Сергей Кузнецов. Калейдоскоп: расходные материалы
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 2016
Растерянность
и восторг. Восторг и растерянность. Не знаю, чего больше в романе Сергея
Кузнецова «Калейдоскоп: расходные материалы». Когда уж прозвучало название, то
не знаю еще и того, почему «расходные материалы»… давайте, драгоценные,
выяснять.
Калейдоскоп
— это оптический прибор-игрушка, в который насыпаны разноцветные кусочки чего
попало. Кусочки отражаются в зеркалах, многократно умножаются и создают у
заглянувшего в зрительное отверстие ощущение красивого, вечно меняющегося
неповторимого узора. Никаких расходных материалов обычному калейдоскопу не
нужно — это однажды собранный прибор, даже если мы поменяем обрезки фольги,
куски пластика или стекла, яркие камушки, то ведь все ж мы их не израсходуем,
можем засыпать и снова.
Поэтому
уточнение в названии романа Кузнецова очень важно. Ведь цветными крупицами,
составляющими чудной и волшебный узор романной истории (да и вообще Истории), у
него оказываются люди. А люди, однажды поучаствовав в игре отражений, тратят на
нее жизнь. Всю свою жизнь целиком. И никогда не возвращаются.
А
теперь подсмотрим сколько героев в новом романе уже вполне знаменитого
(«Девяностые: сказка», «Нет» в соавторстве с Л. Горалик, «Живые и взрослые»,
«Шкурка бабочки», «Хоровод воды» — все книги заметные) автора. Аннотации
уверяют, что персонажей более ста, что действуют (а значит, отражаются) они не
менее чем в десяти локациях, разбросанных по всему земному шару (или лучше
сказать — цилиндру?). Кузнецов нашел в себе писательские, творящие силы, чтобы
создать-придумать, сочинить-отшлифовать такую прорву «расходных» материалов.
Ради чего?
Неужели
для игры, для минутного развлечения собственного и читательского в книге
переплетаются и перекрещиваются под неожиданными углами люди разной степени
русскости, разной степени яркости, разной степени изрезанности и расколотости?
Только чтобы глянуть, повертеть и бросить в ящик? А может быть, из критического
любопытства разобрать на части, полениться собрать обратно и оставить как есть
— растерзанным.
Нет.
Не
случайно на обложке — витраж из собора Нотр-Дам, знаменитый по тысяче причин.
Этот витраж упоминается и в самом романе, причем как исключительное
математическое чудо (он сделан по нетрадиционной для кругового витража схеме).
Автор словно снова указывает нам, что и его книга — математический фокус. Но,
опять же, — нет. Сквозь витражное стекло, сквозь будто бы многократно
отраженные лепестки розы льется небесный солнечный свет. Тот, кто оказывается
внутри собора, освещен и освящен этим взглядом снаружи, да и сам глядит (если
это можно так назвать) наружу через образ Богоматери. Кажется, Кузнецов
попытался повторить это чудо (или все-таки архитектурный шедевр) в своем
произведении.
Нелинейный
и будто расколотый роман на деле подчинен строгой архитектуре, настолько
строгой, что даже части и главы имеют практически одинаковый размер. В самих
историях персонажей, похожих иногда на байки, на анекдоты, на детективные
истории, мелодрамы, элегии, жизнь замечательных людей, в самих этих историях с
химической точностью смешаны насилие, нежность, секс, любовь, измена, верность,
фантастическое и натуралистическое, историчное и вымышленное, высокое и пошлое.
Все соединяется в будто бы случайный… да, рисунок в цилиндре калейдоскопа.
Причем я уверен, что для каждого читателя рисунок (благодаря свойствам наших
индивидуальных памяти и воображения) будет другим. И поэтому совершенно нельзя
рассказать ни один из сюжетов «Калейдоскопа».
Но
можно вернуться к началу: растерянность и восторг. Именно эти два чувства, как
кажется, сопровождают чтение почти каждой страницы книги, каждого ее осколочка,
каждой главки. Все запутано, все случайно и почти непонятно, но все же столь
красиво, столь удачно и удивительно. Столь фривольно и неприлично, сколь
трагедийно и честно. Столь предсказуемо (потому что все эти бесконечные истории
мы много раз слышали, читали и видели, даже жили в них сами), сколь и
неожиданно (как неожиданна даже тысячная смерть Гамлета).
Растеряйся
и удивись! Не то же ли самое сделал Творец, создав (почти ненароком) первую
супружескую пару и запустив вечное взаимное отражение мужчин и женщин, и
залюбовавшись их сплетениями и разрывами.
Кузнецов
дарит возможность подражать так понятому божественному взгляду: это попытка
увидеть историю человеков, словно через призму игрушки, но все-таки и через
призму прибора.