Перевод с украинского Аркадия Штыпеля
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2015
Василь Голобородько родился
в 1945 году в Адрианополе на Луганщине.
Был исключен из Донецкого университета за диссидентство, набор его первой
книжки был рассыпан. После
службы в армии работал на шахте и в совхозе. Диплом о
высшем образовании получил только в 2001 году. В шестидесятые годы стихи
Голобородько появлялись в периодике, но с 1969 по
1988 в советской Украине его не печатали.
В 1970 в США в издательстве «Смолоскип» вышла
книга «Летающее окошко», а в 1983 в Югославии — антология мировой поэзии под
названием «От Рабиндраната Тагора до Василя Голобородько».
Философски-медитативные, сюрреалистические верлибры Голобородько вошли в историю литературы как один из
интереснейших образцов украинского андеграунда семидесятых-восьмидесятых годов.
В 1988 году вышла его первая на родине книга — «Зеленый
день». Лауреат премии имени Тараса Шевченко (1994). До лета 2014 жил в
Луганске, ныне живет в Ирпене под Киевом.
В
«Новом мире» публикуется впервые.
Переводы
выполнены по изданию: «ШО», Киев, 2015, № 1-2.
Штыпель Аркадий Моисеевич родился в 1944 году в Самаркандской области. Детство и юность провел в
Днепропетровске. Писал стихи на русском и украинском языках.
Был исключен из Днепропетровскго университета
за диссидентство. После службы в армии завершил
образование заочно. Публикуется с 1989 года, автор
четырех книг стихов. Среди переводов: сонеты Уильяма Шекспира («Арион», 2005, № 1), стихи Дилана
Томаса («Новый мир», 2010, № 4) и украинских поэтов: Мыколы
Винграновского («Арион»,
2003, № 1), Василя Махно («Новый мир», 2011, № 10), Богдана-Игоря Антонича
(«Новый мир», 2011, № 12), Петра Мидянки («Новый
мир», 2013, № 9). С 1968 года живет в Москве.
моя
мельница
Тот человек,
зная о моей
заинтересованности этнографией,
притом что я никогда не
собирал экспонатов,
предметов материальной
этнографии,
зазвал меня как-то раз на
свой двор,
чтобы показать мне предмет,
который должен был бы меня
заинтересовать:
на полке в сарае, куда
мы зашли,
среди всяческих причиндалов
лежала разобранная ручная
мельница —
теперь я ничего не видел,
только эту мельницу.
Безо всякой моей просьбы он ее
собрал,
засыпал зерно
и посыпалась из-под
камней белая мука.
Я же, уже дома, сколько ни
засыпал зерно,
из-под камней сыпалась не
мука,
а вода:
сначала это были отдельные
капли,
потом они собирались в
сплошной поток —
капли исчезали
и становилась вода.
село
белеет
Коноплянка на том конце села
умирает,
и постепенно оголяются
ее косточки,
заслоняют — меленькие — собой
тех, кто
жил на том конце,
кто выходил на порог
послушать утреннее пенье
коноплянки.
Сидела на самой верхушечке
дерева,
потом — с ветки на ветку —
все ниже и ниже,
пока не оказалась под
деревом.
Теперь хата белая —
словно побелена вся, от
трубы до завалинки,
дерево белое —
словно вырезано из белой
бумаги,
палисадник около хаты, с
разноцветными цветочками, белый —
словно устланный первым
снегом,
и коноплянка возле
белой хаты
под белым деревом
белеет косточками.
несовершенные
стихи
Сегодня все изменилось,
это должно было
случиться, знаю, когда-нибудь,
не могли же наши
отношения продолжаться и дальше —
ненадежные и неопределенные.
Это должно было случится, знаю,
но случилось сегодня и
внезапно, потому неожиданно:
зашел, как всегда, в
магазинчик, где я покупал сигареты,
а в магазинчике уже ими
не торгуют,
всюду на полочках разложены
какие-то овощи и зелень,
даже по всему помещению
развешены целые гирлянды зеленые —
неужели это все съедобно,
или это всего лишь
украшения?
А на твоем, привычном для меня,
месте
я увидел мужчину
—
теперь здесь будет работать
он, а не ты,
мужчина, очевидно, по твоему
поручению
подает мне блокнот с
какими-то записями.
Когда раскрываю блокнот, то вижу
там стихи,
твои стихи,
стихотворения с датами под каждым,
оказывается, ты писала стихи,
писала каждый день, когда мы
встречались,
писала стихи про нас с
тобой.
Читаю твои стихи,
припоминаю те ситуации, о
которых в них идет речь,
отмечаю несовершенство твоих
стихов,
но именно из-за этого
несовершенства я еще сильней
хочу тебя увидеть,
нет, не потому, что это
несовершенство меня возбуждает,
но именно из-за несовершенства,
которое
представляет собой не только неумелость в написании стихов,
ведь и само содержание твоих
стихов говорит о несовершенстве,
несовершенстве наших
отношений,
поэтому из-за этого
несовершенства я все сильней и сильней
хочу тебя видеть.
(Эпифания:
несовершенное стихотворение¬не¬стихотворение —
символ, означающий
«быть тем, что требует
значительных усилий,
чтобы довести его до
вожделенного завершения».)
первый
взгляд
Впервые тот город я увидел,
раздвинув ветви деревца калины:
он лежал в долине
и был не больше моего
села.
Мои знакомые, жители этого
большого города,
теперь мои односельчане:
точно так же я с ними
здороваюсь при встрече,
точно так же я веду с ними
дружеский разговор.
Мои знакомые, жители этого
большого города,
теперь ходят закутавшись в
зеленую листву,
когда хотят на меня
взглянуть,
отводят от глаз
калиновые листья.
разыскивая
исток речки
Сегодня я, наконец, дошел до того
места,
куда мечтал попасть годы,
разыскивая исток речки.
В нашей местности берут начало
многие речки,
сперва у них и названий
никаких нет,
это уже потом, когда
небольшие ручейки сольются
и станут большой
речкой,
они уже как-то по-особому
называются,
и всегда большими и
таинственными именами.
Я знал расположение родников,
откуда берут начало многие речки,
знал все их названия,
но одной речки я не
находил начала,
хотя название ее
таинственное знал издавна.
Я рисовал на листке из школьной
тетради
карту всех речек — от
истока до устья —
но откуда начинается та
речка,
которую я разыскивал,
я долго не знал,
потому и не мог ее
нарисовать на своей карте,
потому и к истоку ее сходить
не мог.
Пока я однажды не поглядел в ту сторону,
где увидел высокую
церковь
(то ли
старую, теперь восстановленную,
то ли новую, только
возведенную),
и я уже знал, куда мне
идти.
(Эпифания:
церковь¬не¬церковь —
символ, означающий
«быть
тем, что выше всего на свете».)
А сегодня я, наконец, дошел до
того места —
зашел в небольшое село,
с уютными хатками,
с приветливыми ко мне
людьми:
каждый, кого я встречал и
расспрашивал об источнике,
охотно рассказывал, как мне
туда попасть,
держал ли он косу в руках,
потому что был на сенокосе,
или женщина какая-нибудь
с ведрами на коромысле,
потому что шла от колодца, —
никто не отказал мне в
правдивом слове.
радостная
встреча
Однажды посреди увлекательной
игры в футбол
здесь, на холме за селом,
на обустроенной для игры
площадке,
упадешь, споткнувшись о
кустик молочая,
ляжешь ничком —
на миг попадешь в
сплошную темноту,
проглядишь толщу земли
и увидишь на ее исподе
своего побратима:
будет стоять у шахтного
вагона,
опираясь на его бок,
улыбаясь мне, радуясь нашей
встрече,
которая с некоторых пор
только и возможна
в подобных случаях.
гляжу
на тебя
Теперь
на кого ни погляжу,
у того на груди
появляются значки.
(Эпифания:
значки¬не¬значки —
символ, означающий
«быть
тем, что прекрасней всего на свете».)
При нашей первой встрече
я гляжу на тебя,
и у тебя на груди
появляется значок.
(Эпифания:
глядеть¬не¬глядеть —
символ, означающий
«быть
тем, что звучит подобно»:
слово «глядеть»,
«направлять
взгляд, стремясь увидеть тебя»,
звучит подобно слову
«глядеть»,
«не
осуществлять возможного действия по отношению к тебе»,
и слово «глядеть»,
«не
осуществлять возможного действия по отношению к тебе»,
звучит подобно слову
«глядеть»,
«направлять
взгляд, стремясь увидеть тебя»,
как слово «глядеть»,
«направлять
взгляд, стремясь увидеть тебя»,
звучит подобно слову «глядеть»,
«не
осуществлять возможного действия по отношению к тебе»,
так и слово «глядеть»,
«не
осуществлять возможного действия по отношению к тебе»,
звучит подобно слову
«глядеть»,
«направлять
взгляд, стремясь увидеть тебя».)
Ты возвращаешься домой
после нашего свидания
вся в значках,
как сучка в репьях.
возвращение
к чтению
Вспоминаю страницы,
которые мне при первом чтении
очень понравились:
когда, читая, доходил до
тех страниц,
то, прочитав, отводил
взгляд от книжки,
кто-нибудь со стороны подумал
бы, что я в это время
гляжу за окно,
внимательно наблюдая за тем, как
шевелится листва
на приоконном дереве.
Отыскиваю ту книжку,
хотя это и непросто было среди
других книжек,
раскрываю ее,
надеясь найти именно то место,
но — не нахожу,
замечаю, что как раз те
страницы
вырваны неизвестно
кем и когда,
догадываюсь, что страницы
вырваны
не потому, что кому-то еще это
место понравилось,
а потому, что оно понравилось
мне.
Решаю вклеить несколько страниц
из какой-нибудь другой книжки —
так ведь и та станет для кого-то
неполной!
Теперь я эту книжку
полностью не прочитаю
никогда.
побег
Тот, кто убежит от грозящей
смерти,
все время будет лежать,
а если и станет ходить,
то не заговорит,
а если и заговорит, то
сам с собой.
Захочет выйти из тесной комнаты,
где поселился на время,
но не найдет выхода —
всюду, куда ни повернется,
натыкается на сплошные двери,
которые никогда не отворялись
и не отворятся.
(Эпифания:
беглецы¬побег —
символ, означающий
«быть
тем, что лишает возможности
находиться в том месте,
где долго жил».)
удвоенный
мёд
С какого-то времени ты говорила
со мной
только загадками:
то ли ты их нарочно для
меня придумывала,
то ли ты говорила
отгадками,
а я воспринимал их как
загадки.
Что это за очередная загадка:
стоим с тобой перед
нераспустившимся цветком,
ты рассказываешь, какой
именно этот цветок,
и как он расцветет
белым цветом,
и как прилетит на этот
цвет пчела,
наберет, как водится, мёду,
но не понесет его в свой
улей,
а только до ближайшего,
по пути к улью,
цветка, чтобы там оставить
тот мёд на хранение,
пока уж не будет лететь в
улей.
Никто и не узнает,
что это за мёд стоит в
горшочке на столе,
так же как и я не узнаю,
что ты имела в виду,
рассказывая мне про этот
удвоенный мёд —
загадывала загадку на всю мою
последующую жизнь.