стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2016
Дмитриев
Виталий Владимирович родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил факультет журналистики ЛГУ в 1977 году. Автор нескольких
поэтических книг. Живет в Санкт-Петербурге.
* *
*
Д. Г.
Этот мальчик
с детства отразился
в зеркалах
блокадного трюмо.
Ничего он в
жизни не добился,
потому что
всё пришло само.
Жизнь вела
тропинкой через поле,
чуть не
зацепив лесоповал.
Всё пришло
само — покой и воля,
даже то, о
чём и не мечтал.
Полная
иллюзия свободы.
Рядом,
только руку протяни —
тёмные
спрессованные годы,
светлые
растянутые дни.
* *
*
Жизнь даже
не прошла, а пролетела,
крылом
задела, но не в этом суть.
Писалось
много, а теперь чуть-чуть.
Но я
подозреваю, в чём тут дело.
Мне прошлое мусолить надоело.
Мне в
будущее страшно заглянуть.
* *
*
Бахыту Кенжееву в ответ на подарок
электронной книги-читалки
Вот и всё.
Спасибо за подарок —
полную
свободу без границ,
письма без
конвертов и без марок,
книги без
обложек и страниц.
Человек забыл откуда родом
и стоит у
жизни на краю.
Господи, как
плавно переходим
мы от бытия
к небытию.
А ведь
прежде было всё иначе.
Не скажу,
что лучше, но честней.
Не жалею, не
зову, не плачу
о прошедшей
юности моей.
Ничего не
требую обратно,
смутную
надежду затая,
что земная
точка невозврата,
если есть, у
каждого своя.
* *
*
Ефиму Бершину
Это теперь
«Ракеты» и «Метеоры»
мчатся по
глади залива, почти взлетая.
Прежде, я
помню, были другие скорости —
до Петергофа
ходили речные трамваи
от Летнего
сада.
Целое путешествие.
Сколько ж мы
плыли тогда?
Наверное,
целую вечность.
Долгим всё это кажется по прошествии
жизни такой
короткой и быстротечной.
Хлопья
прохладной пены, чайки в кильватере.
Как они
ловко хватали мои подачки —
все эти
булочки, плюшки, завёрнутые матерью.
Есть не
хотелось. И вряд ли, что из-за качки.
Помнишь —
Самсон, разрывающий пасть шведам?
Пётр. Ну
конечно, Первый. Какой же иначе!
Нас приучили
с детства к таким победам,
что до сих
пор остаётся вера в удачу.
Как и тогда
— в классе шестом или пятом
после
полётов Гагарина и Титова…
Я бреду
вдоль Невы,
любуюсь
имперским державным закатом
и, ты
знаешь, — счастлив.
Честное
слово!
* *
*
жене
Девочка на
самокате,
мальчик на
велосипеде
не спеша
куда-то катят,
не спеша
куда-то едут
вдоль по
берегу, по краю
серебристого
залива,
нас почти не
замечая,
медленно,
неторопливо…
Впереди
конец июля.
Позади
макушка лета.
Прокатили,
промелькнули…
Почему я
вспомнил это?
И залив, и
тёплый вечер,
и прогулку
между сосен —
Этот мир
такой беспечный.
Там ещё не
скоро осень.
Там я
счастлив. Не иначе.
И для грусти
нет причины…
Поздно
вечером на даче
задремлю —
всплывёт картина,
где опять
куда-то едут,
растворяются
в закате
мальчик на
велосипеде,
девочка на
самокате…
* *
*
маме
Я путаю где тот, где
этот свет.
Мать целый день бормочет, пребывая
там, где меня, всего скорее, нет.
Вот и опять глядит, не узнавая,
и даже улыбается в ответ.
Но мне ли? Не уверен. У неё
свой мир. Он моего
ничуть не хуже.
Да. Иногда бывает, что наружу
вдруг выглянет, нарушив забытьё.
Но не надолго. Ей
куда милей
общение с десятками теней.
Не зря ж она беседует всё время
с отцом своим, в блокаду умершим и с теми,
кого я и не видел никогда.
А этот мир ей скушен, и сюда
она теперь является всё реже.
Она другая.
Это мы всё те же.