Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 3, 2015
Вот вам елочка душистая, зеленая,
Из далекой из России привезенная.
Вся чудесными увешана игрушками,
Золочеными орешками, хлопушками.
Вы, гаденыши, таких еще не видывали,
Человеческим детенышам завидовали,
А теперь и вам зверям, на Рождество
Развеселое тут будет торжество!
Корней Чуковский, «Ваня и Крокодил»
(Ежемесячное приложение для детей
к журналу «Нива», 1917, №№ 1 —
12)
После долгого перерыва старинная поэма Чуковского «Крокодил», с подзаголовком «Старая-престарая сказка», стала публиковаться полностью с середины 1950-х годов. В этой, последней по воле автора редакции она переиздается и посегодня; в этом самом виде вошла как в 15-томное собрание сочинений писателя, так и в академический, выпущенный питерской «Новой библиотекой поэта» (2002) том Чуковского под названием «Стихотворения»[1]. И только там, в разделе «Другие редакции и варианты» (или же с помощью букинистов), вы сможете повстречать строчки, вынесенные нами в эпиграф этих заметок.
Ни сочельника, ни Рождества в поздних редакциях сказки, разумеется, не было.
…Еще в издании 1919 года, выпущенном «Книгоиздательством Петроградского Совдепа» и раздававшемся бесплатно на улицах вместе с большевистскими листовками, можно было прочитать финал, переносящий читателя от экзотического зверья — в наш обычный сказочный лес с традиционным населением и праздничным укладом:
Вот и сочельник — веселая елка
Будет сегодня у серого Волка.
Много там будет веселых гостей.
Едемте, дети, туда поскорей!
Через пару десятилетий, в течение которых сказка не переиздавалась, Корней Иванович убрал Рождество, сочельник легко превратил в «каникулы», а елку «веселую» переправил на «славную». И, когда-то опальная, городская сказка о великом примирении горожан и зверей — снова пошла в народ.
К тому времени количество людей, помнивших (и умеющих петь) рождественский тропарь, — стремительно сократилось до редких прихожан уцелевших храмов, древнего рецепта сочива не знал уже почти никто, а на верхушку разрешенной новогодней елки нахлобучивали не золотую вифлеемскую звезду, но красный пятиконечник.
Думаю, что Корней Чуковский просто упал бы со стула, узнав о возвращении в открытый обиход не только самих церковных праздников, но множественных книго— и журнальных изданий, адресованных воцерковляющимся детям и детям из верующих семей. И, наверное, он слегка озадачился бы, узнав, что в хрестоматиях, антологиях и журнальных выпусках, посвященных отдельным событиям церковного года, большая часть авторов либо — классики прошлых веков, либо — современники его молодости…
Ну, как та же Лидия Чарская, которую он разносил в газете «Речь» еще в 1913-м.
То есть, глядя на разукрашенные или белые страницы, покрытые черными значками, — можно сказать, что вроде бы почти ничего не изменилось.
Даже полное название главного новогоднего праздника — «Рождество Христово» — все также привычно усекается до первого слова, несмотря на справедливые мольбы-возглашения некоторых батюшек: «Дорогие мои, вы не забываете, Кто родился-то?!» (сам слышал).
Впрочем, тогда, еще до попущения в России большевизма, название пусть и усекалось, но фигура Младенца-Спасителя все-таки оставалась для всех — центром события. Теперь Его — за оградою церкви, в миру, конечно — все чаще теснит елочка, игрушки и те же каникулы. А если и появляется какая фигура, то чаще всего это добрейший старина Санта с легким эстонско-финским акцентом. В этом смысле — изменилось все.
Однако я увлекся, забыв, что передо мною — несколько новых разноформатных книг христианского издательства «Никея» с привычной рыбкой в эмблеме, книг, адресованных детям и всей семье, окружающей маленьких читателей — именно тех, о ком Христос просил не препятствовать приходить к Нему, «ибо таковых есть Царствие Небесное».
Начнем с семейных, «фундаментальных».
Трехтомник «Рождественские рассказы русских писателей», «Рождественские стихи русских писателей» и «Рождественские рассказы зарубежных писателей», составленный замечательным редактором Татьяной Стрыгиной, — переоценить невозможно.
Вот из совершенного небытия выплывает фигура писателя-народника Павла Засодимского (1843 — 1912), его святочный рассказ «В метель и вьюгу».
Или — этюд Ивана Ильина (1883 — 1954) «Рождественское письмо».
Но нет, все-таки время и подходы изменились. Означает ли упоминание праздника в рассказе или даже не упоминание, но близость описываемых событий гражданскому Новому году — такое уж прочное основание для участия в антологии «Рождественские рассказы русских писателей»?
Ведь если Чехов, Шмелев, Лесков и Лукашевич — понятны, если понятно даже мрачное набоковское «Рождество» — про угрюмого собирателя бабочек Слепцова или отрывок из солженицынского «В круге первом», где немецкие военнопленные празднуют по-протестантски вместе с русским зеком, то как понять включение отрывка из кассилевых «Кондуита и Швамбрании»? Этой, простите, дурацкой предновогодней истории про мальчишек и гимназистского надзирателя Цезаря Карповича («Цап-Царапыча»), с почти «маяковской» фразой в финале: «Так начался для нас Новый год — год 1917-й»?
Что до «Рождественских рассказов зарубежных писателей», то здесь я споткнулся на Анатоле Франсе, его «Новогоднем подарке мадемуазель де Дусин», — по тем же причинам.
Стихотворный же сборник (он тоньше других, входит в ту же серию «Рождественский подарок») соединил имена за три века, расположив авторов по алфавиту; книга открывается ушедшим десять лет тому назад Сергеем Аверинцевым, а закрывается здравствующим Дмитрием Щедровицким. Внутри книги встречаются как Григорий Сковорода, так и Олеся Николаева; Борис Пастернак представлен двумя вещами, а вот Бродский (он тут олимпиец!) — тринадцатью… Кстати, у Бродского, рядом с пронзительным «Сретением», стихотворением, посвященным формально другому празднику, — помещены холодноватые, на мой вкус, «Бегство в Египет» и «Представь, чиркнув спичкой…»
Так и представляю семью, уютно сгрудившуюся вокруг этих созвездий имен и текстов.
Или не представляю?
То есть смущает меня не появление в книге таинственного Константина Вагина (это какая-то мистическо-типографская метаморфоза с Вагиновым, конечно). Смущает каскад имен. Неизбежен ли он — вот что хотелось бы осознать.
Но все искупает моя личная читательская радость от включения в прозаическую часть трехтомника — Василия Акимовича Никифорова-Волгина (1901 — 1941), двух его чудесных рассказов, по одному из которых — «Серебряной метели» (1937) — назван отдельный, подарочный никеевский том, составленный той же Татьяной Стрыгиной.
В этом томе соединены и перемешаны все три части собрания, представленного выше. Бродского тут разнесли на два полюса — в начало и конец книги, громыхнул своим «Богом» Гавриил Романович Державин; в аннотации сказано, что это-де «большая книга рождественских произведений», на обложке — ангел с трубой, переплет из особого материала.
Словом, все хорошо, но, пока я листал эти книги, у меня из головы никак не выходили процитированные той же «Никеей» — в издательском предуведомлении — слова из Достоевского.
…Что Рождество Христово, пожалуй, самый «детский» из всех христианских праздников, потому что Спаситель пришел в мир Младенцем: не в царских одеждах и не в сиянии славы, а смиренно и кротко появился Он на свет.
И вспоминались старинные слова Чуковского из его статьи 1911 года «Малые дети и великий Бог», — что у трехлетнего ребенка и Бог трехлетний.
О сугубо детских «никеевских» (и прочих) рождественских книгах как и о религиозных рассказах для детей пера убитого советской властью Никифорова-Волгина, — надо бы говорить отдельно, и мы этот разговор однажды непременно затеем.
А пока я попробую предварить его современным стихотворением поэта и слагателя песен, лауреата Премии Корнея Чуковского — Петра Алексеевича Синявского (род. 1943).
Обратите внимание, как это «Рождество» чудно перекликается с эпиграфом.
И не забудьте, что эти, вроде бы
«простые» стихи (есть вариант и песни) — сочинились
для верующего ребенка, для приходящего.
Во владеньях инея и снега
Расцвели хрустальные сады.
К нам в окошко с праздничного неба
Льется свет Рождественской Звезды.
В каждый терем, в каждую светелку
Златокрылый ангел прилетел,
Он зажег Рождественскую елку
И на нас с улыбкой поглядел.
Снится нам в Рождественский сочельник
Вереница праздничных чудес.
Сам Господь в чудесных облаченьях
К нам с тобой спускается с небес.
Возле елки снова торжество,
Рождество! Христово Рождество.
Июньский номер журнала “Новый мир” выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/), там же для чтения открыты апрельский и майский номера.
[1]
Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания М. С.
Петровского (при участии О. Л. Канунниковой и Е. Б.
Ефимова).