стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 2, 2015
Рецептер Владимир Эммануилович родился в 1935 году. Поэт, прозаик, пушкинист. С 1992 года художественный
руководитель Пушкинского театрального центра в Санкт-Петербурге. Автор многих
книг стихов и прозы. Живет в Санкт-Петербурге. Пользуясь
случаем, поздравляем нашего постоянного автора с юбилеем.
* *
*
С каждой
строчкой в рассрочку,
я за
временем не поспевал.
Жил да был в
одиночку
без громких опал и
похвал.
Говорю о стихах.
Потому что актёрский доспех
защищал не
за страх,
а за совесть от прочих
утех.
Ах, эстрада,
эстрада!..
Я помню твою
благодать.
Ты, как
плаха, бывала мне рада,
чего уж скрывать.
Чёрный
свитер, рапира,
да стираный
воротничок, —
это Гамлет
Шекспира,
а не оторопь
собственных строк.
Это позднее
слово —
тебе одному и тайком.
Принц
появится снова
моим выросшим
учеником.
Но в
последнее время…
В эпоху последних
времён…
То, что иго
и бремя, —
всё ближе, чем битва
и звон.
Потому что
из морока быта,
из мрака
стыда
мой двойник неизбытый
выходит шептать
иногда.
А в забытой
тетради
покажет две лёгких
строки —
и сидишь,
как в засаде:
вот новости — черновики…
На Северном кладбище
А. П.
О память сердца!
ты сильней
Рассудка
памяти печальной…
К. Батюшков
Я знаю, ты
помнишь подробно и, видимо, лучше меня
всё то, что
просыпалось дробно в просветы прощального дня,
когда нашей
дружбы и долга невидимо крепкая нить
тебя привела
ненадолго, чтоб маму мою схоронить…
Мы шли по
дороге меж рощи и поля капустных мячей.
Жизнь
сделалась ниже и площе, я стал не её, а ничей.
А ты говорил
о ней честно: и проще, и лучше других,
и прежнее
время воскресло, а мальчик в мужчине притих.
На Северном
кладбище было в то время немало пустот,
и всё же
теснилась могила, не ведая, как обрастёт;
в округе
большими рядами, смирясь от различных причин,
насельники
прятались в яме, где каждый — как будто один,
в своей ли, в типичной оснастке, все — к месту, и все у двора,
участки,
участки, участки, и улицы, и номера;
имперский
некрополь огромен, и все же обязан жилец
тесниться,
богат или скромен…
Скромны
были мать и отец…
Куда же?..
Туда, куда прежде герои петровской войны
ложились,
прощая надежде, без чувства стыда и вины?
Куда же?..
Ведь тут безутешно солдатик костями гремел.
Здесь урки скрывались поспешно, друг друга
беря под обстрел.
Могильник Вержбловской, как стоик,
всей формой хранит старину,
и мама,
учёный-историк, в ответе за нашу страну;
вот камень,
скамья и ограда — её избавленье от мук,
и надпись
такая, как надо, где чин кандидата наук;
а жизнь
пронеслась и умолкла,
с сиротством,
тюрьмой и войной;
безбожница и
комсомолка, и век-людоед за спиной…
На Северном
кладбище, близко к гранитной его мастерской,
смирился с
соседней пропиской, надеясь на вечный покой,
мой старший
собрат по гримёрке, по общей актёрской судьбе,
любимец
голодной галёрки, измаявшись в долгой борьбе
с жестокою
болью, с подлянкой, оттяпавшей обе стопы…
Мы с Пашей езжали под банкой к подругам весёлой тропы…
Лежит
Луспекаев. Не стыдно ему за мужские дела,
а вот за
державу обидно…
О нём умолчат зеркала
в театре, с
его перестройкой, где стонам не внемлет стена,
а слава —
больничною койкой,
бесстыдной
своей неустойкой
любого обложит сполна.
Ты помнишь,
однажды когда-то, уже бесконечно давно:
в связи с
исторической датой мы глушим сухое вино;
мы Сталина
как Бонапарта по правде не держим в душе;
теснит нас
учебная парта, весь мир на крутом вираже,
и мы,
первокурсники, смело — с бутылкой — на
улицу, в сквер,
а в сквере
уже потемнело, и в трауре эс-эс-эс-эр;
садимся на
камень, к подножью, под нами горяч пьедестал…
Куда?.. К
коммунизму?.. К безбожью?..
Но камень, как камень, молчал;
молчали дубы
и чинары, над нами их кроны срослись.
Что
дальше?.. Зачёты? Кошмары?
И
взгляд поднимается ввысь.
Но там — ни
ответа, ни рая, над нами навис монумент,
и молча
слова подбирая, история смотрит, как мент.
На Северном
кладбище тихо. И к маме прилёг наконец,
уняв
одинокое лихо, навеки влюблённый отец.
А рядом, житуху до донца испив, на помине легки
татары,
евреи, чухонцы, эстонцы, хохлы, русаки…
Империя?..
Да… Император?.. Ну да!.. И кровавый тиран.
Здесь адский
зияющий кратер и райский взлетающий кран.
Здесь
церковь видна от могилы, и светится купол с крестом.
Хватило б
смиренья и силы в горячей мольбе о простом.
Сияя, нас
мама встречала, кормила свою молодёжь
и нам ни
словца не сказала о том, как попала под нож,
как осенью
тридцать седьмого её забирали впотьмах,
как я, без
единого слова, вопил на каких-то руках,
не чуя ни
неба, ни крова, в три года узнав этот страх,
и как
проорал я полгода, припрятанный в разных домах,
как будто
орала природа о всех матерях и отцах,
а низменный
ужас исхода во всех отдавался сердцах.
Полгода я
жил как в Содоме, пока палачей палачи
сменили в
палаческом доме, кричи я о чем, не кричи;
полгода,
дрожа и рыдая, я требовал маму вернуть,
и мама
пришла… Как святая, прощая кромешную жуть…
Сегодня, ты
видишь, над нами кумиров и идолов нет.
Есть Троица
в избранном храме, Пречистой спасительный свет,
молитва о Благове Славе, о матери вместе с отцом,
о нашей
имперской державе с измученным болью лицом.
Спасибо же
Господу Богу за то, что не спрятал под спуд,
за долгую
эту дорогу, за наш ненасильственный труд.
Спасибо,
Алёша, за дружбу, уменье сказать и смолчать,
за ту несвященную службу, неправильную благодать…
Три
стихотворения
I
Преодолеть
бессонницу работой —
благое дело.
Что за сладость — труд!..
Он предстает
спасением и льготой,
как будто к
делу ангелы зовут.
Теперь свой
светлый круг очертит лампа,
объявятся
искомые слова.
Благодарю,
проверенная лямка,
впрягся — и
натянулась бичева…
II
И проза
повела себя как стих:
то вдруг
летит, а то стоит на месте
и ждет, чтоб
шум бессмыслицы притих,
рождая смысл
о счастии и чести.
Как эхом
отдаётся каждый шаг,
и вздох, и
выдох, слово и звучанье.
И подаётся
чей-то тайный знак
о продолженьи или окончаньи…
III
Я не стеснялся
тем, как я живу —
в снятом
углу, в общаге и в однушке,
в гостинице,
во сне и наяву,
в долгах, в
мечтах, на воле, на прослушке.
Кто мне
внушал, что видимость — тщета,
а радость —
не в зеркальном отраженье,
пока я жил
да был, как нищета,
и лоб крестил
задолго до крещенья?..
Майский номер журнала “Новый мир”
выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/ ), там же для чтения
открыты мартовский и апрельский номера.