Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 11, 2016
Сергей Солоух — писатель. Родился в 1959 году в
Ленинске-Кузнецком. Окончил Кузбасский политехнический институт. Автор
нескольких книг прозы, а также книги «Похождения бравого солдата Швейка:
Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека» (М., 2015). Печатался в
журналах «Новый мир», «Знамя» и других периодических изданиях. Живет в Кемерове.
Сверток — смешное, но очень характерное сибирское словцо. Едешь по хорошей, ровной дороге, асфальт, разметка, прекрасно видимые знаки, все на своих местах — красиво, хорошо, и вдруг из-за кустов, за поворотом, стреляет вбок расчесанный язык гравийки. Зовет в неясный полусвет внезапно и неожиданно приблизившейся молодой рощи, в которой за стволами что-то блестит и манит, разорванный цинк крыши, разбитое стекло окна, громоотвода гнутый штырь, не разобрать, не видно. Лишь только слышно, как резко и тревожно галдят птицы, кружась над кронами, сгоревшей, черной каруселью.
Можно проехать и через минуту все забыть. А можно, повинуясь необъяснимому позыву, затормозить, свернуть, шурша камнями, въехать в зеленый коридор и вскоре ткнуться на большой прогалине в кривой шлагбаум. И долго, долго стоять, пытаясь в воображении или, быть может, генетической памяти восстановить картины прошлого. Где была вахта, где плац для построений, как шел периметр колючки, и где мог на дорогу дед, твой или похожий на него, тихонько выбросить кисет, в котором слегка присыпанный табаком таился квадратик многократно сложенного письма родным. И смутно на душе становится и грустно. И непонятно, как можно было столько лет носиться по прямой, ни разу не затормозив, ни разу не съехав на этот так долго и так молчаливо ждавший сверток.
Точно такие же свертки, неожиданные приглашенья съехать, уйти с заранее намеченной дороги, частенько ждут нас в книгах. Меня совсем недавно один подкараулил в совсем уже неожиданном тексте. В красиво оформленном и иллюстрированном томике альбомного формата известного чешского популяризатора событий давно минувших дней Франтишека Эммерта. Называется он так «Мобилизация 1938: Мы хотели себя защитить!» (František Emmert. Mobilizace 1938: Chtěli jsme se bránit! Brno, «Clio», 2015) и рассказывает историю и предысторию сентября 1938 года, когда единственная демократическая страна в тогдашней центральной Европе Чехословацкая республика была друзьями мира Великобританией и Францией скормлена нацистской Германии с Гитлером во главе. В книжке восемь глав, подробно со схемами и фотографиями, повествующих о политическом и военном положении межвоенной Чехословакии, ее армии, стратегии и планах обороны, германских замыслах и схемах захвата и расчленения этой страны, главы, так называемой, малой/южной Антанты, энтузиазме сентябрьской мобилизации и вдохновенном желании защищать родину и, как мы теперь пониманием, вместе с ней мир и Европу, и о предательстве тех, кто считался союзниками, как идеологическим, так и военными. Хорошая книжка, есть большой раздел для любителей строгой тактико-технической стороны дела, посвященный разбору плюсов и минусов пограничной линии наземных и подземных сооружений, воздвигнутых в тогдашней Чехословакии согласно модным в ту пору идеям французской линии Мажино, и есть глава для тех, кто голову ломает над тайнами и вечными загадками, в частности, мыслей диктаторов, а названа при этом без затей — «Вопрос советской помощи» (Otázka sovětské pomoci), в которой, разбираясь с документами и фактами, автор пытается понять, хотел ли, почему и на каких условия сталинский СССР прийти на помощь демократической стране.
В общем, читай и читай. Катись по этой прямой дороге, хорошей, ровной, с четкою разметкой и ясной перспективой, но нет, вдруг возникает сверток. Где-то в самой середине, в главе с названием «Силы армии военного времени» (Možnosti odhodlané armády). На первый взгляд, едва заметный, едва намеченный, вскользь, парой слов, да, всего парой, но каких. Именем собственным. Сергей Войцеховский. Генерал. Командующий Первой чехословацкой армией, которая, согласно общему плану обороны, должна была принять на себя первый удар Вермахта на равнинной части Чехии и в случае прорыва «чешской линии Мажино», сколько возможно сдерживая нацистские армады, медленно, очень медленно отступать в сторону гористой восточной Словакии, в условиях которой, как потом показала история Второй мировой в Югославии, новые гунны очень долго и дорого платили бы за свой столь чаемый нацистский лебенсраум.
Ну да… Конечно… Сергей Николаевич Войцеховский — русский офицер, ставший героем еще не существующей Чехословакии уже в августе 1917-го, после знаменитого сражения под Зборовом. Когда во время печально памятного летнего наступления Керенского героические части тогда еще не Легиона на французский манер, а со славянской теплотой — Дружины, Чешской дружины (ударение на первый слог) прорвали линию немецкой обороны и глубоко вклинились во вражеские порядки, и несколько дней после этого держались, вынужденные отступить лишь потому, что русские части на флангах в тот момент уже не думали о торжестве славянства над германством, а лишь о мире и земле. Попросту не хотели воевать. Зато хотел и шел воевать русский офицер Войцеховский, начальник штаба 1-й Чехословацкой дивизии. После еще одной битвы, уже весной 1918-го под Бахмачом командующий 3-м чехословацким имени Яна Жижки стрелковым полком, но главное, вот какая честь, русский человек, член Временного исполнительного комитета съезда чехословацкого войска. Именно этот комитет и принял в двадцатых числах мая 1918 года историческое решение не подчиняться произволу большевиков, явно действовавших на руку оккупировавшим пол-России после Брест-Литовска немцев, и вместо разоружения и сдачи поднял знаменитое сибирское восстание на Транссибе, в считанные недели сбросившее власть особенно в Сибири ненавидимых комиссаров от Волги до Владивостока. Полковник Войцеховский освобождал Урал. Челябинск, Екатеринбург и Нижний Тагил. А потом случилось то, что случилось. Земля — плевать через какие неискупаемые преступления и мир — пусть только будет, не важно через какое уничтожение и принуждение — взяли свое. И генералу, командированному в 1919-м из Чешского легиона в распоряжение верховного правителя Колчака, Сергею Николаевичу Войцеховскому, одному из тех, кто начал сибирскую белую эпопею славными и громкими победами, досталась горькая доля завершить ее последней, прекрасной и трагической. Великим сибирским ледяным походом 1920-го. Исходом. Десятка тысяч русских солдат и офицеров с их близкими и семьями, не пожелавших стать советскими. Длиннейший путь от Новониколаевска до Читы.
Потом было долгое, очень долгое возвращение через Дальний Восток, Китай в чешскую армию. Новое начало службы на самой низкой из возможных для генерала должностей в дальних Карпатах. Командир 24-й пехотной бригады в восточно-словацких Михаловицах — 1921 год. Медленный, медленный, в чужой стране, в чужой армии, среди чужих людей подъем по служебный лестнице. Ничем не объяснимый, кроме таланта и труда. 1923-й — 9-я стрелковая дивизия в городе Трнаве (все еще Словакия, но уже западная). Через шесть лет новое повышение. На сей раз нешуточное. 1929-й. Брно. Моравия. Еще один шаг западнее. Командующий целым военным округом. Вторым по значимости в стране. И наконец вершина — осень 1935-го. Перевод в столицу. В Прагу. Русский офицер, рожденный в Витебске сын царского полковника, выпускник Константиновского артиллерийского училища и Николаевской академии генерального штаба, Сергей Николаевич Войцеховский — командующий округом номер один Чехословакии, главного на линии грядущего противостояния мира и Гитлера, пражского. Да, судьба словно нарочно вела его на этот рубеж давнего и неоконченного противостояния Германия — славяне. Запад-Восток. И вот он снова здесь, чтобы сказать то слово, которое ему не дали летом 1917-го чьи-то несбывшиеся мечты о мире и земле. Передний фронт. Острие атаки. Чего еще желать военному человеку, русскому офицеру?
Увы, вновь на сей раз чешские мечты о мире и земле. Не важно какой ценой, не важно через какое унижение и принуждение. В ночь, когда в Мюнхене друзья демократической Чехословакии, столпы мира и прогресса Великобритания и Франция уже кромсали карту независимого славянского государства, чтоб только заморить нацистского червячка, три из четырех командующих армиями, как пишет в своей книге Франтишек Эммерт, генералы Войцеховский, Войтех Лужа и Лев Прхал вместе с начальником генерального штаба Людвигом Крейчи приехали на Град к президенту Бенешу, чтобы заявить о полной готовности войск защищать родину, даже если ее предадут все и на поле боя она останется одна. И Бенеш им искренне отвечает, что и сам он bude bojovat až do úplného konce a až nebude mít kam ustoupit, padne i se svým štábem — то есть сражаться станет до конца и даже пасть готов со своим штабом на самом последнем оставшемся родном рубеже. Ночь сентября, мерцание огней, сердце стучится ясно, и вторит ему четким эхом темнота дали. Но утром, увы. Опять, увы. Свет дня. Мюнхенский ультиматум все-таки подписан. И звуков слишком много становится, слишком стремительный обвал, поток, чтоб среди него пульсы своего собственного сердца слышать и не путать со стрекотом чужих. Один лишь человек сумел. Конечно, русский офицер, Сергей Николаевич Войцеховский, утром после Мюнхена все так же твердо и уверенно, по-солдатски, настаивавший — «Границы не обсуждают, границы защищают» — Ohranic íchse ne diskutuje. Hranice se brání!
И это… это ему не простили люди не военные, вечно мечтающие о земле и мире, своей земле — порою страшной, как проклятье, и мире, бывает куда как более кровавом, чем война. Но об этом нет ничего в книге Франтишека Эммерта «Мобилизация 1938…» В ней только два слова. Имя собственное, которое уводит с основной дороги, на сверток, в чащу, за которой заброшенные бараки, овраги да поля. Совсем другие мысли и книги. Конечно, книги… Ну, например, чеха с русским именем и фамилией Владимира Быстрова «Судьба генерала. Комментарий к некоторым свидетельствам о жизни и трагическом конце Сергея Войцеховского» (Bystrov Vladimír. Osud generála. Komentář k některým dokumentům o životě a tragickém konci Sergeje Vojcechovského. Brno, «Academia», 2007). В мае 1945 за Войцеховским, всю войну находившемся под гласным надзором Гестапо, все же пришли, но совсем другая, свежая спецслужба, СМЕРШ. Из Праги, с улицы Конвиктской, что в Старом городе, отставник шестидесяти трех лет был увезен в Москву на улицу Новослободскую. В Бутырскую тюрьму. Что ему предъявляли? Да разве это важно, особой выдумкой тогда не отличались, наверное, как моему деду. Шпионаж в пользу Польши и Японии. Важно другое, президент Бенеш, вернувшийся уже из Лондона на Град, за генерала и, вообще говоря, чешского на тот момент гражданина не вступился. Пальцем не пошевелил. Palec ani nehnul — как сообщают невесело в какой-то давней передаче Чешского радио (Český rozhlas), которую находишь в Интернете, бродя все теми же странными далями нежданного своего свертка. Намекают на то, что обиделся на прямоту тридцать восьмого — «Границы не обсуждают, границы защищают». Да и московского освободителя не мог обидеть. Во-первых, слишком грозный, а во-вторых, единственный, что в вынесеньи смертного приговора единственной демократической стране в центре Европы осенью 1938-го официально не участвовал. И даже защищать как-будто бы собирался. И мог, наверное.
Франтишек Эммерт пишет в соответствующей, уже однажды упомянутой главе, что роль сталинского СССР в плане возможной обороны Чехословакии была вполне понятной и продуманной — авиационная поддержка. Советские бомбардировщики и истребители должны были закрыть для немцев небо над Прагой, Брно и Пльзенем. И, думается, в 1938-м вполне могли это успешно делать. Опыт еще неотгремевшей гражданской войны в Испании об этом свидетельствовал. Тогда еще и с тем люфтваффе вполне могли на равных биться. Другое дело, что хозяин Кремля, на что вполне прозрачно намекает опять же Эммерт, не просто так готов был в пользованье выдать крылья родины и пламенный рой ее моторов. Войну за Чехословакию он видел не просто как локальную стычку с Германией, а как такую небольшую общеевропейскую, победоносную войну, где можно у гитлеровского сателлита Польши отъесть то, что потом отъелось, но ненадолго, в 1939-м.
Но нам — то что на нашем меланхоличном, Богом забытом свертке до этих хитростей международного масштаба? И нашему герою, русскому офицеру на чехословацкой службе, Сергею Николевичу Войцеховскому, всю жизнь готовившемуся и готовому поступать просто и прямо? Рыцарю? Ну да, конечно, осужденный именно за это, чего бы там в приговоре и ни писалось, Особым совещанием при НКВД СССР в сентябре 1945-го на 10 лет лагерей и умерший в Озерлаге вблизи Тайшета в пятьдесят первом, в Сибири, там же, где и его последний русский главнокомандующий, такой же вальтер-скоттовский герой, Владимир Каппель, да и правитель, русский Дон Кихот, Колчак. И эта чисто поэтическая сторона судьбы Сергея Войцеховского не могла не тронуть сердце романтика-президента Вацлава Гавела, который в 1997-м наградил его высшей наградой Чехии Орденом Белого льва — Řád Bíléholva. А это значит все же отдал дань высокого высокому и даже вот формально возвел генерала, пусть и посмертно, в рыцарское достоинство, и получается теперь согласно западно-славянской традиции имя Сергея Николаевича можно писать так
Sergej Vojcechovský Rytířz Vitebsku
И горько лишь одно при этом, только одно… А то, что до сих пор мы можем сделать это, отдать должное русскому офицеру и герою, лишь на чешском. На свертке. Только на свертке, а не на прямой ровной до самого горизонта дороге.