стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 12, 2015
Заир Асим (Заир
Асимов) родился в 1984 году в Алма-Ате. Окончил механико-математический факультет КазНУ им. Аль-Фараби. Преподает математику
в учебном центре. Автор книги стихотворений «Осиротевший крик сирени» (Алматы, 2010). Живет в Алматы. В «Новом мире» публикуется впервые.
* *
*
из соседней комнаты где сидит поседевший папа
все больше похожий на моего сына чем на отца
доносится шум бесконечного телевизора
нарушая выпуклую неподвижность вечера
холод зрения пронизывает вещи
покрывая их тонким налетом сияния
безмолвным инеем мечты
рассыпчатым алфавитом стекла
лицо теряет связь с отражением
погружаясь в тени воздуха
язык черствеет как глина
высушенные немотой слова
хрупкие кусочки земли лопаются
при легком напряжении пальцев
рамки фотографий распахнуты форточками времени
семья корнями впивается в сердце
глотая мутные соки сиротства
немыслимые люди от которых остались
только бесцветные полупустые воспоминания
нет не «все
проходит»
мы проходим — все остается
Ноябрь
Момент пробуждения.
Мысль почти бесплотна,
как зародыш, покрытый
прозрачной пленкой сна.
Кружевные строки.
Нагота нетронутости
просвечивает сквозь речь.
Сорока стрекочет, словно
стреляет детский автомат.
Причмокивает погода.
Воздух пропитан тенью.
Кирпичная стена
стоит библиотекой —
безымянные затылки
заржавевших книг.
Тонкие лужи блестят
вымытым кафелем
с изображением
выцветшего ноября.
* *
*
Искусственная плотность вечера
смотрю передачу речь ведущего
раздражает как прилипшая жвачка
никак не воплотится в мысль
не вспыхнет молнией однозначности
оглядываю свою сумеречную комнату
вспоминаю дни юношеского затворничества
смутные долгие ночи
имена книг мерцают на полках
портреты родителей брата
открытка с изображением Кафки
черно-белая как стихотворение
он стоит в шляпе в плаще
глаза в темноте полей
на лице едва уловимая улыбка
слабая судорога тайны
слова выгнутые молчанием
мгновение хрупкое
и бесконечное
как зеркало
* *
*
автор читает вслух
слушатели думают о своем
сонное общество лиц
с густыми глазами
на стеклах ледяные татуировки
искрится горбатый город
монотонность пышных улиц
кусты в небесных мехах
стулья поочередно пустеют
как выпавшие зубы
зияют среди уцелевших
свободой отсутствия
это не встреча с другим
это разлука со всеми
вынужденная тишина
похороны вечера
* *
*
прохладное утро сентября
комната освещена пустотой
ворованное время пауза голоса
на стекле бледные веснушки грязи
фотография последнего дождя
чтение стихов с монитора
полет замедленных слов
сияние пыли в луче света
на перекрестке возле выпотрошенной помойки
грустные голуби и гордые вороны
пиршествуют как журналисты
отбирая друг у друга выгодное место
вспоминаю вчерашний вечер
проведенный под сенью густого винограда
безмолвные переплетения лозы
приковали покинутый взгляд
как судороги умирающей плоти
* *
*
закрыть глаза день потерян
волокита спешка мелькание цифр
вспышки мертвого пейзажа
попытки осознать паузу
голова тонет в шелестящей подушке
камень затылка обрел покой
слияния тела с собственной тенью
голос пересыпает песок темноты
ночные зерна неуловимости
с ладони на ладонь
как в детстве на берегу лета
игра ради прикосновения
жидкие желтки фонарей
разговор ветвится в окне
перекличкой одиноких мест
синее бессилие дыма
кудрявая лоза пепла
вьется вверх в потолок
рассеиваясь как семья
пустотелый росток сна
выдох травы
* *
*
Конец июля. Предчувствие осени.
Очередная бессонная ночь на кухне.
Сквозь открытое настежь окно
льется томительная прохлада.
Воздух набухает пением сверчков,
словно вдалеке вращается диск старого телефона,
повторяются бесконечные цифры
в поисках голоса отсутствующего адресата.
Звезды заполонили черное небо
дрожащим сиянием, так белые пузырьки
всплывают на поверхность кока-колы.
Над изголовьем дома яркий маяк луны.
Вспоминаю слова приятеля, начинающего режиссера,
об упадке литературы, о том, что слово
теряет ценность и лучше снимать кино.
Мы сидели на угловатых камнях.
В ответ молчал и смотрел в пустоту.
В миг разговора я был подавлен
и думал, у кого бы взять денег
на завтрашнюю милонгу.
В сумраке этих мыслей казалось, что он прав,
и десять исписанных лет потрачены впустую.
Но сейчас, на краю времени,
на берегу дуновения, в лоне блаженства
понимаю, что жить впустую —
это лучшее приключение.
Внутреннюю жизнь нельзя экранизировать.
Подхожу к окну. Пульсирующая тишина.
Легкая, упоительная свежесть.
Я счастлив, что между поступком и мечтой
выбрал последнее.
Двор
Собака во дворе не признает,
она слепа и видит только нюхом.
А я кормил и каждый день
смотрел в ее трусливые глаза.
Кирпичный двухэтажный дом
с морщинистым лицом старухи,
я вырос здесь и до сих пор
встречаю сумасшедших проституток.
Забыто памятью пространство,
окоченевший сад, вот воротник листвы
на исцарапанном придурками капоте,
нирвана бесконечной осени.
Алеет на стене в подъезде
помадный след от пышных губ
метафорой написанных стихов —
несбывшейся любви воздушный поцелуй.
* *
*
Штрих-код заснеженных деревьев.
Поле ширится недоумением.
Картавят жадные вороны,
темные заплаты зимы.
Вот оно ясновидение —
уплотненный просвет пейзажа,
полое спокойствие слуха,
хруст углубленных шагов.
Надменность скупого солнца
источает слабый блеск,
рассыпающийся в иней
и пульсирующий отовсюду.
Воздух со шрамом ветви,
качнулась, как рождение,
струна тонкошеей судьбы
и замерла в ожидании.
* *
*
тихая медленная ночь
лай собак отпугивает тишину
настежь распахнутое окно
легкое прикосновение воздуха
как вспышка шуршит пакет
сонливостью дотягиваюсь до слова
оно видит пустоту ничего не произносит
это вариация ощущений тела
слишком рассеянных чтобы стать мыслью
пожалуй подобная форма реальности
ближе всего к бесплотности запаха
ветерок которым дышу
не высказывает себя а течет
огибая встречные поверхности
никакого напора и целеустремленности
только невидимое движение
вдалеке блестят чешуйчатые огни
шум дороги эхо бескрайних машин
все погружено в постороннюю тьму
миролюбивое дыхание лета
спокойная ночь поглаживает сон
как вода границу берега
* *
*
хочется поцеловать спящего
но страх его разбудить
подобен чуткому слуху —
слышишь его дыхание
женщина это или отец
море или густая крона
внутренний ветер лица
нежно волнует кожу
я здесь один в окне
на берегу тихого сна
собираю ракушки света
в пустые ладони глаз
прощание с новым днем
птичьи ресницы утра
пауза круглого чая
темного как печаль
* *
*
ночной город как винный погреб
темно сыро безлюдно
пылает донышками бутылок
глазами перевернутых желаний
несбывшихся и закупоренных
в горло многолетнего стекла
слышу цветной крик вина
кустарные воробьи
в ветвистых рукавах зимы
затерялись как детские варежки
шерстяными комочками тел
кошмары как шрамы
выступают на внутренней коже сна
кто разбудил меня
нарушив свободу от времени?
так проходят невидимые дни
ум подобен ребенку-левше который
учится писать под диктовку
очерчивает униженные слова
теряя из виду написанное
своим же локтем неопытности
отрицает связь с прожитым
все новое — чужеродное
и прошлое потеряно в собственных венах
язык созданный для праворуких
им не напишешь наоборот с конца
не родишься с начала