Опубликовано в журнале Новая Русская Книга, номер 1, 2001
М.: Аграф, 2000. 368 стр. Тираж 2000 экз. (Серия «Литературная мастерская»)
Ленинградское издательство «Прибой» в 1929 году выпустило «Книгу жизни» П. П. Гнедича в редакции и с примечаниями В. Ф. Боцяновского. Вышедшее в 2000 году переиздание воспоминаний Гнедича представляет собой перепечатку первого. Что толкнуло московское издательство «Аграф» и на издание, и на перепечатку?
Интерес к личности мемуариста понятен. Талантливый прозаик и драматург, относящийся к чеховской генерации (по определению самого А.П.Чехова), культурный режиссер и театральный организатор, знаток изобразительных искусств, автор первой в России капитальной «Истории искусств». Однако Гнедич ни в чем не был первооткрывателем. И его пьесы, и проза сейчас могут быть интересны читателям разве что как история быта, история взглядов, как иллюстрация, достаточно красочная, к воспоминаниям. Собственной литературной ценностью они не обладают. Поэтому странно звучит извинение «Аграфа», что мы, мол, сейчас наскоро перепечатаем, а потом издадим и пьесы, и повести, и статьи и восстановим «целостную картину жизни и творчества» Гнедича. Вряд ли такое объяснение поспешности приемлемо. Во-первых, не так уж необходимо современному читателю собрание сочинений этого писателя. Во-вторых, будущие достижения не объясняют и не покрывают нынешних грехов.
Тематика воспоминаний разнообразна: гимназия, Академия художеств, художники, литературные общества, литераторы, Литературно-артистический кружок и его театр, более всего — Александринский театр. В том и другом театрах Гнедич ведал репертуарной частью. Написал о них много и остро, проникая в суть явлений, глядя вроде бы изнутри, из-за кулис, и все же чуть со стороны.
Тут мы подходим к главному его отличию от других мемуаристов: оно в особом взгляде на описываемые явления. Воспоминаний много, эпоха продуктивная в этом отношении. Но вспоминают либо самые авангардные художники и литераторы «серебряного века» (А. Н. Бенуа, Вл. А. Пяст, З. Н. Гиппиус) и их круг, либо самые консервативные (надавно опубликованный «Дневник» А. С. Суворина, готовящийся к публикации в Российском институте истории искусств Л. С. Даниловой и автором этих строк дневник С. И. Смирновой-Сазоновой). П. П. Гнедич — между полюсами и политически, и эстетически. В альбоме А. Г. и М. К. Максимовых им сделана такая запись: «Разница между жандармом и радикальной кликушей только та, что один вопит: «держи право!», — а другая: «Лево, лево!»». Гнедич объективен, и от объективности смел. Мемуарист описывает пресловутый антисемитский спектакль «Контрабандисты» Суворинского театра не столько с гневом, сколько с грустью, болью за нелепости русской жизни, в которой искренне любящие Россию люди толкают ее к пропасти, губя по пути близких. А ведь Гнедич не только служил в Суворинском театре (он был его пайщиком), он и печатался постоянно в суворинских изданиях — «Новом времени», «Историческом вестнике», то есть был зависим. Вы скажете, заканчивал-то воспоминания он уже при Советах. Тогда другой пример. Составленный Гнедичем в 1905 году «Благодарственный адрес» царю за манифест от 17 октября. Он написан с достоинством и благородством, но написан верноподданным с искренней признательностью за дарование свободы художествам и желанием служить августейшему повелителю, а вместе с тем и Родине. И приведен в воспоминаниях полностью. Гнедич не подлаживался к новым хозяевам; конечно, в 1920-е еще существовала такая возможность для уцелевших в революцию и Гражданскую войну.
И в эстетике позиции Гнедича сознательно расплывчаты, эклектичны, он не терпит крайностей. Говоря о гнедичевских декорациях и костюмах к «Женитьбе» Н. В. Гоголя (1912), историк русского театра С. С. Данилов отметил в них характерное для этого художника и режиссера сочетание «стремления к бытовой верности в натуралистической манере с мотивами эстетского любования стариной, стилизации в духе журнала «Старые годы»» (Данилов С. С. «Женитьба» Н. В. Гоголя. Л., 1934. С. 61). Такая половинчатость, компромиссность во всем. Гнедича считали дипломатом, он не конфликтовал с власть имущими, старался не ссориться с премьерами театров, но держался с теми и другими на равных. Думается, дело не в соглашательстве, а в природной сдержанности, некоторой отстраненности, понимании того, что в театре важнее М. Г. Савина и В. П. Далматов, чем чиновник Гнедич, и, как бы ни капризничали великие актеры, им надо уступить.
Эклектичная практика Гнедича, как и его эстетика, требуют точности и конкретности в подходе к фактам его биографии. Он много сделал в Александринском театре, в Обществе поощрения художеств. Но он, конечно же, не был инициатором приглашения режиссеров-новаторов, как намекают анонимные авторы заменяющей предисловие компиляции «Некоторые факты из жизни и творчества П. П. Гнедича». Все режиссеры, все художники, которые пришли «при нем», пришли по инициативе двух директоров императорских театров, С. М. Волконского и В. А. Теляковского. Советские исследователи почти поневоле присваивали это достижение Гнедичу, отнимая ее у Дирекции, о которой было принято писать как о некомпетентной и мешающей.
Между тем немалые заслуги Гнедича не в революционных преобразованиях, а в нормализации повседневной жизни Александринского театра, улучшении репертуара этого и Суворинского театров. Гнедич с редким для действующего драматурга бескорыстием требовал развернуть репертуар от мелкотравчатых современных пьес к классике, начиная с античности, а когда эта попытка не удалась, обратился к любимым современникам (в его сознании классикам): А. К. Толстому, Л. Н. Толстому, А. В. Сухово-Кобылину, Чехову.
Повторю, ни революционером, ни авангардистом Гнедич не был. И сочувствовал преобразователям выборочно. Например, Московский Художественный театр, особенно постановку «Чайки», любил искренне, считал залогом «светлого будущего <…> для русского театра» (Немирович-Данченко Вл. И. Из прошлого. М., 1938. С. 30). Пьесой будущего называл «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина еще в конце XIX века, но чувствуется, что во мнении своем укрепился после спектакля Вс. Э. Мейерхольда.
Период, охватываемый мемуарами, довольно значителен: 1855-1908. В подзаголовке стоит: 1855-1918. Гнедич дожил до 1925 года. Вероятно, он собирался продолжить свой труд. Может быть, еще удастся найти в архивах фрагменты продолжения. Пока же изложение событий в мемуарах, изданных в 1929-м и перепечатанных в 2000-м, доходит лишь до конца 1908 года. И дата, ограничивающая период 1918 годом, возникает лишь в тенденциозном, не связанном с повествованием примечании Боцяновского. Ее следовало оговорить специально. Этого не сделали, более того, ошибку повторили в издательской преамбуле и аннотации на обороте титула.
Мемуары, издававшиеся в СССР в 1920-1930-х годах, всячески адаптировались для советского читателя: делались многочисленные купюры, акценты расставлялись редакторами с помощью комментариев и предисловий. Вступительную статью Г. Адонца, вопиюще рапповскую, большевистскую, издательство сняло. А комментарии В. Ф. Боцяновского полностью сохранило. Конечно, Боцяновский — серьезный историк и литератор, к тому же близко знавший П. П. Гнедича. Примечания, им составленные, в большой степени сохранили свою научную ценность. Однако прошло столько лет, произошли серьезные перемены в жизни страны, в исторической науке. Комментарии Боцяновского сегодня явно недостаточны: частично неверны, частично устарели. Даже научно достоверные зачеркиваются неакадемическим тоном. Показательна в этом смысле характеристика К. П. Победоносцева: «Кошмарная фигура старорежимного строя» (с. 319). Многое просто забыто с года выхода «Книг жизни» и потому требует новых комментариев, многое, напротив, открыто в последнее время благодаря доступу к эмигрантским мемуарам, архивам, изданиям — эти сведения должны быть учтены в комментариях. Так, по самым скромным подсчетам, не хватает более двадцати имен в указателе. Аннотации же этого указателя не выдерживают никакой критики. Вот один пример. Кто-то решил поправить Боцяновского, глухо указавшего в 1929-м: «Шаховской [без инициалов], начальник главного управления по делам печати». И теперь в указателе значится: «Шаховской Александр Александрович (1777-1846), русский драматург и театральный деятель, начальник главного управления по делам печати». Некая помесь современника Пушкина, умершего в 1846 году (а Гнедич родился в 1855-м, цензор же появился в его жизни в 1902 году), с тем Николаем Владимировичем Шаховским (1856-1906), который с 1901 года стоял во главе цензурного ведомства.
Многие гнедичевские оценки, характеристики, данные им, требуют дополнительных пояснений. Кроме комментариев, полнее представить образ Гнедича и его мир могли бы фрагменты критических статей, повестей и рассказов писателя из быта артистической богемы. Простая перепечатка издания 1929 года сделала невозможным изменение структуры книги и обновление справочного аппарата. Тем самым мемуары Гнедича утратили значительную часть не только научного, но и просто читательского интереса. Современный читатель по сравнению с читателем 1920-х годов более искушен, менее доверчив, менее пристрастен, способен увлечься изложением сухих, но достоверных фактов.
Реклама на обложке «Книги жизни» сообщает, что читателю предлагается «увлекательная книга» в жанре «беллетристика плюс наука». Издатели явно спекулировали на пристрастии современного читателя к «объективистскому» научному жанру. Фигура П. П. Гнедича малоизвестна и, конечно, популярна только у историков искусства конца XIX — нач. XX в., отнюдь не у читательских масс. Коммерческий успех этой книги напрямую связан с научной добросовестностью издания. Таковой не оказалось. К сожалению, явление, часто встречающееся в наши дни: отстутствие науки обесценило беллетристику.
Вера СОМИНА