(Елена Стяжкина. Один талант)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2015
Елена Стяжкина. Один талант. М., «АСТ», 2014, 320 стр.
Книга рассказов лауреата «Русской Премии» за 2014 год Елены Стяжкиной (Украина) объединяет под своей обложкой истории про обычных людей, с их суетливой жизнью во всей ее бытовой неприглядности. Их бросают, они кого-то бросают, вырастают дети, утомляют и приедаются случайные связи. Они поступают не очень хорошо, с ними поступают не очень хорошо. Словом, они пытаются жить так, как получается, а получается не очень. Как сказано в аннотации, прозу Стяжкиной называют «женской» и «психологической». И с этим можно в какой-то мере согласиться.
Корпус текстов тем не менее неоднороден. Особняком стоит, например, рассказ «Страна. Война», явно написанный позднее остальных произведений, да и цикл рассказов «Пересказы» заметно отличается от прочих текстов. За сюжетами многих из них угадываются аллюзии на другие, уже известные нам тексты: «Три сестры» Чехова, «Тошноту» Сартра, «Короля Лира» Шекспира, «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина (и не только). Это и неудивительно, поскольку нет ничего нового под солнцем и человеческая природа вряд ли сильно изменилась со времен сотворения мира, как бы ее ни портил что квартирный, что любой другой вопрос.
При всем при том, что событиями рассказов часто становятся травматические, а порой даже и страшные моменты, само повествование чуть ли не демонстративно недраматично. Здесь нет оценочных суждений, морализаторства; жизнь — она не про героев и злодеев, она про людей как они есть. Даже Павел Иванович, герой рассказа «Развод», публично объявивший свою жену алкоголичкой (коей она не являлась) и сдавший мать в психушку, не выглядит негодяем. Просто в его мире это кажется простым и удобным способом решения проблемы.
Отчасти такой эффект достигается благодаря отрывистому, практически скетчинговому стилю, немногословному, без сложноподчиненных предложений. В таком нарративе не может быть глубокой проработки характеров, но есть наброски, зарисовки, и если в одних рассказах штриховка позволяет увидеть глубину рисунка, со всеми светотеневыми переходами, то, например, в «Пересказах» мы имеем дело с легкими, едва очерченными эскизами.
При этом сами герои оказываются практически безъязыкими, не любящими и не умеющими разговаривать друг с другом (исключением здесь становится рассказ «Место личного солнца»). Впрочем, как не умеют они и жить, будто жизнь им выдали в длинной очереди за каким-то немыслимым дефицитным товаром, а что с ним делать, для чего он — не объяснили. Так, например, в рассказе «Отвращение» Савелий Шишкин ощущает себя «частью мусорного ветра, полиэтиленовым пакетом, который летит рядом с другими, зная, что никак не птица, но все равно цепляется за деревья, а иногда даже взмывает в облака. А если надо — тихонько, незаметно шуршит по земле, понимая точно, что утилизации не будет». И эта тема проживания чужой, будто бы не своей, бессмысленной жизни возникает на страницах книги неоднократно.
Герои живут в мужском, по преимуществу патриархальном, жестком и жестоком мире. В этом мире мужчинам постоянно нужно все контролировать («Бардак начинается с малого. Ты не контролируешь ситуацию только один раз. А потом она, она, а не ты, руководит твоей жизнью»), карабкаться по карьерной лестнице вверх, быть первыми, главными, лучшими. Иначе — съедят («схарчат»). Иногда он похож на ад, но ад скучный, плохонький, без спецэффектов, в котором вся программа однообразных мероприятий известна заранее и уже не дает остроты ощущений («Даже в аду может быть сыро, пыльно и скучно»). «В семь вечера у него биоревитализация и мезотерапия. По средам с восьми до десяти платный секс. В другие дни до полуночи он работает с бумагами, а рано утром пишет в „Твиттер”: „Можем ли мы быть уверены, что Фредди Меркьюри раскаялся? Стоит ли повторять за ним: ‘Show must go on?‘” Какое именно шоу должно продолжаться?» Вдалбливаемые с детства, как в рассказе «Развод», установки на успешность и социальную значимость, на то, чтобы было чем «удивить-похвастать» («Ночью и днем — стыд. Он нападал со всех сторон — нет кроссовок, нет друзей, нет победы в забеге на сто метров, нет лица актера Урбанского, нет роста и джинсов, нет таланта, нет сил…»), превращают жизнь в какой-то дурной скок. Достигнув всех тех высот и приобретя все те блага, на которые нас обрекает следование социальным стереотипам о счастье и успехе, герои вдруг обнаруживают, что жизнь — это не спринт, а стайерская дистанция. И окажется ли она на финише сказкой со счастливым концом — большой вопрос.
Но герои предпочитают об этом не думать, не позволять себе задумываться о том, в ту ли сторону они свернули у заповедного камня, действительно ли им нравится та жизнь, которую они проживают день за днем. «Не для того расписание жизни сделано плотным, чтобы было время для мыслей, затягивающих туда, где твердой почвы под ногами нет». Хотя чаще всего выходит, что если сказка и случается, то жены в ней оказываются не Василисами Прекрасными, а лягушками, а мужчины если и выбиваются в короли, то с постоянной угрозой превращения в голого короля или короля Лира. А в «Пересказах» даже и сказки нет никакой.
При этом часто кто-то выбирается в качестве образца, авторитета, ориентира. В «Разводе» это отец, в «Отвращении» — Первый, во «Все равно, что будет» — брат Левка. «Способность идти вслед хорошо помогала не только в жизни, но и в работе. Яков Никифорович всегда легко вписывался в чужие вкусы. Это было нетрудно и интересно. Чужие вкусы делали его своим. Сначала своим парнем, позже своим человеком». Такая позиция оказывается удобной, простой, а главное — перспективной.
В итоге стать теми, на кого герои равняются, им так и не удается (потому что ими уже стали те, другие), а вместо этого вырастают люди, не вполне отдающие себе отчет в том, как из точки А они пришли в ту точку, в которой сейчас находятся. И им даже не горько и не мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы. «Савелию не было стыдно. Ему вообще никогда не было стыдно. Все вокруг воровали, пили, брехали, носили драное под новым, а грязное распихивали по углам. Савелий был не хуже и не лучше». Правда, и жизненные перипетии они переносят стойко, сопротивляясь до последнего, будь то неожиданный уход жены, внезапная слепота или вынужденное бомжевание на старости лет, потому что «горе — туз козырный. Но ходить с него можно один раз». Но и это происходит скорее по инерции, по привычке выживать в суровом и не признающем слабаков мире, чем от каких-то внутренних качеств.
Хотя на самом деле каждый о себе знает всю правду, знает, но знать не хочет. «Его личная история только с виду вписана в модный тренд. Внутри нее — совсем другое. Лариса, ушедшая без копейки. Неподеленные активы. Глупость. Жадность. И грусть». Задуматься — означает выйти из образа, из амплуа, из тренда, из сытой и размеренной жизни, стать никем.
«Он давно или всегда был „что за человек”. Он был наш, он был грамотный, он был продвинутый, семейный, командный, дальновидный, осторожный, профессиональный, жесткий, не склонный к интригам. Он был дисциплинированный и пунктуальный.
Он был очень даже „что за человек”. Но не „кто”.
Никто».
Женщины в этом мужском холодном мире обречены на молчание, покорность, отсутствие желаний и собственной воли. Сила, характер им не полагаются. «Так характер — это от болезни. Зачем здоровому человеку характер?» Иногда они настолько, как героиня рассказа «Одеяло» Свиридова, растворяются в жизни мужчин, с которыми живут, что забывают собственные имена. «Она давно забыла, как ее зовут. И даже заполняя бумаги на оформление своего кооператива, всегда на несколько минут напрягалась, чтобы вспомнить собственное имя». Часто не знают, чего хотят, вернее, не умеют хотеть, потому что жизнь им не предоставляла такой возможности — хотеть, мечтать, быть. «Маша никогда не знала точно, что лучше. В разных отелях всегда было разное „лучше”. И тем, другим женщинам, все время доставалось правильное „лучше”. А ей, им — какое-то смешное, над чем шутили постоянно». От этой же привычки быть не собой, а женой-женщиной Свиридова после ухода мужа «не знала, что она любит есть и на каком боку спать, что носить и куда ходить».
Но в моменты выхода из зоны комфорта, как оно обычно и бывает, женщины оказываются сильнее и выносливее мужчин. Так, героиня рассказа «Все равно, что будет» Анна Белозерская спасает еврейского мальчика Леву от немцев, уже ведших его с матерью на расстрел в Дурную балку, а заодно удочеряет чьих-то девочек Зину и Катю, и всю жизнь воспитывает этих чужих детей наравне с единственным родным сыном Яшей. А Свиридова, перенимая мужскую гендерную модель поведения, в критический для жизни ее дочери момент покупает для нее в качестве одеяла тепло человеческого тела одного из своих сотрудников. Мир женщин в рассказах Стяжкиной вообще намного теплее мужского. Но радости нет и в нем.
«У нее много радости: трудовая книжка, классное руководство, коза, новые обои, беленый потолок <…> а весной купит у Тамары телку, в крайнем случае — летом».
Но и несмотря на роскошные квартиры, загородные дома, шелка династии Цинь, яйца Фаберже, иранские ковры и дверные ручки династии Медичи, в жизни героев нет счастья. Люди, долгие годы живущие друг с другом бок о бок, причем не сказать, что живущие так уж плохо, оказываются друг другу чужими. Они не умеют и не знают, как любить своих жен и мужей, как проявить ласку по отношению к детям. Просто не знают, как это делается. Должности, материальные блага, деньги как бы заслоняют собой живых людей («За деньги у нас все близкие»), и из жизни уходят все теплые человеческие чувства: любовь, дружба, нежность. Герои оказываются вписанными в сложную систему социальных взаимодействий, в которой нет никакой свободы, в том числе и свободы любить того, кого хочешь. Максимум — вариации на заданную тему. А работа — это не деньги и даже не удовольствие, а способ сделать себя видимым, значимым. В обществе потребления люди превращаются в бэкграунд для товаров, от которых разбегаются глаза. «Широкое, как ему казалось, полотно жизни, где было все и многое закончилось, теперь часто сводили к цене колбасы или длине очереди за ней. Но какая разница, что было там еще? Какая разница молодым? Тем более что время вскоре тоже помножит их на ноль и сведет к общему бэкграунду, из которого будет смешно торчать сага об ипотечном кредите и какая-нибудь еще ерунда, назначенная их потомками главной краской унылой и неправильно прожитой жизни».
Любовь оказывается чем-то ненужным, лишним, стыдным («Да. Но что мы будем с этим делать?»). Больше всего ее там, где человек ближе к детству, в котором только и возможно счастье, которое с годами куда-то уходит, просочившись меж закрытых ресниц. Так, например, Яша в рассказе «Все равно, что будет» только в детстве пребывает в состоянии какого-то дурашливого счастья от всего происходящего, не понимая, что его брат Лева идет вешаться, а у сестры Зины — незаконнорожденный ребенок. Потому что когда не понимаешь — тогда все счастье, «а в счастье каждый — дурак». А когда понимаешь — смирение и принятие жизни такой, какая она есть.
«Потом Яша не раз и не два делал ревизию всему детскому, где он был глупым, слепым, счастливым. Делал ревизию и ставил под сомнение слова, которыми помнилось, и мысли, которые, наверное, пришли позже, но были присвоены детством, потому что в нем можно ошибаться, не видеть, не отвечать ни за что, но хватать за головы все фигуры и переставлять их по доске так, чтобы никому не шах и никому не мат, чтобы королева-ферзь ни в коем случае не осталась одинокой, чтобы король не лег, не покатился, задевая все клетки сразу. Не упал с доски».
Могли бы жизни героев сложиться по-другому? Здесь надо сказать, что даже личная история не знает сослагательного наклонения.
«Я думаю, что мы никогда не сможем стать другими, непохожими на себя. Шизофрения вроде. Но в любом раскладе, при любых бабках, потолках, люстрах и способах подачи еды мы будем искать и находить таких же, как мы. Только с ними мы будем знакомиться, тащить их к себе, помалу сближаться. Наши верхние и наши нижние будут похожи на нас. Не двойники, но точно люди без носовых платков».
Рассказы Елены Стяжкиной — это сказки, из которых исчезло волшебство, грустные сказки для взрослых. А вопрос «Может ли у моей жизни быть счастливый конец?», в особенности когда в эту жизнь вдруг пришла война, мы зададим читателям в качестве темы для сочинения на дом.
Киев