Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 3, 2015
«Арион», «Афиша-Воздух», «Волга», «Гефтер»,
«Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Известия», «Иностранная литература»,
«Культпросвет», «Литературная газета», «Лиterraтура»,
«Москва», «НГ Ex libris», «Новая газета», «Новая газета в Нижнем Новгороде»,
«Новое литературное обозрение», «ПОЛИТ.РУ», «Посев», «ПостНаука», «Радио Свобода», «Российская газета», «Рыбная слобода»,
«Свободная пресса», «Теории и практики»,
«Урал», «Фома», «Фонд └Новый мир”», «Colta.ru», «RUNYweb.com»
Михаил Айзенберг. «Для русской поэзии мы в каком-то смысле дикари». Беседу вел Борис Кутенков. — «Лиterraтура», 2014, № 32, 21 декабря <http://literratura.org>.
«Мне кажется, что основная проблема сегодняшнего дня — это количество пишущих людей. В наше время — где-то в семидесятые — было примерно двадцать человек, чьи стихи стоило читать, и это было в своем роде очень комфортно. Подозреваю, что и сегодня в молодом поколении их примерно столько же, но сейчас они спрятаны, как лист в лесу, в огромной массе пишущих».
«<…> если есть ощущение, что язык находится где-то рядом и достаточно просто открыть рот и заговорить, то это и есть подлинный кризис, очень непродуктивное состояние для поэзии».
«Мне кажется, что убежденность в том, что ты являешься законным наследником всех традиций, в том числе классических, уводит автора из реальности. Надо все же не воображать что-то о себе, а четко знать, кто ты, и из этого исходить. Для русской поэзии мы новые люди, в каком-то смысле дикари, и нужно это понимать, иначе ты сам себя ставишь в фиктивное положение».
См. также: «Захваченный воздух. Михаил Айзенберг о мягком и твердом стихе, внутреннем зрении и продуктивном непонимании» (беседу вел Борис Кутенков) — «НГ Ex libris», 2014, 11 декабря <http://www.ng.ru/ng_exlibris>.
Михаил Айзенберг. «Стихи — своего рода дыхательное упражнение…» Беседовал Геннадий Кацов. — «RUNYweb.com», 2014, 19 декабря <http://www.runyweb.com>.
«В русской поэзии у верлибра сложная и не слишком завидная судьба. Удачи имеются, их даже много, но они как-то не на слуху, и не складываются в систему. Это именно что отдельные удачи. Часто они принадлежат будущим прозаикам. Те, видимо, лучше чувствуют необходимый верлибру интонационный сдвиг: сложение разных по природе ритмических импульсов, дающее совершенно другое направление. Стихи — не сумма признаков, а особое состояние речи. Отказ от таких признаков это, скорее, освободительный жест, а не реальное освобождение. Можно считать верлибр нормальной поэтической формой, но как эту норму нарушить? (А это необходимо: поэзия не следует нормам.) Вопреки названию, русский верлибр крайне редко предоставляет реальную свободу слова. Как правило, речь верлибриста или неестественно напряжена, или непоправимо расслаблена. Для точного сочетания напряженности и легкости здесь необходим особый поэтический темперамент. Один из редких примеров безусловной удачи — стихи покойного Сергея Кулле, одного из членов т. н. └филологической школы”».
Елена Баевская. «Никто меня не заставляет переводить Пруста». Елена Калашникова поговорила с лауреатом Премии им. Ваксмахера о новом переводе Пруста. — «Colta.ru», 2014, 17 декабря <http://www.colta.ru>.
«Например, выяснилось, что когда Марселю Прусту было лет шестнадцать, он с огромным интересом читал дневники Марии Башкирцевой, которые тогда вышли во Франции, в каких-то воспоминаниях о нем передаются его восторженные отзывы, а читая, изучая и переводя роман, я натыкаюсь на довольно очевидные параллели с дневником Марии Башкирцевой».
«Перевод Любимова — это 1960 — 1970-е годы, мы все уже знаем, что Пруст — классик, и Любимов его переводит как классика. Пруст, конечно, нам не современник, он — классик, но не в том смысле, а вообще он модернист, его интересно переводить как предтечу постмодернизма, ну а кроме того, хочется, чтобы читатель не спотыкался — во французском тексте все логично, четко, нет темных мест <…>».
Ольга Балла-Гертман. Роман с мирозданием. — «Лиterraтура», 2014, № 31, 16 декабря <http://literratura.org>.
О книге Ирины Васильковой «Ксенолит. Повести и рассказы» (СПб., «Геликон Плюс», 2014).
«Да, эта проза — умеющая быть жесткой вплоть даже, пожалуй, до некоторой жестокости — прошла внимательнейшую выучку у прозы психологической и реалистической: у той, что тщательно ощупывает мир словесными щупальцами и создает его подробные — не хуже фотографии — словесные слепки. Выучку у прозы с естествоиспытательской точностью, уходящей корнями еще в девятнадцатое основательное столетие с его пафосом познания, исследования, прояснения, обличения. Да, все это тут есть — включая и обличение, эдакое психологическое препарирование, вскрытие корней и путей душевных движений тонким острым скальпелем, — хотя основной своей задачей автор этого не делает и более того, как только может, удерживает себя от этого. У этого цепкого внимания к душевному устройству героев повествования, не исключая и того (ту), от чьего лица повествование ведется, есть ведь и оборотная сторона: исповедь. Беспощадность к самой себе: той себе, которая — └я” каждого из этих повествований (а они все — от первого лица!) и так ли отличается от └я” настоящего?»
«И в этом смысле тексты Ирины Васильковой принципиально ближе к лирике, чем к └типовой” сюжетной прозе. Собственно, они и есть лирика, разве что развернутая, аналитическая, пользующаяся возможностями прозы (прежде всего — простейшей из ее возможностей: говорить долго). <…> Традиционная, └поэтическая” лирика — укол или ожог. Эта проза — анализ укола или ожога, внимательное рассматривание и описание его структур, — да еще эстетически значимое».
Павел Банников. Преодоление отчуждения. О русскоязычной поэзии Казахстана. — «Лиterraтура», 2014, № 32, 21 декабря.
«Имен, заметных и постоянно находящихся в поле внимания журналов и издателей, в казахстанской литературе за последние 20 лет появилось не так много, порядка двадцати не переставших писать поэтов, а прозаиков можно перечесть по пальцам, и почти все были близки либо кругу издательства └Искандер” и журнала └Книголюб”, который издает Лиля Калаус, либо кругу фонда и издательства └Мусагет” и журнала └Аполлинарий”, возглавляемого Ольгой Марковой с 1994 года до ее смерти в 2008».
«Ольга [Маркова] была человеком титанической силы. В ее хрупком больном теле жил холодный рассудок, недюжинный ум и стремление к передаче знаний. Через литературный семинар, который она вела с 1999 года до самой своей смерти, за девять лет прошло порядка трехсот человек. Естественно, продолжили свой путь в литературе не все, кто-то ушел в журналистику, кто-то в рекламу, кто-то сломался и перестал писать, но те несколько десятков авторов, в разной степени связанных с литературой, — отличный результат сопротивления Ольги. Ее сопротивления отчуждению от традиции чтения и традиции литературного обучения. <…> И это она преодолевала и учила преодолевать других. Иногда — слишком жестко, иногда — ломая автора, некоторые до сих пор сломлены. Но могу ли я судить ее? Нет».
«Виктор Владимирович Бадиков, филолог, исследователь билингвизма и отношений писателя и власти. Он преодолевал отчуждение поколений и национальных литератур. Служил мостом между Союзом писателей, └Новой волной” и теми, кто с усмешкой называл первых старперами, а вторых — талантливыми недоучками. Находил возможность связать все более расходящиеся национальные литературы Казахстана, заставить поколения не только знать друг друга, но и соседствовать на одних страницах и в одном пространстве не отрицая друг друга. Исследуя границы между побуждением и принуждением к письму, границы языков, столкновение и смешение культур, проблему культурного билингвизма (его термин), он сам стоял где-то ad marginem, был перевозчиком между литературными мирами, которые стараются изолироваться друг от друга. И все те небольшие связи, которые до сих пор работают и худо-бедно держат казахстанские литературные поколения в осознании общего пространства, возникли во многом благодаря Бадикову. Увы, с его трагическим уходом связи эти становятся все тоньше <…>».
Полина Барскова. Блаженные видения Натальи Горбаневской. — «Новое литературное обозрение», 2014, № 5 (129) <http://magazines.russ.ru/nlo>.
«Смерть человека, связанного (с) литературой, Горбаневская трактует как явление грамматическое — выход за скобки. Ты более не волен в тексте, в том числе в своем собственном, от тебя остаются только формы и ритмы твоих грамматических и ритмических периодов. <…> Полагаю, общим местом, точкой отсчета являются рассуждения о стабильности поэтической формы Горбаневской — восьмистишие и краткострочие. С момента своего юношеского, программного, изумленно-благодарного обращения к Бартоку она заняла свою нишу — музыкальности и легкости. С того момента эта ниша за ней и осталась, и те, кто сейчас продолжает импровизировать в созвучии с ней, развивать этот тон (скажем, Машинская, Булатовский, Сунцова), помечены этой эстетической задачей: проводить свои караваны через игольное ушко».
«Горбаневскую всегда занимали только совершенно главные, глобальные вопросы, но она интонировала их как легкие, ни в коем случае, не дай Б-г, не простые, но легкие: витающие над нами, ведущие нас».
Игорь Белавин. Лермонтов и Гейне. Стихотворение М. Ю. Лермонтова «Из Гейне» в свете проблемы поэтического перевода. — «Москва», 2014, № 12 <http://moskvam.ru>.
«Стихотворение Гейне └Ein Fichtenbaum steht einsam” (опубликовано в 1827 году в составе сборника └Книга песен”), несмотря на внутреннюю трагедийность, содержит в себе многочисленные пародийные элементы. Строго говоря, ирония здесь — прием, позволяющий заострить современную Гейне общественно-политическую проблематику, столкнув ее с обветшавшими идеологемами прошлого. Следует отметить чрезвычайное богатство содержательного плана этого восьмистишия, строящегося на фундаменте предшествующей литературной традиции и в то же время ее преодолевающего. Романтические сюжеты и коллизии, пафосные образы и клише, в прежнее время выжимавшие из читателя слезу или вызывавшие зубовный скрежет, используются здесь как театральный реквизит, не имеющий самостоятельного значения».
«Каковы же тогда претензии к тексту Лермонтова? Почему нельзя назвать это классическое произведение переводом в современном смысле этого слова? Суть в том, что авторская концепция у Гейне другая!»
«Остается предложить читателю в качестве иллюстративного материала к этой статье новый перевод └Ein Fichtenbaum…”<…>»
Владимир Вениаминович Бибихин — Ольга Александровна Седакова. Переписка 1992 — 2004. Часть вторая (1996 — 1999). — «Гефтер», 2014, 12 декабря <http://gefter.ru>.
«Москва, 17.1.1996
Дорогой Владимир Вениаминович! <…> Про └Занимательную Грецию” [М. Л. Гаспарова] я думаю так же, как Вы: представить себе, что такая Греция вдохновляла Гельдерлина! Или Китса, └Оду греческой вазе”. Хорошо было бы написать что-то вроде └Греция после Греции”, обо всем, чем она вдохновляла последующие времена и что историки сочтут замутнением, смещением ее образа, — а было его жизнью. Но такая, гаспаровская Греция, наверное, тоже нужна. Как хронология, которой Вы не жертвуете └внутреннему времени”, — или я неправа? Вероятно, я компромисснее Вас. Меня скептический подход Гаспарова задевает только в отношении к Мандельштаму (└шифровка”). А о Греции я чистосердечно написала М. Л. глубокую благодарность (которой он, как выяснилось, не получил). Прежде я ему говорила, что такого естествознания, на которое он хочет равнять гуманитарную работу, давно уже нет! я это поняла просто по популярным изложениям физических теорий, не говоря уже о └Номогенезе” Л. С. Берга (не приходилось Вам заглядывать? это альтернатива дарвинистской картине эволюции, и такая красивая — в отличие от └борьбы за существование”!). Но М. Л. продолжал настаивать, что, если для меня есть ценностное различие между Блоком и Евтушенко, скажем, то я не филолог: для биолога ведь нет ценностного различия между слоном и клопом. <…>
До скорой встречи, надеюсь,
Ваша
О.».
Часть первую см.: «Гефтер», 2014, 10 ноября; часть третья: 2015, 25 февраля.
Карен Бликсен: портрет в зеркалах. — «Иностранная литература», 2014, № 11 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
«Баронесса Карен Бликсен де Рунгстедлунд, выдающаяся писательница, подписывавшая свои книги псевдонимом Исак Динесен, была, судя по всему, женщиной необыкновенной», — начинает Марио Варгас Льоса.
Кроме его эссе «Рассказы баронессы» (перевод с испанского Бориса Дубина), в рубрике присутствуют эссе Джона Апдайка «Шехерезада» и Трумена Капоте «Исак Динесен» (перевод с английского Е. Суриц). К стыду своему, ничего из Карен Бликсен (1885 — 1962) я не читал, хотя русские переводы имеются.
Владимир Бондаренко. Литература-2014. Владимир Бондаренко выделяет десятку лучших книг уходящего года. — «Свободная пресса», 2014, 21 декабря <http://svpressa.ru>.
Среди прочего: «7. Сергей Куняев, └Николай Клюев”. Пожалуй, это самая серьезная работа младшего Куняева. Да и работал над книгой Сергей лет пять, не меньше. Конечно, много лет занимаясь Сергеем Есениным, он не мог пройти мимо его старшего товарища и наставника, прекрасного русского поэта Николая Клюева. Интересно, что в своей биографии автор, разбирая сложные временами взаимоотношения между Клюевым и Есениным, всегда становится на сторону Клюева, особенно в период Москвы кабацкой, в период Есенина в цилиндре. Это первая по-настоящему серьезная биография выдающегося национального поэта России.
8. Вячеслав Курицын, └Набоков без Лолиты” Одно время Курицын был самым модным критиком, а ныне о нем слегка подзабыли, но своей книгой он заставил всех вспомнить о себе. Еще бы, крайне оригинальная, ярко написанная, абсолютно нетрадиционная книга о Владимире Набокове. Именно таким и должен быть критик такого писателя. Да и писал ее Вячеслав добрых двадцать лет, не спеша перелистывая страницы набоковских шедевров. Это дневник Курицына, путешествующего по творческим маршрутам писателя и его героев. <…> Думаю, это лучшее, что написано об этом русском писателе и у нас, и за рубежом».
Дмитрий Быков. Воскресение короля. В своем новом романе Стивен Кинг из старости, отчаяния и тревоги сделал большую литературу. — «Новая газета», 2014, № 142, 17 декабря <http://www.novayagazeta.ru>.
«Я предложил бы в русском переводе назвать этот роман [Revival] не └Возрождение”, как уже делают первые обозреватели из числа наиболее преданных фанов, но └Воскресение”, что сразу впишет книгу в правильный контекст. └Воскресение” — последний роман Толстого, его завещание новому веку; ни в каком кошмарном сне я не стал бы сравнивать Кинга с Толстым, но жанр закатного романа доступен любому автору вне зависимости от масштабов его дарования. Признаем уж, что в своем жанре Кинг — такой же абсолютный лидер, как Толстой в своем. └Воскресение”получилось у Кинга таким сильным прежде всего потому, что он перестал молодиться и бодриться: это роман человека, которому под 70 (как и Толстому во время работы над последним его эпосом). Это сдержанная, лаконичная (а как его распирало прежде!), плотно написанная книга, в которой, однако, нет и намека на старческое примирение с жизнью».
«В игольчатых чумных бокалах…» Сергей Соловьев беседует с Александром Еременко о встречном пале, демоне, джонках поэзии, ямщиках и Н. К. Крупской. — «Colta.ru», 2014, 11 декабря <http://www.colta.ru>.
Говорит Александр Еременко: «Между текстом и читателем что-то возникает. Человек, читающий, скажем, примитивного поэта — не будем называть имен, чтобы не обижать никого, — испытывает то же самое. Нельзя сказать, что я прочту какие-то стихи и стану злым — из русской классики, к примеру. А он читает другого поэта — он, может, и добрее не станет, но и они его облагораживают — так же, как облагораживают стихи какого-нибудь высокого интеллектуала, другие стихи, или тот же Джойс, или же Мандельштам. Нет разницы. А плохие, хорошие — это уже по другим параметрам, для литературоведов. Вот они как будто строят какую-то объективную шкалу».
Федор Гиренок. Клиповое мышление. — «Литературная газета», 2014, № 49, 10 декабря <http://www.lgz.ru>.
«└Бытие не тождественно мысли”, — говорит нам все живое и неживое. Жизнь — это не логика, а абсурд. Чтобы не было абсурда, грезы материи нужно закупорить. И только в этом случае будет возможна эволюция, возможен отбор. Если бытие равно пониманию бытия, то эволюция невозможна. И человек невозможен. Ведь человек — это девиация, отклонение от тождества. Как назвать того, кто не отличает бытие от мысли о бытии? Сумасшедшим. И первым это, видимо, понял Парменид. Что будет с человеком, если для него съесть банан и подумать о том, чтобы его съесть, одно и то же? Он умрет. Его забракует эволюция. Поэтому для человека важно научиться соединять воображаемое и реальное».
Владимир Губайловский. Глобальная толерантность и локальные конфликты. — «Посев», 2014, № 12 <http://posev.ru>.
«Я попробую рассмотреть общую ситуацию на частном примере — смерти эякского языка, принадлежащего языковой семье на-дене; на нем говорил небольшой индейский народ на Аляске».
«В заключение, необходимо отметить, что сопротивление культурной ассимиляции и, следовательно, нарастание локальных конфликтов — это не случайность и не глупость отдельных людей и народов. Это сопротивление разнообразия наступающей на него монокультурной среде. Но монокультурная среда неустойчива, поскольку подвержена глобальным угрозам (так от одной и той же болезни могут умереть миллионы коров или свиней либо погибнуть миллионы гектаров пшеницы) и в конечном счете неэффективна и даже опасна для глобального развития. По-видимому, изоляционистские тенденции, локальные конфликты — это своего рода защитная реакция даже не отдельных народов, а всего человечества в целом, и в ближайший перспективе они будут нарастать <…>».
Здесь же: Ирина Роднянская, «Эпизоды защиты свободы совести русскими литераторами христианского мировоззрения (ХIХ век)»; Рената Гальцева, «Трансформация светского государства (Рождение новой идеологии)»; Юрий Каграманов, «Земли надежды»; и другие выступления на конференции «Посева» в ИНИОН РАН 14 октября 2014 года.
Данила Давыдов. Дадаизм внутри: смыслы Егора Летова. — «Арион», 2014, № 4 <http://magazines.russ.ru/arion>.
«По сути это непрестанный антропологический опыт с самим собой (и, косвенно, с реципиентом), непредставимый в обыденном регистре существования механизм ежесекундного выхода за пределы. Отсюда во многом тотальный протест Летова (антисоветизм при советской власти, национал-большевизм — после ее конца), носящий, в сущности, не идеологический и тем паче не политический характер, а сугубо самопознающий (и одновременно самоистребляющий)».
«С другой стороны, стоит обратить внимание на очевидную культурную встроенность летовской дикости и спонтанности. Его тексты аллюзивны и реминисцентны, они, противясь контекстной интерпретации, одновременно задают множество тех самых контекстов. От Маяковского и Введенского до Габриэля Гарсиа Маркеса и Эрика Фрида (чье стихотворение в переводе Вячеслава Куприянова звучит в одном из альбомов наряду с собственными летовскими текстами) — перед нами не очень линейная, но убедительная модель культурного самосознания».
9 цитат из беседы Славоя Жижека с читателями The Guardian. Перевод: Настя Севастьянова. — «Теории и практики», 2014, 16 декабря <http://theoryandpractice.ru/posts>.
«О смерти поэзии. Она не мертва, она тяжело ранена, и это ее собственная вина и ответственность. Чем больше я смотрю на случаи зарождения современных этнических чисток, тем яснее я вижу, что поэты всегда проводили до этого подготовительную работу, например, в Боснии, Руанде и так далее. Стивен Вайнберг как-то сказал, что религия нужна для того, чтобы хорошие люди стали совершать ужасные вещи. Мне кажется, поэзия тоже способна на такое: из-за ее экстатического восприятия вы можете и не заметить, какие ужасы вы вообще-то творите. Поэтому когда Платон изгнал поэтов из города, он был не так уж неправ».
Олег Демидов. «Мариенгоф покорил раз и навсегда — и трагической судьбой, и своим неповторимым стилем». Беседу вел Дмитрий Ларионов. — «Новая газета в Нижнем Новгороде», 2014, № 138, 5 декабря; на сайте газеты — 16 декабря <http://novayagazeta-nn.ru>.
«Занимаюсь Мариенгофом. Копаю во всех направлениях. <…> Он писал очень много. Очень! Львиная доля его творчества не опубликована. Все лежит в архивах. Большая часть в РГАЛИ, но крупицы разбросаны по городам и весям. Перепечатал уже штук двадцать его пьес конца 1920-х — начала 1960-х годов. <…> В декабре буду заниматься письмами. Эпистолярное наследие Мариенгофа способно поспорить с его лучшими мемуарами. Здесь появляется еще больше действующих лиц в еще более неуклюжих ситуациях».
Олег Демидов (1989 г. р.) совместно с Захаром Прилепиным подготовил к публикации собрание сочинений Анатолия Мариенгофа в 3-х томах (комплект из 4-х книг; М., «Книжный Клуб КниговеК», 2013).
Душа обязана лениться. Писатель Андрей Битов о своем восьмитомнике, мифе о Нобелевской премии и странностях Пен-центра. Текст: Светлана Мазурова (Санкт-Петербург). — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2014, № 284, 12 декабря; на сайте газеты — 11 декабря <http://www.rg.ru>.
Говорит Андрей Битов: «Никто ведь не читает, честно говоря, собрание сочинений полностью, даже таких гениев как Достоевский, Толстой и Пушкин. Собрание сочинений, как бы удачно ни было издано, одновременно и могила, а не живые книги, вот этого я и боюсь. Это пыленакопители на полке. А отдельную книгу можно читать, рассматривать, нюхать, пощупать, класть под подушку или на тумбочку».
«Сейчас время тусовок, локальных образований, где выращивается репутация того или другого. От меня, например, отделались, записав в └классики”. Думаете, кто-то рекламирует меня, говорит о том, что я еще что-то пишу? Глухо… Я слишком давно загораживаю дорогу, я уже был. Это нормальный ход вещей».
«Я наблюдаю сейчас за своим правнуком. Как же это интересно! Собственных детей в этом возрасте я пропустил. Надо еще успеть распорядиться нажитым. А разве может ленивый русский человек дойти до нотариуса?»
Евгений Ермолин. Ад где-то рядом. (Виталий Сёмин. Нагрудный знак «OST»). — «Дружба народов», 2014, № 11 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
«Книга Виталия Сёмина великолепна, что сказать! Пусть даже ее сегодня никто не читает. Хотя читать ее — странное, но несомненное наслаждение. Если учесть, что чуть ли не основной предмет книги — страдание, это наслаждение трудно объяснить чем-то, кроме магии настоящего искусства».
«Он [Семин] удивительно трезв и внятен. Дистанция задана уже тем, что рассказчик у Семина — не Виталий, а Сергей, не буквально сам автор. Его книга — это роман воспитания, опосредованный зрелым взглядом когдатошнего подростка на себя самого, спустя тридцать лет. В 1942 году пятнадцатилетний автор был угнан в Германию, где три года работал на заводах в городах Фельберте и Лангенберге, а потом почти всю оставшуюся жизнь он готовился сказать о приобретенном опыте. И вот — опредмеченное, рефлексивно препарированное страдание юного сердца, не по матрице молодого Вертера или там молодого Тонио Крегера. Парадоксально рационализированная исповедь, чуждая захлебу и риторике <…>».
Александр Жолковский. Еще раз о грамматике любви. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2014, № 12 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
«Кульминацией четвертой и последней новеллы (└Возгорится пламя”) фильма Михаила Сегала └Рассказы” (2012) являются слова героя, разочаровавшегося в культурном кругозоре своей юной возлюбленной: └— А о чем нам трахаться?!” Фраза стала крылатой — несмотря на свою языковую неправильность, а может быть, и благодаря ей. Чувствуется, что формально в ней что-то не так, но по сути все глубоко верно. Лингвисту ясно, что именно не так: глагол └трахаться” (и любой его синоним) не может управлять предлогом о. Но режиссер успешно восполняет этот досадный пробел русской грамматики, всей структурой своей новеллы убедительно обосновывая новую, трехактантную, модель управления. Вопрос, как делается такой неологизм, относится к компетенции уже не лингвистики, а поэтики. Неологизмы — и неограмматизмы — часто попадают в самый фокус художественного построения. Искусство вообще стремится к сотворению чуда и потому часто подходит к грани между, так сказать, грамматически дозволенным и грамматически не дозволенным».
Павел Зайцев. В большой семье возле странных холмов. — «Рыбная слобода» (историко-культурный журнал Рыбинской епархии), Рыбинск, 2014, № 3 (7).
В ноябре 1994 года в «Новом мире» были опубликованы фрагменты воспоминаний Павла Ивановича Зайцева (1919 — 1992) о жизни затопленного Мологского края. Сергей Залыгин, главный редактор журнала, дал безымянной тогда рукописи название «Записки пойменного жителя» и, по воспоминаниям Юрия Кублановского, потом сетовал: почему опубликовали только отрывок, а не всю рукопись? «Рыбная слобода» публикует еще отрывок — начало второй главы, авторское название которой — «Былая жизнь людей поймы».
Записки оставшейся в живых. В Петербурге представлена книга дневниковых блокадных воспоминаний: три женщины, три подруги, три судьбы. Текст: Татьяна Вольтская. — «Радио Свобода», 2014, 23 декабря <http://www.svoboda.org>.
«В Петербурге представлена книга └Записки оставшейся в живых: блокадные дневники Татьяны Великотной, Веры Берхман, Ирины Зеленской”. Мемуары вышли в издательстве └Лениздат”. Справка сообщает нам о том, что книга подготовлена к печати сотрудниками Петербургского института истории РАН Александром Чистиковым и Александром Рупасовым при участии Алексея Великотного, внука одного из авторов дневников. Дневник Веры Берхман публикуется впервые. Публикация подготовлена Наталией Соколовской».
Из дневников Веры Берхман: «12/VI. 2 часа ночи
Белая ночь. Я дома, и мне не спится. <…> Завтра, то есть сегодня, 12/VI, уже неделя, как я одна в пустой квартире. Все умерли, и если б не я живая, то уже здесь хозяйничал бы управхоз… Как-то стыдно остаться живой. Стыдно и совестно. Чего? И сама вполне не сознаю.
На днях иду — и меня спрашивает гражданка: └Не знаете ли вы о судьбе К. М.?” — └Она умерла в феврале”, — говорю. — └А ее подруга В. К. тоже умерла?” — └Нет, — говорю, — я это сама…” — └Боже! — тут закричала эта гражданка. — Так это вы? Так изменились! Вас не узнать! Вы стали старуха! Вы меня простите, но я никогда бы вас не узнала…”
Вот эта встреча и объяснила мне, почему так сторонюсь тех людей, к которым раньше даже охотно подошла бы с разговором. Я не стесняюсь того, что я скелетная старушонка с несколькими зубами во рту (благодаря злой цинге их у меня за эту зиму-весну выпало 6), но я стесняюсь того, что — почему-то — осталась жива, когда те дорогие, хорошие умерли».
Игорь Зотов. Русская литература в 2014 году: итоги. О Пелевине, Барсковой, лишних людях и героях не нашего времени. — «Культпросвет», 2014, 30 декабря <http://www.kultpro.ru>.
«Яркий пример формальной неудачи — └Возвращение в Египет” лауреата └Русского Букера” Владимира Шарова. Такое впечатление, будто автору хочется вместить в свой роман как можно больше мыслей, все они хорошие, важные, а не подчиняются, расползаются кто куда. Ощущение захлеба, хаоса, рваный ритм, который, возможно был бы хорош, но не в таком большом объеме и не с таким числом безликих, ненужных в общем-то персонажей».
«С одной стороны, Пелевин виртуозно играет словами, находя в привычных созвучиях неожиданные смыслы. С другой, язык его прозы никакой. Это самые обычные слова поставленные в самом обычном порядке. Главное — донести смысл происходящего просто и доходчиво. Пелевинское письмо напоминает большой анекдот, где, как известно, вся соль в финальной фразе. А остальное — нарочито заурядный пересказ события, его и литературой-то назвать сложно. Это противоречие существует у писателя с его первой книги, но вспоминают о нем не часто».
«Рассказ └Персефонина роща” назову безусловно лучшей современной русской любовной прозой. Во-первых, язык. Он у [Полины] Барсковой и точен, и в то же время поэтически многозначен. И главное — чувственен. Словно ты сам переживаешь эту странную с четким мазохистским привкусом любовь».
Александр Кабаков. Камера хранения. Каталог. — «Знамя», 2015, № 1 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
«В отрочестве мои отношения с сатирическим журналом ЦК КПСС определялись комплексом любви-ненависти. Дело в том, что эта иллюстрировавшаяся прекрасными художниками и заполнявшаяся текстами самых остроумных людей страны тонкая тетрадка большого формата, сшитая из плохой, рыхлой, желтоватой бумаги, должна была обличать зло, признанное таковым на последнем партийном съезде или пленуме, — а она делала это зло привлекательным! Можно ли было не уважать капиталистов с толстыми, набитыми долларами животами? Художником Е. они были нарисованы такими живыми, такими привлекательными в своей алчности, их ботинки зеркально сверкали, полы их фраков — где художник видел тогда капиталистов во фраках? но ведь работало! — развевались, цилиндры лоснились…»
«А через пару страниц поражали еще большей живостью и естественностью отечественные пьяницы и прогульщики, расхитители мелкой народной собственности и бюрократы-формалисты. И тут рабочих одевали в невиданные комбинезоны, и тут бюрократы были комически безвредны и обаятельно отвратительны — рисунки были точны, линии единственно возможны… Большое искусство внушает любовь к людям даже вопреки воле художника».
Владимир Кантор. Метафизика еврейского «нет» в романе Ильи Эренбурга «Хулио Хуренито». — «Гефтер», 2014, 19 декабря <http://gefter.ru>.
«Я помню, как на первом курсе университета беседовал с начинающим критиком и сказал ему, что мне понравился └Хуренито”. └Мне тоже когда-то нравился, — важно ответил тот, — но это не литература. Литература — это Чехов, Юрий Казаков, может быть, Распутин”. Поначалу я оскорбился за Эренбурга. Потом я согласился. Это, действительно, не литература. Но в таком же смысле, в каком не литература └Волшебная гора” Томаса Манна, └Поэма о великом инквизиторе” Достоевского, └Три разговора” Вл. Соловьева».
«Смыслу └Хуренито” повредили последующие романы [Эренбурга], слишком простые, слишком злободневно актуальные, без выхода в трансценденцию. В их контексте оценивали и └Хулио Хуренито”, который стал восприниматься всего лишь как сатирический рассказ о современности. Чуть позже увидели и исполнившиеся пророчества — о холокосте, о нацизме, о бомбежке Японии американцами. <…> Но метафизический смысл эренбурговского └нет” как смысловой основы еврейской судьбы и фактора самодвижения человечества в этом мире оценен не был».
Николай Кирюхин. Страшные годы. Пережитое. Публикация Наталии Веденеевой. Примечания Сергея Боровикова, Алексея Голицына и Марии Салий. — «Волга», Саратов, 2014, № 11-12 <http://magazines.russ.ru/volga>.
От редакции: «Рукопись (501 машинописная страница) сохранилась у родственников Николая Кирюхина. Из нее мы извлекли в основном фрагменты, связанные с литературной деятельностью автора и описывающие время, когда литература была └частью общепартийного дела”. Все остальное (военный период, партийно-хозяйственная деятельность и т. д.), составляющее большую часть книги, осталось за пределами нашей публикации».
Середина 30-х. «Избирательная кампания закончилась, но конца тревогам не было видно. В одном из районов был посажен редактор газеты за искажение фамилии Сталина. Было запрещено печатать его фамилию с переносом. Забыть об инициалах, а имя и отчество его печатать только полностью. На фотографиях он не должен смотреть из полосы. Ну и ряд других наставлений чуть ли не по всем вопросам. Принесут из типографии оттиски газетных полос, и сидишь над ними с одной мыслью: а вдруг что-нибудь не так?»
Алексей Коровашко. Дерсу Узала: опыт биографии. Главы из книги. — «Урал», Екатеринбург, 2014, № 12 <http://magazines.russ.ru/ural>.
«Если мы будем рассматривать генеалогическое древо, листом которого является Дерсу, то у его корней обнаружим уютно примостившегося └благородного дикаря”. Этот архетипический образ, обладающий всеми признаками мема, прекрасно знаком читателю по таким литературным и мифологическим персонажам, как, например, Энкиду из └Эпоса о Гильгамеше”, легендарный скифский царь Анахарсис, негритянский принц Оруноко из одноименного романа Афры Бен, Гурон из повести Вольтера └Простодушный”, верный друг Робинзона Крузо Пятница, воспетый Джеймсом Фенимором Купером Чингачгук и Данди по прозвищу └Крокодил”. Дерсу обладает всеми чертами └благородного дикаря”, однако, по мнению ряда исследователей, некоторые └благородные дикари” ему более родственны, чем другие. Так, замечательный писатель, популяризатор науки о языке и └петербурговед” Лев Успенский утверждал, что образ Дерсу восходит к образу индейца Куонеба, созданному Эрнестом Сетоном-Томпсоном в повести └Рольф в лесах”…»
Сергей Костырко. Дом. Повесть. — «Дружба народов», 2014, № 12.
«Евгений Николаевич.
Но город знал его как Жеку.
Сначала так звали его друзья, то есть очень немногие. Потом — враги. Ну а потом слава Жеки накрыла весь город, дотянулась до Глебовска, и уже областные авторитеты начали приглашать Женьку на сходки и дни рождения».
Александр Кушнер. «Читатель отказывается читать галиматью и теряет интерес к поэзии…» Беседовал Геннадий Кацов. — «RUNYweb.com», 2014, 5 декабря <http://www.runyweb.com>.
«Вы правы: регулярный, рифмованный русский стих жизнестоек и рассчитан на вечность. Так устроен русский язык с его падежными окончаниями, подвижной системой ударений, словами самой разной длины, огромным запасом рифм и, самое главное, — свободным порядком слов в предложении (└Редеет облаков летучая гряда” — подлежащее замечательно себя чувствует в самом конце предложения). Можно сказать, русский язык создан для стихов, и эти стихи легко запоминаются, в отличие от верлибра, лишенного стихотворной └музыки”, похожего на прозу, на перевод с чужого языка».
«Не думаю, чтобы я был единственным поэтом, осуществившимся, как Вы говорите, └неромантическим способом”. Думаю, то же самое можно сказать о любимом мною Иннокентии Анненском <…>. Или Заболоцкий, которого в его стихах 20 — 30-х годов вообще как будто нет: есть только острое зрение и глаголы действия и состояния (└Я наблюдал, как речка замерзала”, └Но я вздохнул и, разгибая спину, Легко сбежал с пригорка на равнину”). Да и Мандельштама тоже я не назвал бы романтическим поэтом. Другое дело — Лермонтов, Блок, Маяковский, Цветаева, Бродский… Отказ от └лирического героя” для меня действительно принципиально важен».
«Я и сегодня мысленно читаю ему [Бродскому] иногда свое новое стихотворение, как мы это столько раз делали при его жизни: он мне, я ему. И это при всей разнице в мировоззрении, поэтических предпочтениях и устремлениях».
Литераторы о современной музыке. — «Лиterraтура», 2014, № 30, 9 декабря <http://literratura.org>.
Говорит литературовед Владимир Козлов: «Последние 10 лет главный российский музыкант для меня — Леонид Федоров, с группой └Аукцыон” и без нее. Считаю, что он в авангарде музыки вообще. Даже когда он откровенно экспериментирует, мне понятно направление его поиска, он явно меняет представление о том, что такое музыкант, что такое песня. Он точно влияет на творчество, потому что воплощает образ художника, который мне весьма близок: художника, который балансирует на грани высшей гармонии и хаоса. Он сам и есть поле их борьбы. Это при том, что Федоров почти обожествляет поэтическую традицию, к которой я весьма скептически отношусь: Хлебников, Введенский, Волохонский, Хвостенко… Но я его люблю как раз за то, что он воплощает в себе суть музыкального. Классика — совершенно бессмысленная и рвущая душу песня └Фа-фа”».
Литературные итоги 2014 года. Часть 1. — «Лиterraтура», 2014, № 32, 21 декабря <http://literratura.org>.
Говорит Ирина Роднянская: «Две книжки Олега Чухонцева — сборник стихов └Речь молчания” и избранные переводы └Безъязыкий толмач” (обе в прекрасном оформлении издательства └ArsisBooks”). В первой всего два новых стихотворения, но книга составлена, от раннего вплоть до позднего, с таким искусством, что выглядит самостоятельным произведением, открывающим поэта почвенного — и воздушного, заземленного в общий быт — и трансцендентного, способного дышать обоими легкими. Переводы из массива прошлой работы строжайше отобраны: Гете, Китс, Фрост, Уоррен в передаче Чухонцева — для меня переводческая классика, над его французами, коих раньше не читала, предстоит подумать».
«Александр Кушнер тоже выступил как оригинальный само-составитель, сложив книгу └Античные мотивы” из собственных стихов, где такие мотивы (а также порой библейские, древнеегипетские) оказываются осью лирического сюжета или хотя бы мелькают, бликуют. Получился великолепный ответ на давние тупые укоры поэту в └книжности”, и муза его предстает классической в обоих смыслах этого слова. А довершает книгу, как всегда, полемическое у Кушнера, филологическое эссе └С Гомером долго ты беседовал один…”»
«Наконец, грустно-радостное событие — осознанно └завещательная” книга вскоре после нее скончавшегося Владимира Леоновича — └Деревянная грамота”. Это компиляция из стихов разного времени, соединенных поэтом в такой смысловой последовательности, чтобы сквозь них виднелась дожитая до конца целая (и цельная) жизнь. <…> Его душевный склад ощутим не только через стихотворную речь, но и через живые подробности прозаических комментариев, которыми он сопровождает здесь свои стихи (кое-где ошибается: обо мне пишет, что я при Твардовском работала в └Новом мире”, спутав меня, как я догадываюсь, с Инной Борисовой)».
См. также: «Литературные итоги 2014 года. Часть 2» — «Лиterraтура», 2014, № 33, 29 декабря.
Олег Лышега. Паунд и Лоуренс. Фрагменты эссе «Флейта земли и флейта неба». — «Дружба народов», 2014, № 11.
«Паунд и Лоуренс. Все равно, что сказать: хрен и перец. И тот, и другой — продукты хорошо известные в поэтической кладовке. Я было начал с Паунда, но, едва раскусив несколько строчек, как ошпаренный бросился к Лоуренсу. У Паунда стол богатый, но пресный. Алкоголь в деликатных наперстках. У Лоуренса все чуть пересолено, зато много простого красного вина…»
Здесь же: Дэвид Герберт Лоуренс, «Баварские горечавки» (стихи; перевод с английского Андрея Пустогарова).
Метафора во плоти: почему поэтическое мышление основано на телесном опыте. T&P публикуют сокращенный перевод статьи Кэти Вальдман из журнала Slate. [Елена Щур] — «Теории и практики», 2014, 2014, 12 декабря <http://theoryandpractice.ru/posts>.
«Метафоры — скорее концептуальное, чем лингвистическое явление. Это способ мыслить, а не способ говорить. Воплощенное познание развивает эту идею: метафора определяется как свободное наложение одного концептуального поля на другое. Сторонники теории утверждают, что мы мыслим метафорами, перекладывая наш физический и эмпирический опыт на понимание чистых и абстрактных идей».
«Как писали Джордж Лакофф и Марк Джонсон в своей книге └Метафоры, которыми мы живем”, └cама структура мысли рождается из особенностей нашего физического строения. Чтобы понять мышление, мы должны понять особенности нашей зрительной и двигательной системы, а также общие механизмы нейронных связей”. Авторы имеют в виду, что физическая реальность не просто помогает нам мыслить, но что наши мыслительные способности зависят от телесного опыта».
«Как говорил критик Оуэн Барфилд (Owen Barfield), └язык — это огромное полотно мертвых или застывших метафор, которые периодически поднимаются из могилы и встраиваются в наши предложения”».
Алексей Муравьев. «Есть ли Бог в произведениях искусства?» — «ПОЛИТ.РУ», 2014, 11 декабря <http://www.polit.ru>.
Расшифровка авторского семинара историка, филолога и религиоведа Алексея Муравьева, который прошел 4 декабря 2014 года в здании Библиотеки-читальни имени И. С. Тургенева.
«Вы, наверное, заметили, что я постоянно обращаюсь к Аристотелю, потому что для меня это такой важный мыслитель, кроме того, человек придумал всю науку, а я в этой системе вырос и воспитался».
«Есть, конечно, нехорошая фрейдистская теория удовольствия, которая все сводит к исключительно каким-то сексуальным аспектам, но мы ее не рассматриваем. А рассматриваем только ту теорию, которую придумал критик Фрейда Юнг про архетипы, что удовольствие есть, в некотором смысле слова, попадание в архетип, соответствие архетипу. То есть, когда человек чувствует, что нечто соответствует чему-то большому, то он получает радость».
«Итак, если обобщить примерно мое представление о том, как работает искусство, и есть ли в нем Бог, то нужно добавить сюда еще одну очень важную вещь. Поскольку искусство преемственно, оно нарабатывает какие-то механизмы, оно нарабатывает свой багаж, свою культуру внутреннюю, то получается так, что в искусстве есть постоянно приходящий сюжет вот этот, который, как я считаю, должен называться └красотой” (а красота, в абстрактном смысле, это то же самое, что трансцендент; еще платоники поняли, что красота и благое — это одно и то же, потому что этика и эстетика — это разная одежда онтологии)».
«Мы — люди неправильных жестов». Ирина Врубель-Голубкина и Михаил Гробман о книге «Разговоры в зеркале». Беседу вел Глеб Морев. — «Colta.ru», 2014, 4 декабря <http://www.colta.ru>.
«Морев: Когда ты был у Ахматовой, вы с ней не говорили про обэриутов?
Гробман: Не говорили на эту тему. И мне трудно сейчас назвать кого-то конкретного. Конкретно говорили об Ахматовой. Она сказала мне: └Я вообще никого не принимаю, но вы сказали, что вы из Москвы, и я подумала, что, может быть, вы специально из-за меня приехали…” Я так про себя улыбнулся: из-за тебя я бы не приехал… Наглый был молодой человек! Это для меня было отжившее как бы уже.
Морев: А Пастернак так же воспринимался?
Гробман: Нет. Пастернак тогда жив еще был, и несмотря на то, что он уже писал эти свои стихи, из романа и так далее, он все-таки иначе воспринимался.
Морев: То есть вы любили его футуристическую поэтику, прощали ему └Доктора Живаго” (смеется).
Гробман: Совершенно было ясно, что Заболоцкий — грандиозный поэт, его поздние вещи прекрасны, но они все-таки не то, что ранние… Если бы остались только они, то Заболоцкого бы не было. Если бы от Пастернака остались только эти стихи └Доктора Живаго”, его бы не было просто».
Лев Озеров. Дневники 1951—1960 годов. Публикация и подготовка текста Анны Озеровой и Сергея Зенкевича. — «Арион», 2014, № 4.
Из предисловия Анны Озеровой: «Очевидно, что автор дневников не рассчитывал на их публикацию, но в 50-е годы вынужден был учитывать вероятность попадания тетрадей в чужие руки — именно поэтому все упоминания о Сталине и политике партии выверены до такой степени, что стилистически напоминают порой газетную передовицу…»
«<Сентябрь 1959.>
С Ахматовой. <…>
Прошу у нее стихи. Хочу показать редакциям.
— Стоит ли? Мне неохота печататься… Может быть, я не литератор?..
Это в смысле: поэту необязательно быть литератором».
Глеб Павловский. «Идея заняться политикой диалога в Бутырке была плохая». Политический опыт 1960 — 1980-х: от одесского студенческого кружка до московского самиздатского журнала. Беседу вел Глеб Морев. — «Colta.ru», 2014, 5 декабря <http://www.colta.ru>.
«Я был крайне антикапиталистическим молодым человеком, и в радиоголосах меня интересовало больше всего чтение книг, запрещенных в СССР. Чтения из Маркузе и [Ивана] Иллича были мне интереснее всего. Но многие вещи помню до сих пор. Скажем, как Георгий Иванов ледяным тоном читает свое └Хорошо, что нет царя… ” или задушевный голос Анатолия Максимовича Гольдберга по ВВС. С другой стороны, из среды фанатов фантастики и от учителей доходили тексты, которые для меня тогда не были └самиздатом”. Среди всего, что я бы сейчас определил как литературу new age, наряду с └Дхаммападой” я впервые прочел эссе [Григория] Померанца. Вся волна нью-эйдж вращалась вокруг вопросов расширения возможностей человека и его свободы, а это легко накладывалось на задачу сопротивления. К концу 60-х я был └ньюэйджирован”, в том числе смесью Стругацких, Лема и Брэдбери с фэнтезийным романтизмом украинца Олеся Бердника. Я в юности был его поклонником и ради него выучил украинский язык».
Борис Парамонов. Радио. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2014, № 12.
«Радио — не пресловутое └окно в мир”, но сам мир, причем какой-то другой; если угодно — подлинный».
«Говорю опять-таки ересь, но по мне, ходить в концерт — нонсенс и профанация, потому что в зале не только музыка, но и люди: дирижер, оркестранты, слушатели, по-разному одетые. В симфоническом зале излишек визуального элемента. Недаром знатоки при исполнении музыки закрывают глаза. <…> Музыка — это радио».
«В свое время радио выполняло функции репортажа с места событий (тот же футбол). Это было по бедности. Репортаж, синхронный актуальный рассказ, органичен телевидению. Но вне зрелищного элемента он приобретает собственную выразительность. Я видел документальный фильм о гибели дирижабля └Гинденбург”: на хроникальную киноленту наложили тогдашний радиорепортаж. Стоило закрыть глаза, и восприятие становилось во сто раз острее. Внешний вид, наружность — она и есть наружность. Феноменальность: не как сенсация, а как нечто не идущее вглубь, скользящее по поверхности. Да вспомним немое кино: оно было бы ничем без звукового сопровождения, хотя бы (даже и лучше!) дребезжащего пианино. Гибель └Гинденбурга” по радио была мифичней: гибель богов, Вагнер; кинопленка демократизировала происходящее: не боги, а пассажиры, хотя бы и первого класса».
Пеплос из простыни. Вера Павлова о вынашивании стихов, вакхическом трансе и белоклавишном до мажоре. Беседу вела Елена Семенова. — «НГ Ex libris», 2014, 18 декабря <http://www.ng.ru/ng_exlibris>.
Говорит Вера Павлова: «Гениальное произведение нуждается во внутреннем и внешнем комфорте, как нуждается в нем беременная женщина: полноценный сон, здоровое питание, покой, свежий воздух… Без этого не выносить дитя, не написать стишок. А в крайних точках, на полюсах эмоций — на самом дне горя, на седьмом небе счастья — стихов нет. По крайней мере, таков мой опыт».
«Готовлю новую книжку. Она — девятнадцатая по счету. Поэтому я не могу упустить возможность и не назвать ее └18+”: она кровно связана с восемнадцатой, └Либретто”, она — для взрослых, да и парочка запрещенных словечек в ней найдется».
Александр Переверзин. «Новизна в поэзии возникает между поиском и самоограничением». Беседу ведет Наталия Санникова. — «Урал», Екатеринбург, 2014, № 12.
«В начале двухтысячных существовало всего несколько регулярных поэтических серий: ОГИ издавало поэзию в Москве, └Пушкинский фонд” в Санкт-Петербурге, еще несколько серий, которые в то время были заметны, но к сегодняшнему дню исчезли. Авторам, книги которых я очень хотел бы у себя иметь, издаваться было негде. Мы с Александром Грачевым и Алексеем Коровиным придумали издательский проект. От идеи до выхода первых книг прошло больше года, весной 2004-го вышли первые сборники. В этом году └Воймеге” исполнилось десять лет. <…> Помогает Алексей Коровин, без него проект давно бы перестал существовать. А вообще, └Воймега” кроме Алексея и Александра Грачева, являвшегося первым директором проекта, это еще Сергей Труханов, оформивший большинство воймеговских книг, и Ольга Нечаева, исключительный профессионал-редактор».
«Из уральских авторов мне интересен Олег Дозморов. Хотя Дозморов давно не живет в Екатеринбурге, безусловно, он один из самых ярких представителей уральской поэзии. Более того, человеку, живущему вдали от Екатеринбурга, Дозморов видится одним из авторов, оказавших большое влияние на всю современную уральскую поэзию. Интересен Александр Костарев, книга которого недавно вышла в └Воймеге”, Екатерина Симонова, Андрей Торопов, Алексей Кудряков, Андрей Пермяков, хотя он тоже несколько лет назад уехал из Перми. Из другого поколения — Елена Тиновская, Казарин, Тягунов, Туренко, Кальпиди».
«Запланирован выход книг Дмитрия Тонконогова, Игоря Белова, Андрея Чемоданова, Леты Югай, Анны Русс, Ганны Шевченко, есть еще авторы, о книгах которых говорить пока не хочу, вдруг что-то не получится. И очень надеюсь, что все-таки выйдет полное собрание Дениса Новикова».
Андрей Пермяков. Песни долгого дыхания (крупная форма в современной поэзии). — «Арион», 2014, № 4.
Среди прочего: «Иначе сложилась читательская судьба поэм Елены Шварц. (Речь сейчас не о сугубо эстетическом интересе к ним, но об отзвуке в последующей литературе.) └Труды и дни Лавинии, монахини из ордена Обрезания Сердца” были написаны также в середине восьмидесятых, но известность среди читающей публики обрели позже, с выходом в Петербурге сборника поэм └Лоция ночи”. Истинное же влияние стало очевидно спустя еще несколько лет. И часто оно оказывалось весьма неоднозначным (применим такую вот робкую формулировку). Нет-нет, оспаривать достоинства поэмы было бы глупым, да и не хочется совсем. Но вот батальон подражателей, а большей частью подражательниц, воспринял это произведение абсолютно дивным образом. Проигнорировав сложное устройство поэмы, исключив метафизическую составляющую, прежде всего — └Уроки Аббатисы”, одну из вершин современной духовной лирики, сведя все к игре собственного подсознания, типичный └автор, на которого повлияла Елена Шварц”, превратил заданную ею модель во что-то вроде тары для наполнения излияниями девичьей души. Сформировалась целая субкультура, где имя петербургской поэтессы сделалось своего рода паролем. Отчего так произошло именно с ней, сложно сказать, но, не имея ни ее таланта, ни, в конце концов, ее культурного бэкграунда, филологические девушки предались писаниям, имеющим больше отношения к физиологии и психопатологии, нежели к литературе. Конечно, в сказанном выше есть элемент брюзжания».
Вс. Н. Петров. «Мир для меня полон Вами». Письма к Е. К. Лифшиц. Публикация, вступительная заметка и комментарии П. Л. Вахтиной. — «Знамя», 2014, № 12.
«Предлагаемые читателю письма Вс. Н. Петрова к Е. К. Лившиц хранятся в Рукописном отделе Российской национальной библиотеки в фонде № 1315 (Е. К. Лившиц), ед. хр.81 (52 письма) и 82 (44 письма). Первое письмо датировано 7 июня 1942 г., последнее — 5 октября 1970 г. Между последним и предшествующим ему письмом — промежуток более чем в 20 лет. И это естественно: Е. К. Лившиц и Вс. Н. Петров жили в это время в одном городе, они могли встречаться, а средством связи стал телефон. Из всего корпуса писем отобрано для публикации 24 письма, представляющих общественный интерес. Некоторые сокращения допущены публикатором, чтобы избежать повторов (Вс. Н. Петров не всегда был уверен, что письма доходят до адресата) и из нежелания излишнего вторжения в частную жизнь корреспондентов. <…> Писем Е. К. Лившиц к Вс. Н. Петрову публикатор не обнаружил. Архив Вс. Н. Петрова хранится в Рукописном отделе Пушкинского дома, его научное и беллетристическое наследие опубликовано далеко не полностью».
«11 октября 1946 г. Милый мой любимый друг, от Вас уже очень давно нет писем. Не заставляйте меня волноваться и пишите поскорее и поподробнее. Я знаю только, что Вы получили работу, но совершенно не в курсе ее подробностей, и не знаю, как Вы с ней справляетесь. Одновременно с этим письмом посылаю Вам репертуарный сборник, но очень прошу Вас иметь в виду сложность этого материала в связи с последними постановлениями ЦК. Очень прошу Вас, прежде чем пользоваться сборником, проверить его со стороны идеологии в партийной организации Вашего учреждения. А еще лучше было бы, мне кажется, если бы Вы ограничились танцевальным и рукодельным кружком, отказавшись от драматического. Пусть будет меньше денег, но зато больше уверенности и спокойствия. <…> Люблю Вас все так же нежно и преданно, очень жду большого обстоятельного письма. Ни в коем случае не ограничивайте себя в еде, и, в случае нужды (хотя бы и не очень острой — не нужно ждать крайности) телеграфируйте — я всегда найду денег».
См. также: Вс. Петров, «Турдейская Манон Леско. История одной любви» — «Новый мир», 2006, № 11.
См. также: Олег Юрьев, «Одноклассники. Почти повесть о последнем поколении русского литературного модернизма: Всеволод Петров и Павел Зальцман» — «Новый мир», 2013, № 6.
Природа — храм. Беседу вела Татьяна Шабаева. — «Литературная газета», 2014, № 49, 10 декабря.
Говорит Александр Стрижев, недавно отметивший свое 80-летие: «Когда жизнь уже под занавес, то, естественно, ни на какие монументальные труды не замахиваешься. Я занимаюсь больше источниковедением, составляю библиографии. └Литературоведческий журнал” ИНИОН РАН издает. Здесь я довольно часто печатаю разработки. По XVIII веку — о Хераскове. Довольно известный поэт, а никакой разработки не было. Надо было создать путеводитель по творчеству, собрать публикации о нем за два столетия. Сделал библиографию по Леониду Федоровичу Зурову, сподвижнику и душеприказчику Бунина. Впервые собрал и издал его произведения, писатель он был очень даровитый, укорененный! Сделал источниковедческую разработку. Архив его, к сожалению, в Англии. В интернете есть сайт └Русское воскресение”, там семьсот страниц прошло справочных материалов, мною подготовленных (у меня есть помощница, я теперь уже не могу в библиотеку сам ходить), — о забытых творцах русской культуры».
Разговор с Дмитрием Даниловым о природе случайного. Беседу вел Владимир Губайловский. — «Фонд └Новый мир”», 2014, 25 декабря <http://novymirjournal.ru>.
Говорит Дмитрий Данилов: «Этот текст Перека, насколько я знаю, на русский язык переведен не был… Когда я об этом тексте узнал, мне очень понравилась сама идея… В чем заключался текст Перека: в 74 году он потратил несколько осенних дней на то, что он приходил на площадь Сен-Сюльпис, садился где-то в кафе на улице, на открытой, наверно, веранде, и сидел. Ну смартфонов тогда не было, и он сидел и в какой-то блокнот записывал то, что просто видит. Проехал автобус, прошла женщина в красном пальто или там на автобусе написана реклама или проехал грузовичок с надписью └Овощи и фрукты”. И я, еще даже не читая этот текст, как-то почувствовал, что это очень-очень интересный процесс, и это было бы здорово попробовать. Я, правда, долгое время за это не брался, потому что я находился в плену каких-то совершенно дурацких идей насчет того, что это будет некий повтор, что Перек уже это написал, так зачем это все делать. Но у меня в голове это как-то сидело».
См. книгу Дмитрия Данилова «Сидеть и смотреть» в ноябрьском номере «Нового мира» за 2014 год.
Рай и пустота. Почему фермер в Словении переводит Достоевского и Пелевина. Беседу вел Павел Басинский. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2014, № 282, 11 декабря; на сайте газеты — 10 декабря.
Говорит словенский переводчик русской литературы Борут Крашевец: «Маканинский └Андеграунд” — это, на мой взгляд, лучший текст русской литературы 90-х годов. Он долгое время был моей настольной книгой. Поэтому я и взялся за перевод. Цитатность в └Андеграунде” сама по себе не представляет проблем для перевода, она либо носит довольно декоративный характер в начале глав, либо диалог с классикой ведется автором вполне откровенно. Хотя имеются, конечно, и спрятанные цитаты. └Андеграунд” сложен для перевода по другим, чисто стилистическим причинам — оборванность и недосказанность фраз, их ритм и очень большая экспрессивность. Я его переводил примерно год. └Братьев Карамазовых”, например, я также переводил примерно год, хотя этот роман в два раза длиннее».
«Я его [роман «Чапаев и Пустота»] в течение года прочитал 3 или 4 раза. Видимо, я в нем все-таки что-то понял и вскоре стал переводить. Это был мой первый перевод. Я решил, что текст в достаточной степени пробивной и что я смогу найти для него издателя. Я долго мучился с ним, особенно с восьмой главой — с бандитским арго, который в словенском языке плохо развит».
Аллан Рид. Апокалипсис, эсхатология и вера. Религиозные мотивы в поэзии Натальи Горбаневской. Перевод с английского Игоря Булатовского. — «Новое литературное обозрение», 2014, № 5 (129).
«Поскольку Горбаневская отмечает влияние круга [Леонида] Черткова, и особенно — Станислава Красовицкого, на свое поэтическое развитие, можно предположить, что важные элементы своего будущего религиозного мировосприятия она тоже усвоила от людей, близких к Черткову. Об этом круге мало что известно, но некоторые следы, позволяющие сделать кое-какие выводы, остались. Кроме изучени я потаенной русской литературы, группа Черткова, безусловно, имела отношение и к другим важным духовным процессам. Сохранилось очень мало сведений о том, что именно обсуждалось на собраниях кружка Черткова. <…> Кроме того, группа Черткова была в то время, пожалуй, единственным в СССР кружком интеллектуалов, чьи эсхатологические и апокалиптические настроения можно соотнести с тем, что волновало тогда западных интеллектуалов».
«Все, кто имел счастье быть знакомым с Горбаневской, знают, что она была уникальной, эксцентричной личностью, полной противоречий и подверженной ошибкам, в том числе и в своих религиозных взглядах, которые было трудно определить однозначно: всегда оставалась какая-то загадка. То, что она была глубоко религиозна, несомненно, и это ясно видно из ее поэзии. Как это отражалось в жизни Горбаневской — пусть каждый, знавший ее, решает по-своему».
«Русский язык находится на этапе утраты грамматических категорий». Интервью с лингвистом Кириллом Бабаевым о маятниковых изменениях в грамматике, креолизации языков и современных процессах в русском. Беседу вел Ивар Максутов. — «ПостНаука», 2014, 16 декабря <http://postnauka.ru>.
Говорит доктор филологических наук Кирилл Бабаев: «Несмотря на то, что, согласно └теории синусоиды”, все языки движутся по одной-единственной кривой (от простого к сложному, а затем от сложного к простому), скорость этого движения для всех языков разная».
«Конечно, носителю это не так заметно, потому что в рамках одного поколения с языком практически ничего не происходит. А вот если бы мы могли посмотреть с птичьего полета на язык последних 2-3 столетий, мы бы уже заметили довольно много изменений, в том числе таких, которые лежат на поверхности. Знаете стихи Пушкина: └Не пой, красавица, при мне / Ты песен Грузии печальной: / Напоминают мне оне / Другую жизнь и берег дальний”? Что такое └оне”? Это местоимение, которое на тот момент существовало, функционировало и всем было понятно. На сегодняшний день мы думаем, что так было сделано просто для рифмы. └Они”, └оне” — какая разница? А на самом деле это форма 3-го лица женского рода множественного числа. Или тоже Пушкин: └Глушь и снег… Навстречу мне / Только версты полосаты / Попадаются одне”. Это тоже форма числительного женского рода. Нам они кажутся архаичными».
Феликс Сандалов. Поэтические сборники Мамлеева и Витухновской как свидетельство возвращения 90-х. — «Афиша-Воздух», 2014, 18 декабря <http://vozduh.afisha.ru>.
«Практически одновременно вышли книги двух агентов запредельного в русской словесности — └Невиданная Быль” Юрия Мамлеева и └Мир как воля и преступление” Алины Витухновской. Он — эзотерический диссидент, написавший несколько самых жутких страниц в истории литературы, писатель, ключевая фигура в Южинском кружке, откуда вышли Дугин, Джемаль и множество других людей, играющих не последнюю роль в формировании идеологии нового века. Она — поэт, мастер стихотворного мракобесия и художественного эпатажа, живущий в узком, но сплоченном круге почитателей».
«Мракобесие призвано быть глубоким — иначе оно не работает. <…> Тот слой контркультуры, на котором построила свою башню из слоновой кости Витухновская, давно перестал плодоносить, его разнесли на башмаках десятки тысяч людей. Мамлеев же всегда блестяще формировал свое окружение — культура прошлого века для него не тотем, а живые люди: вот Берроуз, с которым он был знаком лично, вот ходивший в его учениках Дугин, вот Беккет, с которым они обменивались письмами: но свои книги он посвящает не им, а простым людям, мятежным недотыкомкам, решившим бросить вызов мирозданию».
Славянофильство: тоска по Христианской Европе. Интервью с доцентом кафедры истории русской философии философского факультета МГУ Алексеем Козыревым. Беседовал Юрий Пущаев. — «Фома», 2014, № 12; на сайте журнала — 23 декабря <http://foma.ru>.
Говорит Алексей Козырев: «И видя, как эта Европа уходит, как тонет этот Титаник христианской цивилизации, поколебленный событиями 1789 года, славянофилы обращаются к Преданию, к тому, что может удержать формы прежней культуры, сцементировать их. Славянофилы не пытались вернуть Россию в допетровское прошлое. Их проект был устремлен в будущее».
«Славянофилы были философы культуры, а не философы политики. К ним стоит обращаться в поисках ценностей для национально-культурной доктрины, а не искать у них конкретных политических рецептов».
«Местом, где рождается дворянская культура, является усадьба или монастырь. Местом, где рождается разночинная культура, являются пивная, съемная квартира, меблированные комнаты. Тут имеет значение сама органика культурных форм».
«Да, формы культуры уважительного общения постепенно примитивизируются, а то и вырождаются. И даже те кухонные посиделки, которые еще были в советские времена и создавали свои формы коммуникации, ныне утрачены. Вспомним даже советские философские кружки. Как транслировались философские связи в советской культуре? Был круг В. С. Библера, круг г. С. Померанца. Был Э. В. Ильенков, который приглашал к себе домой студентов и ставил им пластинки с записями опер Вагнера. Даже В. В. Бибихин приглашал к себе домой студентов».
Сны писателя на верхней полке. Валерий Попов представил свои новые книги. Текст: Светлана Мазурова. — «Российская газета» (Столичный выпуск), 2014, № 279, 8 декабря; на сайте газеты — 7 декабря.
Говорит Валерий Попов: «Лихачева принято представлять таким правильным, солидным, даже скучным человеком. А Дмитрий Сергеевич был рисковым, отважным, порой авантюристичным, смело шел против некоторых прописных истин. И победил. Довлатова многие оценивали как разрушителя, тяжелого неудачника, позволяющего себе непростительные ошибки, но написавшего почему-то вдруг гениальные рассказы. Я показываю всю гениальность рискованных его поступков, давших ему лучшие сюжеты, но стоивших жизни».
«О Зощенко я тоже пишу как о победителе. А то все: └Жданов, Жданов! Погубил, погубил”. На самом деле это Жданов погиб в их стычке, причем навсегда. Сейчас в нем пытаются найти хоть что-то положительное, как-то └восстановить”… А Зощенко сияет у нас на тумбочках! Несчастный, говорят. А у него по 30 книг в год выходило — и каких! А какие женщины обожали его! Я наслаждался этой работой, как бы примазывался к его успехам…»
Карен Степанян. Другому как понять тебя? Еще раз о встрече писателя и читателя. — «НГ Ex libris», 2014, 4 декабря.
«Вспоминаю недавнюю передачу по телеканалу └Культура”: обсуждался роман └Идиот”. Там один из участников заявил: во всех трагедиях у Достоевского виновата женщина. Несмотря на экстравагантность такого заключения, я бы и эту точку зрения включил в соборное понимание Достоевского. Как и появляющиеся в последние годы работы по └оправданию” Смердякова и т. п.».
Столетие Дилана Томаса в Нью-Йорке. Беседа с поэтом Владимиром Гандельсманом. Беседу вел Александр Генис. — «Радио Свобода», 2014, 22 декабря <http://www.svoboda.org>.
Говорит Владимир Гандельсман: «Первое детское стихотворение было написано от имени собаки, которая всех кусает за ноги, и Дилан впоследствии изображал эту собаку в барах, становясь на четвереньки и хватая кого ни попадя».
«С другой стороны было романтическое представление о поэте, предполагавшее маску, и эта разбойничья маска определила жизненное поведение поэта. Тут разнообразная смесь из цинизма, разгула, высокопарной позы и прочей ерунды. Одной девушке он расшифровал свое валлийское имя как └князь тьмы”, хотя оно значит └дитя моря”. Ему нужен был не просто романтизм, но такой гибельный, что ли, романтизм. Он говорил, например, что у него туберкулез и он скоро умрет. Утрировал, и симулировал, и красовался, потом переехал в Лондон, стал пить… Вел себя как попало, воровал…»
«Его переводили хорошие и очень хорошие переводчики и поэты. Иван Елагин, Владимир Британишский, Андрей Сергеев, Аркадий Штыпель, Вадим Месяц, Василий Бетаки и другие».
См. также: Дилан Томас, «Мой герой на руке своей оголяет нерв» (перевод с английского и предисловие Аркадия Штыпеля) — «Новый мир», 2010, № 4.
Андрей Столяров. Герой нашего времени. — «Дружба народов», 2014, № 11.
«<…>└герой нашего времени” — это вовсе не единичный образ, являющийся общим для всех. Как правило, существуют две четкие группы, которые конкурируют между собой за умы и души людей».
«В действительности герой нашего времени не представляет собой чисто идеологическую конструкцию, возникающую как бы └из ничего”. Он опирается на внятную онтологическую основу, которую, на наш взгляд, следовало бы назвать этнической аватарой. Попробуем контурно очертить это понятие».
Сергей Стратановский. «Полностью зачеркивать советскую поэзию неправильно». Денис Ларионов поговорил с классиком ленинградской неподцензурной литературы о его новой книге, учителях и современниках. — «Colta.ru», 2014, 23 декабря <http://www.colta.ru>.
«Пропп возлагал на меня определенные надежды. В одном из недавно опубликованных его писем (к Анне Некрыловой) он пишет, что надеется на меня как на будущего фольклориста. Но я скоро понял, что меня больше интересует поэзия, особенно поэзия Серебряного века, и перешел в семинар Дмитрия Евгеньевича Максимова, которого я считаю своим главным учителем».
«Нельзя сказать, что это что-то новое для меня: такие персонажи появлялись и раньше. Было довольно много текстов, которые я называл └стихотворениями в маске”: там я говорю не от своего лица, а от лица какого-то явно непохожего на меня персонажа. На мой взгляд, на этом построена поэзия Пригова, который говорит от лица некоего условного советского человека, советского Кандида. У него это проведено последовательно, я же маской └простого советского человека” пользовался лишь иногда».
«Что же касается последней книги, то в ней я пытаюсь говорить как от себя, так и от других. Стремлюсь довести до абсурда чужое сознание. Нового в этом ничего нет, это присутствует уже у Пригова, к стихам которого я всегда относился с большим интересом. Другое дело — бывало так: стихотворение вроде └в маске”, герой его явно не я… тем не менее чужой голос начинается сбиваться на мой голос, происходит своего рода снятие └маски”».
Егор Холмогоров. Преодоление космического скептицизма. О трудных пространствах Галактики и тяжелых временах их освоения. — «Известия», 2014, 24 декабря <http://izvestia.ru>.
«Русская космонавтика по прежнему знает как — как сделать, как доставить, как сэкономить, в конце концов. <…> Но вот с ответом на другой вопрос зачем наша космическая программа зашла в тупик».
«Не видя обещанных фантастикой легких успехов и не понимая трудной работы людей на тяжелых аппаратах, человечество в 1970 — 1980-е отвернулось от космоса, предпочтя экспансию в свой внутренний мир, в сферу в лучшем случае знаний, в худшем — грез».
«Россия, мне думается, могла бы предложить прямо противоположную концепцию постижения космоса — перестать скрывать те трудности, с которыми дается каждый шаг за пределами земного притяжения. Человек должен осознать трудный и опасный, смертоносный мир, который ждет его на выходе из уютного кокона нашей планеты. Должен ощутить реальную цену каждого шага на орбиту и другие планеты. Он должен восхититься тем, как мы, по сути, с первобытным и по сей день инструментарием уже можем тем не менее всерьез обсуждать вопросы о базах на Луне и Марсе. Хотя еще сами не понимаем толком, зачем они нам нужны: └воскрешения отцов”, в отличие от глобальных эпидемий, покамест не намечается».
«Человек, с трудом достигающий невозможного, гораздо приспособленнее человека, с легкостью воображающего невозможное. Этот вкус преодоления, выхода за пределы — не менее сильный стимул к освоению космоса, чем наслаждение картинкой, и гораздо более весомое оправдание больших затрат».
Наталия Черных. Стекло, смягчающее удар. «Семнадцать мгновений весны» женскими глазами. — «Лиterraтура», 2014, № 31, 16 декабря <http://literratura.org>.
«Фильм о самом страшном, но не пугает. Наоборот, во всей этой длинной и трогательно неловкой ленте есть уникальная терапевтическая составляющая, которую невозможно выделить: проговорить, подчинить термину. Но она есть. Пятно света, которое бродит от лица к лицу, от фразы к фразе. Ни в одном другом фильме оно не встречается, и, возможно, только этим рассеянным теплым светом и можно объяснить невероятную популярность └Семнадцати мгновений весны”. Штирлиц — фоном».
«└Щит и меч” Басова прекрасен, но его название — кинороман — вполне исчерпывающее. Этот фильм — четкая форма. └Ошибка резидента” Дормана стала лекалом отечественного фильма о разведчиках. Удалось найти героя, характер, сюжет. Но вдруг появился фильм, скорее похожий на речь в сильном возбуждении, прерываемую обмороками. На бесконечное движение из сна в сон, с провалами и внезапными пробуждениями, так хорошо прописанными в конце каждой серии. └Семнадцать мгновений весны”. Фильм-греза с открытыми глазами».
Что упускает искусствоведение, говоря о современном искусстве: пять тезисов Елены Петровской. T&P публикует лекцию Елены Петровской, прочитанную в рамках выставки номинантов премии Кандинского. [Андрей Шенталь] — «Теории и практики», 2014, 2014, 9 декабря <http://theoryandpractice.ru/posts>.
«Так или иначе, мы должны понимать, что традиционное искусствознание не выходит за пределы изображения, а если и выходит, то под этим понимается некая трансценденция, то есть потусторонность, постижение которой служит задачам искусства. Это может быть и бог, и красота, и гармония, и Смысл с большой буквы — в любом случае это представление о некоей глубине, которую критику или искусствоведу предстоит обнаружить с помощью аппарата, который дает ему в руки его дисциплина. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что современные философы и теоретики искусства давно подошли к пониманию того, что проблема смысла сегодня в высшей степени подвешена».
«Если говорить об этом проще, современное искусство в самом широком смысле ориентируется на фрагмент. Смысловая целостность заменяется фрагментом».
Олег Чухонцев. Розанов прав. Стихи. — «Знамя», 2015, № 1.
Непохожий Чухонцев.
………………………………….
из беспамятства лет из потемок
доутробных где бредит старик
и юродивый грезит ребенок
извлекает и вяжет язык
и диктует последнюю волю
и внушает как вертер одет
в саван славы взбодри ретивое
у меня неудачников нет
…………………………
О поэтических книгах Олега Чухонцева 2013 года см.: Артем Скворцов, «50 случаев поэзии» — «Новый мир», 2014, № 11.
Михаил Эпштейн. Сверхпоэзия и сверхчеловек. — «Знамя», 2015, № 1.
«└Поэзия — везде, где за немногими чертами определенного замкнутого образа стоит многообразие значений”, — писал А. А. Потебня. Поэтическое слово, в отличие от прозаического и особенно научного (строго определенного термина), стремится к предельному расширению, вбирает значения других слов. Современный человек, вопреки ходячему представлению о его прагматичности, становится существом все более поэтическим. Именно цивилизация ХХ—ХХI веков создает этот новый, транскультурный тип личности — мультивидуума, которому тесно в рамках одной культуры, одного языка. Это человек нового образа, воистину └образное”, метафорическое существо. В этом трансэтничном, транслингвистичном индивиде └прямое значение”, исконная идентичность уступает переносным значениям».
«Эти виды
творчества не вмещаются в рамки известных искусств и └поэзий” и задают смысл
будущему человечества. Первая из этих новых муз — антропоэйя (от греческого
anthropos,
человек + poieo,
делать, творить, производить). Антропоэйя —
совокупность всех практик, направленных на создание и пересоздание человеческих
существ».
Июньский номер журнала “Новый мир” выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/), там же для чтения открыты апрельский и майский номера.