левашев относят распространенные в XVIII веке различные художественные «обманки» к изобретенному ими стилю «потемкинских деревень», называя его «типично русским социально-художественным феноменом». Между тем, большинство исследователей без особых споров рассматривают это явление как характерное для стиля рококо, отнюдь не специфически русского. Зачем пренебрегать сложившейся традицией и изобретать свой велосипед, гораздо более неуклюжий?
Так ведь нет же, изобретают. Н. А. Хренов («Земледельческие архетипы на городской площади») на всякий случай, если кто не догадался, подчеркивает: «Наша гипотеза состоит в том, что дошедшее до начала XX века и не очень точно обозначенное как «народное искусство» или «народная культура» представляет собой одну из специфических ценностных систем, зародившуюся в период перехода к оседлости, связанному с культурой земледелия». В чем, позвольте спросить, новизна этой гипотезы? Я, грешным делом, думала, что это уже давно некое общее место. Как говорил руководитель нашего аспирантского семинара: «Зачем вы об этом пишете, это же и так видать?»
Такое невнимание к традиции наблюдается и в мелочах. В статье Н. В. Сиповской «Праздник в русской культуре XVIII века» возникает загадочный исследователь Макс Элиад. Я сильно подозреваю, что имеется в виду Мирча Элиаде. Так уж его принято именовать в отечественной традиции (хотя я в любом случае не могу понять, каким ходом коня Мирча мог превратиться в Макса).
По той же наверное причине, которую не назову вслух, чтобы не прослыть некорректной, в статье Е. Э. Богатых «Занимательная литература в России XIX века» как сама собой разумеющаяся возникает чудовищная жанровая система, вероятно существующая в сознании автора: «Вместе с авантюрными романами дидактично-исторического жанра в русской романтический литературе появляются новые жанры — рассказы и повести». Что тут скажешь: шляпы, как известно, делятся на зеленые, велюровые и с полями…
Примеров не перечесть. Еще в школе нас учат не смешивать лирического героя с автором. А М. В. Юнисов («Домашний Парнас в окошке косморамы») именно так и поступает, когда пишет, что А. К. Толстой «… танцевал на балах, приударял за светскими красавицами, где однажды встретил свою возлюбленную («Средь шумного бала…»)…»
Д. И. Белозерова в статье «Карлики в России XVII — начала XVIII века» (тоже в основном компилятивной) возводит свифтовских лилипутов к истории с похоронами карла в России, делая невероятное допущение: «Возможно, такая новость впечатлила и заграницу…» Оказывается, Россия — родина не только слонов, но и, наоборот, лилипутов.
Зато не может не умилять наивность неофита, с которой авторы делятся знаниями, обычно входящими в набор, необходимый для участия в школьном КВНе. «На самом деле, — пишет Р. М. Байбурова, — 1 января как начало Нового года узаконил еще в 45 году до рождения Христа император Юлий Цезарь…» Особенно трогательно это «на самом деле». С. Ю. Румянцев и вовсе честно признается: «Заглянув в энциклопедию, я узнал, что первые спички появились в 30-х годах прошлого века…» Отчего же, спрашивается, было заодно не заглянуть и в какой-нибудь этимологический словарь, чтобы избавить читателя от смешных и ложных лингвистических изысканий? Цитировать их хочется подряд, но боясь быть столь же утомительной, как автор статьи, приведу только один пассаж: «Обширность этого лингвистического пала известна. Напомню лишь один ономастический ряд: Горелов, Погорелов, Погорельский (Погоржельский), Пожарский. …Отблески древнего зарева угадываются в Палехе (красное с золотом — по угольно-черному). А вот приплетать сюда повсеместно излюбленное сокращение «Пал Палыч», пожалуй, излишне». Про Пал Палыча — это они шутить изволят… А уж сколько намеков по тексту разбросано, и костер — для сжигания костей, и Ж.-М. Жарр задал всем жару — любо-дорого почи-тать!
Все это более чем печально и наводит на мысль, что «обыденное научное сознание» (чудовищное выражение одного из авторов сборника) действительно находится на своем начальном этапе.
И все же я бы рекомендовала если не купить, то хотя бы полистать сборник. Потому что есть в нем содержательные и концептуальные статьи, на перечисление которых уже не осталось места (и все же не могу не отметить «Искусство факиров в Европе XIX — начала XX века» — статью, написанную бывшим фокусником С. М. Макаровым и потому демонстрирующую особое знание предмета, и обе статьи Е. В. Дукова, редактора и составителя, являющиеся несомненным украшением сборника). Потому что даже не в самой удачной статье все же найдется что-нибудь интересное (замечу, что чем ╒же тематика статьи — тем она удачнее, особенно это видно на примере авторов, опубликовавших в сборнике по два текста). Да и просто потому, что надо когда-то начинать. Тем более что меня совсем не убедил вывод, к которому приводит нас, при поддержке православной церкви, Л. И. Бурдиян («Православная мысль о развлечении»): «Развлечение относится к разряду тех человеческих проявлений, интенсивность и длительность протекания которых может представлять определенную опасность для духовного развития индивида».
Александра ВЕСЕЛОВА