стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2017
Бородицкая Марина Яковлевна родилась и живет в Москве. Окончила
МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Поэт, переводчик. Постоянный автор «Нового мира».
*
*
*
Спит поэт в часу десятом: допоздна
читал опять,
а прозаик встал до света — в ловких
пальцах глину мять.
Стайку глиняных героев он качает на
руке,
а один, упрямый самый, затаился в
уголке.
Встал поэт, напился чаю, уши
крупные напряг —
не подаст ли мирозданье звук на
бедность или знак?
Не напишет ли заданье на пятнистом
потолке?
Но, похоже, мирозданье спит,
свернувшись в уголке.
А прозаик вяжет петли, жить героям
не даёт,
он сплетает-расплетает,
рассердившись, нитку рвёт…
А поэт посуду моет и не слышит ни
черта,
сам себе петля и нитка, пальцы,
глина, глухота.
*
*
*
Заболело левое крыло.
Холод приложить или тепло?
Заболело, тонко задрожало,
словно замирающее жало
ткнулось в основание крыла.
Здравствуй, долгожданная стрела!
*
*
*
Мальчик бабочку жалел:
только день она живёт.
Ангел мальчика жалел:
краток и его полёт.
Ангела Господь жалел:
ангельский не вечен век.
Богу бабочка шепнула:
— Я счастливый человек!
*
*
*
Люди потопа
говорят: после нас потоп.
Люди пожара
говорят: гори всё огнём.
Люди поля и леса,
люди дома и сада
говорят: не надо
не надо
не надо!
Бог молчит
*
*
*
И кто-нибудь за сценой
скомандует: «Закат!»
И лексики обсценной
последует каскад.
И осветитель пьяный
рычаг найдёт во сне,
и вспыхнет луч румяный
в рисованном окне.
И вспыхнет луч прощальный,
вечерний, золотой,
над роскошью сусальной
и стильной нищетой,
и колокол чуть слышно
вздохнёт с колосников,
что ничего не вышло,
что воздух был таков.
И станет вдруг понятно,
что это навсегда,
что некуда обратно,
что больше никогда,
лишь темень во Вселенной
да надпись «Вдоха нет»…
И кто-нибудь за сценой
скомандует: «Рассвет!»
* *
*
Что ты наделала, жестокосердная
дева?
Чем насолила
тебе молодая Каллисто?
В том, что лишилась девичества,
разве она виновата?
Зевс его выкрал бесстыжий, твоим же
прикрывшись обличьем.
Мало тебе, что в медведицу ты
обратила бедняжку,
Нимфу, подружку — в медведицу! — ты
же из лука
И застрелила её после травли
недолгой.
А с Актеоном
что вышло? Вообще вспоминать неохота!
Собственным скормлен собакам тобою
внучатый племянник.
И не подглядывал даже, случайно
узрел он купанье,
Игры лесбийские ваши, подумаешь,
дело большое!
От одиночества ты, не иначе,
свихнулась,
Ты одичала, Диана — Артемис, Геката, Селена!
Лик твой затмился, а следом и лук
смертоносный
Сходит на нет, и спешишь ты в ночи
к молчаливой Каллисто
Браги хлебнуть из ковша и погладить
её медвежонка.
*
*
*
Здравствуй, серенький рассвет,
самовар, баранки
и гостиничный омлет,
голубой с изнанки.
Утро средней полосы.
Дождичек. Истома.
Встали, кажется, часы.
Далеко до дома.
Вот сейчас, гляди, войдёт
старенький смотритель:
— За прогон извольте счёт.
Чаю не хотите ль?
— Что, любезный, там за звон?
Кто так тяжко стонет?
— По Владимирскому, во-он,
арестантов гонят.
Пеши в каторгу бредут —
эх, народ пропащий!
Дети по миру пойдут:
им, поди, не слаще…
Городской в окне пейзаж.
Дождик. Полудрёма.
Вот и подан экипаж —
«газик» из детдома.
*
*
*
Из хулиганских побуждений
он спички вытащил сперва
и чиркать стал, гоняя тени,
забив на мамины слова.
Потом водой наполнил ванну
и разной рыбой населил,
потом нарисовал саванну
и меж зверями разделил.
Из мякиша двух человечков
слепил и яблоко скатал,
змею-колбаску свил в колечко —
и всех по стенке распластал.
Нарочно не надел пижаму,
вооружился, как бандит,
и в кресле, поджидая маму,
уснул, испуган и сердит.
* *
*
Нету воздуха для стихов и негде
украсть,
А стихи не растут без воздуха и без
света.
Так не лепо
ли бяшеть, братие, в
детство впасть
И начать нам повесть сказочного
сюжета?
Не поётся без света даже хвала
чуме,
Не выходит без воздуха
перекликаться стихами.
Ну а сказки можно рассказывать и во
тьме,
Сберегая запас огня, затаив
дыханье.