стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 2017
Гришаев Андрей Робертович родился в 1978 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский
электротехнический институт. Автор двух поэтических книг: «Шмель» (М., 2006) и
«Канонерский остров» (М., 2014). Лауреат журнальных премий «Нового мира» (2007)
и «Знамени» (2009), а также первой независимой премии «Парабола», учрежденной
Благотворительным фондом имени Андрея Вознесенского (2013). Живет в Москве.
В подборке сохранена авторская пунктуация.
* *
*
Отдохну ли я после
Бесплатного и дорогого
Тела моего-твоего
То ли облако реет
Со стуком трамвая железным
То ли солнце за спинкой кровати
Устало встает
Разлучиться не надо
Разлучиться и быть разлученным
Что еще посоветуешь?
Лечь и немного поспать
Звук далекий расслышать
Например самолета
Обратиться «весь в слух»
(Как это принято в книгах)
И его в тишину проводить.
* *
*
И горы, и воды, и земля сошли с
лица твоего,
Остался голос над поверхностью:
он поет и плачет, радуется и ликует.
Утлый корабль моего сна:
покачивается на волнах ничего,
Окруженный ничем, держит на ничто курс.
Кажется, все вместил в себя,
теперь оттолкнуться и лететь,
Благо тикает время, и впереди
больше чем было.
Сын прибегает из темной
комнаты,
Топоча пятками,
Забирается, натужась,
под одеяло,
Примыкает к шее или плечу,
Светлеет маленькой головой,
Засыпает.
Протянуть руку и погладить
И снова, уже сквозь сон,
прикоснуться.
А корабль плывет, поскольку
впереди всегда больше,
Всегда было больше.
Открываю глаза — никого рядом.
Приснилось.
Ветер задувает в закрытое окно,
Холодит одеяло.
Хочется вдохнуть и вдыхать,
пока ты
Летишь на далеком ночном
самолете,
Таком хрупком и
бесплотном,
И не выдохнуть, пока не
долетишь.
В темной маленькой комнате,
Где огонек маленького дыхания,
А все остальное — такое неясное
и большое,
Происходит движение.
Мой сын, топоча
пятками,
Мой сын, является из ниоткуда,
Забирается под одеяло,
Примыкает к плечу,
Благо тикает время, самолет
летит, корабль плывет.
* *
*
Цветы подарил, а они уже некрасивы
Два дня тому, а они уже
отвернулись
Прячут лица, только худые спины
—
И те согнулись
Два дня прошло — вот и жена
некрасива
И характер уже не вынь-да-положь, а кроткий
Причесала старательно
подошедшего сына
Разговор обо всем короткий
Был бы длинный, была бы — жила
беседа
Только дни прошли, а будущее —
смерклось
Как грустны цветы, а разве
цветы — не все мы
Все мы смертны
Выйду в поле, где белый гуляет
ветер
А земля полна цветов, оттого
бессмертна
По траве мой старинный друг
идет, и красив и весел
В чистом поле света
* *
*
Тело жены истаяло
Зовет в себя как в туман
А остальной океан
Рядом лежит устало
Кошка устала ловить
Свет одинокий и дальний
Пододеяльных мышей
Светит в окно спальни
О чем говорить мой брат
Светел устал
но встанешь
Чаю попьешь и растаешь
И не придешь назад
Мысль такова: туман
Зовет в себя, там сохранилась
Тела близкая милость
Живущий во мгле океан
* *
*
Будь у меня место, за которое я
расплатился жизнью
Уютное, спокойное,
с книгой и облачком когда надо
Я бы дважды подумал, хочу ли я
подселять кого-то
Сына, растерявшего память о
детстве
Друга с амбициями даже после
смерти
Грезу юных лет, не раз
побывавшую в женах?
Я люблю вас всех и мне никого
не надо
Я при жизни мало смотрел на
птиц обычных
На их перья, оперенные светом
Я при жизни мало смотрел на
хороших поэтов
На их перья, оперенные светом
Я при жизни в зеркало мало
смотрелся
Хорошо, что сейчас во всем
отражаюсь
Мне при жизни явили деревья
свои души
Спасибо им за это
В новом тихом месте, оплаченном
жизнью
Я узнал вас, дорогие деревья
мои
Мне при жизни трава показала
Лишь неподобную часть
Был я слепцом, ощупавшим хобот
слона
Так вот ты какая, трава
Трудно к тебе привыкать
Но и на новой тебе спать
научусь
Мы заснем:
Я и память моя о сыне
Неустрашимом, упрямом, хохочущем
Я и память моя о друзьях
Ищущих и
пропадающих в поиске бесследно
Я и память моя о жене и прочих
женах
Существующих
вечно в эротических снах
Облако набухает дождем
Скоро будет дождь
Облако наполняется звуком
Скоро будет дождь
Облако наполняется.
* *
*
Выйдешь на улицу. Тихий вечер
Скучно и хочется спать
Вдруг оклик тревожащий: Ветер!
Ветер!
И ничего не узнать
Там, где скамья испокон стояла
—
Барбариса кусты
И здесь, где ты никогда не
бывала
Вдруг появилась ты
Мне казалось, что жизнь конечна
С тобой или без тебя
И вот ты мне отвечаешь:
«Конечно
Но мне не хватило тебя»
Вечер ветреный — жив и вечен
Вызванный куст — с него можно
есть
А человек — он человечен
Весь только сейчас, весь только
здесь
* *
*
(из старого)
По ходу дела, Машка похудела,
И Коля оценил свою потерю,
Не в смысле: «Ах какое, братцы, тело»,
А в смысле: «Ну а вам какое
дело?»
В том смысле, что Колян почти что запил:
Два оборота, тишина за дверью.
Налил чего-то темного и замер,
Но на хрена он комнату-то запер?
Быть может, что и мы бы
разделили,
В том смысле, что и мы
переживаем —
За все, которое мы где-то
разлюбили,
Худеем, пиджаки перешиваем,
На фото смотрим неказистых,
полных,
Робеющих, неженственно одетых,
Похорошевших, тоненьких,
свободных,
В чаду
оплаканных, в плохих стихах воспетых.
* *
*
Зоопарк встречает
дорогих гостей:
Голубей, воробьев, дождевых
червей
С Садовой стороны есть
возможный вход
С неприметной будочкой у ворот
В паузе возможной между днем и
днем
В чине дорогих, но вторых
гостей
Постоим у входа того вдвоем
Хорошо вторыми, еще вторей
Где не надо в клетку на общий
вид
Только ребенок на нас кивнет
Слон волнует публику — в трубу
трубит
А мы — воробьи да голуби у
ворот
* *
*
Марсианин к зеркалу подходит
Вынимает бритвенный станок
По щеке всухую им проводит
(Я смотрю,
как он им водит, водит,
И земля
уходит из-под ног)
Мне приснился мой отец, он
песню
Пел, стаканчиком звенел
Говорил: тринадцатую пенсию
У них выбить и спустить сумел
Песня дребезжит и прерывается
Чтобы солнечный глоток впустить
Марсианин с бритвой как-то мается
Отраженье брить или не брить?
В сон опять войдешь, а там
молчание
Увели притихшего отца
Солнце преломляется в стакане
Спой мне песню до конца
* *
*
А потом приснится луг заливной
И проблеск в дальнем углу
Я пытаюсь опять говорить с
тобой
Только внятно сказать не могу
Вот страдает подвыпивший
пенсионер
Он пример того, как нельзя
Вот к нему, словно сон,
милиционер
На коньках через лед скользя
Вот досюда выпьем — и все
вокруг
Ну не все, ну хотя бы часть
Расцветет, и откроет глаза мой
друг
Словно сна своего устыдясь
Что нам вьюга и тысячи ос
вокруг
Когда мы да в Москве ночной
Шевельнется, и вздрогнет, и
вскрикнет вдруг
Что вы делаете бл—дь со мной?
Сон — не сон, а какой-то туман
и сквер
Все в иголочках золотых
Смысл жизни или любви, например
В облаках
никогда не пустых